Ко времени образования Киевской Руси восточнославянское язычество прошло длительный исторический путь, измеряемый тысячелетиями. Изменялось общество и его организация, менялась для части племен (в связи с расселением) среда обитания, резко менялись южные соседи славянского мира: эллинов из торговых городов Причерноморья, приоткрывавших перед нашими предками соблазнительный античный мир, сменяли враждебные кочевники. По-разному сохранялись древние традиции, по-разному складывались отношения с субстратным населением, разными темпами и на разном уровне шло дальнейшее развитие необъятного славянского мира. Все это неизбежно должно было вносить известную пестроту в мировоззрение и религиозные представления славянских племен, к сожалению, трудно уловимые наукой. Кроме этих центробежных сил, действовали и выравнивающие, нивелирующие, к которым нужно отнести принцип конвергенции и принцип континуитета.
      Мир природы оставался неизменным, по на протяжении веков менялась степень его познания, осмысления природных явлений и в связи с этим видоизменялось в известной мере отражение картины реального мира в умах людей и эволюционировала разработка самими людьми своего второго мира - мира невидимых сил.
      Развитие славянского языческого мировоззрения следует рассматривать на той историко-хронологической сетке, которая отражает важнейшие этапы жизни славянских племен. Таких этапов четыре: первый этап - это развитие протославянских племен в недрах индоевропейского единства, но на невыгодной окраине индоевропейского мира, в стороне от центров развития.
      Второй этап - обособление праславян в бронзовом веке, развитие внутренних контактов, первые встречи со степными кочевниками, освоение железа, которым была так богата славянская прародина. Этот период для восточной половины славянства завершается резким выдвижением на первое место части племен Среднего Поднепровья, созданием "царств" сколотов, потомков "Солнце-царя" (позднейшего Дажьбога) и восприятием ряда черт скифской культуры. Географически жизнь на этом этапе замыкалась в рамках древней славянской прародины; длительность его - более тысячи лет. Время расцвета - VI - IV вв. до н. э.
      Третий этап - упадок культуры, как результат разгрома сарматами; начало расселения славян по лесной зоне и ассимиляции ими литовско-латышских, а позднее и финно-угорских племен Севера. Переселенцы оказывались в новых природных условиях, в соседстве с родственными (если речь идет о балтах), но выработавшими свою систему понимания мира племенами. Темп дальнейшего развития в северных лесах замедлился. Однако фольклор показывает, что многое из наследия, вынесенного из прародины, было сохранено и передавалось из поколения в поколение, дойдя во фрагментах до XX в. В конце третьего этапа (так же как и в конце второго) наступает новый расцвет - "Трояновы века", но он тоже относится не ко всей славянской и полуславянской территории, а лишь к Среднему Поднепровью, к будущему ядру Киевской Руси. Образовалось две зоны с разным уровнем и темпом развития: южная, лесостепная, со всем наследством прародины и сколотских царств, и северная зона далекого расселения в чужих, менее благоприятных землях. Четвертый этап, которому посвящено все дальнейшее изложение, это - образование и развитие первого государства - Киевской Руси, рождение военно-феодального класса, слияние воедино обеих зон, возникших на третьем этапе, участие племенной знати в регулярных далеких экспедициях в Византию и арабский халифат. Границы познаваемого мира раздвинулись. Если некогда слово "мир" означало поселок, "вервь" ("мирская сходка" - собрание крестьян одной деревни), то теперь географические рубежи мира раздвигаются до пределов всего Старого Света - от "аглян" во "Вретании" до "индов" и китайцев-"серов", "живущих на коньць земля". Возникла мощная языческая держава и культ древних богов стал уже не только средством воздействия на невидимый мир духов природы, но и воздействия на многотысячную массу простых людей, составлявших основу этой державы. Новое качество языческих представлений эпохи рождения государственности мы ощущаем во всех разделах этой многогранной темы.

Языческие обереги VI-VII вв. н. э.

