—49-

На лесной лужайке кипел бой. Деревья делали ставки, на кон ставились запасы минеральных удобрений. Помогать или мешать бойцам запрещалось.

Пауки дрались молча, техника была отработана до мелочей. Одной парой рук паук охватывал шею пирановцы, оттягивал от своего лица, делаясь недосягаемым для ее зубов. Другая пара рук была вооружена металлическими иглами, которыми кололи в шерстяные бока животного. Зубастое чудовище извивалось, пытаясь вырваться, избавится от боли. В это время как третья пара рук била пирановцу по голове палкой, четвертая пара рук ликующе возносилась к небесам. Череп пирановцы, покрытый желтой кудрявой шерстью раскалывался на половинки, розовые с фиолетовым отливом мозги разлетались в разные стороны.

Оборотень, который принципиально не принимал участия в бою, ведь он убивал только из-за пропитания, подошел к мертвой тушке. С интересом заглянул в череп, мозгов почти нет.

«Тупые овцы» — подумал Ангрий, он отошел в сторону и стал наблюдать за сражением.

«Совсем тупые», — думал Верзун глядя на сражающихся пауков. Способ ведения боя восьмируких больше напоминал пародию, столько лишних движений. Пирановцы обходили его стороной, предпочитая других противников, инстинкт у животных развит великолепно. А может, в маленьких мозгах все же хватило серого вещества выделить самого опасного двуногого? Лишь одна пирановка попалась под массивный кулак. Отброшенная ударом Тлжа к ногам Верзуна, она немедленно была ликвидирована. Получилась обычная безголовая овца.

В двух шагах от Верзуна держали оборону Тлж, Гее и Антифрикцио. Без затей лупили по головам пирановец палками, кулаками, камнями, всем, что под руку попадалось.

Раззадорившийся Тлж раз даже ударил пирановцу телом племянника. Потом опомнился, долго извинялся, но боевой настрой Гее был напрочь испорчен. Он потом долго копчик почесывал, а обалдевшая пирановца зачем-то пошла в лес. Дурно ей стало что ли? Ее нагнали Тхара, Лина, Селена и Члерка, до этого бездеятельно наблюдавшие за битвой. Завалили общей массой, особенно старалась Члерка. Стали пинать пирановцу ногами.

Внутри полуразрушенной пентаграммы появился Веселун, он стал ярко фиолетовым. Хихикая дорисовал луч пентаграммы, внутри материализовались три тщедушные фигуры демонов. Веселун со смешком стер один лучик, вытолкнул демонов наружу. Потер несуществующие ладошки:

— Хорошая шутка получится.

Потом он быстро стер все линии пентаграммы, хихикнул и пропал. На окраине опушке, возле пушистой ели шевельнулся обглоданный труп Игана. На белеющем голыми костями скелете чудом сохранился кусочек мяса, на правой ступне.

Где— то далеко, жертвы демона-кота, мирно бредущие к своим могилам, тяжело вздохнули, придется идти назад. Жертвы развернулись, снова пошли к Игану. Зеленые мухи летали над смердящими телами, без опаски садились на гниющие трупы, у них был пир.

Скелет сделал шаг, мясо на ступне издало неприличный звук «чпук». Верзун с интересом перевел взгляд на новое действующее лицо. За последние два часа он веселился больше, чем за всю предыдущую жизнь. Отвлеченно заметил, что внутри скелета сидят три полу размытые фигуры, явно демоны. Скелет сделал еще шаг «чпук», остановился, клацнул зубами. Верзун улыбнулся, демоны явные придурки. Что ж, так даже веселее.

