руководил закулисными махинациями еврейского лобби, «Непреодолимое давление» действовало с неослабевающей силой. Делегаты, показывавшиеся публике в киножурналах, были пустыми куклами; вся большая игра велась за кулисами, и в этом, по словам Честертона, «реальном мире», о существовании которого общественность даже и не подозревала, организовывались две операции, с помощью которых судьба Палестины должна была решиться вдали от болтовни в залах ООН. Прежде всего, сотни тысяч евреев из России и восточной Европы перебрасывались контрабандой через всю западную Европу для вторжения в Палестину; далее, приближающиеся президентские выборы в США были использованы сионистами, чтобы заставить обе соперничающие партии драться за поддержку сионистов, обеспечив тем самым подачу решающего американского голоса в ООН в пользу этого вторжения.

В том и другом случае, как и неоднократно в ходе предыдущих трёх десятилетий нашлись люди, пытавшиеся избавить свои народы от опасных последствий такого вторжения. Контрабанда восточных евреев через западную Европу была разоблачена английским генералом, сэром Фредериком Морганом (чья роль в планировании союзной высадки в Нормандии с признательностью отмечается в воспоминаниях Эйзенхауэра). По окончании военных действий британское военное министерство «одолжило» генерала Моргана организации УНРРА, отпрыску ООН, роль которого предположительно должна была заключаться в «помощи и размещении» пострадавших от войны. Генералу Моргану доверили попечение о самых несчастных из них (т. н. «перемещённых лицах», ди-пи), и он скоро смог убедиться в том, что УНРРА, стоившая американским и британским налогоплательщикам кучу денег, использовалась в качестве ширмы для контрабандной переброски целых орд евреев с Востока в Палестину. Эта публика не имена ни малейшего отношения к «перемещённым лицам», их родные места были «освобождены» от немцев Красной армией и они имели полную возможность продолжать там жить, будучи защищёнными особыми законами против «антисемитизма», навязанными всем этим советизированным странам их новыми московскими хозяевами. Их никто не «изгонял из Германии», которой они никогда в жизни не видели. Это снова были те же восточные евреи, «ост-юден», хазары, которых их талмудистские властители гнали в новые страны с заговорщическими целями.

Тем самым на потухающих углях прошедшей войны готовилось варево новой, и генерал Морган дважды (в январе и августе 1946 г.) публично заявил о наличии «тайной организации с целью массовой переброски евреев из Европы, второго исхода». Американский сенатор Герберт Лейман, ведущий сионист и генеральный директор УНРРА, квалифицировал это заявление, как «антисемитское», потребовав отставки генерала. Он смилостивился после уверения генерала Моргана о полном отсутствии у него «антисемитских» намерений, но когда восемь месяцев спустя генерал повторил своё предостережение, он был немедленно уволен новым генеральным директором, известным сионистским прислужником и бывшим мэром Нью-Йорка, г. Фиорелло Ла Гуардия, прозванным ньюйоркцами (за его итальянское имя) «маленьким цветочком». На место генерала Моргана Ла Гуардия назначил некоего Мейера Когана, а британское правительство поторопилось наказать генерала, уволив организатора нормандской высадки в отставку, якобы по его собственной просьбе, что было неправдой. Разоблачения генерала Моргана были подтверждены, независимо один от другого, двумя высокопоставленными премиями, однако, в силу зависимого положения западной печати, едва дошли до сведения общественности. Особый бюджетный комитет британской Палаты общин доложил парламенту в ноябре 1946 г., что «очень большое число евреев, почти равняющееся второму исходу, мигрировало из восточной Европы в американские зоны оккупации в Германии и Австрии с намерением в большинстве случаев в конечном итоге прибыть в Палестину. Совершенно ясно, что речь идёт о вполне организованном движении с необходимыми денежными средствами и влиятельными силами позади, однако комитету не удалось получить конкретных доказательств того, кто были действительные организаторы». Американский сенат, в свою очередь, послал в Европу т. н. Военно-расследовательную комиссию, которая доложила, что «массовая миграция евреев из восточной Европы в американскую зону Германии является частью тщательно организованного плана, финансируемого особыми группами в Соединённых Штатах.

