— Я вынужден прятаться здесь от врагов, — начал он свой рассказ. — Они превратили мою жизнь в мрачную и безотрадную.
Меня зовут Альмагро. Родился я в пампасах. Наш род ведет начало от первых покорителей и цивилизаторов Чили. Отец много рассказывал мне про подвиги Вальдивии, который с горстью храбрецов покорил многие земли, пройдя Перу из края в край, до южной границы Чили. Даже отчаянные арауканцы не могли устоять перед доблестью Вальдивии и вынуждены были признать его господство.
Раздавая завоеванные земли своим сподвижникам, Вальдивия подарил и нашему предку богатый надел на востоке от Анд, где вскоре была образована цветущая колония. Однако южные, еще не покоренные племена индейцев, разъяренные жестокостью испанских правителей, решили не оставлять в покое колонистов и мало-помалу разорили колонию. Немногие оставшиеся в живых семейства, в том числе и наше, вынуждены были бежать в пампасы, чтобы там укрыться от врагов.
Несчастные жили здесь в большой бедности. Жилищами их были разбросанные в одиночку по пампасам низкие плетенные из прутьев хижины, крытые соломой и окруженные персиковыми деревьями. Такая хижина, стоявшая совершенно особняком, вдали от других жилищ, была и у нас. Из страха перед индейцами отец окружил хижину непроходимой изгородью из колючих кактусов.
Мы жили бедно, но не голодали: у нас были посевы кукурузы, были лошади, отец приручил несколько лам, дававших молоко и шерсть, из которой мать ткала нам одежду.
Отец учил нас, меня и брата Педро, езде на лошади, стрельбе из ружья, затем — чтению и письму, а мать научила нас играть на гитаре.
Мир и согласие царили в нашей семье. Но отец стал что-то задумываться и грустить, наконец — о, как мне памятен этот злосчастный день! — возвратившись с охоты, бледный, испуганный, закричал. «Индейцы! Нужно бежать!» Мы стали быстро собирать вещи, а в это время отец рассказывал, что давно уже заметил следы индейцев, а сегодня увидел и их самих. Нам уже оставалось только сесть на лошадей, как вдруг резкий, пронзительный крик потряс воздух. В одну минуту наша изгородь запылала со всех сторон, и хижину окружила стая краснокожих демонов. Мать упала в обморок. Отец наклонился было, чтобы помочь ей, но в это время удар палицы уложил его на месте. Брата Педро, вступившегося за отца, постигла та же участь. А потом враги безжалостно убили и мать. Меня же, как самого младшего, пощадили, но взяли в плен.
После долгого и опасного странствия по горам индейцы привезли меня в свою деревню. Я попал к вождю (токи) Кадегуала, под властью которого находилось несколько племен арауканцев, живущих у подножия Анд. Это был человек благородной, воинственной наружности. Я невольно любовался им, когда он шел, завернувшись в длинные складки своего пончо, украшенного вытканными пестрыми цветами и роскошной длинной бахромой.
— Скажите, пожалуйста, Альмагро, — вмешалась Матильда, — а дома у арауканцев такие же, как ваша хижина?
— У нас была крытая соломой, глиняная мазанка, это было лучшее строение во всей деревне. Она разделялась на две комнаты: одна служила спальней, а другая — приемной для гостей; здесь лежали циновки, ковры, стояли низкие столы. В отдельной хижине размещалась кухня, снабженная очагами, глиняными горшками, противнями и корзинами. Чашки и блюда были из тыквы, а в качестве ложек использовались раковины; что касается пищи, то она была очень разнообразна: мы питались и молоком, и пшеницей, и картофелем, и тыквами; о мясе нечего и говорить — его было вволю; были даже домашние куры. И помню, мы с Кариельпой, маленькой дочкой вождя, не раз горько плакали, когда резали какую-нибудь нашу любимую курицу.