Шаман сидел на толстой ветке самого высокого дерева, под ним как на ладони простиралась лесная лужайка. Рядом примостились сто двадцать пятый, переименованный в Морковку, и дымчатая кошка. Первая на ветку вскарабкалась кошка, следом Шаман с Паучком. Причем Шаман не использовал крылья, только руки и ноги. Рот Морковки надулся, она сосала большие пальцы рук. Кошка умывалась, язычок аккуратно приглаживал шерстку, равнодушно поглядывала вниз. Там шел бой. Сверху, дерущиеся народ и зверье, казались разноцветными волнами. Волны наползали друг на друга, откатывались, переливались, и только Верзун выделялся посередине, словно монолитная скала. Но вот кошка встрепенулась, принюхалась, насторожено повела ушами. Шаман присмотрелся, внизу шевелилась груда костей. Потом кости приподнялись, скелет встал. Шаман вцепился в ветку, Морковка вытащила изо рта пальцы. Кошка шипела, спина выгнута дугой, шерсть дыбом, глаза горят. Когти царапнули кору, дерево поежилось, от маленького животного шла магическая энергия. По шершавому стволу побежали мурашки.

Корделия ощутила непонятные изменения в окружающем пространстве, она оглянулась, пытаясь понять, что происходит. Верзун устремил взгляд на ветку, он сразу понял, откуда течет магический ручеек. Увидел на дереве дымчатую кошку, мгновенно сообразил, отчего та бесится.

Скелет открыл рот, проскрипел как несмазанная телега:

— Вы видели такого Ди, Би, Ла?

— Нет, такого еще не видели, — искренне и непосредственно ответила Члерка. Три ее подбородка мирно колыхались в такт словам.

Полудохлая пирановца лежала у толстых ног. Вокруг стояли Лина, Тхара, Селена, изредка кто-то из них поднимал ногу, устало пинал кудрявую тушку. Пирановца не шевелилась, только жалобно моргала глазами.

Тлж опирался на плечо Гее, удовлетворенно оглядывал поле битвы, они хорошо потрудились. Все пирановцы были повержены, по земле разбросаны розовато-фиолетовые мозги. Ангрий ходит по ним, такой чистенький аккуратненький, что даже смотреть противно. Антифрикцио стоит под липой, его рвет, рот полон шерсти. Он дрался руками, ногами, даже зубами, часть пирановцев чудовищно искусано. Солпо стоит в позе мудреца: голова запрокинута в небо, рука на пояснице. По крайней мере в его понятии это положение выказывало мудрость, Верзун решил, что у старика радикулит.

Скелет стоял в раздумьях, переваривал ответ Члерки. Пришел к выводу, что ему нанесли великое оскорбление. Взвыл.

— Я Ди, Би, Ла. Видали? Великий и ужасный. Мы триедины, непобедимы.

— Совершенно замечательно, — невпопад заметил Антифрикцио, не прерывая своего занятия. Лина брезгливо поморщилась. Ди, Би, Ла продолжал реветь:

— Я сильнейший, умнейший, коварнейший. Оставшиеся в живых Пауки поморщились. За

всех пауков высказался пятый:

— Ты не Ди, Би, Ла, а дебил. Невежда, уродец и вообще мерзкий тип. Я все сказал.

Пауки зааплодировали. Пятый сел на место. Скелет пошел на паучьего старика, явно с дурными намерениями. Его челюсть угрожающе выпятилась, зашатался и выпал желтый зуб. Костлявые руки тянулись к пятому, который сидел совершенно спокойно, он не боялся смерти. Старик Солпо сделал шаг вперед, другой, третий навстречу своей смерти. Он видел перед собой не глупых демонов Ди, Би, Ла, захвативших бесполезные кости, нет, совсем не их. Костлявые руки к паучьему старику тянуло мертвое тело Игана, погубившее его деревню, убившее его внучка, едва не лишившее разума его самого. Солпо взвыл, как раненый зверь, и бросился в атаку на скелет со стороны спины. Одной рукой схватился за позвоночник мертвеца, другой стал с силой дергать за шею, пытаясь сбросить наземь череп.