Перед нами, таким образом, снова картина заговора, поддерживаемого западными правительствами, в данном особом случае правительством США. «Организаторы» в Америке щедро разбазаривали общественные средства, осуществляя массовую переброску целого населения под ширмой помощи жертвам войны. Руководители этой организации обладали властью немедленно увольнять находившихся на правительственной службе и государственном жалованье высоких должностных лиц, позволивших себе разоблачить их махинации, а британское правительство оказывало подобным действиям полную поддержку. Несмотря на то, кто к этому времени (1946…47 гг.) опасность политики революционного коммунистического государства якобы уже стала ясной западным политикам (и была начата «холодная война» против этой опасности), все три правительства в Вашингтоне, Лондоне и Москве действовали в одной только данной области в полном согласии. «Исход» пришёл из России и той части Европы, которую запад выдал как военную добычу революции. Всем было известно, что ни один человек не мог покинуть советского государства, как и всех прочих советизированных стран восточной Европы, без специального разрешения, дававшегося лишь в самых редких случаях; однако, в одном лишь этом случае «железный занавес» вдруг поднялся, выпустив громадное количество людей, вполне достаточное для обеспечения немедленной войны и постоянного очага беспорядков на Ближнем Востоке. За 30 лет до того столь же бесшумно раскрылись порты и границы враждебной Германии, союзной Англии и нейтральной Америки, чтобы спустить революционную орду на Россию. В обоих данных случаях, на этом высшем уровне международной политики, другими словами на сверх-национальном, не существовало ни союзников, ни врагов, ни нейтралов: все правительства подчинялись велениям высшей силы.

В своё время один из британских министров колоний, ранее других замешанный в дела сионизма и декларацию Бальфура 1917 года, Леопольд Эмери, констатировал, что «опубликовывая декларацию Бальфура, мы полагали, что евреи образуют еврейское государство, если они смогут стать большинством в Палестине». В годы 1946…48 эта идея начала наконец реализовываться единственным возможным путём: массовой пересадкой восточных евреев в Палестину. Оставалось только одно: получить от «объединённых наций» нечто вроде липовой легализации готовившегося вторжения. Для этого нужно было обеспечить полную покорность американского президента, а её можно было добиться, пригрозив его партийным советникам проигрышем на президентских выборах, предстоявших через год. В рассеивающемся тумане прошедшей войны эта подпольная переброска целого населения фактически раздувала пламя нового конфликта, и в Америке (после увольнения генерала Моргана в Европе) нашлись два человека, пытавшихся по долгу службы подавить эту опасность в зародыше. Одним из них был генерал Маршалл, чьё вмешательство в вопросе высадки в Европе, а впоследствии и в китайском вопросе, оказалось чреватым самыми роковыми последствиями. В палестинском вопросе, однако, он оказался на высоте. В 1947 г. он был государственным секретарём США и нёс, таким образом, главную ответственность перед президентом за внешнюю политику. Он стремился уберечь страну от вовлечения её в палестинскую афёру и, как это всегда бывало во всех подобных случаях, результатом была лишь его скорая отставка.