Кариельпа отличалась вообще добрым, нежным сердцем. Вдобавок она была так прекрасна, как могут быть прекрасны только ангелы на небесах. От матери, креолки, она научилась жалеть христиан, которых ненавидели ее соплеменники, и любила христианского Бога. Общий кров еще более сблизил нас, и нечего удивляться, что, по мере того как мы оба входили в возраст, наша любовь все больше соединяла нас. Я возмужал и окреп, научился владеть оружием и стал хорошим наездником. Только в набегах индейцев на христиан я не принимал участия: меня ужасала мысль проливать кровь своих.
Вдруг токи объявил дочери, чтобы она готовилась стать женой вождя соседнего племени. Это известие как громом поразило меня. Я обезумел от горя. Много передумали мы с Кариельпой, но ни на чем не могли остановиться. Тут пришло известие, что после одного набега, кончившегося полным разгромом наших, токи был убит. Верные друзья едва успели спасти тело вождя от поругания… Место умершего как раз и занял жених Кариельпы. Медлить было нечего: нам оставалось одно — бежать. Я приготовил двух быстрых коней, и темной ночью мы покинули индейскую деревню. Путь наш лежал в мрачные дебри Кордильер, у подножия которых, как мне было известно, поселился один испанский миссионер. Мы вскоре отыскали его убогую келью. Добрый священник прежде всего благословил наш союз, затем дал нам мулов, более пригодных для путешествий по горам, оружие и посоветовал скрыться где-нибудь в горной долине, а потом, когда все успокоится, спуститься в пампасы и там начать жизнь гаучо.
Мы так и сделали. После нескольких дней странствования в горах нам понравилась одна уединенная долина. Мы решили здесь поселиться. Я выстроил хижину, выложив ее внутри шкурами убитых пум и альпага.
Долгое время счастье наше ничем не омрачалось. Я охотился, ловил вигоней, из шерсти которых искусная Кариельпа ткала одежду. Я посеял взятые у миссионера семена, и теперь кроме мяса у нас были на столе и картофель, и бобы, и кукуруза. В саду росли яблоки и персики. Наконец, я приручил несколько лам, и мы могли питаться еще и молоком.
В довершение этой счастливой, безмятежной жизни Господь даровал нам прелестную девочку. Зара, как мы назвали ее, была здоровым, умным ребенком. Она лазила по горам, ловила цветных попугаев или нежных колибри, приносила нам душистую землянику и бесконечно радовала нас с женой. Мы просто не могли налюбоваться на свою дочку.
Так прошло более десяти лет. Заре было уже девять. Однажды, уйдя в горы за попугаями, она что-то долго не возвращалась. Жена почувствовала беспокойство. Я бросился на поиски, но тщетно облазил все окрестные высоты: Зары нигде не было видно. Сердце мое похолодело от ужаса. Что с ней случилось? Еще раз, уже отчаявшись найти ее, я влез на крутую скалу и — кто опишет мои чувства! — увидел вдали скакавший во весь опор отряд диких индейцев, а среди них — развевающийся алый пончо моей дочери.
Не помня себя от отчаяния, я бросился в хижину и сразу рассказал все жене. Бедняжка только взглянула на меня и упала в обморок. Я понял, что убил ее своей неосторожностью. Я звал ее, молил, внушал надежду; но жена, хотя и очнулась, только качала головой, ничего не говоря… Бедняжка так и зачахла от тоски, — и скоро мне пришлось копать для нее могилу.
После ее смерти наша хижина опротивела мне, — и я, нагрузив мулов и лам пожитками, стал скитаться по горам, в тщетных поисках дочери. Наконец потеряв всякую надежду, измученный, я построил себе хижину в этом уединенном месте, где и влачил печальное существование. Жизнь мне в тягость, и, право, я сожалею, зачем вы спасли меня, добрые люди!
— Полноте отчаиваться, — проговорил мистер Мертон, — верьте, Господь, спасший вас, очевидно, ведет вас к какой-то цели, известной ему одному. Молитесь и уповайте!
