Глава 9

Чаттануга находится примерно в двух часах езды от Хейстингса. В середине декабря долгая езда доставляет мало удовольствия, особенно если ехать приходится через сельское захолустье, зато дает возможность без помех взвесить, стоило ли вообще пускаться в путь. Именно этим я и занималась – взвешивала.

Не лучше ли бросить всю затею, вернуться, сорвать со стены наклейку с надписью «Объясниться с Молли», смять и выбросить? Ведь никто даже не заметит ее отсутствия!

Никто, кроме меня. Я буду знать, что струсила, а струсив один раз, смогу ли быть уверена, что не струшу снова? Как смогу сделать следующий шаг? А если не сделаю, стена так и останется в наклейках – иными словами, я никогда больше не увижу Уолтера.

Эта мысль подталкивала меня вперед.

Дом Молли оказался в переулке на окраине – белый, с аккуратным забором из штакетника, эдакая живописная картинка, до того совершенная, что казалось постыдным испоганить ее своим присутствием. Я остановилась на два дома раньше, вышла и неуверенно двинулась по тротуару к новой жизни Молли. Увидев во дворе две машины, впервые подумала, что она может быть замужем. Правда, в телефонной книге она по-прежнему значилась под фамилией Зейн, но в наше время не редкость оставлять за собой девичье имя. Оглядев прилегающую территорию и не обнаружив играющих детишек, я пошла увереннее, но тут же наткнулась взглядом на табличку «Осторожно, очень большая собака!». Смутно помнилось, что Молли что-то говорила о намерении завести четвероногого защитника.

Звонок в дверь не дал результата. Казалось, дом пуст.

Потоптавшись, я в очередной раз обозвала себя круглой дурой: нелепо было ожидать, что Молли целыми днями торчит дома в ожидании, когда я наконец соизволю нанести ей визит. Надо было предварительно позвонить, чего я не сделала, снова переоценив свое значение в жизни другого человека. Поскольку «очень большая собака» тоже ничем не выдавала своего присутствия в доме, я решила, что ее-то как раз и прогуливают, поэтому уселась на крыльцо, прижав колени к груди и обняв их руками для тепла, и приготовилась ждать столько, сколько будет нужно.

Озирая окрестности, я пыталась себе представить новую жизнь и новую внешность Молли. Она, конечно, слегка раздалась и обрела живые краски лица (ведь именно это случается от спокойной жизни). Свои длинные рыжие волосы носит распущенными, потому что есть время и желание за ними ухаживать. Собака у нее, конечно же, ньюфаундленд, а муж – врач, скорее всего детский. Но главное, это хороший человек, и ни на лице ее, ни на теле, ни в душе не прибавилось шрамов от жизни с ним.

Я понимала, что безбожно фантазирую, но ведь бывает же и такое!

Внезапно у меня мороз пошел по коже при мысли о том, какие темные тени я привнесу в ее новое безоблачное существование. Вместо того чтобы напрягать ум насчет наклеек на стене, следовало составить краткий конспект речи, с которой я собираюсь обратиться к бывшей подруге. С таким косноязычием мне сроду не объяснить свое появление! Впрочем, это даже и не нужно. Ведь цель была – увидеться с Молли, что я и сделаю: скажу, что проезжала мимо, пожелаю всего доброго и буду такова. А наклеек поубавится.

Умница. Так держать. Предъяви себя человеку, которому больно наступила на руку, когда он с трудом выбирался из личной преисподней, напомни о тех временах и поезжай по своим делам. А он пусть смотрит вслед, держась за сердце.

Вообще-то как ты все это себе представляешь? «Привет, Молли, я тебе связала свитерок, чудненько пойдет к цвету глаз. А все, что связано с теми днями, когда тебе намяли бока по моей вине, забыто и прощено? Вот и славно!»

На тропинке, что уходила в поля, появились две фигуры, обе женские. Они шли, держась за руки, а впереди трусило в самом деле что-то громадное, без сомнения, собака.

Я присмотрелась. Одна из женщин была длинноволосой блондинкой, у другой, рыжей, была очень короткая стрижка. Просто ежик. Вопреки прогнозам Молли не только не раздалась, но похудела килограммов на десять – двенадцать. Ну и ну, подумалось мне. Просто классическая однополая пара.

Итак, я превратила Молли Зейн в лесбиянку!

Между тем «очень большая собака» заметила меня и перешла на галоп. Молли, от которой пока что укрывалось мое пребывание на крыльце, приостановилась, потом бросилась в погоню за своим четвероногим другом. Теперь было видно, что это дог, причем великолепный представитель своей породы. Очень скоро выяснилось, что он еще и на редкость добродушен: обнюхав, он безо всяких принял меня как данность, отошел к штакетнику и щедро оросил его, подняв заднюю ногу. Я с трудом приходила в себя.

– Эй, дружище, а тебе не попадет?

Дог покосился на меня и, вот ей-богу, пренебрежительно хмыкнул.

– Ванда… – Подоспевшая Молли смотрела на меня во все глаза. Блондинка несколько под отстала, но уже было ясно, что она не готова принять меня так легко, как собака.

– Да, это я. Привет, Молли!

После короткого колебания она улыбнулась. Я успела заметить у нее на глазах слезы, прежде чем была заключена в объятия.

– Я так рада, что ты приехала!

Это прозвучало достаточно искренне, чтобы я немного расслабилась. Ведь что-то должно же и удаваться.

Тем временем блондинка присоединилась к нашей теплой компании. Я сочла разумным с ходу развеять ее подозрения.

– Привет! Я Ванда Лейн, не лесбиянка. Возможно, это было уж слишком прямолинейно, но атмосфера сразу потеплела, и моя рука была принята.

Грета и Молли обустроили дом в деревенском стиле, и, должна сказать, мне еще не приходилось видеть столько всевозможных безделушек и милых пустячков вроде тряпичных кукол, изделий из соломки и простецкой керамики.

– Ух ты! – вырвалось у меня. – Воображаю, сколько нужно времени, чтобы смахнуть пыль.

Молли только улыбнулась, водружая кувшин с каким-то прохладительным напитком и граненые стаканы на стол, рядом с блюдом искусственных фруктов.

– Ты точно такая, какой я тебя представляла по рассказам, – заметила Грета.

Интересно, хорошо это или плохо?

– Ну, я вас оставляю. Дам возможность всласть поболтать. – Грета чмокнула Молли в щеку, потом коротко, но тепло обняла, демонстрируя близость. – Если что, я у себя.

С этими словами она удалилась, а Молли наполнила стаканы и села.

– Вот, значит, как, – задумчиво произнесла я, глядя в ту сторону, куда удалилась ее подруга. – Не знала, что ты из такого теста!

Молли промолчала, только щеки порозовели.

– Вообще-то я ничего не имею против однополой любви! – заторопилась я.

– Расскажи о себе, – попросила Молли. – Как живешь?

– Отлично. Бросила этот «Восьмой канал» к чертовой матери.

– И правильно сделала! – сказала она с чувством. – Мне всегда казалось, что тебе там не место.

– Мне тоже.

Наступило продолжительное молчание, во время которого материализовался и сел с нами за стол призрак Джорджа. Избавиться от него можно было только рубанув сплеча, что я и сделала.

– По-моему, нам давно уже пора кое-что выяснить между собой. Потому я тебя и разыскала.

Призрак лопнул, как мыльный пузырь, но хотя Молли отлично понимала, о чем речь, она не сказала ни слова.

– Это насчет Джорджа, – зачем-то добавила я.

– Ты права, нельзя оставлять такие вещи невысказанными, – наконец заговорила Молли. – Они лежат в памяти, как тяжелый камень.

Я подобралась в ожидании обвинений.

– Прости, Ванда! Я поступила мерзко, гнусно! Видела, как Джордж тащит тебя к двери за волосы, но ничего не сделала, даже не вызвала полицию!

Моя бедная челюсть снова улеглась на грудь. Старательно взлелеянный образ разрушительницы чужих жизней разлетелся вдребезги. Но ей-богу, мне и в голову не могло прийти, будто Молли тоже может казниться тем, что в тот день оказалась не на высоте.

– Нет, что ты! – вскричала я, опомнившись. – Ты ни в чем не виновата! Я совсем не об этом, а о том, что…

Боже мой, Молли, это какое-то грандиозное недоразумение!

– Мягко выражаясь, – горестно сказала она. – Я бы назвала это преступной трусостью. Бросила тебя на произвол судьбы. Просто сунула голову в песок, как страус. Смылась куда подальше.