Другим лицом был министр обороны Джеймс Форрестол. Успешный банкир, он был привлечён в правительство во время войны за свои административные способности; он был состоятельным человеком, и одно лишь желание послужить своей стране побудило его принять официальную должность. Он также предвидел катастрофические последствия вовлечения Америки в палестинскую историю и умер увидев, что потерпел поражение, стараясь отвести опасность. Из всех, кто на протяжении двух поколений оказывался причастным к упомянутому вопросу, он был единственным, оставившим дневник, полностью разоблачающий методы, с помощью которых Сион контролирует правительства и правителей, и манипулирует ими. Труман зашёл даже дальше Рузвельта в деле изъятия внешней политики и государственной безопасности из ведения ответственных за них по конституции министров и в принятии решений вопреки их совету под давлением со стороны советников по делам выборов. Картина происходившего получила полное освещение в «Дневнике» Форрестола, в мемуарах самого Трумана, и в книге Хаима Вейцмана. Закулисная борьба за влияние над американским президентом, а следовательно и над всей республикой, продолжалась с осени 1947 г. до весны 1948 г., другими словами начиная с дебатов в ООН по вопросу о разделе Палестины и до провозглашения сионистского государства Израиль после насильственного захвата страны. Немаловажное значение имеют точные даты событий. В ноябре 1947 г. сионисты потребовали голосования о «разделе», а в мае 1948 г. они желали признания их вторжения в Палестину. Президентские выборы в США должны были состояться в ноябре 1948 г., а существенно важный предварительный выбор кандидатов в президенты был назначен на июнь-июль 1948 г. Партийные организаторы внушили Труману, что его переизбрание находится в руках сионистов; оппозиционный кандидат получил такой же совет от своих партийных организаторов. Предвыборная кампания превратилась в своего рода аукцион, на котором организаторы выборов непрестанно понуждали обоих президентских кандидатов набивать цену, соревнуясь друг с другом в поддержке сионистского вторжения в Палестину. Одержавший победу неизбежно должен был проникнуться уверенностью, что его выбор был наградой за «поддержку раздела» в ноябре 1947 г. и за «признание Израиля» в мае 1948 г.; ничто не могло нагляднее продемонстрировать громадные изменения в политической жизни американской республики, происшедшие в результате массовой иммиграции восточных евреев в США после окончания гражданской войны в прошлом столетии. Форрестол оставил нам исчерпывающее описание главных ходов в этой скрытой, роковой борьбе. Бомба замедленного действия, заложенная Бальфуром за 30 лет до того, созрела к взрыву в этот момент, когда британское правительство объявило в 1947 г., что оно отзовёт свои власти и войска из Палестины, если прочие страны будут продолжать саботировать беспристрастное управление страной. Это было ответом на проект Трумана немедленно допустить дальнейшие 100 000 «перемещённых лиц» в Палестину. Ответственные сотрудники госдепартамента не замедлили указать американскому правительству на неизбежные последствия британской эвакуации Палестины. Генерал Маршалл информировал кабинет, что за этой эвакуацией последует кровавая война между арабами и евреями» (8 августа 1947 г.), а заместитель государственного секретаря США Роберт Ловетт указал (15 августа 1947 г.) на опасность «усиления неприязни всего арабского и магометанского мира» против США. На это предостережение последовали возражения со стороны партийных политиков. На одном из правительственных обедов министр почт и телеграфа Роберт Ханнеган, бывший председатель демократической партии (партия президента Трумана), наседал на президента с требованием, чтобы тот «сделал официальное заявление по вопросу палестинской политики», в котором разрешалось бы «допущение 150 000 сионистов» в страну. Другими словами, ответом на английское предостережение должно было стать повышение цены на сионистском предвыборном аукционе со ста до ста пятидесяти тысяч евреев, направляемых в Палестину. Ханнеган подчеркнул, что удовлетворение этого нового требования «окажет очень большое влияние и вызовет громадный эффект при сборе денежных средств для Демократического Национального Комитета», добавив в качестве доказательства, что удовлетворение прежнего требования (100 000 еврейских иммигрантов в Палестину) имело результатом «получение очень больших сумм от еврейских жертвователей, которые будут в дальнейшем давать или не давать деньги в зависимости от того, что президент сделает для Палестины». Так в одном из важнейших внешнеполитических вопросов президент без обиняков был поставлен перед необходимостью сделать выбор между национальными интересами с одной стороны, и чисто партийными интересами получения денежных средств, голосов избирателей и выборного успеха с другой. Споры по этому вопросу продолжались в течение многих месяцев и были разрешены исключительно в этом плане без всяких прикрас. Создавшееся положение всё более тревожило министра обороны Форрестола. Он считал, что если национальная политика и государственная безопасность, за которую он нёс ответственность, будут подчинены вопросам купли голосов, то страна попадёт под окончательный контроль сионистов; уже в 1946 г. он просил президента изъять Палестину из политики». В то время Труман был «в принципе согласен», но выразил мнение, что из этого вряд ли что-либо выйдет, поскольку без маневрирования в политике не обойтись, а изменить политику и наш образ правления невозможно». Подстёгиваемый опасениями, Форрестол неутомимо старался в сентябре 1947 г. «изъять Палестину из политики». Он считал, что в обеих конкурирующих партиях большинство обязано было понимать необходимость исключения, в высших интересах государства, важнейших вопросов внешней политики из партийной полемики, так чтобы палестинский вопрос не становился предметом торговли на выборах. У сторонников «практической политики» его мысли не вызвали ничего, кроме презрения. Встревоженный приведёнными выше соображениями Ханнегана от 4-го сентября 1947 г., Форрестол задал президенту Труману на правительственном обеде 29-го сентября прямой вопрос, «нельзя ли изъять еврейско-палестинский вопрос из политики? „Труман ответил, что „попробовать стоит, но он смотрит на это дело скептически“. На следующем обеде 16-го октября) партийный босс Ханнеган соответственным образом отчитал министра: „Г-н Ханнеган поставил вопрос о Палестине. Он заявил, что многочисленные жертвователи на избирательную кампанию демократов энергично настаивают на заверениях в полной поддержке правительством еврейской позиции в Палестине“. Предвидя капитуляцию Трумана, Форрестол встревожился ещё более. 6-го ноября 1947 г. он явился к менеджеру Демократической партии Ховарду Мак Грату, но не смог ничего добиться и на этот раз, услышав от него: «В двух или трёх ведущих штатах мы не получим большинства без поддержки лиц, глубоко заинтересованных в палестинском вопросе. Форрестол возразил: «Я согласен лучше потерять эти штаты на выборах, чем рисковать последствиями нашей позиции в палестинском вопросе“; как и следовало ожидать, это возражение не произвело большого впечатления.

