Крайне интересна связь святочной коляды с днем пятницы, объяснимая только в свете упомянутого выше свидетельства о праздновании 12 пятниц на протяжении года. Одна из рождественских песен-колядок звучит так:
      Пятница, Пятница, Все лето-то тепло,
      Святая нареченная, Всю зиму холодну,
      Мы тебя, Пятницу, Всю осень богату
      Ждали-дожидали Едва дождалися.
      Неделю всю Глаза охвостали.
      Весну-красну
      ( Русская народная поэзия. Обрядовая поэзия. Л., 1984, с. 56. Записано во Владимирской обл. (с. 469).)
      Ознакомление с историей календ и коляды наталкивает на мысль, что в этом обряде отразился весьма архаичный, по всей вероятности, индоевропейский, пласт представлений. Календы были некогда у греков, но настолько давно исчезли, что римляне, заимствовавшие у них эти празднества, в дальнейшем сложили поговорку: "ad Calendes Graecas", т. е. - никогда. У римлян отсутствовала буква "к", равнозначная греческой каппе, но слово "календы" первоначально писалось через каппу: "kalendae"; всего в латинском языке только четыре заимствованных слова писалось с употреблением греческой буквы "к". Император Юстиниан расширил празднование январских календ на все время зимних святок - от рождества до крещения. Так как это время было временем теснейших связей славян с Византией, то реформа могла повлиять на то, что календами-колядой в славянской округе стали преимущественно называть не празднества начала каждого месяца (вероятно, связанные с лунным календарем), а празднование начала нового года.
      Обряд колядования очень прост и не нарушает обычного течения жизни: группа колядников ходит по дворам, поет заклинания и пожелания всяческих благ каждому дому и собирает съестные пожертвования в общий "мех", которые потом коллективно поедаются. Г. Дьяченко высказал гипотезу, что древнее "кол-яда" означало "круговую еду", "братчину", так как этнографическое "коляда" нередко в славянских языках понималось как "компания", "кружок людей", "складчина".( Дьяченко Г. Полный церковно-славянский словарь. М., 1900, С. 260.)
      В пользу глубокой архаичности обряда говорит и то, что рождественское колядование производилось в ряде мест "только группами пожилых прихожан во главе с церковным старостой".( Соколов Ю. М. Русский фольклор, с. 144.)
      Соединение этих отрывочных данных со сведениями о двенадцати праздниках в году в честь Пятницы позволяет говорить, во-первых, о существовании у праславян ежемесячных праздников типа древних календ, а, во-вторых, о том, что эти празднества были посвящены женскому божеству, языческой предшественнице Параскевы-Пятнице - Макоши. Быть может, и древний общерусский торговый день - пятница - связан с этой патриархальной традицией: ежемесячный торг с развитием обмена перерос в еженедельный пятничный "базарный день". Бытование в древней Руси ежемесячных обрядов, имевших, несомненно, общее происхождение с календами, подтверждено таким надежным источником, как "Стоглав", запись вопросов Ивана Грозного духовенству и ответов царю. Глава 93 посвящена пережиткам язычества в русском быту. Здесь наряду с играми и плясаниями "над бочками и корчагами" порицаются и "каланды … еже есть первый день коегождо месяца, но паче же марта месяца, празднование велие торжественно сотворяюще, играния много содевашаея по еллинскому обычаю" собор запрещает "женская в народех плясания, срамна сущи".
      Стоглав осуждает "играния всякая и позорствования, вжигаемая огнища в новыя месяцы… пред домом, яже скакати …" и "прочия на новы месяцы волхвования сотворяюще". В этих играх у ежемесячных костров принимали участие не только миряне, но и духовенство: "аще клирик - да извержется!" ( Стоглав. СПб., 1861, с. 264-267.)
      То обстоятельство, что собор подчеркивает участие в этих играх у колядных костров женщин "плясавиц", еще раз подтверждает связь ежемесячных празднований с культом Макоши-Пятницы и с весенними девичьими праздниками в честь Лады и Лели.( Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 393-416.)