Сверху на скелет прыгнула кошка, ее когти заскребли по гладкому черепу. Горящими глазами она взглянула на сидящие внутри мертвеца прозрачные демонические существа, те переглянулись. Кошка видела их, это казалось невероятным. Но еще более необычным оказалась сила, идущая от маленького животного. От кошки исходила энергия, изгоняющая демонов в Вечные Сумерки. Демоны переглянулись, ухватились за ребра скелета, возвращаться обратно им не хотелось. Ди принялся ногами сталкивать старика со скелета, распорол Солпо бок острыми когтями. Старик продолжал целенаправленно ломать шею скелету, не замечая рваного лоскута на правом боку. Из раны хлестала кровь, кусок мяса с волокнами ткани рубашки, оторвался от тела, после очередного удара Ди, попал на Антифрикцио. Молодого человека снова стошнило.

Верзун внимательно смотрел на кошку, ее сил явно не хватало, чтобы отправить демонов в Вечные Сумерки. Жертва старика и вовсе была напрасной, он шатал скелет, кошка скользила по черепу, и поток энергии не всегда попадал на демонов. В Верзуне заговорили чувства, они стали гораздо сильнее, после высвобождения сердца и уже не боялись всесильного ранее разума:

— Бедный старик, он гибнет. Умирает на твоих глазах, Верзун. Неужели ты ему не поможешь?

— Ему не стоит вмешиваться, — не смолчал разум.

— Но почему? Он всесилен. Теперь нашему хозяину даже инкубы не страшны. Оружие против Верзунов устарело и прекратило быть смертельным. Он может одним щелчком выбросить этих демонов из нашего мира и спасти старика.

— Старика уже не спасти. Посмотри, кровь хлещет как из туши на бойне. Хозяин может убить кого угодно, но не способен вылечить даже от свинки. Кроме того…— разум замолчал.

— Говори же, — поторопили чувства.

Посмотрите на Корделию. В ней просыпается магическая сила. Помешай мы сейчас, магия крылатой девушки может уснуть вечным сном.

— Что же в этом страшного?

— Магические силы не находя выхода наружу будут пожирать ее изнутри. Это гибель для нее.

— И поэтому хозяин…?

— Хозяин знал об этом с самого первого знакомства с крылатой девушкой.

Верзун сжал кулак, чувства торопливо угасли. Это хорошо, потому что сейчас от них больше вреда, чем пользы. Он ждал.

Корделия потеряно стояла возле высокого дерева, не сводя глаз с кошки. Она сразу узнала свою милую домашнюю кошечку, дымчатый пушистый комочек. Мама предупреждала об опасности, о помощи кошки. Неужели сейчас самая большая опасность? Ведь Ди, Би, Ла не угрожают лично ей, или она ошибается. Крылатая девушка закрыла глаза, внутри, в самом сердце снова зарождалась неведомая сила. Снова, как когда-то, возле одинокой избушки, когда она увидела избитую женщину. Непонятная сила стала обретать облик белоснежного лебедя, он расправил крылья, вытянул шею. В прозрачных голубых глазах вспыхивали желтые искры, по шее, крыльям пробегали волнистые черные полосы. Лебедь не двигался с места, выжидающе глядя на душу Корделии. Душа заметалась, девушка ощутила боль, лебедь чего-то ждал. Чего? Внезапно Корделия прозрела. Она должна сделать выбор, извечный выбор между добром и злом. Сила проснувшаяся в ней хотела знать, кому служить: душе или темной бездне, гнездящейся в подсознании.

—50-

По лужайке пронесся холодный ветер. Лина поежилась, посмотрела на крылатую подругу. Та светилась ровным серым светом, ноги не касаются земли, руки раскинуты в стороны, словно для объятий. Верзун стоит неподалеку, поза напряженная, явно понимает, что происходит. Но ничего не предпринимает, ждет.

Члерка со страха попыталась залезть на дерево, дерево изловчилось сбило ее веткой еще внизу. Вместе с тучной женщиной с дерева свалились крылатый мужчина и маленький Паучок. Тхара, увидев Шамана, оскалила зубы, собралась было броситься на него, расцарапать красивое лицо. Но взглянув на Корделию передумала, не время сейчас, для острастки погрозила Шаману пальцем. В ответ он послал воздушный поцелуй. Полузверь покраснела.