На следующий день Форрестол снова был поддержан генералом Маршаллом, заявившим на заседании кабинета министров, что Ближний Восток представляет собой «очередную бочку с порохом», после чего министр обороны «повторив предложение… всерьёз попытаться изъять палестинский вопрос из американской партийной политики… Внутренняя политика кончается на берегу Атлантического Океана, и ни один вопрос не таит в себе большой угрозы для нашей безопасности, чем именно этот» (7 ноября 1947 г.).

Приближался срок голосования о «разделе Палестины» в ООН, и Форрестол вновь обратился к менеджеру Демократической партии Мак Грату, показав ему секретный доклад американской разведки о положении в Палестине. Мак Грат отмахнулся и от этого, указав, что значительная часть денежных средств Демократического Национального Комитета поступает из еврейских источников и что эти пожертвования делаются «явно с целью, чтобы жертвователи получили возможность выразить свои взгляды и чтобы их взглядам было уделено серьёзное внимание в таких вопросах, как в настоящее время вопрос Палестины. Среди евреев растёт недовольство тем, что Соединёнными Штатами не делается то, что нужно для обеспечения голосов в Генеральной Ассамблее ООН в пользу раздела Палестины, и „что сверх того евреи ожидают, что США сделают всё от них зависящее для проведения этого раздела в жизнь, после того как ООН проголосует за него, в случае необходимости даже силой оружия“. Из этой цитаты видно, как росла цена за сионистские голоса и избирательные фонды в результате закулисных махинаций. Вначале от Соединённых Штатов ожидалась только поддержка в ООН предложения о разделе Палестины. На протяжении немногих недель это „ожидание“ превратилось в требование обеспечить голоса других стран в поддержку раздела и послать американские войска для его насильственного проведения; партийный организатор явно не видел в этом ничего необычного, а поэтому, если американским солдатам когда-либо придётся сражаться на Ближнем Востоке, то, по прочтении „Дневников“ Форрестола, им по крайней мере станет ясно, как они там очутились. Из чувства долга Форрестол продолжал уговаривать Мак Грата „серьёзно призадуматься над этим вопросом, поскольку он касается не одних только арабов на Ближнем Востоке, но всего мусульманского мира с его четырьмястами миллионов населения в Египте, северной Африке, Индии и Афганистане“.

