Глава 5

Я вошел в местное отделение библиотеки, представился библиотекарю, подождал, пока он удостоверится, что мистер Аберкромби действительно оплатит компьютерное время, после чего был препровожден к маленькой кабине в зале под названием «Внепланетная Секция», в котором на самом деле работали исключительно инопланетяне.

Здесь было относительно много посетителей, и к моменту, когда я включил компьютер, ощущение беспокойства, охватившее меня, пока я шел по сравнительно пустым улицам Дальнего Лондона от отеля до библиотеки, пропало без следа.

— Доброе утро, — произнес не-совсем-механический голос. — Чем могу служить?

— Мне требуется краткий биографический очерк циркового артиста по имени Рафаэль Джамал, — сказал я на командном диалекте. — Особенно необходимы детали военной службы.

— Вы предпочитаете устный ответ или твердую копию? — спросил компьютер.

— Можно получить и то, и другое? — спросил я.

— Разумеется. Но это будет дороже.

— Меня устраивает.

— Мне нужны некоторые исходные данные, — сказал компьютер. — К какой расе принадлежит Рафаэль Джамал?

— Раса человеческая, — ответил я.

— Жив ли он, и если нет, когда жил?

— Он жил примерно 350 лет назад, в первом столетии Олигархии.

— Планета обитания?

— Не знаю, — признался я. — Но предполагаю, что Патагония IV, потому что там он создал картину, будучи уже инвалидом, и вскоре после того умер.

— Спасибо, — ответил компьютер. — Просматриваю библиотечные файлы.

Краткая пауза.

— Обращаюсь к компьютеру Публичной Информации на Патагонии IV.

Экран секунд на двадцать потемнел, затем снова ожил.

— Патагония IV больше не является колонией землян. Обращаюсь к файлам Бюро Исторической Переписи на Делуросе VIII.

Я терпеливо ждал, и наконец получил ответ.

— Джамал, Рафаэль, — сказал компьютер. — Настоящее имя — Педро Сантини. Год рождения 4503 Г.Э., смерти — 4538 Г.Э. Женат не был, наследников не оставил, имущество после смерти продано с аукциона. До шестнадцати лет жил на Дельвании III, затем поступил в пятизвездочный цирк братьев Балабан, где работал артистом на трапеции под именем Рафаэль Джамал, до тех пор, пока не потерял подвижность ног в результате падения в 4533 году Г.Э. на Патагонии IV. Левая нога ампутирована в 4536 году Г.Э.

— Что известно об его военной службе? — спросил я.

— Он не служил в армии.

— Тогда он, наверное, был свидетелем военных действий, не будучи военным, — настаивал я.

— Неверно, — сказал компьютер. — Сразу после школы он вступил в пятизвездочный цирк братьев Балабан и оставался там до несчастного случая.

— Не понимаю.

— Если я неясно выразился, то могу перевести ответ на 1273 языка и диалекта, кроме земного, — предложил компьютер.

— В этом нет необходимости, — сказал я и задумался. В конце концов мне пришла в голову еще одна мысль.

— Будьте добры, проверьте, не подвергалась ли Дельвания III военному нападению, и не было ли там гражданских беспорядков в тот период, когда Рафаэль Джамал жил там?

— Проверяю… Нет, не было.

— Давал ли пятизвездочный цирк братьев Балабан представления на какой-либо планете, находившейся в военном конфликте?

— Проверяю… Нет, не давал.

— Но должен был! — воскликнул я.

— Ответ отрицательный, — повторил компьютер. — Чем еще могу служить?

— Вот, — сказал я, — есть четыре человека: Рафаэль Джамал, Брайан Мак-Джиннис, Петер Клипштайн и Кристофер Килкуллен. Я хочу, чтобы вы взяли их биографии из файлов исторической переписи на Делуросе VIII, проанализировали данные и сообщили мне все, что найдете у них общего.

Я еще раз прошел процедуру ответов на вопросы компьютера по исходным данным, затем ждал, пока он получит доступ к нужным сведениям. Наконец он объявил:

— Анализирую.

Прошла целая минута тишины, чрезвычайно много, принимая во внимание, что у компьютера уже были все требующиеся данные.

— Рафаэль Джамал, Брайан Мак-Джиннис, Петер Клипштайн и Кристофер Килкуллен все принадлежали к человеческой расе, — выдал он в итоге. — Все четверо — мужчины. Больше ничего общего между ними нет.

— Вы совершенно уверены? — спросил я.

— Я неспособен на ошибку, — ответил компьютер. — Следует отметить, что сведения о Брайане Мак-Джиннисе минимальны, и получены с Земли, а не с Делуроса VIII, но поскольку у Рафаэля Джамала, Питера Клипштайна и Кристофера Килкуллена нет ничего общего, кроме расы и пола, дальнейшая информация о Брайане Мак-Джиннисе не изменит мой ответ.

— Спасибо, — сказал я, разочарованно вздохнув. Просто для подстраховки я заставил его проанализировать художников, чьи работы висели в доме Аберкромби, но он не смог найти между ними никакой связи, ни в военной службе, и ни в чем другом.

В конце концов у меня появилась еще одна мысль.

— Я хочу, чтобы мне проанализировали картину, — попросил я. — Это возможно?

— Да, — ответил компьютер. — Где ее можно найти?

— Ее репродукция находится в книге под заглавием «Британия в Африке: Сто лет живописи», издана на Земле в 1922 году от Р.Х. Возможно, существует еще немало экземпляров, но единственный, о котором мне известно, находится в библиотеке на Пико II. Картина без названия, но в книге это единственная работа кисти Брайана Мак-Джинниса.

— Я обнаружил экземпляр книги в главной библиотеке Селики II, доступ к ней быстрее и дешевле, чем к Пико II, — сообщил компьютер. — Пожалуйста, подождите, пока мне передадут содержание.

— Жду, — сказал я.

Экран компьютера погас, мгновение спустя зажегся.

— Картина Брайана Мак-Джинниса занесена в мой банк памяти, — сказал он. — Что именно надо анализировать?

— Женщину.

— Данных об имени и личности модели нет.

— Вполне возможно, что она вообще не существовала, — объяснил я. — Она появляется на картинах, голограммах, в скульптуре, по всей Галактике на протяжении более семи тысячелетий, и похоже, ее изображают только представители человеческой расы.

Я сделал паузу.

— У меня есть доступ к картинам и голограммам из коллекции Малькольма Аберкромби. Можно проверить в вашей библиотеке, не встречается ли подобная натура в других произведениях искусства, не входящих в коллекцию?

— Можно.

— И еще, — продолжал я, — если такое изображение обнаружится, могу ли я получить его копию?

— Да. Проверяю…

Экран машины опять погас и оставался темным так долго, что я вновь почувствовал свою изоляцию от других посетителей, вышел и стал прохаживаться по библиотеке, впитывая тепло и уют от близости других существ. Через пять минут я вернулся в свою кабину, и еще полторы минуты ждал, пока компьютер оживет.

— Я обнаружил семь источников, которые могут оказаться изображениями той же самой женщины, — объявил он. — Они появятся на голографическом экране слева от вас.

— Великолепно, — сказал я, вдруг почувствовав сильное волнение. — Начинайте, пожалуйста.

На экране внезапно появилось женское лицо с резко выраженными скулами и узкими глазами.

— Статуя Прозерпины, римской царицы подземного мира, — произнес компьютер. — Изваял в 86 году от Р.Х. Луций Пиран.

Я внимательно рассмотрел изображение. В строении костей было определенное сходство, и ее волосы вполне могли быть черными (хотя по скульптуре определить это было невозможно), но глаза были гораздо меньше, и она улыбалась, а женщина, которую я искал, всегда была исполнена тайной грусти.

— Нет, — разочарованно протянул я. — Это не та женщина. Дальше, пожалуйста.

На экране появилось другое лицо, и в этот раз женщина, бесспорно, была той самой.

— Набивная шелковая ширма. Кама-Мара, двойственный дух эротических желаний и смерти. Говорят, она искушала Будду во время его медитаций.

Автор неизвестен. Датируется 707 годом Р.Х.

— Это она, — подтвердил я. — Но если она — индийский дух, почему черты лица у нее не индийские?

— У меня недостаточно данных для ответа на ваш вопрос, — сказал компьютер. — Продолжать?

— Пожалуйста.

Появилось еще одно изображение, настолько живое, что печаль, исходящая от нее, была почти осязаемой. Это тоже была она.

— Миктекакуатль, повелительница Страны Мертвых в мексиканской мифологии. Автор неизвестен, картина датируется 1744 г. Р.Х.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросил я с новым воодушевлением.

И снова появилась она, на этот раз на голограмме.

— Голограмма без названия, автор Вилсон Деверс, охотник на крупную дичь, с Гринвельда, 718 Г.Э.

Затем последовало еще три картины, с Земли, Спики II и Нортпойнта, и каждая из них в точности повторяла изображение таинственной незнакомки Аберкромби.

— В вашей библиотеке есть еще ее портреты? — спросил я, когда с экрана исчез последний.

— Других ее портретов нет, — ответил компьютер. — Если изображение выполнено плохо до неузнаваемости, или не попало ни в один из каталогов, я не смогу его идентифицировать.

— Понятно, — сказал я. — Можно получить краткие биографические очерки авторов?

— Включая Луция Пирана?

— Нет, — ответил я. — Давайте временно исключим статую.

— Два художника неизвестны, — начал компьютер. — Вилсон Деверс, родился в 678 году Г.Э. на Шарлемане, переехал на Гринвельд в 701 году Г.Э., получил лицензию охотника в 702 году Г.Э., оставался профессиональным охотником до смерти, наступившей в 723 году Г.Э.

— Служил ли он в вооруженных силах? — спросил я.

— Нет.

— Как он умер?

— Убит клиентом, случайным выстрелом из соник-бластера. Продолжать?

— Будьте добры.

— Бариен Смит, родился на Сириусе V в 3328 году Г.Э., переехал на Спику II в 3334 году Г.Э., — компьютер сделал краткую паузу. — По профессии значится конструктором космических кораблей, но у меня достаточно данных, чтобы заключить, что в действительности он был завербован соперничающим картелем и занимался промышленным шпионажем.

Умер в 3355 году Г.Э., при взрыве, уничтожившем весь заводской комплекс.

— Остальные два? — спросил я.

— Мильтон Мугабе, родился на Земле в 1804 г. Г.Э.. Стал зооокеанологом, занимался разведением и промышленным выловом акул, крупных плотоядных рыб земного океана, был убит напавшей акулой в 1861 году Г.Э.

Энрико Робинсон, родился в 4201 году Г.Э. Стал профессиональным борцом в 4220 году Г.Э., сменил имя на Громилу Команча в 4221 году Г.Э., переехал на Нортпойнт в 4224 году Г.Э., умер от внутренних повреждений, полученных во время поединка, в 4235 году Г.Э.

— Есть ли у этих художников черты характера или жизненный опыт, объединяющий их друг с другом или с теми четырьмя, которых я упомянул ранее?

— Нет.

— Немного же времени вам понадобилось, — заметил я.

— Я предвидел ваш вопрос.

— Компьютеры это могут? — спросил я, слегка удивившись.

— Я так запрограммирован, — ответил он. — Хотя если бы вы не задали вопрос, я бы не стал отвечать самостоятельно.

— Понятно. Можно получить копии иллюстраций?

— Включая изваяние Прозерпины работы Пирана?

— Да, — сказал я. — И пока вы этим занимаетесь, могли бы вы мне выдать биографический очерк Луция Пирана?

— Второстепенный римский скульптор, родился в 43 году Р.Х., переехал на Крит в 88 году Р.Х., умер естественной смертью в 111 году Р.Х.

— Спасибо, — сказал я.

— Могу ли я еще чем-нибудь быть вам полезен? — спросил компьютер.

Я вздохнул.

— Боюсь, что сейчас — ничем.

— Разумеется, я сохраню в файле ваш запрос на иллюстрации, изображающие данную натуру, и биографии художников. В случае связи с другими библиотечными компьютерами и обмена памятью, я буду пополнять информацию для вас новыми данными.

— Большое спасибо, — произнес я.

— Это моя работа, — заверил компьютер.

— Подождите, — вспомнил я второе поручение Аберкромби. — Я попрошу вас еще кое-что для меня сделать.

— Слушаю.

— Мне нужен подробный биографический очерк Рубена Венциа.

— Назовите, пожалуйста, ваш код доступа.

— Я не знаю, что это такое.

— Без соответствующего кода доступа я не могу сообщать информацию о живущих лицах, за исключением тех, кто официально числится общественным деятелем.

— Но вы можете хотя бы сообщить, где его искать?

— Разумеется. Он сидит в 263 футах к северо-северо-востоку от вас.

— Вы хотите сказать — он здесь? — воскликнул я.

— Да.

— Почему?

— Не могу ответить без кода доступа, — повторил компьютер.

— Благодарю вас, — сказал я. — Это все.

Экран компьютера окончательно погас, а я стал соображать, почему Венциа оказался именно здесь и именно сейчас. В конце концов я вышел из кабины, и едва успел подойти к выходу из Внепланетной секции, как увидел его.

Венциа встал из-за стола в основном зале и направился в мою сторону, с явным намерением перехватить меня у двери.

— Леонардо, не так ли? — спросил он, подходя и протягивая руку.

Какое-то время я довольно тупо смотрел на протянутую руку; никто, кроме Тай Чонг, ни разу не проявил желания коснуться меня. Наконец я вспомнил, что это знак приветствия, пожал руку и произнес на диалекте Равных:

— Совершенно верно. А вы — мистер Венциа. Я вас помню по аукциону искусств.

— Зовите меня Рубен, — непринужденно сказал он. — Угостить вас чашечку кофе?

— Я неспособен усваивать кофе, — объяснил я.

— Выберите, что захотите, — сказал Венциа. — Мне хотелось бы с вами побеседовать.

— Вы очень добры, мистер Венциа.

— Рубен, — поправил он меня.

— Рубен, — повторил я. — Однако должен вас предупредить, что я питаюсь в ресторанах, которые обслуживают не-людей.

— Ну и прекрасно, — сказал он, делая шаг к выходу. — Идемте.

— Я ни разу не видел человека ни в одном из них, — продолжал я.

— Хотел бы я посмотреть, как они меня не пустят.

— Хорошо, тогда идемте.

— Я вас не видел почти два месяца, — заметил он, когда мы вышли на свежий воздух. — Были на других планетах?

— Да, — ответил я, как всегда, предпочитая обычный тротуар движущейся дорожке. — Хотя не могу представить, почему вы ожидали увидеть меня, даже если бы я остался на Дальнем Лондоне. В конце концов, мы встречались всего лишь один раз.

— О, те, кто занят одним делом, как правило, сталкиваются друг с другом, особенно на такой малонаселенной планете, как Дальний Лондон, — он помолчал. — Как вам понравилась Нью Родезия?

Я замер, как вкопанный и удивленно посмотрел на него.

— Откуда вы знаете, что я летал на Нью Родезию? — спросил я.

— Пошевелил мозгами, — ответил он и сделал жест рукой, приглашая двигаться дальше. — Так мы идем?

Дальше я шел молча, размышляя над его последним замечанием и чувствуя себя очень неловко под любопытными взглядами, которые мы привлекали. Нечеловек в человеческом мире всегда объект любопытства, порой — насмешек, но человек, идущий рядом с одним из нас… это настолько не укладывалось ни в какие рамки, что зеваки даже не пытались скрыть свое неодобрение и неприязнь. Мне стало не по себе, и я предложил Венциа пойти впереди или сзади меня, чтобы привлекать меньше внимания.

— Пусть глазеют, — сказал он, пожав плечами. — Мне безразлично.

— Это вас не беспокоит? — удивился я.

— С чего бы? — ответил он. — Если им нечем занять время, это не моя забота.

И мы пошли дальше, а я размышлял над его ответом, типично человеческим, с беспечным пренебрежением к мнениям или благополучию Стада. Миновав два квартала, мы подошли к одному из ресторанов, которые я регулярно посещал, и я ввел его внутрь.

— Здесь несколько уныло, вам не кажется? — заметил он, оглядывая пустые столы и морща нос от мириад атаковавших нас запахов. — Может быть, зайдем в местечко поприличнее? Я угощаю.

— Действительно, для еды есть более приятные места, — согласился я, чувствуя по реакции посетителей и официантов, что и здесь мы были предметом усиленного интереса, — но мне не разрешается туда заходить.

Кроме того, в этом ресторане обычно много посетителей, а я нахожу это приятным.

— Вам нравится толпа?

— Да.

Он пожал плечами и махнул официанту.

— Пусть будет по-вашему. Закажем столик.

Подошел официант, бледно-голубой трехногий бемарканин.

— Вы совершенно уверены, что желаете обедать здесь, сэр? — спросил он Венциа.

— Честно говоря, совершенно уверен, что не хочу, — ответил Венциа с брезгливым выражением. — Но нам с другом нужен столик. И поживее.

У бемарканина запылали ноздри — эквивалент гневного взгляда — будто я портил репутацию его заведения, явившись сюда с человеком. Он повел нас к столу в самой глубине ресторана, где нас не было видно от входа.

— Не годится, — сказал Венциа.

— Разрешите спросить, почему, сэр? — осведомился бемарканин.

— Взгляните, — сказал Венциа. — Стулья не для людей. Чтобы сесть, я должен быть ростом четыре фута и с хвостом. Никуда не годится.

Бемарканин молча подвел нас к другому столику, тоже в глубине ресторана. Венциа вытер стол носовым платком, кивнул и уселся.

— В общем-то, разница невелика, — заметил он. — Черт с ним. Тут, по-моему, вообще не видно ни одного нормального столика.

— А где вы обычно сидите, Леонардо? — добавил он после паузы.

— Там, где посадят, — ответил я.

— Временами, должно быть, чертовски неудобно.

— Бывает, — признался я.

— А зачем вы это терпите?

— Есть и преимущества.

— Толпа? Если устроить скандал насчет того, где сидеть, вы сможете наслаждаться со всеми удобствами, — он немного помолчал. — Ладно, где наш внимательный официант с его милой улыбкой?

Я заказал напиток из овощной массы с Сигмы Дракона II, мира, очень похожего на наш. Венциа потребовал кофе, получил ответ, что кофе здесь не держат, и ограничился стаканом воды.

— Пахнет здесь просто отвратительно, — заметил он, когда официант отошел.

— Кухня обслуживает представителей тридцати-сорока различных рас, — объяснил я. — Со временем к запахам привыкаешь.

— Будем надеяться, что столько времени мы здесь не проведем, — произнес он без тени улыбки.

— Можно спросить, почему мы вообще тут оказались?

— Потому что я хочу узнать, чем вас интересуют картины, за которыми вы охотитесь, — ответил он.

— Не вижу причины скрывать это от вас. Меня нанял мистер Аберкромби, чтобы я помог ему приобрести определенные произведения искусства для пополнения его личной коллекции.

— Почему именно вы?

— Простите, не понял.

— Я спросил, почему он выбрал вас? — спросил Венциа. — Я немного знаю Аберкромби, он скорее правую руку себе отрежет, чем скажет инопланетянину, который час.

— Ранее я видел два произведения, которые ему нужны, и он поручил мне найти их владельцев и приобрести их.

— Современные произведения? — с упоров на первое слово спросил Венциа.

— «Современность» — понятие относительное, — ответил я.

— В пределах последнего десятилетия?

— Нет. Самое последнее относилось к ранним годам Олигархии.

Он закурил тонкую сигару, игнорируя враждебные взгляды двух теронитов за соседним столиком.

— Ну и как, удачно? — спросил он.

— Да, — ответил я. — Мистер Аберкромби смог приобрести обе вещи.

— А теперь вы пытаетесь отыскать другие, изображающие ту же натуру, — это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Совершенно верно.

— Что ж, из библиотечного компьютера вы выжали все, что можно.

— Откуда вы знаете, о чем я спрашивал у компьютера?

Он снова улыбнулся.

— Я попросил уведомить меня, если кто-нибудь станет задавать вопросы о Миктекакуатль и Кама-Маре.

— Вы за мной шпионили!

— Я бы не назвал это «шпионить», — сказал он. — Я понятия не имею, какие вопросы вы ему задавали, хотя приблизительно могу догадаться.

Сколько картин компьютер для вас идентифицировал?

Я чувствовал, что у него нет оснований об этом спрашивать, но в то же время не видел причин не отвечать.

— Шесть.

— Скульптуру Пирана вы отвергли?

— Да.

— Правильное решение, — он глубоко вздохнул. — Ну ладно, шесть — это все, что вы можете выудить из этого компьютера. Чтобы избавить вас от лишних финансовых прорех, могу сообщить, что ни одну из них вам не достать.

— Вы их сами приобрели? — поинтересовался я.

Он фыркнул.

— Какого черта? Мне они не нужны.

— Я, кажется, ничего не понимаю, — сказал я. — Когда я в первый раз вас увидел, вы пытались купить полотно Килкуллена за 400 тысяч кредитов.

— Ничего я не пытался.

— Но…

— Я знал, что Аберкромби не допустит, чтобы кто-нибудь перебил его цену, — прервал он меня. Вид у него при этом был чрезвычайно самодовольный. — Я просто хотел узнать, нет ли в этом деле других заинтересованных сторон.

— Зачем это вам, если вы не интересуетесь картинами? — спросил я.

— У меня есть на то причины.

— Можно их узнать?

Он покачал головой.

— Думаю, что нет, Леонардо.

— Тогда можно узнать, почему нет?

— Потому что у меня такое чувство, что вы мне не сможете сказать ничего нового… пока, — добавил он значительно. — Когда сможете, мы снова встретимся. Может быть, у меня найдется для вас работа.

— Я уже работаю в галерее Клейборн.

— Мне казалось, вы говорили, что работаете на Аберкромби, — резко сказал он.

— Да, это так. Но Клейборн — мой официальный работодатель на срок моего пребывания здесь. За мои услуги Аберкромби платит галерее.

— Я заплачу больше.

— Если я уйду из Клейборна против их воли, то навлеку бесчестье на свой Дом, — объяснил я. — Я никогда не смогу так поступить.

— Вам не придется от них уходить, — сказал Венциа.

— Не понимаю.

— Клейборн — один из крупнейших центров искусств в галактике, — начал он. — У них отделения на семидесяти трех планетах…

— Семидесяти пяти, — поправил я.

— Ну, семидесяти пяти, — продолжал он. — Вы проводите от сорока до пятидесяти аукционов в год и устраиваете бог весть сколько частных продаж.

— Это правда, — признал я. — Но я не вижу, как…

— Дайте мне закончить, — сказал Венциа. — У вас есть доступ к обширной информации по этим аукционам и продажам.

— Насколько я понимаю, недавно вы приобрели художественную галерею, — сказал я. — Наверняка у вас есть доступ к той же самой информации.

— Мне нужен опережающий доступ, — сказал он, подчеркивая слово «опережающий». — Точнее, мне нужны вы.

— Я не стану даже думать о вашем предложении, — ответил я твердо. — Это будет нечестно по отношению к другим потенциальным покупателям.

— Я не потенциальный покупатель.

— Но вы владелец художественной галереи.

— В том здании нет ни одного произведения искусства, — ответил он.

— Это всего лишь почтовый адрес на Деклане IV.

— Но почему… — начал я, пытаясь сформулировать вопрос.

— Потому что мне нужна информация, к которой имеют доступ художественные галереи. Но крупные концерны, подобные Клейборну, получают ее намного быстрее, чем фирмы, состоящие из одного директора.

— Но если вам не нужны произведения искусства, что тогда?

— Имена и адреса художников.