Сто двадцать пятого моментально утащили к себе соплеменники. Он хныкал, тянул все восемь ручек к Шаману. Девяносто восьмой усадил сто двадцать пятого на колени, успокаивал, совал морковку. Но девочка была безутешна, даже морковка из рук брата не могла ее успокоить. Пауки перебрались на верхние ветки липы, но уйти не захотели. Шаман, видя слезы Морковки, невольно потянулся к ней. Влез на дерево с Пауками, без страха сел рядом, они с уважением посмотрели на крылатого мужчину. Морковка мгновенно перебралась на колени Шамана, прижалась к теплому плечу и затихла. На щеке Тхары блеснула слезинка, полузверь стала чрезвычайно сентиментальной.

Ди, Би, Ла во все глаза смотрели на кошку, попытались сбросить ее костлявыми руками, но мешал старик. И чего он к ним пристал? А тут еще Ла заметил появление новых персонажей, ходячие трупы. Что им всем надо? Ведь демоны хотели только одного, поесть душ и скоренько вернуться в Вечные Сумерки. Ну, разве они многого просят, странные какие-то эти жители верхнего мира. Внимание Ди привлек совсем маленький труп: кожа почти сползла с круглого личика, кое-где торчали пряди светлых волос, на шее рваная рана, сквозь нее просвечивают шейные позвонки, но вот глаза. В глазах не было обычного для мертвецов безразличия, словно в изувеченном теле продолжала жить душа. Совершенно невероятно, ведь рана явно нанесена демоном, значит, душа должна стенать в Вечных Сумерках, оплакивая свою несчастливую судьбу. Подобной участи можно было избежать, только если в верхнем мире остался человек, который помнил о погубленной душе каждую минуту, любил и стремился к ней всей своей душой. Малец тянул ручонки к старику, что висел на скелете, словно груша.

— Дидо! Дидо, мне страшно.

Старик Солпо из последних сил держался за скелет Игана, он почти сломал шею ублюдку, убившему внука. По морщинистому лицу струился пот, ноги скользили по земле, наверно из-за крови. Мельком взглянул на свой бок, с первого взгляда видно, он не жилец на этом свете. Скоро смерть распахнет ему милостивые обьятия, но перед тем, как заснуть вечным сном, он должен расплатиться с долгами. Он должен отомстить. Старик удвоил усилия. Смерть приближалась, он понял это, когда услышал тихий голосок: «Дидо! Дидо, мне страшно!». Голос умершего от руки демона-кота внучка. Голос лишил его силы, по щекам потекли кровавые слезы. Тело старика соскользнуло со скелета, он так и не сумет отомстить. Падающего старика подхватили сильные руки Верзуна, осторожно положили на землю. Маленькая ручка коснулась раны на боку:

— Тебе больно, дидо?

Солпо открыл глаза, он не верил им. Перед ним стоял Юрга, полусгнивший, смердящий, и все же в пустых глазницах сияла душа прежнего, еще живого мальчика. Старик протянул дрожащую руку, коснулся остатков такого родного лица.

— Внучек, Юрга, подожди минутку. Сейчас я приду к тебе.

— Мне страшно, дидо. Я хожу по Земле совсем один. Я не могу успокоиться, не могу спать, не могу есть. Мне так одиноко.

— Теперь ты не будешь одинок.

— Не бросай меня больше, дидо.

— Никогда больше.

Сердце старика Солпо затихло, глаза остекленели, рука упала на землю. Рядом со стариком упало маленькое тельце. Две любящие души наконец-то встретились. Верзун увидел, как душа старика обняла душу внука. Так не размыкая объятий, словно боясь потеряться они и ушли.

Лина рыдала во весь голос, ей вторила Селена. Члерка размазывала слезы по пухлым щекам, ее обнимал Ангрий, в глазах застыла скупая мужская слеза. Гее с досадой ударил кулаком по стволу клена. Тлж опустил веки на глазах старика, подвинул к нему тело внука. Теперь они навсегда вместе. Антифрикцио с криком ярости бросился на скелет, свалил его на землю, откуда силы взялись.