Пока за занавешенными окнами Белого Дома и партийных бюро разыгрывалось это заведомо проигранное Форрестолом сражение, Хаим Вейцман неутомимо организовывал в Вашингтоне, Нью-Йорке и Лейк Саксесе «голосование» за раздел Палестины. Ему вначале пришлось встретиться с некоторыми трудностями, но в этот кульминационный момент он был избавлен от них, благодаря «поразительной и желанной перемене» в настроениях некоторых из тех «еврейских богачей», которые были раньше против сионизма. В этих последних главах своей книги он впервые называет Бернарда Баруха, отмечая, что раньше Барух был «оппозиционным евреем», одним из «богатых и могущественных евреев, которые были против идеи еврейского национального очага, не будучи о ней достаточно осведомлёнными». Можно лишь догадываться о точном составе и характере того «еврейского интернационала», который, согласно еврейскому историку Кастейну, образовался на рубеже нашего столетия. Вполне допустимо, в свете всего, что произошло в мире с тех пор, предполагать его в форме постоянного верховного директората, размещённого вне зависимости от каких бы то ни было национальных границ, изменения в составе которого происходят исключительно в связи со смертью отдельных его членов и замещением вакантных мест другими лицами. Если это так, то следующим законным выводом было бы, что д-р Хаим Вейцман был его весьма высокопоставленным, возможно даже самым высоким сотрудником, подчинённым однако этой инстанции, стоявшей над ним. В этом случае автор настоящей книги полагает, что четырьмя наиболее влиятельными членами еврейского директората в Соединённых Штатах были прежде всего Бернард Барух и, далее, сенатор Герберт Лейман, Генри Моргентау младший, и член Верховного Суда США Феликс Франкфуртер. Если возможны были сомнения, то они относились бы ранее к Баруху, который до того никогда открыто не солидаризовался ни с «левыми» начинаниями, ни с сионизмом. Его старый приятель Уинстон Черчилль уведомил Вейцмана об «отрицательном отношении» Баруха к сионизму, и Вейцман, по собственным словам, «остерегался затрагивать еврейский вопрос», встречаясь с Барухом в Америке.

Как бы то ни было, в этот критический момент Барух неожиданно «сильно изменился» (как пишет тот же Вейцман), и его поддержка, присоединившаяся к «давлению» сионистов на американскую политику, оказалась решающей. Как быстро выяснил бегавший по кулуарам ООН в Лейк Саксес доктор Вейцман, американская делегация в ООН была против раздела Палестины. Тогда он заручился «чрезвычайно полезной» поддержкой м-ра Баруха (которого до тех пор, на протяжении более чем 40 лет, даже столь близкие друзья, как Черчилль, неизменно считали противником сионизма!), а также и младшего Генри Моргентау (сына «старшего» Генри Моргентау, американского посла в Турции во время первой войны), чьё имя навсегда осталось связанным с планом талмудистского отмщения Германии, принятым Рузвельтом и Черчиллем на конференции в Оттаве в 1944 году. Бернард Барух наверняка не был проникнут тем чувством почтения к Вейцману, которое овладевало западными политиками как только сионистский вожак появлялся на горизонте. Его неожиданную помощь сионизму следует поэтому приписать либо его внезапному обращению в сионистскую веру, либо же запоздалому проявлению скрывающихся ранее чувств (возможно также указание, или же новое решение, «на высшем уровне» — прим. перев.). Как бы то ни было, далее будет показано, что его помощь оказалась решающим фактором.

Вейцман пользовался прочной поддержкой других влиятельных евреев в Демократической партии. Сенатор Лейман возглавлял УНРРА, переправлявшую восточных евреев в Палестину, потребовав отставки генерала Моргана за публичное разоблачение этой массовой человеческой контрабанды; его роль в разыгрывавшемся сценарии вполне ясна. Не отставал от него и верховный судья Франкфуртер: заведующий ближневосточным отделом госдепартамента Лой Гендерсон сообщил Форрестолу, что «на него и на Ловетта оказывается сильнейшее давление в смысле активного обеспечения Америкой голосов в ООН за раздел Палестины; по его словам, Феликс Франкфуртер и судья Мэрфи написали филиппинскому делегату письмо, настоятельно добиваясь его голоса». Это был тот самый м-р Франкфуртер, который пришёл на мирной конференции в Париже в 1919 г. к полковнику Хаузу «для разговора о евреях в Палестине»; он же был впоследствии заботливым наставником советского шпиона Альджера Хисса на юридическом факультете Гарвардского университета.