      Что касается дней недели, отмечаемых в древней Руси, то здесь у нас очень мало данных. Неделя начиналась с воскресенья, так как иначе среда не считалась бы средним днем семидневного отрезка времени. Четверг, судя по романо-германским и югославским аналогиям, был днем Юпитера, Перуна. Пятница была днем Фрейи, Макоши. Воскресенье было, судя по всему (см. предыдущую главу), днем Дажьбога - Солнца. Следует обратить внимание на то, что церковное обозначение первого дня седмицы по пасхальному дню ("воскресение Христа") долгое время заменялось иносказанием - "недЪля", т. е. "праздник", день праздности, неделания. Западные аналогии дают нам обозначение этого дня именем солнца (Sonntag, Sunday и др.). Любопытно, что в средневековом французском и немецком название праздничного дня недели звучало по-гречески: Анастасия ("воскресение"); после этого нас меньше удивит знание точного смысла этого слова русскими "кощунниками" X в. ( Веселовский А. Н. Разыскания в области русского духовного стиха. СПб., 1883, вып. VI, с. 10.)
      Судя по специальному поучению - "Слове о твари и о дни, рекомом неделе" - воскресные дни были в средневековой Руси днями еженедельного острого соперничества христианства и язычества, православного духовенства и волхвов-гусляров, руководивших игрищами. Сам автор этого слова с сокрушением должен признаться, что очень трудно завлечь народ в церковь, где нет ни дождя, ни вьюги, где "покрову сущю и заветрию дивну". Горожане, которых приглашают в храм, позевывают, почесываются, сонно потягиваются н всячески отговариваются непогодой. "Но аще плясцы или чудци, пли ин кто игрець позоветь на игрище или на какое зборище идольское - то вcu тамо текут (устремляются), радуяся … и весь день тот предстоят позорьствующе (являясь зрителями) тамо… А на позорищех ни крову сущю, ни затишью, но многажды дождю и ветром дышющю или въялици - то все приемлет радуяся, позоры дея на пагубу душам".( Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. Харьков, 1916, т. II, с. 82.)
      В ряде славянских языков сохранилось древнее значение слов: "позор" - зрелище; "позорище" - театр. Автор, отговаривавший своих сограждан от участия в языческих празднествах, естественно, не описывал содержание бесовских игрищ, хорошо известное его аудитории, но кое-что из его "Слова" мы можем извлечь. Во-первых, не упоминаются ни жертвоприношения, ни требы; речь идет только о "поклонении". Поклонялись "твари", т. е. изделию, творчеству рук человеческих. В связи с тем. что слово "неделя" женского рода, и с тем, что в несколько более раннем поучении тоже порицается почитание недели, поставленное рядом с сообщением о том, что двоеверцы "кланяются, написавше жену в человечьск образ" ("Слово об идолах"), нам надлежит разобраться в сущности культа воскресного божества - женское это божество или мужское? В "Слове о твари" нет никаких намеков на женскую сущность олицетворения недели. Есть лишь противопоставление дня недели "болвану", написанному или изваянному, выдолбленному. Идол олицетворяет свет и этому языческому олицетворению противопоставляется Иисус Христос. Как на упомянутом выше образке XIII в., Иисус Христос говорит зрителю: "Азъ есме свет", так и в поучении против языческого празднования дня недели говорится: "Сам бо рече господь - "Аз есмь воскресенье и живот всему миру". В "Слове об идолах" перечисляются языческие обряды: продолжение поклонения пантеону 980 г., культ Рода и рожаниц, культ дня недели и поклонение изображению некоего женского божества: "… Трапезы Роду и рожаницям, и недели день и кланяются, написавше жену в человечьск образ - тварь".( Гальковский Н. М. Борьба христианства…, т. II, с. 25.)
      Поклонение дню воскресенья (дню солнца) здесь отделено от поклонения изображению женского божества. В свете народного календаря с 12 пятницами в году эти ежемесячные праздники очень легко отделить от еженедельного поклонения "Свету": женский образ был образом Макоши-Пятницы, доживший в вышивке ("написавше") до конца XIX в. Ежемесячные коляды-календы с их обязательным сбором продовольствия и заклинаниями изобилия были, очевидно, праздниками в честь славянской Деметры-Макоши, а еженедельные праздники "Света", признаком которого являлось солнце, были посвящены тому мужскому небесному божеству, которое олицетворяло этот свет, славянскому Аполлону-Дажьбогу. Русские люди, в отличие от своих европейских современников,сохранивших имя солнца в обозначениях воскресного дня, частично уступили церкви и не называли первый день седмицы ни днем солнца, ни днем Дажьбога, но и принять сразу православное обозначение "воскресеньем", очевидно, не захотели, придумав особое имя - "неделя", день отдыха, праздности. Поэтому церковник, писавший о праздновании этого дня, прибег к условной форме: "Слово о творении рук человеческих и о так называемом ("рекомом") дне - "неделе".