      Начало последнего этапа самостоятельного развития язычества (до его соприкосновения с христианством) следует датировать тем временем, с которого летописец Нестор начинал историю становления Руси, отвечая на вопрос: "къто в Кыеве нача пьрвее къняжити и отъкуду Русьская земля стала есть", т. е. с V - VI вв. н. э. Это бурное время внесло много стремительных перемен, перемещений десятков племен, нашествий, вторжений, торопливых союзов. Происходило перемешивание ряда народов, их взаимопроникновение, ассимиляция и завершилось это небывалым расселением славян на Балканах и в лесах северо-востока Европы. Славянство вышло на мировую арену; началось восприятие элементов византийской культуры в завоеванных областях за Дунаем и в зоне соприкосновения в Причерноморье.
      На смену спокойному, патриархальному благоденствию "Трояновых веков" пришла новая форма переселенческой культуры с её наскоро построенными избами-землянками, небольшими поселками, огрубленным бытовым инвентарем. Именно таких славян и антов, быстро менявших места поселения, и наблюдали греческие и италийские писатели VI в. Коренных, исконных славянских областей они не знали, а между тем именно там, в лесостепном Среднем Поднепровье, издавна являвшемся средоточием праславянской и славянской культуры, зарождались новые формы, новые воззрения, начинался какой-то новый этап исторического бытия.
      Центром новой исторической жизни и местом рождения новых форм закономерно явилась та область, которая на семь - восемь веков вперед закрепила за собой наименование Руси, или "Русской земли" (в узком смысле слова). Здесь, в рамках новообразовавшегося союза трех славянских земель - Руси, Полян и Северы - складывается своеобразная культура с примитивным бытом народной массы и приметным дружинным слоем, владевшим византийским трофейным серебром, оружием, серебряными украшениями с позолотой.
      Из предметов прикладного искусства VI - VII вв. наибольший интерес для изучения язычества представляют застежки для плащей - фибулы. Плащ (древнерусск. мантиА - мантия) был престижной парадной одеждой; фибулы (одна или две) застегивали мантию спереди на самом видном месте. В рассматриваемую эпоху на фибулах появляется множество различных изображений апотропеического, оберегающего значения.
      Раннесредневековые фибулы - огромная и исторически очень важная тема. Разработка её затруднена прежде всего тем, что время бытования фибул - заключительный этап великого переселения народов, запутывающий и хронологию и этническое определение отдельных вариантов.( Амброз А. К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. - Сов. археология, 1971, № 2 и 3; Werner I. Neues zur Frage der slawischen Bugelfibeln aus sudosteuropaischen Landern. - Germania, 38; Эдинг Д. Н. Антро-по- и зооморфные фибулы Восточной Европы. - Учен. зап. НИИ эти. и нац. культур народов Востока. М., 1930, т. II.; Рыбаков Б. А. Новый суджанский клад антского времени. - КСИИМК, 1949, XXVII; Он же. Древности русов. - Сов. археология, 1953, XVII; Пудовин В. Датировка нижнего слоя Суук-Су. - Сов. археология, 1961, № 1.)
      Географически эта тема во всем её объеме охватывает всю Европу - от Балтики до Ломбардии и от Северного Кавказа до Испании. В пределах Восточной Европы наиболее интересны два района: Причерноморье, где родились многие исходные типы, и лесостепное Среднее Поднепровье, "Русская земля", где появились свои вариации южных образцов.
      Для типологической и хронологической последовательности нужно было бы начать рассмотрение с наиболее ранних простейших образцов, но поскольку нашей задачей является проникновение в семантику орнамента, то легче начать со сложных многообразных композиций, в которых система соотношения частей может послужить ключом к расшифровке.