Со своей стороны, и доктор Люис прибавил:
— Вы — человек здоровый, сильный! Могли бы перебраться в другую страну и там приносить пользу людям, как и мы стараемся это делать.
— Спасибо вам, господа, за ваши утешения, — проговорил Альмагро, — постараюсь последовать вашему совету!.. Я случайно открыл еще никому неведомый проход через Анды и постараюсь провести вас. Но помните, по пути нам будут грозить большие опасности!
— Будем надеяться на Господа, и он не оставит нас своей помощью! — набожно проговорил мистер Мертон.
На общем совете порешили остаться в хижине до тех пор, пока Альмагро совсем не поправится, а тем временем — заняться уборкой посевов. Мы выкопали картофель, сжали зрелую кукурузу, сорвали бобы и навялили мяса. Все эти припасы, запаковав в шкуры, разложили на трех лошадей, которые к тому времени достаточно окрепли (а двух остальных, все еще слабых и больных, решили оставить у хижины на воле). Воспользовались для клади и мулом Альмагро, выносливым животным, особенно пригодным в горах.
Наконец все было готово, и на следующий день мы собирались уже двинуться в путь. В хижине оставалось провести одну ночь.
До сих пор ясное небо вдруг заволоклось черными тучами, и полил страшный дождь. В отверстие крыши, служившее дымоходом, хлынули целые потоки воды и в одну минуту затопили всю хижину. Едва-едва, с помощью шкур, удалось заделать отверстие… Вслед затем послышался глухой подземный грохот, земля заколыхалась. Все в ужасе ждали смерти. Раздался страшный треск — казалось, горы расселись, громадные скалы покатились в долины. В одно мгновение хижина была завалена камнями. Подземные толчки все не прекращались, сопровождаемые оглушительным грохотом и треском.
Так прошла долгая мучительная ночь. Землетрясение прекратилось только к утру, но дождь продолжал лить, а под дождем нечего было и думать приниматься за работу, чтобы освободить хижину от заваливших ее камней. Пришлось молча дожидаться окончания ливня. Это случилось только через три дня. Только тогда мы смогли снять с отверстия в крыше шкуры и зажечь огонь.
— А теперь пустите меня посмотреть, что делается снаружи! — проговорил Джек и с этими словами стал взбираться через отверстие на крыше. Ему наказали как можно скорее возвращаться назад, но прошло немало времени, — а мальчика все не было. Его отсутствие уже стало тревожить родителей. Вдруг раздался жалобный крик.
Все в ужасе взглянули на своего доброго друга и советчика, доктора Люиса.
— Ничего, не волнуйтесь, — успокоил он родителей мальчика, — крик выражает скорее удивление, нежели испуг. Впрочем, не мешает поглядеть, что там. Полезайте теперь вы, Чарльз, да захватите с собой ружье!
V
Чарльз безмолвно вылез в отверстие и выбрался на крышу. Вид, который открылся перед ним, поразил его: цветущая долина стала неузнаваема; всюду виднелись лежащие в беспорядке камни и куски скал; все было разрушено, исковеркано, разбито. От возделанных полей и следа не осталось.
С трудом пробираясь среди этого хаоса, Чарльз отыскал, наконец, Джека; мальчик сидел на обломке высокой скалы весь в слезах.
— Что с тобой? — бросился к нему Чарльз.
— Ах, Чарли, — ответил мальчик. — Посмотри кругом, какая картина! Как вырваться нашим из хижины, заваленной камнями? А если и выберутся, на чем поедут? Ведь наши лошади, наверно, все пропали!
Чарльз утешил мальчика как мог, и они вдвоем стали осматривать хижину снаружи. Оказалось, огромная масса камней завалила вход выше крыши и этим спасла хижину от разрушения. Джек и Чарльз, подняв одно из поваленных деревьев, приставили его вместо лестницы и легко оказались на крыше, а оттуда попали внутрь хижины, где уже с нетерпением ждали их возвращения.