* * *

      Годичный цикл древнерусских празднеств складывался из разных, но в равной мере архаичных элементов, восходящих к индоевропейскому единству первых земледельцев или к ближневосточным земледельческим культам, воспринятым первоначальным христианством. Одним из элементов были солнечные фазы: зимнее солнцестояние (поворот солнца к лету), весеннее равноденствие (начало преобладания дня над ночью, близость цикла весенних работ) и летнее солнцестояние (разгар лета, близость урожая). Осеннее равноденствие очень слабо отмечено в этнографических записях.
      Вторым элементом был цикл молений о дожде и о воздействии вегетативной силы на урожай. Они хорошо выражены календарем IV в. (от начала мая по начало августа). Третьим элементом был цикл празднеств урожая (от первых плодов в начале августа по начало сентября). Четвертым элементом были дни поминовения предков (радуницы). Пятым могли быть коляды, праздники в первых числах каждого месяца. Шестым, привнесенным, элементом были христианские праздники, часть которых тоже отмечала солнечные фазы (рождество христово, благовещение, рождество и смерть Иоанна Предтечи), а часть была связана с аграрным циклом южных областей Средиземноморья, имевшим иные календарные сроки, чем аграрный цикл древних славян. Вот эти аграрно-календарные различия, обусловленные географическими особенностями, мест происхождения, создали неравномерное восприятие христианского календаря в русской среде. Кроме того, большую путаницу в сроки празднований вносил христианский пасхальный календарь, в котором соотносились принципы солнечных и лунных расчетов. Весь пасхальный цикл (от начала великого поста до троицы и духова дня) охватывал 14 недель, или 98 дней; пасхальное воскресенье колебалось в пределах 5 недель (от 22 марта по 25 апреля), а вместе с пасхой перемещался и предшествовавший ей великий пост и послепасхальные праздники (вознесенье, троица, пятидесятница - духов день). Весь срок возможных перемещений в году занимал 19 недель в диапазоне от 2 февраля по 15 июня. Остальные христианские праздники оставались "в числе". Некоторые православные праздники были добавлены к византийскому календарю русской церковью в XI - XII вв.: день Бориса и Глеба (2 мая), покров богородицы (1 октября).
      В результате постепенно создалась очень сложная и многоосновная система русских народных праздников, в которой древние языческие заклинательные и благодарственные моления проступают достаточно явственно. Можно надеяться на то, что этнографы, располагающие огромным фондом записей о праздниках и календарных обрядах, дадут обобщающее исследование об этом важном разделе народной языческой старины, подобное превосходной работе В. И. Чичерова, осветившего зимний цикл обрядов.( Чичеров В. II. Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI - XIX вв. М., 1957. См. также: Снегирев И. М. Русские простонародные-праздники и суеверные обряды. М., 1837-1839, вып. 1 - 4; Терещенко А. В. Быт русского народа. М., 1847-1848, т. I - VII; Калинский И. П. Церковно-народный месяцеслов на Руси. - Зап. Рус. геогр. об-ва по отд. этнографии. СПб., 1877, т. VII; Веселовский А. П. Разыскания… - ОРЯС АН. СПб., 1883-1889, т. 7, 14, 20, 21, 28, 32, 46, 53. Добровольский В. Н. Данные для народного календаря Смоленской губ. - Живая старина, 1898, вып. 3-4; Ермолов А. Народная сельскохозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и приметах. СПб., 1901 - 1905, т. I-IV; Селиванов В. В. Год русского земледельца. Владимир, 1902; Аничков А. В. Народная поэзия и древние верования славян. - В кн.: История русской литературы. М., 1908, т. I; Святский Д. Под сводом хрустального неба. Очерки по астральной мифологии в области религиозного и народного мировоззрения. СПб., 1913; Кагаров Е. Г. Религия древних славян. М., 1918; Он же. Классификация и происхождение земледельческих обрядов. - Изв. Общ. археол. ист. и эти. при Казанском ун-те. Казань, 1929, т. 34, вып. 3-4; Пропп В. Я. Русские аграрные праздники. Л., 1963; Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М., 1979; Виноградова Л. Н. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян. М., 1982.)