      Самые сложные по количеству различных символических элементов фибулы Восточной Европы происходят из юго-западной половины "Русской земли", из той её части, которая в первой главе была сопоставлена с "Золотым царством" сколотского Колаксая, Солнце-Царя. В 1906 г. В. А. Городцов нашел интересную фибулу близ хутора Блажки Зеньковского у. Полтавской губы ( Городцов В. А. Дневник археологических исследований в Зеньковском у. Полтавской губ. в 1906 г. - Тр. XIV АС. М., 1911, т. III, табл. III, 3; Рыбаков Б. А. Древние русы. - Сов. археология. М., 1953, XVII, с. 93, рис. 15 и 15 - А, карта на с. 72.) Основа этого украшения -двупластинчатая фибула с полукруглым одним щитком и ромбовидным другим; пластины соединены дужкой. Такие фибулы широчайше распространены в Причерноморье, в Восточной Европе и прослеживаются во множестве вариантов в Западной Европе. Полукруглый щиток часто снабжался декоративными отростками (5-7), что и привело к не очень точному наименованию их пальчатыми. Блажковская фибула "родилась" из какого-то гладкого варианта без отростков. Носили эти фибулы, очевидно, двояко: вниз полукруглым щитком и вверх этим щитком, что сказывалось на направлении дальнейшего усложнения более поздних типов. Блажковская фибула была предназначена для ношения полукруглым щитком вверх.
      Сложная композиция фибулы такова: полукруглый верхний щиток оформлен как мужская фигура в широком кафтане, полы которого и обозначают контуры щитка. Голова мужчины обрамлена волосами, подстриженными на уровне щек. На шее мужчины - гривна или сборчатый ворот. Руки его плавно переходят в шеи двух водоплавающих птиц (лебедей). (Рис. 38 верхний ряд, середина). Нижний щиток оформлен такими же четырьмя лебедями и завершается в самом низу головой ящера. Верхний щиток (фигура мужчины в широком кафтане) соединен с нижним не только перемычкой, обязательной для всех фибул, но и двумя змеями и двумя полосками, которые условно могут быть сочтены за ноги главной фигуры. Змеи соединяют головы птиц. Возможно, что эти змеи - ужи, связанные с идеей дождя. Туловища ужей украшены зигзаговым узором. Головы птиц нижнего щитка, повернутые у верхней пары вверх, а у нижней вниз, тоже соединены парой ужей, но эти ужи двуглавые: вторая голова на месте хвоста. Расшифровка композиции может быть предложена в таком виде:
      1. Верхний щиток: небесный ярус мира с мужским божеством наверху. Лебеди (птицы Аполлона) подчеркивают в данном случае небесную сущность центральной фигуры. Широкая юбкообразная одежда известна по изображениям славянских идолов, где их мужская сущность выражена длинными усами.
      2. Нижний щиток: земной и подземный миры, слитые воедино (как и в реальности - подземное немыслимо без земного). Птицы верхнего края щитка смотрят вверх.
      3. Земной мир отделен от небесного пустым пространством в 2 см. Через это пространство сверху вниз проходят пять вертикалей: два ужа с зигзагами, которые со времен трипольской росписи означали дождь, и две полоски, сплошь покрытые маленькими солярными знаками, которые, очевидно, означают эманацию солнечного света из небесного яруса в земной. Пятая вертикаль - полукруглая дужка фибулы.
      4. Четкой грани между земным и подземным миром ящера нет. Здесь признаком нижнего ("ночного") мира является нижняя пара птиц, смотрящая не вверх, как две верхние пары, а вниз, на ящера. Они могут быть поняты в связи с древними представлениями о том, что солнце днем движется по небу на конях или на лебедях, а ночью по предполагаемому подземному океану, светило движется от запада к востоку на лебедях или других водоплавающих птицах.( Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981, с. 234-248; 340-346.)
      5. Ящер - древний, устойчивый и вместе с тем еще неразгаданный полностью владыка подземно-подводного мира. В русском и белорусском фольклоре ящер, как уже говорилось, дожил до XIX в.
      6. Слияние в нижнем щитке двух миров явствует из того, что ужи-дожди здесь причудливо двуглавы: верхняя голова соответствует поверхности земли, куда падают струи дождя; нижние головы ужей отмечают как бы толщу земли, куда в конечном счете попадает небесная влага.
      7. В перевернутом виде весь нижний щиток с его подземно-земным уровнем напоминает женскую фигуру в длинной юбке с головой ящера. Два отверстия могут быть истолкованы или как груди или как руки, упертые в бока (?). Более вероятно (судя по другим фибулам, где руки показаны отдельно), что это груди женского существа. Если такой взгляд получит подтверждение, то, быть может, эту часть композиции следует рассматривать как олицетворение земли, орошенной влагой (соединение со змеями-ужами и водоплавающими птицами), того, что в русском фольклоре устойчиво именовалось как Мать-сыра-земля. Никакого противопоставления двух половин композиции или присутствия хтонического начала в подземно-земном мире мы не видим.