С такой поддержкой Вейцман был в положении осаждающего крепость генерала с превосходящими силами, когда он прибыл к коменданту крепости, президенту Труману (19 ноября 1947), с требованием, чтобы США поддержали раздел Палестины, а также чтобы район Негева (чему Вейцман придавал «большое значение») был включён в сионистскую территорию. Послушание Трумана не оставляло желать лучшего; «он обещал мне, что он немедленно свяжется с американской делегацией» (Вейцман). В ООН, на Лейк Саксес, глава американской делегации Гершель Джонсон только что собрался уведомить сионистского представителя, что Америка решила голосовать против включения Негева, как его вызвали к телефону и он получил переданный Труманом приказ д-ра Вейцмана. Этим дело было завершено, и 29 ноября 1947 г. Генеральная Ассамблея ООН рекомендовала (сионистская пропаганда неизменно пишет «решила»), чтобы, по истечении срока британского «мандата» над Палестиной 1-го августа 1948 г., были созданы «независимые арабское и еврейское государства с особым международным режимом для города Иерусалима».

Результаты голосования были 31 голос «за» против 13-ти, при десяти задержавшихся. Как был обеспечен американский голос, было показано выше. Что касается некоторых прочих голосов, то заместитель государственного секретаря США Роберт Ловетт сообщил на следующем правительственном обеде 11-го декабря 1947 г., что «ему никогда в жизни не приходилось наблюдать такого давления, как в последние три дня». По его словам, резиновая компания «Файрстон», имевшая концессию в Либерии, получила по телефону распоряжение указать своему представителю в Либерии «чтобы он оказал давление на либерийское правительство в смысле голосования за раздел» (мы уже цитировали сообщение Лоя Гендерсона о «сильном давлении» с американской стороны для «обеспечения» голосов малых стран). Так было обеспечено «решение» ООН по одному из самых опасных вопросов мировой политики текущего столетия.

На министерском обеде сразу же после «решения» ООН Форрестол возобновил наступление: «Я указал, что многие рассудительные люди еврейской веры полны сомнений относительно мудрости сионистского давления за создание еврейского государства в Палестине… Это решение чревато опасными последствиями для безопасности нашей страны в будущем». После этого он обсудил этот вопрос (3 декабря 1947 г.) с Джеймсом Бёрнсом, смещённым с поста государственного секретаря в том же 1947 г. (его отставку легко было предвидеть: он сделал достоянием гласности обязательство, данное Рузвельтом королю Ибн-Сауду). Бёрнс сообщил Форрестолу, что действия президента Трумана поставили британское правительство «в самое затруднительное положение», добавив, что «главную ответственность» за них несут Давид Найлс и судья Самуил Розенман — два члена той «дворцовой гвардии», которой в своё время окружил себя президент Рузвельт; русский еврей Найлс (разумеется псевдоним!) был президентским «советником по еврейским делам», а судья Розенман был редактором (т. е. автором) президентских речей. Оба они, по словам Бёрнса, напугали Трумана сообщением, что «Дьюи (оппозиционный кандидат в президенты) собирался выступить с заявлением в пользу сионистской позиции по вопросу о Палестине, утверждая, что если Труман его не опередит, то штат Нью-Йорк будет демократами потерян.

Бёрнс позволяет нам здесь бросить ещё один взгляд на закулисный аукцион. Два кандидата на высшую должность в Соединённых Штатах (Томас Дьюи кандидировал от Республиканской партии) выглядят, как дети, натравленные один на другого обещанием кулька с конфетами. Разыгрывая сионистскую карту в вопросе раздела Палестины, Труман далеко ещё не обеспечивал демократам победы, ибо до выборов оставался целый год, в течение которого сионисты подвешивали кулёк со сластями всё выше, требуя всё больше и больше, а республиканцы, в свою очередь, набивали цену. В отчаянии, Форрестол попытался убедить республиканского кандидата Дьюи: «Я сказал ему, что палестинский вопрос глубочайшим образом беспокоит меня с точки зрения безопасности страны, и снова попросил, не могли ли бы обе партии с обоюдного согласия изъять этот вопрос из предвыборной кампании». Ответ губернатора (штата Нью-Йорк) Дьюи не отличался от ответа Трумана: «Добиться результатов будет очень трудно из-за возбуждённого поведения еврейства, для которого Палестина стала эмоциональным символом, а также потому, что Демократическая партия не захочет отказаться от еврейских голосов». Дьюи и дальше, после этого разговора, старался переплюнуть демократов в погоне за «еврейскими голосами», будучи вероятно немало удивлён тем, что, несмотря ни на что, оказался побеждённым.