Все стали размышлять, как же лучше выбраться из полуразрушенной хижины, и решили наконец разобрать балки и крышу. Так и сделали. За этой работой и застала их ночь. А наутро веселый крик мула поднял всех. Альмагро со слезами радости приветствовал верное животное. На мула усадили госпожу Мертон, затем припасами нагрузили лам и, плотно позавтракав, пустились в путь.
По дороге то и дело приходилось объезжать груды поваленных деревьев и скал, а у ручья путников ждало новое разочарование: от ливней он превратился в бурный, непроходимый поток.
— Ну что ж, — проговорил Люис. — Надо делать мост, вброд ручей не перейти. Альмагро поможет нам!
Тот подумал немного и высказал свои соображения.
По его указаниям свалили два дерева достаточной длины, очистили от ветвей и, уперев один конец в большой камень, подняли другой конец при помощи лассо и опустили на другом берегу. Деревья легли так, что между ними было не более одного фута ширины; затем этот мост застлали ветвями и листьями — и благополучно переправились через ручей.
На другом берегу развели костер и разбили палатку для ночлега. Ночь прошла без приключений. Утром всех разбудило трескучее пение попугаев и каких-то чернобородых птичек — Fringilla barbata, по объяснению Люиса.
Позавтракав, путешественники стали подниматься по склону горы, через заросли кустарников. По мере того как дорога шла все выше и выше, деревья становились реже и мельче, а трав — меньше и меньше. Надежды на дичь исчезли; приходилось довольствоваться только запасами «чарки» (толченого сушеного мяса) и кукурузы. К счастью, хоть не было еще недостатка в воде.
Так прошло несколько дней утомительного пути. Однажды вечером, когда готовились расположиться на ночлег, внимание привлек топот. Все с изумлением оглянулись и увидели в свете костра морду Нигера. Лошадь выглядела здоровой и свежей. Ее без труда поймали, отдав мистеру Мертону, изредка подсаживавшему теперь к себе попеременно дочерей. Остальные по-прежнему шли пешком, отчего каждый день у них пухли и болели ноги, а обувь превратилась в клочья.
— Эй, мистер Джек, — заметила как-то раз Нанни. — Погляжу я на ваши ботинки и не сравню со своими сабо! Возьмите-ка их, у меня есть еще пара запасных!
Оказалось, предусмотрительная Нанни запаслась в дорогу деревянными башмаками, которые пришлись теперь очень кстати. Джек, у которого ноги были изранены, с благодарностью сбросил остатки своей обуви и надел сабо. Да и другие с завистью поглядывали на это; даже щеголеватый Чарльз, истрепавший за короткое время путешествия несколько пар изящных лондонских штиблет, заявил, что при первом же удобном случае обзаведется сабо.
При всех этих трудностях путешественники были, однако, здоровы и веселы. У Альмагро почти поправилась рука. Словом, все было бы хорошо, если бы не скудость питания и трудности пути. Который уже раз путники поднимались на горы и спускались в долины, а перед ними все еще высилась вдали исполинская гряда главного хребта Кордильер. Девочки с трепетом поглядывали на увенчанные вечными снегами вершины и беспрестанно обращались к Альмагро с тревожными вопросами, неужели им придется проходить их. Но тот успокоил их, уверяя, что проведет караван ущельями.
Наконец, после долгого и утомительного пути, добрались до высшей точки перевала через хребет. Это была плоская обширная равнина, где круглый год не таял снег. Посредине виднелось замерзшее озеро, очевидно, кратер потухшего вулкана. По обеим сторонам перевала чернели угрюмые скалы, а впереди — горы сбегали вниз уступами, перемежаясь с заметенными снегом лощинами. И только там, на краю горизонта, за этим широким, бесконечным скатом, виднелись казавшиеся легким голубоватым туманом пампасы.
С надеждой наши путешественники стали спускаться вниз, забыв даже про голод и усталость. Животные, давно уже питавшиеся впроголодь, едва тащились.
