Перед Громовым ярко горел экран, куда проецировалось изображение, сфокусированное телескопом. На экране колыхалось, жило, переливалось студенистой медузой ослепительное кольцо с угольно-черной серединой. Профессор неотрывно смотрел на это кольцо, потирая узловатыми пальцами блестящую свою лысину, куполом возвышавшуюся над седенькими волосами у висков. Его неизменная черная шапочка на этот раз лежала на столе. Потом профессор поднялся так тяжело, будто на его плечах лежал груз, шаркая ногами, подошел к пульту связи, поискал пальцами нужную кнопку. Стена перед ним посветлела, и на ее месте возникли рубиновые глаза электронного мозга.
      — Кольцо-то растет, — сказал профессор.
      — Так и должно быть, — мягким бесстрастным голосом ответил динамик.
      — Теперь я и сам знаю, что так должно быть. Но почему ты не предупредил о такой возможности?
      — Меня об этом не спрашивали, — все с тем же убийственным бесстрастием ответил голос.
      — Но ты ведь знал, что такое может случиться?
      — Вероятность была ничтожна, и меня об этом не спрашивали.
      — Ты должен был сказать все.
      — Я сказал все, что вас интересовало.
      — Машина она машина и есть, — в сердцах сказал Громов. — Во все надо ткнуть носом.
      Он снова пошевелил пальцами на пульте, и опять пропала стена и вместо нее возник хорошо известный Беневу кабинет Президента Всемирного ученого совета. Президент что-то быстро говорил, глядя прямо перед собой. Но вот он оглянулся и с тревогой посмотрел на Громова.
      — Что ты решил? — спросил он.
      — Я заварил эту кашу, я ее и должен расхлебать.
      — Сначала мы пошлем автоматы…
      — Я не могу верить автомату! — неожиданно громко воскликнул профессор. — Без человека в непредвиденной ситуации он будет как тот гениальный дурак, у которого чем гениальнее, тем хуже. Да и нет времени на новые эксперименты.
      — Мы будем все контролировать.
      — Контроль не отменяется. Но я сам полечу. Это мой долг и мое право!..
      — Подумай еще, не торопись, — сказал Президент. — Я соединюсь с тобой через час.
      Громов снова посмотрел на экран телескопа и, оглянувшись, увидел сидевшего у двери Бенева.
      — Теперь не до вас, голубчик, — почему-то жалобно сказал он.
      — Я не отвлекать пришел, а помогать.
      — Теперь никто не поможет. Даже этот красноглазый, — он сердито кивнул на пульт электронного мозга, — и тот ничего не обещает.
      — А что случилось?
      — Что случилось?! — Громов изумленно уставился на журналиста. — Вам никто ничего не рассказал?
      — Я ни с кем не разговаривал, прямо к вам.
      — Да, голубчик, случилось непредвиденное.
      — Эксперимент не удался?
      — Более чем удался. Я бы сказал, что еще ни один эксперимент, когда-либо проводимый людьми, не оканчивался таким выдающимся открытием. И такой страшной катастрофой.
      — Говорить так журналисту — все равно что быку показывать красную тряпку, — усмехнулся Бенев.
      — Увы, голубчик, положение куда трагичнее, чем вы можете себе представить. В результате двух колоссальных встречных взрывов образовалось сверхплотное вещество. В том состоянии, которое нам известно лишь теоретически. Иными словами, мы, вероятно, сотворили «черную дыру».
      Он замолчал, вопросительно уставился на Бенева, но тот сидел все такой же спокойный.
      — Вам это ничего не говорит?
      — По-моему, это даже неплохо. Наконец-то мы решим проблему отходов.
      — И тем увеличим ее гравитационное поле?
      — По крайней мере, мы теперь имеем возможность изучить этот космический феномен.
      — Нет, не имеем. Она будет расти независимо от нас, поглощая космическую пыль, метеориты, энергетические излучения. И мы не знаем момента, когда эта чертова дыра дотянется до земной атмосферы. Вы понимаете, чем это грозит?
      — Так взорвать ее! — воскликнул Бенев.
      — Вы не пробовали тушить пожар бензином? — серьезно спросил Громов. И потому, что он задал этот вопрос без тени иронии, Бенев понял вдруг, что перед человечеством разверзлась бездна.
      — Что же делать? — растерянно спросил он.