После этого Форрестол попытался поддержать оппозицию со стороны госдепартамента своим меморандумом от 21 января 1948 г., в котором он проанализировал угрозу национальной безопасности, проистекающую из вовлечения Америки в палестинскую авантюру: «Весьма сомнительно, чтобы существовал какой-либо иной сектор наших внешних сношений, обладающий большим значением или таящий в себе большие опасности… для безопасности Соединённых Штатов, чем наши отношения с Ближним Востоком». Он предостерегал, что «мы можем навсегда испортить наши отношения с мусульманским миром» и, сделав ложный шаг, «ввязаться в войну». Он отметил, что среди отдельных республиканцев он смог найти «некоторое одобрение» его предложений изъять палестинский вопрос из партийной политики», но что среди демократов господствует мнение, «что значительная часть партийных фондов финансируется из сионистских источников, которые требуют взамен права распоряжаться этой частью нашей государственной политики». Последние семь слов дословно отражают положение и не оставляют в нём сомнений. Сионисты требовали подчинения им американской государственной политики, обещая взамен четырёхлетнее президентство тому, кто даст больше. Были ли они действительно в состоянии дать обещанное, никогда не смогло быть проверено; партийные организаторы верили им на слово, а кандидаты обеих партий напяливали на себя власяницу покорного смирения даже ещё до своего выдвижения, зная (или опасаясь), что без неё их даже не выдвинут.

Форрестол настаивал, чтобы государственный секретарь (генерал Маршалл) заявил президенту официальный протест, указав, что большое число евреев «считают нынешнее рвение сионистов чреватым самыми опасными последствиями не только в смысле раскола, вносимого ими в жизнь Америки, но в конечном итоге и для положения евреев во всём мире». Заместитель государственного секретаря Ловетт, прочтя меморандум Форрестола, показал ему другой, уже заготовленный плановым отделом Госдепартамента. Президенту сообщалось в нём, что план раздела Палестины «практически неосуществим» (совершенно так, как британскому правительству его колониальные чиновники указывали на «практическую неосуществимость» английского «мандата» в Палестине); далее, что против интересов Америки поставлять оружие сионистам, не давая его арабам; и что Соединённые Штаты не должны браться за насильственное проведение «рекомендации» о разделе, но должны наоборот стараться, чтобы она была взята обратно. Ловетт добавлял, что «использование другими Организации объединённых наций в качестве пропагандной платформы усложняет ведение нашей внешней политики», отметив, что Госдепартамент считает «серьёзной помехой и препятствием для своей работы деятельность в Белом Доме м-ра Найлса обращающегося непосредственно к президенту по всем вопросам, касающимся Палестины». Заместитель государственного секретаря сообщил Форрестолу, что как-раз в тот самый день он снова оказался под «давлением» с той же стороны: Найлс позвонил по телефону из Белого Дома, «выразив надежду, что эмбарго на продажу вооружения сионистам будет снято».

Джеймс Форрестол явно уже стал к этому времени досадной помехой для сил позади Белого Дома, и было решено его убрать. Для начала к нему явился с визитом Франклин Д. Рузвельт младший. Сколь бы ни обещал его батюшка на смертном одре не предпринимать «враждебных действий против арабов», сынок (нью-йоркский политикан с надеждами на президентство) был рьяным приверженцем сионистов. Форрестол заявил ему в лицо, «что методы, применявшиеся людьми, не принадлежавшими к правительству, для оказания давления и принуждения на делегатов других наций в Генеральной Ассамблее граничили со скандалом». С некоторым удивлением он отмечает в своих записях, что в ответ на это его посетитель «воздержался от угроз», и тогда он объяснил ему свой план «изъятия палестинского вопроса из партийной политики» путём соглашения между обеими партиями. Достойный отпрыск своего родителя, м-р Рузвельт мл., ответил, что «это невозможно, что страна уже слишком втянута в это дело, и что кроме того подобного рода соглашение неизбежно послужит к поражению демократов и победе республиканцев». На что Форрестол ответил, что «отказ следовать за сионистами возможно приведёт к потере штатов Нью-Йорк, Пенсильвания и Калифорния» (те самые «ключевые штаты», о которых говорил парторганизатор Мак Грат), «однако мне кажется, что настало время кому-нибудь подумать и о том, не потеряем ли мы Соединённых Штатов».