      В этой работе удастся коснуться лишь основных праздников, с которыми, может быть, связан тот или иной археологический материал. Выбор подсказан календарями IV в.: на одном из них (из Лепесовки) знаками солнечного креста отмечены декабрьско-январские новогодние святки, масленица, как праздник весеннего равноденствия (около 25 марта) , и двойным крестом с добавлением знака воды - комплекс летних купальских празднеств (24-29 июня). На другом календаре того же времени (из Ромашек) тоже заметнее всего знаки июньских празднеств (тоже два креста), громовый знак Перуна или Рода (20 июля) и жатва.
      Из трех месяцев, отмеченных на новогоднем сосуде-календаре солнечными крестами, два праздничных срока - зимние святки и купальские обряды - дожили до наших дней на своих местах в годичном цикле. Мартовские праздники весеннего равноденствия, которые должны были проходить 24-25 марта ("комоедицы" - медвежий праздник, масленица), оказались сдвинутыми со своего исконного места церковным великим постом, перемещавшимся в диапазоне от 2 февраля по 24 апреля. Языческая масленица уцелела, но передвигалась в зависимости от великого поста, всегда непосредственно предшествуя ему. Рассмотрим три основных праздничных комплекса: зимние святки (24 декабря - 6 января), купальский цикл "зеленых святок" и осенние праздники Рода и рожаниц (август и начало сентября), посвященные новому урожаю.
      Зимний и летний комплексы отмечены и Стоглавом: "Еще же мнози от неразумия простая чадь … во градех и в селех творят еллинское беснование, различные игры и плясания в навечерии праздника рождества христова (24 декабря) и против праздника Иоанна предтечи в нощи (ночь с 23 на 24 июня) и в праздник весь день.
      Мужи и жены и дети в домех, по улицам отходя, и по водам глумы творят всякими играми и песньми сотанинскими и многими виды скаредными. Подобно же сему творят и во святыя вечеры (ночь под Новый год) и в навечерии богоявления господня ("крещенский вечерок" 5 января)".( Стоглав, гл. 92, с. 261. Любопытно наименование новогодней ночи народным обозначением "святой вечер"; церковь не считала день 1 января святым, никакой особой службы не было, а новый год церковь начинала или с 1 марта или (позднее) с 1 сентября. Стоглавый собор употребил народное выражение, хотя и назвал игрища святого вечера "еллинским бесованием".)
      К обоим праздничным комплексам, зимнему и летнему, применялось не только слово "святки", но и "русалии". В Стоглаве 24-й вопрос царя (в результате которого возникло приведенное выше решение собора) прямо называет эти игрища русалиями: "Русальи о Иванове дни и в навечерии рождества христова и в навечерии богоявления господня. Сходятся народи - мужи и жены и девицы на нощное плещевание и бесчинный говор, на бесовские песни и плясание и на богомерзские дела. И бывает отроком осквернение и девкам разтление …".( Стоглав, с. 141.)
      Зимние святки были длительным (двенадцатидневным) заклинательным комплексом, во время которого подводились итоги прошедшему (исполнение эпических сказаний) и производились заклинания на все 12 месяцев предстоящего года: "слава хлебу", гадания о замужестве и т. д. Этнографические материалы о зимних святках подвергнуты тщательному анализу в упомянутой книге В. И. Чичерова. В первом томе "Язычества" я внес некоторые дополнения, касающиеся культа Волоса-Велеса( Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 421-431.), а в 4 главе этой книги приведены данные о заклинании урожая под Новый год.
      Одной из характернейших черт святок и масленицы является ряжение, одевание тулупов шерстью вверх, ношение звериных масок и шумные карнавальные пляски в домах и на улицах. Рядятся в медведя, коня, быка, козу, гуся, журавля. Во время сборищ поют самые разнообразные песни из всего годового репертуара.( Чичеров В. И. Зимний период…, с. 166-205.)
      Многие эпизоды новогодних игрищ тоже восходят к разным обрядам разных месяцев года (сожжение чучела, имитация похорон и др.). Возникает мысль о том, что 12 праздничных дней могли быть посвящены всем 12 месяцам года: среди аксессуаров святочных празднеств мы видим и сноп, связанный с месяцем жатвы августом-серпнем, и соломенную куклу (март или июнь), маски тура (январь, "велесовы дни" или апрель), коня (апрель, июнь), медведя (март). Обрядовые действия связаны с похоронами ("радуница", "родительские субботы") и со свадьбами; песни связаны с пахотой ("кликать плугу") и с урожаем (сентябрь), часть плясок связана с русалиями… Одним словом, в двенадцатидневных новогодних игрищах встречаются элементы почти всех обрядов, которые предстоит выполнить в наступающем году.