      — Есть один шанс. И я хочу им воспользоваться. Через четыре часа вылетаю.
      — Куда?
      — Туда, — он кивнул на экран телескопа, где по-прежнему трепетало огненное кольцо. — Вы проводите меня?..
      Бенев вышел в центральный зал обсерватории, над которым был прозрачный купол, остановился у входа. В зале было много людей. Они стояли кучками, громко переговаривались, даже спорили, то и дело взглядывая вверх, где, затмевая звезды, висело необычное небесное тело.
      — Уже такое большое?! — сказал Бенев, ни к кому не обращаясь. И хоть не назвал то, о чем спрашивал, его тотчас поняли и несколько человек обернулись к нему, словно обрадовавшись возможности высказаться, заговорили, перебивая друг друга.
      — Сама «черная дыра» крошечная.
      — Но у нее мощное гравитационное поле.
      — Она где-то в самом центре, а кольцо — это что-то материальное, неизвестно почему раскалившееся перед тем, как утонуть в «черной дыре»…
      — Неясно, — не удержался Бенев от привычного скепсиса. — Почему мы видим кольцо, а не просто шар? Ведь это «материальное» вокруг, то есть со всех сторон?
      Он думал обескуражить вопросом, но люди, жаждущие поговорить на больную тему, только ухватились за подкинутое сомнение, и Бенев невольно стал центром еще одной группки спорщиков. Его окружили, начали каждый по-своему толковать непонятное явление. Уверяли, что все очень просто: если мы видим свет, значит, он излучается, в отличие от совершенно черного центра, что природа излучения неизвестна, поскольку никто во всей обсерватории не может объяснить его. Кольцо же никого не удивляло потому, что в космогонии немало подобного: в одной плоскости движутся планеты вокруг Солнца, да и сами галактики не шары, а сплюснутые звездные скопления… А Бенев по своей журналистской привычке обобщать думал в это время вовсе не о звездах, а о том, что вот и он со своими вопросами стал собирающим центром, как песчинка в перенасыщенном растворе, рождающая кристалл, что, может, от этого земного и привычного не так уж и далеко до законов мироздания?..
      А над прозрачным куполом равнодушно горели мириады звезд и сверкало, шевелилось в вышине белое кольцо — огненная свита страшного демона, случайно созданного людьми.
      Бенев выбрался из толпы, которая продолжала все так же спорить, даже не обратив внимания на его исчезновение, и пошел к себе. Еще от дверей увидел Энну, сидевшую в кресле у пульта связи.
      — Я тебя не могла найти, — с тревогой в голосе сказала Энна.
      Он смотрел на нее и ничего не отвечал.
      — Энна, — наконец сказал Бенев, — я сейчас уезжаю в космопорт. С профессором Громовым.
      — Почему ты? — испугалась она.
      — Громов просил.
      — Он не мог об этом просить.
      — Почему же? — Бенев удивленно посмотрел на нее.
      — Уво. — Она впервые назвала его по имени и покраснела. Но не опустила глаз. — Помнишь, я сказала тебе — «не знаю». Это была неправда. Я хотела бы полететь с тобой к звездам.
      Он опустился на пол, положил голову ей на колени. Пощелкивал, шелестел в углу «регулятор эмоций», не в силах понять, какие для этого случая требуются шумы и запахи, чтобы ослабить нервное напряжение, переполнившее комнату. Сколько времени просидели так, они не знали, может, три минуты, а может, и три часа. Опомнились, когда томно зазвучал гонг и за пультом связи показалось усталое лицо профессора Громова…
      Громов дожидался Бенева в большом экспедиционном луноходе. Рядом с ним сидели два робота, положив манипуляторы на титановые контейнеры, словно их надо было от кого-то охранять.
      — Вы надолго летите? — спросил Бенев.
      — Боюсь, что навсегда, — ответил Громов, недоброжелательно косясь на Энну. — Потому и хотел, чтобы вы меня проводили.
      — Я тоже поеду. — Энна сказала это таким решительным тоном, что Громов махнул рукой.
      Уже выезжая из лунного города, они увидели Руйка, стоявшего на дороге с длинным объективом, похожим на лучемет звездолетчиков.
      — А меня-то забыли, — сказал он просто.
