Первое Сталин горячо поддержал. Так, в письме к Ленину в марте (после операции) он отметил:
      "Единственная в наше время марксистская попытка подведения под советскую надстройку хозяйственно-отсталой России действительно реальной и единственно возможной при нынешних условиях технически-производственной базы".
      И тут же пояснил, почему "единственная":
      "Помните прошлогодний "план" Троцкого (его тезисы) "хозяйственного возрождения" России на основе массового применения к обломкам довоенной промышленности труда неквалифицированной крестьянско-рабочей массы (трудармии). Какое убожество, какая отсталость в сравнении с планом Гоэлро! Средневековый кустарь, возомнивший себя ибсеновским героем, призванным "спасти" Россию сагой старинной...". (И.В. Сталин. Сочинения. Т.5. С. 50).
      Отталкиваясь от предложений Троцкого, как от негативного примера, Сталин явно знал отношение к этому Ленина и отражал ведущийся в Политбюро спор о будущем экономики.
      В этом споре подчеркнем безусловную преемственность ленинского плана с дореволюционными планами:
      строительство гидроэлектростанции на Днепре, а также на Волхове предполагалось еще до первой мировой войны; также к тому времени относятся и работы В.И. Вернадского о ядерной энергии. (Напомним, что "урановая экспедиция" Вернадского организовывалась до Октябрьской революции).
      Поэтому ГОЭЛРО, с одной стороны, наследовал достижения концентрации возможностей государства, с другой - был детищем большевиков.
      Хотя план ГОЭЛРО был одобрен в декабре 8-м съездом Советов, утвержден он был только спустя год 9-м Всероссийским съездом Советов. В 1921 г. для планирования всей экономики была создана Государственная плановая комиссия (Госплан). В первый год НЭПа началось строительство механизма, который сыграл огромную роль в развитии СССР.
      Атомная бомба тоже промелькнула в разговоре об электрификации далеко не случайно.
      Касаясь философии происходящих событий, приведем мысль выдающегося английского экономиста Дж. Кейнса, который в 20-е годы работал в России: "Ленинизм - странная комбинация двух вещей, которые европейцы на протяжении нескольких столетий помещают в разных уголках своей души, - религии и бизнеса". (Цит. по С.Г. Кара-Мурза. "Советская цивилизация от начала до великой победы". М., 2004. С.271).
      21 марта 1921 г. ВЦИК издал декрет "о замене продовольственной и сырьевой разверстки натуральным налогом", уровень налога был в два раза меньше: 240 млн. пудов зерна, вместо 423 млн. Планировалось получить в государственный фонд еще 160 млн. пудов путем торговли с крестьянами.
      Власти торопились успокоить деревню. Однако восстание невозможно было одномоментно прекратить, для этого требовалось, чтобы идея НЭПа, как идея развития, заменила идею мщения.
      Усмирением Тамбовского восстания руководил Тухачевский. Он провел настоящую воинскую операцию.
      Всего в тамбовской группировке войск насчитывалось 37,5 тыс. штыков, до 10 тыс. сабель, 9 артиллерийских бригад, 5 автобронеотрядов, 4 бронепоезда, 6 бронелетучек, 2 авиаотряда. ("Гражданская война в СССР ". В 2 тт. Т. 2. М., 1986. С. 324).
      К апрелю 1921 г. в стране, согласно официальным данным, воевало 165 крупных крестьянских отрядов. Большинством из них руководили на местах Союзы Трудового Крестьянства, организованные партией эсеров. Эсеры сделали ставку на свержение советской власти.
      Они руководили восстанием в Сибири, Поволжье, Кубани, Северном Казахстане, Центральной России. Примерно в 140 отрядах было более 118 тыс. сторонников эсеров.
      "8 февраля 1921 г. с Тамбовской губернии была снята разверстка. Но до крестьян известие дошло не сразу. Все пути проникновения в деревню советской информации были блокированы повстанцами. В то же время губернские власти ужесточили репрессивную политику. В сентябре 1920 и в марте 1921 г. председатель губисполкома А.С. Лавров и командующий войсками в губернии А.В. Павлов приказали расстреливать на месте каждого отказавшегося сложить оружие. Села, сопротивлявшиеся войскам, подлежали немедленному сожжению. При повторных вспышках восстания аресту и заключению в концентрационные лагеря подлежало все мужское население от 17 до 50 лет. Репрессии были распространены на семьи повстанцев и их укрывателей. На села накладывалась огромная контрибуция, за невыполнение которой отбирались земля и все имущество. За неисполнение приказа были сожжены села Верхоценье, Серединовка, Б. Спасское, Коптево, Ивосельцево. Более 250 крестьян было расстреляно.
      Эффект подобных действий был прямо противоположен задуманному: устрашить деревню не удалось. В губернии и смежных с ней Балашовском уезде Саратовской губернии и Новохоперском уезде Воронежской губернии повстанцы создали 300 комитетов СТК, заменивших Советы. Это были беспартийные органы власти крестьян, обеспечивавшие материальную поддержку партизанской армии и регулировавшие военно-политические и социально-экономические стороны жизни деревни...". (Т.В. Осипова. "Крестьянский фронт в гражданской войне". В сб. "Судьбы российского крестьянства". М., 1996. С. 147-148).