Кошка добралась до демонов, рвала их тела на части. Но Ди, Би, Ла не отличались большим умом, не хотели уходить обратно в свой мир.

Корделия вглядывалась в глубь себя. Из подсознания поднималось ее темная страшная сущность, зло, которое жило в ней. Оно оживало только ночами, выползало, когда разум спал. Но крылатая девушка никогда не давало воли своей темной стороне. Зло с шипением возвратилось назад, в бездну подсознания. Не в силах Корделии было уничтожить часть себя, доставшуюся в наследство от матери лерды, но загнать зло в неведомые глубины, держать в тюрьме подсознания, она могла. Подняв руки к небу, крылатая девушка издала крик, он вибрировал, усиливался, окружающие закрыли уши. Даже демоны не могли вынести терзающих плоть и души звуков.

Лебедь внутри крылатой девушки избавился от черных полос, теперь он стал чисто белым. Расправив крылья, сила покинула тело девушки. Верзун ободряюще улыбнулся, Корделия сделала выбор. Лина хлопала ресницами, на которых блестели капли слез. Тело крылатой подруги стало излучать не серый, а чисто белый свет, и она не висела над землей, а твердо стояла.

Лебедь Силы подлетел к кошке, животное приветливо мяукнуло, оно узнавало хозяйку в любом обличий. Затем кошка отбежала от скелета, открыла пасть, обнажились маленькие острые зубы. Лебедь осторожно проник в тело пушистой любимицы, силы кошки и Корделии смешались. На миг они стали единым целым, а потом из тела кошки вырвался мощный поток энергии. Демоны взревели от боли, поток не просто выталкивал их из верхнего мира, он убивал. Ди, Би, Ла ощутили, что растворяются в неведомой силе, каждая клеточка тел вопила от боли. Но на то они и были Ди, Би, Ла, самыми дурными демонами Вечных Сумерек, в честь которых некоторых из людей стали называть дебилами, чтобы не понять, что пора делать ноги. Вместо бегства они решили напасть на кошку, которая причиняла им боль. Клочья эфира отрывались от массивных тел, но демоны упорно шли вперед, оправдывая свои имена. До кошки дошли только пальцы ног, но и они растворились в потоке. Скелет упал, Антифрикцио, всхлипывая, продолжал бить по неподвижным костям. Тхара осторожно коснулась плеча молодого мужчины, он опомнился. Посмотрел на застывший скелет, поднялся, взглянул на Лину, Селену. Он ничего не чувствовал, состояние влюбленности покинуло его. Более того, появилась вполне разумная мысль, что ни одна женщина не стоит мужских слез и страданий. Самое важное в жизни пока оставалось недоступно его пониманию, но он отыщет это неведомое, когда-нибудь отыщет. Антифрикцио поднялся, глянул на Тлжа, прося благословения, он отправлялся на поиски смысла жизни Человека. Старый тролль без слов понял, что творится в душе молодого мужчины. Он удержал Лину, рвущуюся утешить бывшего поклонника, безмолвно благословил его. Верзун отсалютовал Антифрикцио, он лучше остальных понимал, что происходит. Молодой мужчина напомнил нелюдю одного монаха, бесстрашного искателя знаний, пришедшего когда-то в замок Верховного Повелителя.

Антифрикцио ушел, молодой человек с поступью старика. Деревья поспешно убирали корни с его пути, стараясь не мешать размышлениям человека, обещающего стать великим мудрецом.

—51-

Старый паук осторожно подошел к Верзуну, тронул за локоть, стараясь привлечь внимание. Его раскосые глаза были полны грусти.

— Господин! — слова лились рекой искренности -Мы хотим признаться в страшном поступке. Мы уничтожили племя Горных Тюльпанов. Плохой человек соблазнил нас обещаниями богатой пищи, и мы не устояли. Десять прекрасных Тюльпанов было съедено, племя было погублено нашей кровожадностью. Я не ищу оправданий нашему поступку. За годы жизни на реке Овечка, борьбы с прожорливыми пирановцами мы сами стали подобны им. Солнцеликие Боги завещали нам свой Свет, но мы выбрали Тьму. Горе нам, братья!