      Бенев кивнул ему, чтобы скорей забирался в свободный кормовой отсек, и луноход, сорвавшись с места, помчался по пустынному шоссе, далеко впереди вонзавшемуся в темную стену гор.
      — Значит, такое дело. — Громов откинулся на сиденье, поднял голову, посмотрел на светлое колечко в звездном небе. — Шанс такой: как можно скорей попытаться стащить «черную дыру» с устойчивой орбиты. Расчеты показывают, что можно приблизиться к ней на некоторое безопасное расстояние. Она, естественно, потянет корабль к себе, а он все время будет лететь впереди, как бы стремясь уйти. Есть надежда, что ее скорость на орбите при этом может возрасти и она начнет удаляться. Понятно?
      — Нет, — сказал Бенев. — Почему такой сложный вопрос решаете вы один?
      — Этим заняты сейчас все. Но нужно торопиться, пока «черное тело» еще мало. И нужно изучать его вблизи. Если кто-то должен лететь первым, то только я.
      — А потом?
      — Когда «потом»?
      — Если удастся увести «черное тело»?
      — Куда? В солнечной системе его оставлять нельзя.
      До Бенева вдруг дошло, что это не просто эксперимент со своим началом и концом, а трудная, опасная и очень долгая работа, может быть, рассчитанная на многие годы.
      — А если его подтащить к Солнцу, кинуть в огонь?
      — Мы не знаем, что станет с Солнцем.
      — Но это же ужас что такое! — вырвалось у него.
      — Именно так, — сказал Громов. — Потом, наверное, его поведут автоматические корабли. Но доверить машинам первую попытку я не могу. К тому же, повторяю, надо спешить: «черный демон» будет непрерывно расти…
      Впереди показались серебристые строения ракетодрома, над которыми, словно лунный пик, возвышался космический корабль.
      — Когда его успели подготовить? — спросил Бенев.
      — Корабль предназначался для дальней экспедиции. Я настоял, чтобы его отдали мне.
      — Вы полетите один?
      — Риск слишком велик.
      — Я полечу с вами, — неожиданно для самого себя сказал Бенев.
      Громов ласково засмеялся.
      — Спасибо, голубчик, но это только мое дело.
      — Это теперь дело всех.
      — К тому же вы ничем мне не поможете.
      — Вы будете не один. Разве это не помощь?
      — Спасибо. У вас теперь есть кому помогать. — Он доброжелательно взглянул на Энну.
      — Я полечу с вами, — повторил Бенев.
      — И я тоже, — вдруг сказала Энна, побледнев от волнения.
      — Не исключено, что мы не сумеем вернуться.
      — Я это понял.
      — Ну и пусть, — упрямо сказала Энна.
      В другое время это простоватое замечание, достойное непоследовательности древних женщин, могло бы рассмешить, но теперь и Бенев и Громов, одновременно посмотрев на нее, поняли, что она ничуть не шутит, что ее решение не порыв, а вполне сознательный, уже обдуманный шаг.
      — А если будут дети? — спросил Громов. — Как им расти на грани гибели?
      — Всякий дальний перелет на грани гибели.
      — Я не знаю, что нас ждет.
      — Узнаем…
      Луноход подошел вплотную к трапу, окруженному роботами, обслуживающими ракетодром.
      — И никто не провожает? — удивился Бенев.
      — Я об этом просил. Кому надо, тот нас видит.
      Громов повернулся и помахал рукой слабо поблескивавшим на мачтах выпуклым глазам системы Всевидения.
      — Знаете, о чем я теперь жалею? — сказал он. — Что нет у меня, как у наших давних предков, власти лишить вас права подниматься на корабль.
      — Я не могу отпустить вас одного.
      — Энну жаль.
      — Меня? — удивленно сказала Энна. — Но я просто счастлива!
      Они засмеялись все трое и по мягкому трапу пошли к входному люку.
      Бенев видел в иллюминатор, как, обгоняя луноход, помчались прочь от ракеты черные пауки-роботы. Еще через минуту качнулись темные громады гор и начали валиться в разные стороны. Потом внизу ярко вспыхнуло — ударили главные двигатели корабля, на миг ослепили весь ракетодром, покрыли серебряным панцирем просторы каменной пустыни и словно бы начертили на горных кряжах угольно-черные трещины, провалы, зигзаги глухих ущелий. И еще последний раз он поймал взглядом распластанную кляксу тени от лунохода, на предельной скорости мчавшегося по пустынному шоссе, и вдруг вспомнил своего верного коллегу, так, должно быть, ничего и не понявшего, сидевшего в своем герметическом отсеке на корме лунохода.