      8. Правильность толкования соединительных вертикальных полос (змеи и "ноги" божеств) подтверждается тем, что зигзаговые линии дождя, исходя из небесной сферы, достигают земли и уходят в нижний подземный мир, как бы пополняя водой подземный океан, а предполагаемые линии солнечного света из непрерывных цепочек солярных знаков, исходя от того же небесного уровня, достигают только поверхности земного уровня, не проникая в темный подземный мир.
      9. В итоге мы получаем интересную и сложную картину мира древних славян, воспроизведенную на этой фибуле, предназначенной, по всей видимости, не для обыденной, а для торжественной, может быть, ритуальной одежды. (Рис. 39 внизу - головы ящеров).
      А. Небо: властитель с лебедями. Отсюда исходят дожди и солнечный свет.
      Б. Земля принимает лучи и струи дождя. Живое начало земли представлено только водоплавающими птицами и змеями-ужами. Все внимание уделено теме воды.
      В. Нижний мир. Птицы и змеи связывают его с верхними мирами. Господином нижнего мира является Ящер (или Ящерь?). Нижний мир не противопоставлен среднему, а слит с ним воедино. Шесть птиц обозначают суточный ход Солнца.
      Предположение о том, что фибулы со столь сложной структурой и с такой семантической нагрузкой являются принадлежностью ритуального одеяния, подкрепляется тем, что их в отличие от массовых изделий очень немного, они редко встречаются и, несмотря на следы их происхождения от более простых прототипов, они резко вырываются из общей массы застежек VI - VIII вв.
      Ритуал, требовавший от владельцев фибул с такой, водной по преимуществу символикой, ясен - это те моления о дожде, точные сроки которых были так мудро и верно расчислены творцами календаря на кувшине IV в. из Ромашок: с 20 по 30 мая, с 11 по 20 июня, с 4 по 6 июля и в последний раз с 15 по 18 июля.
      Очень важным является вопрос о том небесном божестве, от которого исходит и солнечный свет и дождь. Здесь могут быть названы два претендента: Дажьбог и сам Род. В пользу Рода говорит верховное, первенствующее положение фигуры и одновременное управление солнечным светом и дождем ("грудие росное"). У нас нет данных о связи Дажьбога с дождем, но это никак не означает, что такой связи не было в представлениях древних славян. В пользу Дажьбога-Аполлона говорят лебеди, которые и на славянской почве известны как сопровождающие бога солнца. ( Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 341.) Может быть, о Дажьбоге-Солнце говорят три солнечных знака на полах кафтана мужской фигуры; в позднейших материалах очень часто движение солнца по небосводу обозначалось показом трех его позиций: восход, полдневный зенит (выше точки восхода) и закат (на уровне восхода).
      Против Рода свидетельствует наличие двух персонифицированных начал - небесного и земно-водного. Род должен был бы быть единственным, а на нашей фибуле мы видим двух повелителей трех миров. Наиболее вероятно, что возглавляет композицию изображение Дажьбога. Вторая фигура на нижнем конце фибулы, возможно, Мать-сыра-земля, или Макошь, что не противоречит одно другому. Вся композиция создана в связи с темой орошения земли небесной влагой. Из древнего Пастырского городища происходит фибула (№ 176), очень близкая к разобранной выше, но вместо лебедей там даны две пары коней и мужская фигура показана только силуэтом, а женская обработана тщательнее: изображено лицо, груди показаны круглыми отверстиями, и руки протянуты к храпу коней, как бы к удилам. Эта часть композиции здесь явно стала главной, оттеснив безликого мужчину на второй план. Женская фигура с двумя конями по сторонам - устойчивый сюжет русской ритуальной вышивки, связанной с летними празднествами. Фигура с опущенными руками - Макошь в дни празднования Купалы.( Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 495.) Аналогичная фибула найдена в Борковском могильнике на Рязанщине.