      Для подавления восстания применялись отравляющие газы, а также такие меры устрашения, как массовые расстрелы заложников и сжигание крестьянских изб.
      Так, только в одной Паревской волости за июнь-июль было убито три тысячи крестьян. В селе Никольском, где проживало восемь тысяч человек, в русско-японскую войну погиб один человек, в мировую- 50, а в 1920-21 гг. - 500 крестьян.
      Хотя у повстанцев против регулярных войск не было никаких шансов, сопротивление в Тамбовской и многих других губерниях продолжалось до конца 1921 г., потом пошло на спад.
      Но в целом крестьяне добились своего, деревня вернулась к своей традиционной общинной жизни, которая была далеко от ГОЭЛРО, плановой экономики и мировой революции.
      Как говорил Троцкий, "Революция потому и революция, что все противоречия развития она сводит к альтернативе: жизнь или смерть".
      Но между властью и большинством населения, жившего по законам мелкотоварного производства, был заключен мир, точнее, - перемирие.
      Чтобы сопоставить исторические рубежи, вспомним об одной жертве Тамбовского восстания: священник Петр Космодемьянский был убит во время карательной операции. Его внуки, Зоя и Александр Космодемьянские, Герои Советского Союза, погибли, защищая Отечество, во время Великой Отечественной войны.
 
      "МЫ ИНСТИНКТОМ ПОНЯЛИ, ЧТО БОРЬБА ЛИБЕРАЛОВ С БОЛЬШЕВИКАМИ СВОДИТСЯ К РАЗЛОЖЕНИЮ ВЛАСТИ В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА ЕЕ НУЖНО УСИЛИТЬ"
      Здесь следует мысленно пересечь западную границу России и посетить российское посольство в Париже, в котором тогда находился посол Российской республики во Франции В.А. Маклаков, направленный туда еще Временным правительством. Он представлял несуществующее государство, но был умным и проницательным политиком. Его многолетняя переписка с Б.А. Бахметевым, послом Российской республики в США, является замечательным документом, отражающим взгляд проигравшей стороны. Так, в письме Маклакова от 15 апреля 1921 г., т.е. после Кронштадта и Х съезда РКП(б), дана оценка текущего момента и, самое главное, перспектив большевизма.
      "Я думаю теперь и думаю уже давно, с момента войны, что результатом этой войны будет усиление государственной власти, попросту усиление государства, этатизм. Это началось по необходимости во время войны, не могло кончиться и с ее окончанием. Как ни надоел этатизм во время войны и сколько он ни принес с собою зла, по неумелости его применения, он был необходим и без него вести войны, было нельзя. В нем была и сила, по крайней мере, временная сила Германии. Для меня ясно, что он не мог окончиться после войны, когда перед человечеством остались неразрешенными те же основные вопросы, требующие общих усилий, солидарности отдельных государств и тем более солидарности отдельных классов внутри государства. Было невозможно допустить, чтобы от этой войны, которая есть общее несчастье, - одни люди страдали, другие наживались; что калеки должны были превратиться в нищих, а разрушенные войной местности восстановлены силой самих потерпевших; было бы невозможно допустить это, особенно в то время, когда другие на этом бы самом разорении и восстановлении разрушенного, продолжали бы наживать капиталы. Было ясно, что результаты войны могли быть получены только совместными усилиями целой нации, без различия классов и положений; но все это в свою очередь требовало страшного усиления государственной власти, которая могла бы сломить головы всем тем, которые не хотели бы идти в этом русле. Потому-то усиление государственной власти одновременно с этим должно было совпадать и с демократизацией этой власти. Она должна была быть не только сильна, но вполне демократична по своим задачам, а с того момента, когда вообще демократии кое к чему привыкли и кое-что раскусили, а во время войны, еще воочию увидали в какой мере государство без них бессильно, она должна была быть и демократична по составу. Итак, вот те основные задачи, которые человечество должно было положить в основу своего устройства после войны. Правительство демократичное по цели, демократичное по составу, но и деспотичное по объему власти и приемам.