      Археологическим памятником славянских новогодних гаданий являются большие ритуальные сосуды IV в. н. э. из Лепесовки (см. главу "Календарные черты и резы"). Гадание производилось при посредстве священной воды, о чем убедительно свидетельствует четкая, массивная волнистая линия вдоль всего борта. Если принять во внимание этнографические данные, то сосуд с 12 рисунками на плоском борту предназначался для гаданий об урожае и охотничьей добыче. На нем обозначены три солнечных фазы и хозяйственные приметы месяцев:
      Зимнее солнцестояние - январь (учитывались святки 25 декабря-6 января).
      Весеннее равноденствие - март.
      Летнее солнцестояние - июнь. Дан удвоенный знак солнца и знак воды (Купала).
      Пахота (рало) - апрель - "березозол".
      Жатва (колосья) август - "серпень".
      Охота на птиц ("перевесы") - сентябрь.
      Охота на лесных рогатых зверей (тенета) - декабрь.
      Обработка льна (пасмы) - октябрь - "паздерник".
      Время гаданий и заклинаний будущего урожая - ночь под Новый год и первое января Нового года. Под руководством 12 стариков производятся различные обряды и поются "славы хлебу". ( См. подробнее исследование В. И. Чичерова, с. 91-136.) Вторая тема новогодних гаданий - о замужестве - продолжается во время празднеств от новогодней ночи до знаменитого "крещенского вечерка", воспетого В. А. Жуковским.
      У славян Среднего Поднепровья для этих целей служил, очевидно, второй сосуд с 9 рисунками, среди которых нет ни одного производственного; число девять наводит на мысль о девяти месяцах беременности. Многие рисунки воспроизводят обозначения месяцев на "годовом" сосуде (июнь, июль … октябрь, ноябрь, декабрь), но выяснить характер гадания трудно. Одним из главных элементов святочных обрядов было ряженье в звероподобные одежды и пляски в "машкерах". Ритуальные маски изображались на серебряных браслетах (маска льва); известны и подлинные маски, выкроенные из кожи, найденные при раскопках в Новгороде. Судя по дырочкам на краях этих масок, они обшивались мехом или материей, чтобы придать облик того или иного животного.( См., например: Рыбаков Б. А. Прикладное искусство скульптура. - ИКДР М., 1951, рис. 142.) (Рис. 117). По уцелевшим личинам нельзя определить, какой зверь был изображен. ( Этнографические маски полнее всего представлены у болгар. См.: Богатырев П. Г. Отчет о поездке в Балканские страны. - Крат. сообщ. Ин-та этнографии, 1947, № 3, с. 83 - 84, рис. 1 - 2.)
      Церковь, разумеется, преследовала языческие игрища ряженых, которые "бьяху в бубны, друзии же в сопели сопяху, инии же возложиша на лица скураты (маски, "хари") и деяху на глумленье человеком. И мнозии оставившие церковь, на позор (зрелище) течаху и нарекоша игры те - русальи".( См., например: Рыбаков Б. А. Прикладное искусство скульптура. - ИКДР М., 1951, рис. 142.) Стоглав, как мы знаем, распространял наименование "русалий" и на декабрьско-январские игрища. Пролог XV в. (Православный собеседник, 1810, XI, с. 253). Маскарады продолжались все зимние святки (болгары называют их "погаными", т. е. языческими днями), приобретая особый разгул во вторую их половину - от 1 по 6 января, в "страшные" велесовы дни.( См., например: Рыбаков Б. А. Прикладное искусство скульптура. - ИКДР М., 1951, рис. 142.)
      В масках производились различные обрядовые действа, вычленить которые из этнографических записей о беспорядочных играх ряженых не представляется возможным. Только в некоторых случаях археологический материал позволяет говорить об отдельных устойчивых обрядах, лишь со временем превратившихся в веселую игру деревенской молодежи. Таковы радимичские подвески с головой быка и семью девичьими фигурками, отражающие древний славянский обряд "турицы" (рис. 118), близкий к греческим таврокатапсиям. В святочной игре "в быка" участвовал парень, наряженный быком, и группа девушек, увертывавшихся от охальных рогов тура (см. выше). Во времена Державина существовал особый танец "бычок" ("… станцуем и бычка"), связанный, очевидно, с турицами.