      Большой интерес представляет известная фибула из Пастырского городища, которую в дальнейшем буду обозначать номером коллекции Ханенко - № 161.( Ханенко Б. И. Древности Приднепровья, Киев, 1901, вып. 4, табл. V, № 161.) По общему своему виду они значительно ближе к обычным пальчатым фибулам (см. ниже - пастырский вариант), но отличаются более разработанным оформлением верхнего щитка. На нем пять выступов. Два нижних оформлены как птичьи головы с загнутыми клювами, направленными вверх; эти головы обычны для пастырского варианта, но там их три пары, здесь - одна пара.
      Средний выступ, увенчанный в фибулах пастырского варианта какой-то неясной мордой с вытянутым рыльцем, здесь оформлен как совершенно круглая человеческая голова, к которой присасываются с боков две змеи. Сочетание мужской фигуры и двух змей, устремленных головами вверх, мы уже видели на антропоморфной фибуле из Блажков.
      Вполне возможно, что здесь над солнечным небосводом, заполненным спиралями, помещен тот же Дажьбог, властитель неба, и показаны змеи, как символы дождя, получаемого от неба. Необычно круглая голова божества, быть может, должна изображать солнце как светило? Такие круглые головы мы уже видели на сколотских изваяниях скифского времени. Нижний конец фибулы завершается четко моделированной головой ящера.
      В Киевском Историческом музее хранятся две парные сложно-композиционные фибулы, по общему рисунку основы очень близкие к разобранной выше фибуле из Блажков, но по своему содержанию тождественные пастырской фибуле № 176. Главенствует здесь тоже женская фигура с конями, а мужской вообще нет. Нет на таких фибулах (пастырской и киевских) и ящера - он заменен женщиной, очевидно, Макошью. Если продолжать мысль о ритуальном назначении подобных фибул, то композиции с конями и женской фигурой в центре следует сопоставлять с подобным сюжетом в вышивке и относить к другому разряду празднеств - не к молениям о дожде, а, например, к празднику Купалы, когда не испрашивался дождь; богиня Макошь опускала руки к земле. Обе разновидности сложно-композиционных фибул раскрывают перед нами разные формы показа макрокосма, привлеченного в том или ином его виде к магическим замыслам древних пахарей Поднепровья, и, по всей вероятности, связаны с конкретно-ритуальной функцией того или иного разряда фибул. Каждая из них содержала в себе отображение сложной картины мира, но для разных сакральных целей выдвигались разные элементы макрокосма. Для молений о дожде обращались к небесному Дажьбогу и насыщали украшения фигурами водоплавающих птиц, ужей и ящера. Для празднеств весеннего сева или "макушки лета" - Купалы отбиралось женское божество - Макошь - и окружалось (как и на позднейшей русской вышивке) конями, которые были необходимы как реальная сила при вспашке, а в символическом плане были связаны и с солнцем (колесница Феба) и с водной стихией - водяному приносили в жертву коней; с конями прочно связан и античный Посейдон.
      Представляет интерес география находок антропоморфных фибул. Основной областью, где мы видим наиболее разработанные и сложные образцы, является Среднее Поднепровье. Но одно направление ведет на запад, куда в VII в. продвинулись из Восточной Европы хорваты. В качестве примера укажу на своеобразные фибулы из Сербии и из Баната в Придунавье. Все они воспроизводят ту схему, при которой лучи полукруглого щитка обращены вниз.( Kovacevic Jovan. Varvarske kolonizacija juznoslovenskih oblasti. Novi Sad, 1960, табл. III, рис. 9; табл. XVI, рис. 74 и 75. Автор связывает фибулы с Причерноморьем, с. 17.)
      В двух случаях возглавляющая фигура (на месте ящера) - бородатый мужчина; в одном - женщина в высокой повязке. Полукруг внизу не рассматривался как небосвод - здесь при мужских фигурах он понимался как вместилище воды; при женской фигуре - нечто вроде древа жизни. К моменту изготовления этих фибул что-то из первичных представлений уцелело, что-то видоизменилось. Семантика европейских фибул, в общую массу которых на Дунае и на Балканах вкраплены и славянские, требует не такого беглого упоминания, а широкого и детального изучения.