По синеватым щекам старика заструилась влага, он взвыл нечеловеческим голосом. Пауки дружно подвывали, правда без слез. Маленький сто двадцать пятый подбежал к старику, обнял его всеми восьмью лапками и закричал:

— А еще вы не хотели называть меня Морковкой!

— Да, мы не хотели.

Пауки все больше расстраивались, на глазах некоторых особей женского пола показались слезы. Оказывается, они были такими плохими! Сколько лет живут, и никто им об этом не сказал. Старик продолжил речь:

— Но мы можем вернуть Свет в наши сердца. Мы больше не будем убивать людей и нелюдей. Станем есть только рыбу.

— Да, только рыбу, — вяло поддержало его племя.

— И пирановец.

— И их тоже, — чуть взбодрились пауки. — Из них можно столько блюд приготовить. Пирановцы жареные, варенные, в сметанном соусе, с луком, в сухарях, запеченные с грибами…

— Достаточно, братья, — старик остановил их одним движением руки. — Ибо все наше будущее в руках бессмертного могучего непобедимого Верзуна. На колени, ничтожные братья мои!

Верзун задумчиво смотрел на падающих с дерева Пауков. Некоторые метко падали на колени и застывали в ожидании, другие, не такие везучие, падали на пятую точку. Точка издавала странно знакомый звук. На опушке неприятно запахло.

Селена почему то покосилась на Гее, молодой тролль обиделся. Как всякий цивилизованный тролль, он позволял себе пукать только за обеденным столом. Тлж покосился на Гее, хмыкнул, он-то не упустил возможности нарушить этикет троллей, под шумок добавил свой запах к паучьему.

Когда Пауки слегка утихомирились Верзун заговорил:

— Пауки, ваша вина безмерна.

Пауки задрожали, с ужасом представляя свою участь. Верзун продолжил свою речь.

— Думаю, в искупление вины мне придется отдать приказ отрубить вам по одной паре рук. Другую пару рук сожгут на медленном огне…

Пауки старались зарыться в землю. Некоторые были испуганы до такой степени, что клялись, если выживут, не будут, есть даже рыбу, только зеленую травку.

Тхаре тоже было не по себе, каждое слово Верзуна ложилось на ее плечи тяжким грузом. Произнося приговор, могучий нелюдь не сводил с полузверя тяжелого взгляда. Словно она, Тхара, будет исполнять приговор. Корделия ее подруга, только вот сможет ли она защитить бедняжечку Тхару от тирании Верзуна? Полузверь посмотрела в холодные глаза нелюдя. Бр-р-р. Не станет она оставлять свою драгоценную персону на волю случая. Тем более, сейчас, когда Верзун явно в гневе. Лучше потом в спокойной обстановке встретится, поговорить. А сейчас у нее неотложное дело. Тхара задумалась, срочно требовалось дело. Придумала, ей совершенно необходимо навестить тетю. А чтоб никто не смеялся, можно добавить тетю Медузию Горгонию. Которая живет за Рекой Которую Нельзя Перейти. Девушка потихоньку стала пятиться назад, стараясь уйти от холодных серых глаз. Тхаре было невдомек, что Верзун ее даже не видел. Когда жестокие слова слетали с его губ, глаза смотрели вглубь разума, его лучшего советчика, не замечая окружающего мира.