      Вторым примером является святочная игра "в гуся". С. В. Максимов, описывает её так: "Игра в гуся. Гусь приходит тоже (как и бык) под покрывалом, из-под которого виднеется длинная шея и клюв. Клювом гусь клюет девок по голове (иногда пребольно) и в этом состоит все его назначение".( Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила, с. 298.) Обряд выродился в малопонятную уже игру. В новгородских жилищах X - XIV вв. найдено 36 деревянных палок-наверший с птичьими головами: 27 орлов, 5 лебедей, 4 утки. Длина стержня ("длинная шея") от 30 до 50 см. Б. А. Колчин прав, связывая эти навершия с язычеством.( Колчин Б. А. Новгородские древности. Резное дерево. -САИ. М., 1971, с. 41-42; рис. 16; табл. 48, рис. 9. Кроме птиц, есть изображения лосей и собак.)
      Не исключено, что эти своеобразные предметы служили в свое время реквизитом какого-то обряда, связанного с небесным божеством, во время которого участники или руководитель обряда рядились птицами или животными, связанными с небом: лосем ("Лось" - Большая Медведица), собакой (Семаргл).
      Ряженье и употребление масок применялось в святочных игрищах и в меньшей степени во время ранневесенних молений; после появления хлебов на нивах маски в празднествах, судя по этнографическим данным, уже не употреблялись.
      Второй значительный цикл празднеств связан со встречей весны и первым этапом полевых работ - пахотой и севом. Месяц март, являвшийся долгое время началом нового года по церковному счету, открывал собою целую серию разнообразных обрядов, начиная от выпечки из теста весенних жаворонков 9 марта и кончая праздником первых всходов яровых хлебов 2 мая. С началом марта связана мартовская коляда. Главным мартовским праздником была масленица, праздновавшаяся в языческие времена, по всей вероятности, в дни весеннего равноденствия около христианского праздника благовещения (25 марта). К 24 марта у белорусов приурочен праздник "комоедицы" (аналогия греческим "комедиям" архаичного времени) - праздник пробуждающегося медведя. Медведь (komos) был зверем Артемиды, соответствовавшей русской богине Ладе.
      Весенние празднества должны были быть прикреплены к солнечной фазе и только христианский великий пост, начало которого падало то на февраль, то на март, оттеснил языческую масленицу за пределы её исконного места в календаре. На масленицу жгли костры, сжигали чучело зимы, скатывали огненное колесо в реку и т. п. ( Подробное изложение весенних обрядов см. в книге В. К. Соколовой "Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов ". (М., 1979).)
      Масленичное обрядовое печенье - блины - удержалось в русском быту до наших дней. Давно уже высказано мнение, что блины являются символом солнца и их изготовление и коллективное поедание отмечало победу дня над ночью, света над тьмой. В русских деревнях IX - X вв. известны круглые глиняные сковородки с зубчатыми краями и с прочерченным еще по сырой глине крестом, знаком солнца. Вероятно, они делались для выпечки масленичных блинов. Вся небольшая сковорода (диаметр 20 см) с её лучистыми краями являлась как бы моделью солнца.
      С весенними праздниками, в значительной мере поглощенными пасхой, связан и культ яиц, как источника жизни. Мне уже приходилось писать о чрезвычайно архаичных космогонических изображениях на пасхальных яйцах-писанках, сохранивших миф о двух небесных лосихах рожаницах, миф, возникший за несколько тысячелетий до христианства( Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 52.). В Киевской Руси широко известны глиняные писанки.(Макарова Т. И. О производстве писанок на Руси. - В кн.: Культура древней Руси. М., 1966, с. 141-145.) Киевским писанкам посвящена интересная статья Т. И. Макаровой, которая датирует их XI - XII вв. 26 (Рис. 119). К весенним праздникам в древней Руси, как и в XIX в., вышивали специальные полотенца, на которых главным сюжетом было изображение встречи весны, отраженное в ритуальной песне-веснянке:
 
Едить весна, едить
На золотом кони,
В зеленом саяни,
На сохе седючи,
Сыру-землю аручи
Правое рукой сеючи…
 
      Этнограф-музыковед Ю. Красовская, изучавшая обряд заклинания весны, установила, что короткие строки веснянок пелись очень протяжно, как призыв издалека. Исполнительницы обряда (происходившего на холмах, на проталинах, а иной раз и на крыше строения) поднимали обе руки к небу, что закрепилось и в русской ритуальной вышивке. (Рис. 120, 121). На полотенцах в окружении многих строчек символических узоров-"письмен" изображалась древняя богиня Макошь с руками, поднятыми к небу, к которой с двух сторон подъезжали на конях, с сохами в тороках две других богини (Лада и Леля) тоже с поднятыми руками( Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 400-401.).