      — Жаль, забыл с Руйком попрощаться, — вслух подумал он.
      — Это ты еще успеешь, — сказал кто-то за его спиной.
      Обернувшись на голос, Бенев увидел своего Руйка в соседнем кресле. И мгновение ошеломленно смотрел на него, холодея от мысли, что тот забрался в корабль, подчиняясь одной только своей привычной пронырливости и совсем ничего не зная, куда они летят и зачем.
      — Ты… как тут? — с трудом выговорил он.
      — Как и ты. Хотел без меня обойтись? Не выйдет.
      — Да знаешь ли ты… куда мы летим?
      — Это я еще узнаю. Не впервой сначала снимать, а потом выяснять, что же, собственно, снял.
      Испуганно улыбаясь, Бенев смотрел на него и молчал. Он знал, что возвращение невозможно, но знал также, что нельзя и оставлять на борту человека, не осознавшего своих действий, самостоятельно не решившегося на риск.
      — Я должен тебе… кое-что объяснить. Я отвечаю за тебя…
      — Перед кем? — удивился Руйк.
      — Перед самим собой.
      — Каждый человек отвечает за каждого человека перед самим собой.
      — Тут особый случай. Ты ведь не знаешь, что мы никогда не вернемся.
      — А куда мы денемся? Это же не межзвездный корабль.
      — Это корабль в неизвестность. Слушай и не перебивай.
      Он начал подробно рассказывать ему о «черной дыре», о решении профессора Громова первым приблизиться к ней, о том, что возможна неудача и тогда корабль просто сгорит в огненном кольце, чтобы перейти в другое состояние, превратиться в ничто, что надежда на возвращение почти исключена, потому что система «корабль — «черная дыра» в лучшем случае станет устойчивой и что вырваться из гравитационных лап черного чудовища, вероятно, не удастся…
      — Ну что ж, — перебил его Руйк. — Буду первым репортером при «черной дыре»…
      Тихий мелодичный гонг они услышали совершенно ясно, несмотря на гул двигателей. Засветилась переборка в глубине отсека, и показалось чуть искаженное ускорением озабоченное лицо профессора Громова.
      — Извините, профессор, но так вышло, — виновато сказал Бенев, кивая на Руйка.
      — Если уж так вышло, то лучше осознать все до конца, — сердито сказал Громов. — Еще не поздно пожертвовать спасательной капсулой и выбросить вас в космос. Когда приблизимся к кольцу, будет поздно. Тогда, возможно, мы не только не сможем использовать спасательную капсулу, но и сообщить о выбросе на Землю, чтобы вас подобрали. Я вовсе не уверен, что в условиях мощных гравитационных аномалий нам удастся поддерживать связь с Землей. Всего скорей мы просто исчезнем для людей, и они узнают о том, живы ли мы и продолжаем ли бороться с «черным дьяволом», только косвенно — по изменениям его орбиты. Так я думаю.
      — Безвыходных положений не бывает, — простодушно заметил Руйк.
      — К сожалению, бывает.
      — Земля же рядом, весь ученый мир. Придумают что-нибудь.
      Громов внимательно посмотрел на него.
      — Хотелось бы надеяться. Когда-то даже мечтали об этом — иметь под боком «черную дыру» и тем решить сразу две важнейшие проблемы — энергетическую и проблему отходов. Но я привык рассчитывать на худшее.
      Он замолчал, переводя насупленный взгляд с Бенева на Руйка и обратно. Ровно гудели двигатели, и вибрация слабо чувствовалась через толстые подошвы скафандров, через воздушные амортизаторы кресел. Сверкающий край Луны висел под иллюминатором, проваливался.
      — А худшее таково, — с беспощадной суровостью в голосе продолжал Громов, — что вам, вероятно, придется расстаться с мечтой о первом репортере при «черной дыре». Вы просто не сможете передать снимки, если их вообще возможно там сделать.
      — Жаль.
      — Если жаль, то уходите немедленно.
      — Жаль, — повторил Руйк, — жаль, свои аппараты не захватил. Каких бы я вам портретов наделал!..

«ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО»