Кортик (№2) - Бронзовая птица

– Зовут его Кондратий Степанович, – рассказывал Жердяй про анархиста, – художник он. Картин у него полно, всю избу разрисовал. Если он пьяный – слова не даст сказать, если с похмелья – то вовсе прогонит, а если трезвый – тогда, может, и уступит лодку.

Изба сельского художника поразила Мишу прежде всего смешанным запахом овчины, олифы, масляных красок, сивухи, огуречного рассола и прокисших щей. Она была довольно вместительной, но заставлена необычными для крестьянской избы вещами: мольбертом, коробками красок, старинной, видимо привезенной из города, мебелью.

Но поразительнее всего было то, что и изба, и все предметы в ней были разрисованы самым странным и даже диким образом.

Стены – одна зеленая, другая желтая, третья голубая, четвертая и вовсе не поймешь какая. Печь вся в разноцветных квадратиках, ромбах и треугольниках. Полы желтые. Потолок красный. Скамейки вдоль стен коричневые. Оконные рамы белые. Ухваты возле печи и те были разных цветов, а кочерга красная. Только городская мебель сохраняла свой натуральный цвет, но было ясно, что и до нее доберется эта деятельная кисть.

Художник сидел на лавке и что-то сосредоточенно строгал. Редкие на висках, но длинные сзади волосы рыжими мохнатыми космами опускались на белый от перхоти ворот толстовки, не то бархатной, не то вельветовой, изрядно вытертой и перепачканной всевозможными красками. Шея была повязана грязной тряпкой, изображавшей бант. Он поднял на ребят мутные голубые глаза и тут же опустил, продолжая свою работу.

– Мы к вам, Кондратий Степанович, – сказал Жердяй.

– Зачем? – спросил художник низким, глухим басом, неожиданным в этом маленьком и тщедушном человечке.

Жердяй показал на Мишу:

– Начальник отряда к вам пришел.

Художник опять поднял голову. Взгляд его остановился на Мишином комсомольском значке.

– Комсомол?

– Комсомол, – ответил Миша.

– А кто я есть, тебе известно?

– Вы художник.

– По убеждениям?

– Не знаю, – едва удерживаясь от смеха, ответил Миша.

– По убеждениям я есть анархист-максималист, – важно объявил Кондратий Степанович.

– Мы хотели попросить у вас лодку на два дня, – сказал Миша.

– Анархисты-максималисты, – продолжал Кондратий Степанович, – не признают власти. По отношению к советской власти – нейтралитет. В опыт не верим, но и не мешаем. Вот так… – Больше ему нечего было сказать о своих политических взглядах, и он повторил: – Вот так… – И снова начал строгать.

– А лодку дадите? – спросил Миша.

– Зачем?

Миша уклончиво ответил:

– Нам надо съездить в одно место.

– Анархисты имеют отрицательное отношение к собственности, – витиевато проговорил Кондратий Степанович. – Почему лодка моя?

Миша пожал плечами:

– Говорят, что ваша.

– Зря говорят! Привыкли к собственности, вот и говорят. Все общее.

– Значит, нам можно взять лодку?

– Берите, – продолжая строгать, сказал Кондратий Степанович.

– Спасибо! – обрадовался Миша. – Мы ее вернем в целости и сохранности.

Жердяй тихонько толкнул его в бок:

– Ключ проси!

– Тогда дайте нам ключ от лодки, – сказал Миша.

Кондратий Степанович сокрушенно покачал головой:

– Ключ… Трудное дело…

– Почему? – обеспокоенно спросил Миша, начиная понимать, что получить лодку будет вовсе не так просто, как ему показалось.

– Ключ – это личная собственность.

– Ну и что же?

– Лодка – общественная собственность, пользуйтесь, а ключ – собственность личная, могу и не дать.

– Что же нам, замок взломать?

Кондратий Степанович скорбно покачал головой:

– Экс-про-при-ация! Нельзя без общества.

– А мы всем отрядом, – нашелся Миша.

Кондратий Степанович еще печальнее качнул головой:

– В милицию заберут.

– Ведь вы не признаете милиции, – ехидно заметил Миша.

Совсем упавшим голосом художник сказал:

– Мы не признаем. Она нас признает.

– Мы бы вам заплатили за лодку, но у нас нет денег, – признался Миша.

Кондратий Степанович отрицательно замотал головой:

– Анархисты-максималисты не признают денежных знаков. – И, подумав, добавил: – Обмен – это можно.

– Какой обмен?

– Ключ я дам, а вы взамен дадите мне подряд на оборудование клуба.

– Что за подряд? – удивился Миша.

– Клуб вы устраиваете? Украсить его надо? Вот я его и оформлю.

– Но ведь мы делаем его бесплатно.

– Плохо, – поник головой художник. – Труд должен вознаграждаться.

– Ведь анархисты не признают денег, – опять съехидничал Миша.

– Я не говорю – оплачиваться, а говорю – вознаграждаться, – пояснил анархист.

– Ребята вам за это картошку прополют, Кондратий Степанович, – сказал практичный Жердяй.

– Эксплуатация, – задумчиво пожевал губами художник.

– Какая же это эксплуатация! – возразил Миша. – Вы вложили в лодку свой труд, а мы вам поможем своим трудом.

– Разве что так, – размышлял вслух Кондратий Степанович. – А когда прополете? Время не ждет. – И он посмотрел в окно, через которое виднелся заросший бурьяном огород.

– Как только вернемся, – ответил Миша, – дня через два.

– Ладно уж, – согласился наконец художник, – и насчет клуба подумайте. Я его так оформлю, что и в Москве такого не найдется.

Он снял со стены и протянул Мише ржавый ключ.

– Хорошо, – радостно говорил Миша, пряча ключ в карман. – Мы обязательно подумаем насчет клуба.

Жердяй снова подтолкнул его:

– Весла!

– А где весла? – спросил Миша.

– Весла… – проговорил Кондратий Степанович печально.

Миша с испугом подумал, что он опять начнет рассуждать о собственности и не даст весел.

– Весла и уключины. Иначе как же мы на ней поедем?! – решительно сказал Миша.

– И уключины… – вздохнул Кондратий Степанович.

Ему очень хотелось еще поговорить, но, вспомнив, видимо, и о прополке и о клубе, он еще раз вздохнул и сказал:

– Весла и уключины в сарае возьмете. А потом на место поставите.

Глава 14

Всегда готовы

На время своей отлучки Миша решил оставить старшей в лагере Зину Круглову. Генка легкомыслен, Славка нерешителен, Зина же хоть и девочка, а ребята ее уважают и даже побаиваются.

Но чтобы Генка и Славка не обиделись, Миша решил их взять с собой в поездку. Значит, вместе с Жердяем их поедет четверо. Двое – на веслах, третий – за рулем, четвертый – дозорным, на носу.

Вернувшись в лагерь, Миша приказал Генке готовить снаряжение, а Славке – провизию.

– Рассчитывайте на два дня, – сказал Миша. – Ты, Генка, проверь лодку; нет ли течи, как сидят уключины и весла. Приготовь на всякий случай запасное весло и шест. Возьми пару удочек. Не забудь компас, топор, веревку, ведро, котелок, фонарик с батарейками. И свистки для каждого. И два флажка для сигнализации.

– А палатку?

– Не надо. И так переночуем. Да, спички не забудь. Все! Записал?

– Записал! – Генка подвел под списком жирную черту.

Миша повернулся к Славке:

– Теперь ты, Славка! Продукты возьмешь в двух мешках – на случай, если разделимся попарно. Каждому – кружку, ложку, нож. Продукты: одну буханку хлеба, лапши на две варки, крупы какой-нибудь тоже на две варки, немного масла, чай, восемь штук конфет. Все!

Генка зароптал:

– Голодать будем! А яйца, сало?

– Надо здесь ребятам побольше оставить. А мы наловим рыбы. Не забудь соль.

– Можно картошки взять, – предложил Славка.

– Верно, – согласился Миша. – И учти: никаких бумажных пакетов, только из материи. Вообще все снаряжение надо подогнать так, чтобы ничего не скрипело, не болталось, а главное, не звякало и не брякало. Понятно? Ты, Генка, смажь уключины и возьми с собой кусок холстины: может быть, придется обвязать весла для бесшумности.

– Не беспокойся, Миша, – заверил Генка, – все будет сделано как нельзя лучше.

– Мы, конечно, всё сделаем, – сказал рассудительный Славка, – но, честно говоря, я сомневаюсь в успехе нашей поездки.

– Ты всегда во всем сомневаешься! – разозлился Генка.

– Сева и Игорь имеют перед нами преимущество двух суток, – продолжал Славка, – и мы их никогда не догоним.

– Мы не догоним таких пентюхов? – закричал Генка.

Миша сказал:

– Во-первых, они плывут на плоту, а мы на лодке, это втрое быстрее. Во-вторых, они делают много остановок: и продукты им надо купить, и маршрут они плохо знают, и дрыхнут, наверно, до полудня. И, наконец, в-третьих, не вечно же они собираются плыть по реке! Где-то они должны остановиться и пересесть на железную дорогу. Значит, в этом месте они оставят плот. Мы этот плот увидим. И по этому следу будем их искать.

– Понятно теперь? – насмешливо заключил Генка. – А если непонятно, то сиди здесь и вари с Китом кашу.

К вечеру все было готово. Снаряжение и продукты сложены в лодку, а сама она, проверенная и смазанная, подведена ближе к лагерю, и возле нее поставлены часовые. Отплытие было назначено на четыре часа утра. Чтобы не опоздать, Жердяй остался ночевать в лагере.

Вечером у костра Миша, взывая к сознательности ребят, убеждал их слушаться Зину.

– Положение очень серьезное. Я уже не говорю о международной обстановке, это все знают. Но даже здесь тревожно. Сева и Игорь убежали. А тут загадочное убийство. Может быть, рядом бродят бандиты. И помещичья усадьба со старухой тоже очень подозрительна. Так что нам надо быть настороже. Дисциплина прежде всего.

Зина Круглова, чтобы усилить впечатление, добавила:

– Эта старорежимная графиня возьмет и сожжет усадьбу, чтобы коммуне не досталась.

– Даже очень просто, – подтвердил Миша, единственно для поддержки Зининого авторитета. В то, что старуха сожжет усадьбу, он, конечно, не верил.

– Подумать только, – закричал Генка, – один человек занимает такую домину! Двести ребят можно разместить. Безобразие, честное слово!

– Безобразие, – согласился Славка. – Но какое это имеет отношение к Игорю и Севе? Усадьба, убийство Кузьмина – при чем тут Игорь и Сева?

– А при том, что идет классовая борьба, – назидательно проговорил Миша, – понял? Зря людей не убивают. И графиня, наверно, тоже ждет, когда вернутся всякие там помещики и князья. Вот и стережет для них усадьбу.

Славка в знак сомнения покачал головой:

– Вряд ли есть люди, которые надеются, что вернется старый режим.

– Не беспокойся, есть, – заверил его Миша.

Жердяй сказал:

– Кулаки у нас на деревне говорят… Теперь лорд этот самый английский…

– Лорд Керзон, – подсказал Миша.

– Вот-вот… Керзон этот самый… Написал Ленину письмо.

– Ультиматум.

– Так говорят, теперь советской власти конец.

Все рассмеялись.

– Эх ты, Жердяйчик! – закричал Генка. – Не дождутся ваши кулаки конца советской власти. И графиня тоже не дождется. И граф ее, белоэмигрант, тоже не дождется!

– Керзон нам предъявил наглые требования, – сказал Миша, – совсем заврался. Требует, чтобы мы отозвали своих представителей из Ирана и Афганистана. Видали его? Английские капиталисты боятся, что их колонии не захотят больше быть колониями. Понятно? Народы Востока! А ну-ка, Славка, прочитай газету, которую Генка сегодня из Москвы привез.

Славка развернул газету. Вверху, слева, было написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а справа: «Берегите газеты, у нас их мало!»

Славка вслух прочитал и об ультиматуме Керзона, и о демонстрациях против ультиматума под лозунгом «Руки прочь от Советской России!».

– Видал? Нас поддерживают рабочие всего мира, – объяснил Миша. – И никакие капиталисты нам не страшны.

Жердяй задумчиво сказал:

– Еще говорят, что Ленин совсем болен.

– Что же из того, что он болен? Переутомился, вот и болен. Слушай… – Миша взял у Славки газету и громко прочитал: – «Резолюция рабочих Гознака… Дать Владимиру Ильичу трехмесячный отпуск и потребовать от него точного исполнения предписаний врачей, дабы он мог восстановить свои силы на благо трудящихся». Понятно? – сказал Миша, свертывая газету. – Ленин отдохнет и выздоровеет. Так что пусть ваши кулаки не радуются.

Неожиданная мысль пришла ему в голову, и он сказал:

– Знаете что, ребята? Сейчас все пишут Ленину, давайте и мы напишем.

Все удивились. Что они могут написать Ленину?

А Миша уже увлекся своей идеей. Забыв, что он твердо решил быть таким же спокойным и невозмутимым, как директор детского дома Борис Сергеевич, он вскочил и, размахивая руками, сказал:

– Напишем, чтобы он скорее выздоровел.

– Правильно! – поддержал его Генка. – Все пишут.

Зина Круглова сказала:

– Если даже Ильич не прочтет нашего письма, то ему о нем расскажут. И ему будет приятно, что все о нем помнят, любят и желают ему здоровья.

И ребята, крича и перебивая друг друга, сочинили такое письмо Владимиру Ильичу Ленину:

«Дорогой Ильич! Мы, юные пионеры и комсомольцы, шлем тебе горячий пролетарский привет. Мы хотим, чтобы ты скорее выздоровел. Мы хотим бороться за рабочее дело так же, как боролся и ты всю свою жизнь. Мы всегда готовы защищать и укреплять Советскую Россию. Выздоравливай скорее, дорогой наш Ильич!»

Часть вторая

Погоня

Глава 15

Лодочная станция

Миша уперся ногой в скользкий от ночной росы берег, столкнул лодку в воду, перевалился через борт и вскарабкался на нос.

Поехали!

Белесый туман окутывал реку. Берега едва виднелись. Кусты ракитника достигали почти середины реки. Толстые стволы лежали над самой водой. Генка и Славка едва не задевали их веслами. Но сидевший на корме Жердяй искусно направлял лодку по узкой и извилистой речонке.

Миша засек время. Если они будут делать восемь километров в час, то к вечеру достигнут устья реки. Туда считается не то семьдесят, не то восемьдесят километров.

Размышляя таким образом, Миша зорко поглядывал по сторонам. В этот предутренний час река казалась совсем чужой. Все вдруг стало огромным, глубоким, таинственным, причудливым: неожиданно высокие деревья, верхушек которых не было видно, кусты, казавшиеся непроходимыми… Почему они никак не могут обогнуть мысок, за которым должна быть лодочная станция? Может быть, в темноте он проглядел ее?..

Миша приподнялся. В эту минуту они обогнули мыс. Сразу стало светлее. Миша увидел маленькую будку лодочной станции. Но тут же он заметил приближающуюся к станции женщину. Миша узнал ее. Это была «графиня». Зачем она пришла сюда так рано? Миша торопливо прошептал:

– Тихо! Не гребите!

Генка и Славка подняли весла. Лодка сразу сбавила ход. Ухватившись рукой за ветку, Миша подтянул лодку под куст орешника. Отсюда была хорошо видна лодочная станция.

Туман еще не сошел. Люди у будки казались мутными тенями. За будкой виднелся неподвижный силуэт лошади, запряженной в повозку. И оттого, что будка была очень маленькой, лошадь и телега казались громадными.

На берегу стояли «графиня» и кулак Ерофеев, отец Сеньки, маленький кособокий старичок в черном картузе и очках в железной оправе.

Лодочник Дмитрий Петрович возился в лодке, потом выпрямился и вышел на берег. Это был человек лет тридцати, среднего роста, ловкий и сильный. Миша его не то что побаивался, а чувствовал себя с ним неудобно: как-то неискренне и хитро улыбался всегда лодочник. Ходил он босиком, в сатиновой рубашке без пояса. Но лицо у него было чистое, холеное, совсем не крестьянское, с маленькими острыми усиками.

Ерофеев и лодочник подошли к телеге. С нее кто-то соскочил. Ребята вгляделись – это был Сенька. Ерофеев снял с телеги рогожу. Затем они втроем перетащили в лодку два больших мешка.

Дмитрий Петрович прыгнул в лодку. Ерофеев оттолкнул ее. Лодка качнулась, отошла от берега и, влекомая течением, повернулась на середине реки. Табаня одним веслом, Дмитрий Петрович направил ее вниз по течению.

Все смотрели вслед лодке: мальчики – из своего укрытия, старуха и Ерофеев – с берега, Сенька – с телеги.

Лодка скрылась за поворотом. Ерофеев что-то сказал «графине» и пошел к телеге. Уже держа в руках вожжи, он опять что-то сказал. Старуха молча кивнула головой.

По береговой дороге телега двинулась к деревне. Старуха полевой тропинкой пошла к усадьбе. В высокой пшенице мелькнул ее черный платок. Раз, другой… Потом она совсем скрылась из глаз…

Глава 16

На реке

Первым нарушил молчание Генка.

– Интересно, что они увезли в лодке? – проговорил он, вставая и вглядываясь в даль реки, хотя ни лодки, ни лодочника уже не было видно. – Недаром эта несчастная лодочная станция всегда казалась мне подозрительной. Я еще вчера Славке говорил. Правда, Славка, говорил я тебе, что станция очень подозрительная, говорил?

– Не вчера, а позавчера, – ответил точный Славка, – и ничего подозрительного я здесь не вижу. Мало ли что людям надо перевезти на лодке.

– «Перевезти», ага! – передразнил его Генка. – В такую рань, чтобы никто не видел! И Ерофеев, кулак и мироед, со своим Сенькой примазались. – Он обернулся к Мише: – Знаешь, Миша, давай лучше высадим Славку.

– Зачем?

– Он всю дорогу будет сомневаться: «Ничего такого», «Ничего особенного», «Ничего у нас не выйдет», «Ничего мы не найдем»… Так и будет канючить…

Миша в ответ только отмахнулся. Но что все это значит? «Графиня», лодочник, Ерофеев – все вместе. Что-то отправляют, ночью, тайком…

– Возможно, старуха инвентарь вывозит, чтобы коммуне не достался, – предположил он.

– Какой у нее инвентарь! – сказал Жердяй. – Нет у нее никакого инвентаря.

– Что же по-твоему?

– А я почем знаю!

– Ладно! – решил Миша. – Все равно нам плыть вниз. Будем искать Игоря и Севу и заодно посмотрим, куда лодочник отвезет эти мешки. Главное – чтобы он нас не увидел. Поехали!

Жердяй оттолкнул лодку от берега. Генка и Славка взмахнули веслами. Приставив к глазам бинокль, Миша вглядывался вперед. Лодочника не было видно. Но ничего, они его нагонят.

Извилистая речка протекала в глубокой, узкой долине. Высокий, правый берег был сильно подмыт – над водой желтели ноздреватые известняки, белели причудливые обрывы мела. На низком левом берегу виднелись узкие полоски заливных лугов и торфяных болот. Сквозь мутную воду дно проглядывалось только на очень мелких местах – вязкое, покрытое тиной. Местами вода быстро кружилась – на дне били ключи и родники.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.