– И правильно сделала! – пылко заверила ее я. – Ты уже достаточно настрадалась, тебе требовалось отдышаться, пожить спокойно. Это я во всем виновата, я натащила тебе в дом дерьма!

– Я тогда ужасно перепугалась, – призналась Молли, вытирая мокрые щеки. – Просто до смерти! Ты не представляешь, как мне совестно…

– Не представляю и не хочу представлять, – заявила я, все больше проникаясь неожиданным поворотом ситуации. – Вина тут целиком моя, и ничего другого я не желаю слушать!

Грета появилась бесшумно, словно вдруг материализовалась у стола. Она положила перед нами пачку бумажных платков, сочувственно улыбнулась и также бесшумно вышла. Только тут я ощутила, что тоже плачу (если честно, слезами облегчения), и схватилась за платок.

– Хоть это и не мой профиль, Молли, – сказала я, махнув рукой вслед Грете, – но должна признаться, что в данный момент очень тебя понимаю. Мало какой мужик может быть таким душкой.

– В этом все дело! – Молли засмеялась сквозь слезы. – Уж не знаю, что бы со мной было без нее.

Когда слезы иссякли, носы были высморканы, а от пачки платков ничего не осталось, мы еще некоторое время посидели молча.

– Неужели все это время тебя терзало чувство вины? – наконец спросила я, так и не в силах до конца поверить.

– Вот именно терзало. – Глаза Молли снова наполнились слезами. – Я ела себя поедом за то, что бросила в беде лучшую подругу. Так не поступают! Надо было вызвать полицию, что-то предпринять… я не знаю, выдвинуть против Джорджа какие-то обвинения. Короче, надо было действовать, а я сбежала, как последняя свинья. Ведь он мог тебя убить, и все из-за моей бесхребетности!

– Но не убил же, – резонно возразила я.

– Не убил, и именно поэтому я не заела себя до смерти. Наконец-то к ней вернулось чувство юмора! Громко чокнувшись стаканами с лимонадом, мы выпили за счастливый исход. Я так и не сказала Молли, что Джордж не унялся, что он все еще бродит где-то там, планируя довести дело до конца. Мне даже удалось на время вообще выбросить его из головы. Жить намного легче, если умеешь повернуться спиной к суровой действительности.

– Сейчас я начну обратный счет, – шелестел мягкий, вкрадчивый голос, – и когда дойду до единицы, вы откроете глаза, почувствуете себя бодрой, отдохнувшей и вспомните, что за музыка то и дело звучит у вас в голове. Итак… три… два… один!

Мои глаза открылись. Вокруг царил полумрак, пропитанный запахом ладана. Я находилась на сеансе гипноза у некой Грейс.

– Как вы себя чувствуете?

– Бодрой и отдохнувшей.

Грейс была женщиной невысокой и худощавой, тем более широкой казалась ее улыбка. Прямо-таки зияющей. Признаюсь, я не слишком доверяла ее способностям и в первый момент почему-то ожидала, что она предложит мне для релаксации вместе покурить «травки». Даже теперь я не дала бы руку на отсечение, что в задней комнате у нее не припрятано кое-что покрепче ладана.

– Хорошо. А теперь попробуйте идентифицировать свою музыку.

Со вздохом я вызвала в памяти проклятую мелодию. Первые такты не заставили себя ждать, и я с надеждой прислушалась, как они нарастают. Однако кончилось все опять тем же – достигнув пика, музыка сошла на нет.

– Ну как?

– Никак. Может, я вам напою, а вы назовете?

– Попробуйте.

Я попробовала. Грейс пожала плечами.

– Не знаете?

– Нет, хотя, безусловно, что-то знакомое.

– В этом-то все и дело, – горько усмехнулась я. – Ладно, сколько с меня за попытку?

Оказалось, восемьдесят пять долларов, причем эти деньги я уж никак не могла получить назад.

– Кстати, Грейс, вы всегда хотели быть гипнотизером? – спросила я уже на пороге, вспомнив выражение «С паршивой овцы хоть шерсти клок». – В смысле, как вы к этому пришли?

– По совету инопланетян, – ответила она без тени улыбки.

Ну ясное дело, как же еще. Вот что бывает, когда выбираешь имя наугад по «Желтым страницам».

– И вы все еще с ними на связи? Тогда, может, они подскажут, что это за музыка?

– Как? Они же не телепаты.