      Принцип экстраполяции позволяет нам твердо считать, что если языческие богини отдаленных времен дожили до эпохи Льва Толстого, то в Киевской Руси бытование подобных изображений не подлежит сомнению: "кланяются написавше жену в человеческ образ, тварь…". Большой интерес для нашей темы представляет учреждение русского православного весеннего праздника в память первых русских святых - Бориса и Глеба. Учрежденный в 1072 г., он был приурочен ко 2 мая: "и оттоле утвердися таковыи празник месяца маиа в 2 день…".( Лейбович Л. И. Сводная летопись. СПб., 1876, вып. 1, с. 153; Рыбаков Б. А. Славянский весенний праздник. - В кн.: Новое в советской археологии. М., 1965. с. 254-257.)
      Загадочным на первый взгляд было то, что день празднования - 2 мая - никак не был связан с датами смерти юных княжичей, и неизвестно, почему был выбран. Этот день был подтвержден в 1115 г., когда торжественно отмечалось столетие смерти Бориса и Глеба: в Вышгород съехались все князья и епископы: толпы народа покрыли крепостные стены и поломали заборы, чтобы лучше видеть торжество перенесения саркофагов в новую церковь 2 мая 1115 г. Праздник длился целых три дня. С тех пор праздник Бориса и Глеба прочно утвердился в календаре, хотя наряду с ним существовал и "Боришь день" 24 июля (день его смерти).
      Выбор 2 мая для первого русского празднования, которому тогда придавалось большое значение, был не случаен. Известный нам календарь, составленный в IV в. н. э., начинает счет дней именно со 2 мая. Этот день был выбран потому, что совпадал с появлением на киевских полях первых ростков яровых посевов пшеницы и ячменя, дальнейшей судьбе которых и был посвящен весь календарь. Подтверждением того, что древний "день первых ростков" и день Бориса и Глеба 2 мая 1072 г. совпали не случайно, нам служит наиболее ранняя иконография этих святых. На памятниках прикладного искусства XI - XII вв. изображения Бориса и Глеба очень единообразны: рядом с поясной фигурой обязательно помещалась идеограмма молодого ростка - "крин". На цветных эмалевых колтах и киотцах нимбы их всегда заполнены зеленой эмалью. Плащи обоих юношей во всех случаях представляют собой как бы поле, покрытое условными схемами семян (круглые маленькие пятна) и молодых ростков - трехлистное растеньице, заключенное в сердцевидную рамку. Таковы изображения на рязанских золотых колтах, на каменно-бродской гривне, на Мстиславовом евангелии и на золотом колте из Чернигова.( Кондаков Н. П. Русские клады. СПб., 1896; Гущин А. С. Художественное ремесло древней Руси. Л., 1936; Рыбаков Б. А. Языческая символика русских украшений XII в.. М., 1965. Специальная таблица на с. 353 отведена аграрной символике борисоглебских вещей XII - XIII вв. (см. рис. 1 и 2).)
      Несколько иная трактовка плаща видна на Суздальском оплечье - здесь плащ разделен на клетки, внутри которых точками изображены зерна. Все оплечье состоит из медальонов, украшенных изощренными формами процветшего креста, выражавшими ту же идею буйно распускающегося ростка. Колты, диадемы и мониста-оплечья были торжественным, вероятно свадебным, убором русских знатных женщин, и помещение на них изображения Бориса и Глеба с кринами по бокам и в плащах, усыпанных кринами, тесно связано с символикой всей свадебной обрядности, выражавшей в разной форме идею плодородия, начала новой жизни.
      Представляет интерес каменная иконка из Старой Рязани начала XIII в. Здесь одежды святых тоже покрыты символическим узором, но разным у каждого из братьев: у Бориса ("Хлебника") плащ покрыт знаками семян, а подол одежды - символическим изображением пашни. Это вполне соответствует дате 2 мая. когда только что вспахана пашня и засеяна зерном. У Глеба же на всей одежде даны широкие завитки разросшихся растений. Это соответствует второй календарной дате - 24 июля.