Нелегко пришлось и Члерке. Стоя чуть левее девушки-полузверя, она испытывала тоже не слишком приятные ощущения. Кто знает, возможно, следующий приговор Верзун вынесет ей. Она его слишком плохо знает, чтобы доверять. Кроме того, конечно совершенно случайно, после смерти Игана у нее в руках оказалась колдовская книга. Ну и что с того, что она ни одного заклятия прочесть теперь не сможет? Ведь доказательство коварных замыслов налицо, книга в руках, глаза бегают и их невозможно остановить. Мелкими шажками Члерка стала уходить с опушки, старательно делая вид, что хочет в туалет. Так как на нее никто не обращал внимания, то блеф удался. Тучная женщина отошла от опушки подальше и побежала. Как она бежала! Мимо проносились улитки, трава бросалась ей под ноги, камни изображали лавину, но ничто не могло остановить решительную женщину.

Почти параллельно Члерке, только с гораздо более высокой скоростью неслась Тхара. В душе девушка-полузверь презирала себя за трусость. Она, не дрогнувшая под плетьми оборотня, пережившая ритуал Волка, убегала, словно напуганный котенок. Ей казалось, что деревья смеются над трусишкой-полузверем. На ходу она сердито проговорила: «Вы не понимаете, деревянные чурбаны. Мне надо навестить тетю Медузию Горгонию. Срочно». Девушка не замедлила движение, только гордо приподняла подбородок. Она все дальше убегала от Верзуна.

Нелюдь меж тем продолжил свою речь, совершенно не заметив исчезновения полузверя и толстой женщины.

— …За третью пару рук вас подвесят на дыбу. Под ногами разожгут костер и распоров живот медленно вытащат ваши кишки из живота. Вы увидите, как их пожирают пирановцы. После, вам вырвут язык…нет, так я не услышу ваших криков.

Верзун задумался, глядя на потеющих от ужаса пауков. Его разум продолжал придумывать пытки:

— Можно насадить их на колья, облепить пиявками… — вещал разум.

— Как ты можешь говорить так спокойно, — ежились чувства. — Ведь это же ужасные пытки.

— Могу, — вздохнул разум. — Раньше хозяин также спокойно подкрепил бы мои слова действием. Только времена меняются. Вы вот выросли, сердце освободилось. Люди, да и нелюди уже не те.

Вроде нелюди не изменились, засомневались чувства.

— Оборотень, который убивает только ради пропитания. Тролль, готовый жизнь отдать ради дочери. Мне продолжить?

— Не надо. Поняли. Ты тоже меняешься, холодный разум. Мы поняли. Из тебя пропадает жестокость. Но тогда ради чего комедия? Можно просто надавать пинков этим несчастным восьмируким и отпустить на речку Овечку.

— Нельзя, — вздохнул разум. — Не запомнят урок. Могут попробовать опять обидеть Горных Тюльпанов. А мы вроде как опекуны у них.

— Племя уничтожено. У тебя старческий маразм, разум. Сказываются века.

— Ни к чему оскорбления. Подумайте сами, неразумные чувства, — по отечески ворковал разум. — Пауки убили десятерых. Вы помните нашу последнюю прогулку по тем местам?

— Помним. Мы еще гостили у Горных Тюльпанов, ели замечательный мед диких пчел. Народу-у-у было, не протолкнуться. Как все помещались, плато-то маленькое… Ой, разум ты наш разумненький, правда твоя. Многочисленно племя Горных Тюльпанов, не уничтожишь его, убив десятерых.

— То-то же. Но проучить пауков надо, не хочется вам, а надо.

— А мы причем? — стушевались чувства. — Ты старший, разумный. Тебе все карты в руки.

— Гнев хозяину проявить надо, страшный и яростный. Потом остыть и простить этих трясогузок. А без вас в этом деле мне не справится. Придется объединиться. Только вы не очень сильно расходитесь. Чай не маленькие, не утихомиришь вас потом.

— Да мы потихоньку, — чувства собрались с силами.

—52-

Пауки били поклоны, они боялись. Как, оказалось, страх посетил их не напрасно. Разум слегка недооценил степень, с которой могут «не очень сильно расходиться» чувства, а они разыгрались не на шутку. Глаза Верзуна налились кровью, лицо стало серым, рот открылся для яростного крика воина, но звук превратился в огонь. Он опалил ближайших пауков, восьмирукие не смели поднять головы.