– Правда? А я думала… впрочем, неважно. Спасибо, что согласились меня принять. И да пребудет с вами Сила.

– Я просто в восторге!

Элизабет налила два стакана молока, водрузила на стол блюдо с еще теплым шоколадным печеньем и первой схватила сразу пару штук.

– Ну, не томи, рассказывай.

– Эта радиостудия нравится мне все больше, – сказала она, блестя глазами и оживленно жестикулируя. – Время мне дали с девяти до трех дня и даже предоставили личный кабинет!

– Хм… – Я макнула печенье в молоко. – Как-то неловко объедаться вкусными вещами, когда дети уже в постели.

– Переживешь, – отмахнулась Элизабет с набитым ртом. – Это тот сорт неловкости, от которого надо избавляться сразу после появления первого ребенка, иначе так и будешь себе во всем отказывать. А спрашивается, зачем? Только в сказках мамаша всегда «сладок кус недоедала».

Я поскорее набила рот.

– Ну и как называется твое шоу? «Добрый доктор Айболит»?

– А я вовсе не доктор, – объявила Элизабет. – Для психоаналитика это не обязательно. Между прочим, шоу хотели назвать «Доктор Лиззи» и ужасно удивились, узнав, что у меня нет медицинского образования.

– Правда?

– Угу. – Она счастливо улыбнулась. – Представляешь, Мэтт (это продюсер) сказал, что при таком умственном потенциале во мне никак не заподозришь человека без диплома. Честно говоря, я побаивалась, что это вырастет в проблему, но он не стал на этом зацикливаться.

– Какой славный малый! – не удержалась я.

– Иронизируешь?

– Самую малость. Просто невозможно не заметить у тебя в голосе особых интонаций, когда речь идет об этом… Мэтта. Или у тебя уже есть что скрывать?

– Пока нет, – смутилась Элизабет. – Но очень возможно, что скоро будет, потому что от него исходят эдакие… многозначительные флюиды.

– Бойся флюидов, повидавший видов! – провозгласила я. – Интересно, а как же твоя теория о том, что одинокая жизнь лучше сломанной? Или это с самого начала был треп?

– Есть еще теория насчет «никогда не говори никогда», – засмеялась Элизабет. – Все остальные помогают в обычной повседневности, и только. К тому же мы с Мэттом пока даже не начали встречаться. Просто я хочу сказать, что… открыта для новых попыток.

– Ну, не знаю… хорошая ли это идея – с первых дней так бессовестно открыть себя для попыток босса?

Несколько минут мы жевали и глотали в молчании, потом лицо Элизабет прояснилось.

– Глупо отвергать идею только потому, что она не кажется хорошей.

– Тогда выпьем за идейный подход.

И мы чокнулись стаканами с молоком.

Глава 10

Наступили выходные. Джек увез обоих своих отпрысков навестить бабушку, Элизабет отправилась в Атланту с очередным визитом к Шерил, а я, раздав ценные указания Бонсу, Мэри Энн, разнокалиберным феям и эльфам (которых набралось уже изрядное количество), обеспечила себе заслуженный отдых.

Первым моим шагом было скупить в ближайшем магазине весь имеющийся в наличии запас вредной еды – ради Элизабет я старалась подавать детям добрый пример и была уже сыта по горло яблоками, свежим апельсиновым соком и хлебом с отрубями. Вернулась с мешком кока-колы и всевозможных «марсов» и «сникерсов», прекрасно понимая, что к понедельнику обзаведусь добавочными килограммами и жестоко подкошу себе пищеварительный тракт. Что делать, за все хорошее надо платить.

Ах да, и впервые за все долгое время я пригласила в гости старого друга Альберта.

Вторая половина пятницы прошла у телевизора. Истосковавшись по простым радостям, я смотрела все подряд: новости, мыльные оперы, ток-шоу, даже репортаж с марафона. Наконец стало сказываться перенасыщение, и под передачу «Сосед – соседу» я ударилась в жалость к самой себе.

Подумать только, в тридцать два года объедаюсь сладостями на чужом диване и смотрю на то, как соседи украшают друг другу дома, по чужому телевизору. А у меня самой и соседей-то никогда не было! В крайнем случае можно назвать соседкой Элизабет, но мы при всем желании не сможем разукрасить друг другу дома, потому что и дома у меня нет. Ничего у меня нет, если разобраться.