      Вторым направлением, в котором продвигались среднеднепровские фибулы, было северо-восточное: вдоль лесостепной полосы на Оку, на её рязанское течение (Борковский и Подболотовский могильники и др.). Это связано, по-видимому, с формированием Русского племенного союза, знать которого после включения в состав союза Северской земли, распространила свое влияние и на финские племена на Оке. Историки считают, что слово "Резань", "Рязань" по смыслу означает "край", "конец". Если это так, то "резанью" русских земель области по Оке начали становиться около VII в.
      Несколько слов следует сказать и о простых, не столь мифологичных, как разобранные выше, пальчатых фибулах днепровского типа. Они происходят от простейших, лишенных каких бы то ни было выступов и украшений на плоскости позднеримских фибул IV в., встречаемых и в черняховской культуре: полукруглый щиток, дужка и ромбоидальный второй щиток. Их типологическими потомками являются роскошные фибулы V в., сохраняющие общую форму, но богатейшим образом украшенные: на золотом фоне целая россыпь самоцветов. Эти фибулы не имеют отношения к славянам и встречены только в степных участках лесостепи.
      Во второй половине VI в. возникают так называемые пальчатые фибулы, встреченные в Керчи и в Среднем Поднепровье (Канев, Черкассы, Княжая гора, Каневский район и др.). Пальчатыми они названы условно, так как пять выступов на полукруглом щитке скорее напоминают кегли, чем пальцы. У некоторых керченских образцов вместо двух "пальцев" помещены птицы, как бы клюющие срединный выступ. Нижний щиток ромбоидален и завершается головой ящера; оба щитка, как правило, покрыты спиральным орнаментом.
      В VI - VII вв. на этом черноморско-днепровском основании создается в Среднем Поднепровье свой локальный тип пальчатых фибул, имеющий два сильно отличающихся друг от друга варианта, которые весьма условно можно назвать пастырским и каневским. Четкой географической границы нет; за пределы Среднего Поднепровья (например, в готский могильник Суук-Су в Крыму) попадают и те и другие. В Пастырском городище найдены фибулы, нижний щиток которых не представляет особых отличий и завершается головой ящера, а верхний, полукруглый, ничего общего с "пальцами" не имеет: в центре - голова змеи (или ящера?) и по сторонам её по внешней дуге полукруга помещено шесть птичьих голов, по три с каждой стороны, клювами к змее. Змея (?) существенно отличается от ящера, завершающего нижний щиток. Клювы птиц образуют по периферии полукруглого щитка шесть округлых отверстий. Оба щитка обычно покрывались сплошь циркульным орнаментом (круг с точкой), который наравне со спиралью может рассматриваться как солярный знак. Второй тип - каневский - разработанный, очевидно, мастерами Поросья, встречается и на Левобережье. Его отличает от пастырского обрамление верхнего щитка. Здесь нет птиц, а все выступы оформлены совершенно однородно: это как бы небольшой шар на круглой или четырехгранной в сечении подставке. Оформление плоскостей обоих щитков сделано или спиралями или крупными концентрическими кругами. Нижний щиток обязательно завершается головой ящера. Сама конфигурация нижнего щитка передает тело ящера (?). На том уровне, который был назван в сложнокомпозиционной антропоморфной фибуле "земным", здесь просматриваются две птичьих головы, обращенные клювами вниз. Вторая пара птичьих голов настолько стилизована, что её трудно опознать. Если встречается третья пара птичьих голов, расположенная у ящера, то клювы обращены вверх (Суджа). Такие фибулы известны из Дударей и Мартыновки Каневского р-на, из Веремья на Днепре, из Суджи, Колоскова близ Валуек: есть отдельные экземпляры в Крыму и на Оке в Подболотье. У ряда фибул Каневского варианта в середине верхней половины нижнего щитка изображался прямоугольник, заштрихованный продольными и поперечными линиями (Мартыновна, Суджа, Дудари и др.).