Верзуна трясло, он готов был сжечь лежащие перед ним тела, превратить в пыль жалкие создания. Глаза заливал пот, руки дрожали, гнев разгорался в нем с невероятной силой. Чувства разбушевались, они стали неподвластны разуму. Холодный разум сделал логическую выкладку, по всем параметрам получалось, чувства не остановить. Проанализировав несколько вариантов поведения, разум решил переждать бурю.

Могучий нелюдь издал страшный рык, мышцы напряжены, в руках невесть откуда взявшаяся молния. Молния блеснула и пропала в потемневшем от гнева небе, гром ударил в свой гигантский барабан. Он топнул ногой, от ступни заветвилась трещина. Сначала тонкая, она все расширялась, пока не достигла дерева на котором мирно спал Шаман.

После того, как Шамана покинула Морковка, торопясь, поклонится грозному Верзуну, беднягу сморил нежданный сон. Словно кто-то проник ему в голову и заставил уснуть на самом интересном месте, когда-то нечто подобное ощутил на себе маленький гном Ро. Дерево покачнулось, и Шаман упал на землю. С криком вскочил он, сонный не понимающий что происходит, готовый рвать и метать. Потом крылатый мужчина на миг замер. Протер глаза, посмотрел, снова протер и стал «рвать когти» подальше от опасного места, потому что увидел перед собой свой ночной кошмар. Громадный мужчина размахивает руками-кувалдами, лицо его серое, словно изваянное из камня, из ушей валит дым, волосы искрятся. Вдобавок ко всему перед ним лежат Пауки, не шевелят ни единой из рук, явно мертвые. Сейчас он поднимет руку, дотянется до Шамана, и ой…страшно. Он бежал, кричал до хрипоты, старался спастись. Через какое-то время вспомнил, что за спиной крылья, расправил их. Ощутил, как сквозь перья проникает ветерок, воспарил к солнцу. Его ждали. Десять крылатых кругами летали над лесом, не решаясь взглянуть вниз. В их птичьих мозгах гнездилась мысль, что они что-то потеряли. Это важно, неизвестную пропажу необходимо было отыскать, но первоначально надо вспомнить, что она из себя представляет. Только увидев взлетающего Шамана, крылатые люди вспомнили, о чем забыли. Они плакали и обнимали своего Шамана. Потом они улетели. А внизу, под деревьями плакал маленький паучок под номером сто двадцать пять.

Тлж, Гее и Лина с Селеной благоразумно спрятались под высокой сосной, стоящей на самом дальнем краю опушки. Они сидели тихо, словно маленькие серые мышки. Гее закрыл глаза, перед ним возникло лицо Авра, брови нахмурены, пухлые губы поджаты. Казалось, возлюбленный сердится. Но почему, ведь он не сделал ничего плохого? А что вспоминал не так часто, как хотелось бы, так и обстановка не всегда была самая подходящая. Лицо Авра стало четче, губы зашевелились. Гее безмолвно прочитал по ним: «Где мама Рипа?». Открыл глаза. Он оставил маму в лесу, неподалеку от опушки, подозрительно напоминающей эту. Только бы она не попалась под руку Верзуна, зашибет и не заметит. Гее покосился на Селену, хорошо, что Авр не явился сестре, и так проблем достаточно.

Ангрий в восхищении смотрел на серое от гнева лицо Верзуна, особенно поражали красные глаза нелюдя с невероятно яркой золотистой обводкой вокруг зрачка. Облик настоящего Верховного Повелителя, не жалкая подделка, вроде погибшего вампира. Такому не стыдно и подчиниться, склонить перед грозным владыкой голову. Однако, будущий Верховный Повелитель слишком разошелся, может ненароком зашибить своего верного слугу, будущего советника, получателя богатых даров. Может Земля и переживет такую потерю, но никак ни Ангрий. Оборотень попятился к одному из деревьев, собираясь спрятаться, ощутил звериным чутьем, место занято. В длинном прыжке вознесся на толстую ветвь старой липы, забрался повыше и притих.