Но вот уже вышли в первую долинку, где из-под снега выглядывало несколько сухих растений и прошлогодняя трава. Животные с жадностью набросились на этот скудный корм. Теперь предстояло спуститься еще ниже, на несколько сот футов, чтобы попасть в лощину, где в горах Альмагро знал несколько пещер. Там можно было укрыться от столь частых в этих местах горных метелей. Альмагро сообщил, что во время своих странствий ему неоднократно приходилось отдыхать в этих пещерах.
Да, но как попасть в лощину? Спуск был довольно покат, но скользок, а проезжая тропа шла большими обходами, и, идя по ней, нужно было потратить понапрасну много сил. Альмагро решил этот вопрос просто — предложив скатиться в ложбину по снегу. Сначала предложение это показалось диким и странным, но потом все пришли к убеждению, что другого выхода не остается. Скатили ящики, чемоданы, за ними отправили животных, из которых мул и ламы (между ними была уже маленькая, родившаяся среди гор во время путешествия) спускались весело, а лошади с трудом. Наконец благополучно спустились и люди. Отыскали пещеры, о которых говорил Альмагро, в одной из них нашли связку хвороста, которую Альмагро признал за свою, набранную про запас; под хворостом же в земле был зарыт целый мешок кукурузы; отыскали и его.
Находка развеселила путников; а случайно пойманный Альмагро у пещер огромный, полупудовый пампасский заяц (изредка встречающийся и в Андах) и совсем привел их в восторг, обещая давно уже исчезнувшее у них жаркое на ужин.
Нанни умело состряпала из зайца вкусное блюдо, и его с аппетитом съели; вместо хлеба, правда, пришлось довольствоваться кукурузой.
Ночью всех разбудил страшный вой ветра и шум катившихся с гор камней; к этому присоединялось ржание и блеяние испуганных животных.
— Вот этого-то я и боялся все время, — проговорил Альмагро, когда к нему обратились с расспросами. — Это — Temporales, страшные осенние вьюги! Верная смерть ожидает тех несчастных, кого они застают в горах! Нужно благодарить Бога, что мы вовремя добрались до надежного убежища!
Действительно, когда отвалили камни, которыми закрыли на ночь вход в пещеру, увидели завалы снега, и он все еще продолжал падать, крутясь в диком вихре.
Целых три дня и ночи беспрерывно валил снег, и наши друзья уже стали падать духом, так как запасы их почти истощались, да и животных было нечем кормить.
Один мистер Мертон, глубоко верующий, не унывал.
— Не бойтесь, друзья мои, — говорил он. — Господь, до сих пор простиравший свою десницу над нами, и теперь не покинет нас! Его завет: «воззрите на птицы небесные, яже не сеют, не жнут, не собирают в житницы свои, а Отец наш Небесный питает их!»
И действительно, словно в оправдание его глубокой веры, на четвертый день вьюга стихла.
Все, с нетерпением дожидавшиеся этого момента, поспешили выйти на свежий воздух. Глазам их представилась необозримая белая пелена, покрывшая и горы, и долины.
Однако ничего не поделаешь: надо было отправляться на охоту. Немедленно собрались Люис и Альмагро, к ним присоединился и неугомонный Джек, вооружившийся копьем, лассо и боласом.
Охотники пошли по глубокому снегу. Вдруг Джек, дойдя до утеса, свистнул из-за него, сообщая условным сигналом, что он увидел дичь и… внезапно исчез из глаз охотников. Оказалось, он провалился сквозь снег. Но как глубоко, — никто не знал. Тогда Люис окликнул мальчика, — и скоро в одном месте появился кончик копья; вместе с тем послышался глухой, как из-под земли, голос Джека. Наши друзья немедленно решили, что делать. Связав крепко два копья, к концу их прикрепили прочный, длинный аркан и, подвинув копья настолько, чтобы петля аркана опустилась в отверстие в снегу, крикнули Джеку, чтобы он обвязался, а они станут его тащить. После некоторых безуспешных попыток мальчика удалось-таки вытащить, невредимого, но бледного, с разбитыми руками и вывихнутой ногой.