      Эти основные начала и лежат в основе большевизма; большевизм удовлетворяет именно им; то, с чем он не справился и на чем провалился - это программа реформ, способ осуществить ту солидарность, которая могла разрешить национальные и международные вопросы. Большевизм победил слишком рано; он не вышел из пеленок старых идей о борьбе классов, о том, что борьба предполагает уничтожение; подменил вопрос национальной солидарности вопросом, чтобы демократию поставить на место буржуя, а буржуя превратить в работающего пролетария, и провалился именно на этом; но если этим он скомпрометировал ряд лиц, идей и приемов, то не подорвал объективной необходимости в дальнейшем идти по тому же пути деспотической демократической власти. Но в наших попытках низвергнуть большевизм, какую идеологию мы ему противопоставляем? С одной стороны мы противопоставили ему идею либерализма, кто бы ее ни олицетворял, Милюков или Керенский, теорию, которая боялась сильной государственной власти потому, что боролась с этой властью, во имя прав человека и гражданина, во имя свобод, неприкосновенности личности и т.д. Попытка осуществить полностью эти начала в государственной жизни, которую мы имели глупость и преступность осуществлять в момент самой войны, повела их к крушению; и сейчас попытка бороться с большевизмом во имя этих начал, либо подымая крестьянские восстания, либо делая террористические акты, может найти сторонников; народы соскучились по свободам, для России они представляются каким-то недостижимым идеалом. Но эти свободы до такой степени не соответствуют объективной необходимости момента, что на них можно поднять бунт, но нельзя построить государственную жизнь; в столкновении этих идей с большевиками историческая правда на стороне большевиков, а не этих идей, и потому большевизм их победит. Мы инстинктом поняли, что борьба либералов с большевиками сводится к разложению власти в тот момент, когда ее нужно усилить, и попробовали идти другим путем, путем противопоставления большевистскому деспотизму белого деспотизма; этот курс создал временную популярность военных диктатур; в этом было преимущество Колчака против Авксентьева, или Врангеля против Парижской Учредилки. Но и эти течения провалились; во-первых потому, что они, сумев установить начала государственного деспотизма, т.е. сильной правительственной России, по своему составу и идеологии не сумели осуществить второго требования - демократизма: эти диктатуры не были демократичны ни по составу, ни по цели, хотя и притворялись, что ими становятся; а когда они почувствовали необходимость влить себя в струю демократизма, хотя бы по составу, то обращались к так называемой общественности; общественность, которая приходила им помогать, была носительницей той самой либеральной идеологии, защищавшей права человека и гражданина, и враждебной усилению государственной власти, которая составляла ее слабость в борьбе с большевиками. Соединение белого деспотизма с политическими свободами соединяло только недостатки двух направлений, не давая им выгоды.
      Это и создавало ту их внутреннюю слабость, при которой большевизм не мог их не победить; вот Вам философия в Вашем духе и стиле; но теперь вывод из этого. А он тот же самый, о котором я Вам твержу в каждом письме. Спасти большевизм может только сам большевизм, т.е. те люди, которые, сохранив неприкосновенным то, в чем объективные задачи момента, т.е. демократическую деспотическую власть, сумеют влить в нее совершенно другое содержание, т.е. демократическую социальную политику, которая в настоящий момент будет, конечно, исключительно буржуазная. В большевизме должна произойти борьба, которая завершится победой здорового начала над нездоровым и глупым; но борьбу эту должны вести сами же большевики, которые поймут, наконец, эту задачу. Большевики с тех пор уже сумели осуществить то, чего мы не сумели, т.е. сумели отделаться от предрассудков либерального доктринерства, научились быть сильной властью; они же направят ее наконец на благо России, когда поймут искренне и всей душой необходимость насильственной классовой солидарности для поправления разрушенного государства. Когда это будет понято и из большевиков найдутся люди, которые возьмутся за это, тогда они смогут кувырнуть тот глупый большевистский деспотизм, который так же не сумел воспользоваться властью, как я не сумел бы играть на виолончели. Но думать, что это будет сделано не ими самими, а какими-то эмигрантами, представителями ли демократического либерализма, как Милюков, Керенский, Авксентьев, или представителями реакционеров, как Марков, Врангель и другие, - или что еще безумнее, коалицией этих сил - это верить в чудо, т.е. в нарушение всех законов природы. Такие реалисты, как мы с Вами, в чудеса не верят". ("Совершенно лично и доверительно". Б.А. Бахметев - В.А. Маклаков. Переписка 1919-1951. М., 2003. В 3-х т.т. Т.1. С. 365-367).
      В этом же письме дан удивительный по точности прогноз судьбы Троцкого и многих из "ленинской гвардии".
      "Как только в большевизии станут на путь улучшения расстроенной экономической жизни, начнется раздор между теми, кто хотел устраивать жизнь на началах коммунизма, но в интересах России или ее пролетарских слоев, и теми, которые всем этим сознательно жертвовали во славу III Интернационала и мировой революции. В среде самой России и пойдет водораздел: на одной стороне будет сытый коммунист, который ездит в международных вагонах и одевает свою жену в бриллианты, а на другой тот, кто, не гоняясь за властью, не споря о формах управления, будет говорить для них очевидные вещи: что правительство отнимает то, что им нужно самим, не дает того, что необходимо, и не потому, что преследует кооперативы или не дает хода капиталу. Объективная необходимость даст победу второму течению; те, кто будет мешать оздоровлению экономического быта из-за интересов Интернационала, будут тогда обезврежены или устранены путем ли террористических актов, или отдачей под суд и т.д., а может быть сами уйдут, чтобы не быть убитыми в первую очередь". ("Совершенно лично и доверительно". Б.А. Бахметев - В.А. Маклаков. Переписка 1919-1951. В 3-х т.т. Т.1. С. 347).
      Именно так и произошло: одних ждал террористический акт, других суд, третьих эмиграция. Маклаков, будучи политическим эмигрантом, отлично понимал, как исторический процесс делит людей на завтрашних и вчерашних.