— Спасибо! — слабо проговорил Джек. — А теперь оставьте меня полежать здесь, а сами не упустите гуанако: ведь я из-за них и попал впросак!
Действительно, невдалеке виднелось целое стадо этих животных, спокойно отыскивавших под снегом траву. Охотникам удалось свалить с ног двух здоровенных животных, которых они едва-едва приволокли к тому месту, где лежал Джек. Тащить же до пещеры эту дичь не было уже сил, и Альмагро отправился за своим мулом и связкой веревок, с помощью которых и удалось приволочь добычу, да кстати и Джека. Здесь доктор осмотрел раненую ногу, положил на нее компресс и перевязал. Потом все с аппетитом принялись за обед, состряпанный умелой Нанни.
VI
Шерсть с гуанако остригли и спрятали в мешки; затем сняли шкуры, вычистили их, а мясо частью зарыли в снег, частью — нарезали длинными ломтями, которые и провялили на солнце или над костром. Приготовленное таким образом мясо, называемое на языке южноамериканцев чарки, или carne seca (сушеное мясо), сохраняется очень долго. Перед тем, как варить, его обычно отбивают камнями, чтобы размягчить.
Прошло несколько дней в этой работе. Снег не сходил, а между тем дичи уже не было; очевидно, и гуанако спустились в нижние долины. Однако доктор Люис, взобравшись на верх горы над пещерой, где приютились наши друзья, заметил внизу зеленую долину, куда можно было спуститься прямо на салазках. Он попробовал сам этот путь и, найдя его вполне подходящим, предложил таким же образом спуститься и другим. Мальчики с восторгом ухватились за это предложение, так их увлекала мысль о катании на салазках; только боязливые супруги Мертон сначала и слышать не хотели о столь необычном для них способе передвижения. Однако, когда Люис и Альмагро, спустившись несколько раз на шкурах гуанако, благополучно возвращались назад, доказывая безопасность такого путешествия, Мертоны, наконец, согласились, и их с большими предосторожностями спустили вниз.
Немало хлопот доставили и животные. Но лам удалось поманить за собой, взяв на колени их маленького детеныша и спустившись с ним. Самка, увидя, как он скользит вниз, тоскливо пометалась, побегала, наконец начала осторожно спускаться по косогору, самец — за нею. Спустившись в долину и убедившись, что их детеныш цел, ламы спокойно принялись щипать траву. Лошадь и мула таким же образом заманили сеном; мул первым принялся спускаться и благополучно оказался внизу; бедный же Нигер скользил и падал, наконец кубарем скатился вниз и поднялся ошеломленный; но, встряхнувшись, через несколько минут вместе с другими животными стал пастись в траве.
В долине было теплее, чем вверху; кроме того, здесь в изобилии было сухого хвороста и травы.
Наши друзья развели костер и расположились на отдых. На следующий день они стали опять спускаться вниз, на этот раз по проторенной мулами тропинке. Чем ниже они спускались, тем чаще и чаще стали попадаться кусты и даже деревья, среди которых раздавалась трескотня попугаев. Наконец еще через два дня путешественники очутились в обширной плодородной долине, на самом нижнем уступе Анд. Перед ними на много миль простиралась равнина, огражденная последней, наименее высокой грядой гор, а далее тянулась однообразная ровная степь с блестевшими по ней серебристыми нитями рек.
— Отсюда мы должны повернуть на север, — проговорил Альмагро. — Я эти места хорошо знаю. Тропы, по которым мы шли до сих пор, проложены индейцами с юга; к счастью, они еще не встречались нам по дороге. Но все-таки безопаснее как можно скорее свернуть с их пути!
Путники последовали этому совету и, повернув к северу, скоро вошли в большой лес, тянувшийся через всю долину и взбиравшийся на гору, откуда он сбегал покато уже в пампасы. Роскошная лесная растительность, араукарии, которых наши друзья уже давно не видели, придали им бодрости, все стали смотреть вокруг веселее.
Привлеченные журчанием воды, мальчики углубились в чащу и вскоре вышли на берег небольшой речки, бежавшей с горы под тенью нависших ив. Мальчики пошли по течению, благо берег был ровный. По дороге им попался дикий картофель.
Наконец они вышли на поляну и тут с изумлением увидели персиковые деревья, отягченные зрелыми плодами.
— Друзья мои, — проговорил Альмагро, когда все пришли на это место. — Здесь жили люди; эти деревья посажены руками человека! Мы, должно быть, недалеко от жилья!
Все молча, но уже с осторожностью стали подвигаться вперед. Еще неожиданное открытие — маисовое поле… За полем валялись на земле поломанные колья. Альмагро тщательно осмотрел их.
— Тут был огромный двор, corral. Он разграблен. Пойдем дальше. Вероятно, грабеж не миновал и самого жилища!
Пройдя еще одну рощу персиковых деревьев, путешественники оказались перед обугленной хижиной. Крыши не было; одна стена была проломана; двери сорваны; а внутри, на земляном полу виднелось огромное темное пятно.
— Уйдемте отсюда! — воскликнул бедный Альмагро. — Это будит во мне тяжелые воспоминания! И здесь были грабеж и резня! О, Господи!
Они последовали совету гаучо и стали подниматься по лесистому склону; вдруг Чарльз сделал им знак молчать и, вскинув к плечу ружье, приготовился выстрелить в алое пятно, мелькнувшее между деревьями.
— Верно, какая-нибудь редкая птица! — проговорил Джек, но его прервал тревожный крик Альмагро.
— Стойте! Ради Бога, не стрелять! — и он бросился к дереву. Все с изумлением смотрели на него. Альмагро углубился в чащу и через несколько минут вышел оттуда, неся на руках бесчувственную молодую девушку в алом плаще.
— Смотрите, — обратился он с упреком к Чарльзу. — Вы чуть не застрелили это бедное дитя!
Между тем девушка очнулась и, раскрыв свои большие черные глаза, растерянно посмотрела вокруг и зарыдала.
— Она, как и я, испанского происхождения, — сказал Альмагро, присматриваясь к ней. — Не бойся, бедное дитя! — ласково обратился он к ней. — Мы — христиане и друзья! Мы никому не дадим тебя в обиду!
— Я — тоже христианка, — ответила девушка по-испански. — О, пощадите меня!
— Где ты живешь?
— Здесь, в лесу. Моих отца и брата убили… Они там, под деревьями…
Озадаченные этим ответом Альмагро и Джек направились в указанное место и действительно нашли прикрытые листьями и сучьями два изувеченных трупа, уже начавших разлагаться.
— Это я притащила их туда, — сказала с рыданием девушка. — При помощи большого сука. Сначала — отца, а потом — брата. Чтобы сохранить их от прожорливых кондоров. Два дня назад я упала с дерева и повредила ногу, так что не могла уже ходить ни в пещеру за пищей, ни к ручью за водой. Мне предстояло умереть с голоду!
— Бедное дитя! — проговорили наши друзья и поспешили отнести раненую в хижину, где дали ей персиков и кукурузы.
Девушка с жадностью набросилась на пищу, затем попросила отнести себя через пролом в задней стене в лес. Ее пронесли вверх по скату до густых кустов, росших у подножия крутой скалы.
— Посадите меня здесь на землю! — попросила девушка.
Ее посадили. Тогда она приподняла прилегавшие к земле ветви и показала Джеку на чуть заметную тропинку, заявив мальчику, что когда он пойдет по тропинке, то вскоре найдет темный камень, за ним и находится вход в пещеру, служившую девушке кладовой. Джек последовал этому указанию и действительно вскоре оказался в пещере, где находилось несколько мешков с кукурузой.
Пока решили ничего не трогать в пещере, а вернуться на место стоянки и там обсудить положение. Само собой разумеется, раненую девушку понесли туда же, и доктор, а потом Нанни принялись ухаживать за ней. Приняв успокоительное, она крепко уснула, а наши друзья стали думать, что делать дальше.
— Знаете, — сказал Люис. — Мне кажется, не худо бы здесь остановиться! Ведь лучшего места для стоянки не найти! Хижину можно поправить и сделать не только обитаемой, но и уютной. Место здесь хорошее и, главное, не открытое, что очень важно. Вода под боком, кукурузы — вдоволь, а в реке, вероятно, водится вкусная рыба.
— Но ведь здесь рыщут свирепые индейцы, — заметила боязливо миссис Мертон. — Я, кажется, не усну спокойно от страха, что придется услышать их ужасные крики, как описывал Альмагро!
— Успокойтесь, сударыня, индейцы обыкновенно никогда не возвращаются на место своего грабежа!
Альмагро подтвердил это. Тем не менее миссис Мертон все же была против остановки здесь.
В спорах прошли почти целые сутки, а на следующий день Мария, так звали молодую испанку, рассказала свою печальную историю.
— Я уже два года как лишилась матери. Это была кроткая, нежная женщина, наставлявшая меня в христианской вере и учившая разным рукоделиям. Мирно и счастливо проходило мое детство. Сидим, бывало, под персиковыми деревьями, отец играет на гитаре, а мать поет песни далекой родины. У меня было два взрослых брата, постоянно ходивших с отцом на охоту за пумами или страусами. Иногда отец со старшим братом, забрав с собой шкуры и страусовые перья, уходили куда-то далеко и возвращались только спустя много дней, нагруженные порохом, дробью, пулями, ножами и заступами, а мне и матери приносили пестрые платки. Но к нам никогда не заглядывал никто чужой.
Однажды отец и брат Фернандо возвратились с охоты вдвоем; оказалось, они встретили каких-то путешественников, и смелый Гонзало, старший брат, вызвался проводить их за Кордильеры.
Мать была очень расстроена, и, увы, предчувствия ее оправдались. Прошли дни, недели, месяцы, а Гонзало не возвращался. Тогда отец и Фернандо отправились на поиски. Долго бродили по горам. Наконец на краю одной пропасти им попался остов мула, в котором по остаткам попоны они узнали мула брата. Вероятно, мул поскользнулся, а несчастный брат слетел в пропасть. Печальные вернулись отец и Фернандо домой.
Мать, узнав обо всем, стала чахнуть от горя, и к весне ее не стало. Весной отец, которому не хотелось оставлять меня в хижине одну, послал Фернандо отыскать останки брата, причем строго наказывал ему не возвращаться тем проходом, что южнее нас, так как он был хорошо известен индейцам. Но брат был молод и беспечен. Обыскав пропасть, на краю которой нашелся остов мула, он пошел по другим долинам и как раз тем самым южным проходом, про который ему говорил отец, спустился в пампасы. Выйдя на равнину, он вдруг заметил целый отряд индейцев, впрочем, на большом расстоянии. Вместо того, чтобы спрятаться в лесу, смелый юноша доверился быстроте своей лошади и во весь опор помчался равниной. Вернулся домой он благополучно, но не был уверен, что индейцы не выследили его.
Это известие сильно смутило отца. Он сделал тайный проход в задней стене хижины и вынес через него в незадолго открытую перед тем пещеру наши припасы. Но тяжелое предчувствие не покидало его, он действовал как-то вяло. В ночь перед тем, как мы уже должны были покинуть хижину, нас разбудил страшный вой: индейцы окружили нас. Отец только и успел отодвинуть камень от потайного хода и сказал мне, чтобы я ползком пробралась в пещеру, как наша хижина запылала. Отец с братом пообещали последовать за мной, но я уже с той поры не видела их живыми… Кругом слышались крики, стоны, мычание, блеяние и ржание наших домашних животных. Я лежала в пещере, не шевелясь… Но вот все стихло. Я выждала еще некоторое время, пока не убедилась, что враги, исполнив свое кровавое дело, действительно удалились, и, горя желанием узнать, что сталось с родными, направилась опять к хижине.
