С полчаса я оставался среди себе подобных, и нетерпение мое росло с каждой минутой. Наконец, я вернулся в кабину и просто уставился на пустой экран. Через несколько минут компьютер ожил.
— Вызываю Леонардо с Бенитара II, — раздался его голос по системе внутренней связи.
— На основании статистических записей Центрального Бюро Переписи на Делуросе VIII, которые могут быть неполными, вашим критериям отвечают 7 213 482 человека.
— Вы по-прежнему на связи с Делуросом? — спросил я.
— Нет, но я временно ввел в свой банк памяти всю информацию, относящуюся к делу, — ответил компьютер. — Я сотру ее, когда вы закончите поиск.
— Видите ли вы явные возможности сократить список на основании собранных вами данных?
— Да, — ответил компьютер. — Если речь идет о посещении искомого вами человека Черной Леди, я предлагаю исключить всех женатых.
— Но Кристофер Килкуллен был женат, — заметил я.
— Во время создания портрета Черной Леди он находился в разводе с четвертой женой.
— Женатых 4 302 198 человек.
— Исключите их, — потребовал я.
— Сделано.
— Остается 2 911 284 человека, — ответил компьютер.
— Мы не сможем проверить почти три миллиона человек, — пробормотал я. — Надо еще сокращать.
— Допустим, что если кто-то усердно добивался расположения Черной Леди более двадцати лет, она ему уже являлась, — предположил я.
— В предложенных вами данных нет ничего, позволяющего принять такое допущение.
— Знаю, но надо попытаться сократить список. Сколько человек отпадает по этому критерию?
— Будет исключено 1 033 102 человека.
— Останется 1 878 182 человека.
— Исключите тех, кто добровольно подвергался смертельной опасности менее двадцати раз.
— Исключается 682 646 человек.
— Теперь исключите тех, кто добровольно подвергался смертельной опасности менее пятидесяти раз.
— Исключается 1 121 400 человек.
— 74 136 человек.
— Теперь исключите тех, кто добровольно подвергался смертельной опасности менее ста раз, — сказал я, тщетно пытаясь придумать еще какой-нибудь ограничивающий фактор.
— Исключается 72 877 человек.
— Остается 1 259 человек.
— Теперь исключите тех, кто добровольно подвергся смертельной опасности менее двухсот раз.
— Исключается 1 252 человека.
— Итак, мы сократили список до семи человек.
— Если вы пользуетесь обоснованным критерием, — предостерег компьютер.
— Если да, то мы можем использовать его до конца. Сколько из этих семи добровольно подвергались смертельной опасности менее 250 раз?
— Исключаются все семеро.
— Значит, нужен другой критерий, — сказал я.
— Следующий логический шаг — определить, кто из них рисковал жизнью чаще остальных.
— Может, и так, — сказал я, — но между ними почти нет разницы.
Вероятно, каждый почти постоянно подвергается смертельному риску.
Я подумал.
— Ладно, порядка ради — назовите-ка мне имя первого человека в списке.
— Готтфрид Шенке, с Тумиги III.
— Каким образом он постоянно рискует жизнью? — спросил я.
— Он собирает моллюсков в водах величайшего океана на Тумиге III.
— В этих водах обитает множество хищных рыб и животных. В результате их нападений Шенке четыре раза попадал в больницу за последние девять лет.
— Но ведь сотни миллионов людей по всей Галактике плавают в водах, где обитают хищники, — возразил я. — Безусловно, десятки миллионов погружались в такие воды более двухсот пятидесяти раз!
— Это верно.
— Потому что ваш критерий предполагает, что человек должен рисковать жизнью сознательно и добровольно. Никто, кроме маленькой горстки пловцов, не знает, или не думает, что так рискует, и не вошел бы в воду, если бы знал об опасности или чувствовал, что она угрожает ему лично.
— Понимаю, — ответил я. Тут мне в голову пришел еще один критерий.
— Теперь исключите из этих семи всех гомосексуалистов.
— Исключаются трое. Остается четыре человека, включая Готтфрида Шенке.
— Уилфред Крамер с Холмарка, охотник на крупную дичь в джунглях Холмарка, Альсатии IV и Каробуса XIII, — компьютер сделал паузу. — Эрик Нквана с Нью Зимбабве, за которым числится семнадцать горных прыжков.
— Что такое горные прыжки? — спросил я.
— Вид спорта, когда спортсмен прыгает с вершины горы в бурную реку.
Я вздрогнул от одной мысли о таком спорте.
— Кто еще? — спросил я.
— Владимир Кобринский с Солтмарша. Бывший боксер-профессионал, парашютист, подопытное животное…
— Подопытное животное? — прервал я. — Объясните, пожалуйста.
— Он добровольно согласился на инъекции смертельно опасных заболеваний, когда шел поиск средств борьбы с ними.
— Не думаю, — ответил компьютер. — В то время он отбывал в тюрьме срок за убийство, совершенное из-за ссоры на Альтаире III. Дал согласие на инъекции в обмен на сокращение срока. Продолжать?
— Пожалуйста.
— Кроме этого, он был охотником и исследователем. Сейчас он художник.
— Какой же риск для жизни в занятиях живописью? — спросил я озадаченно.
— Он создал новый вид искусства, называемый плазменной живописью.
Это в высшей степени опасный процесс, в ходе которого должным образом сформированными пучками жесткого излучения в пространстве создается сияющая картина, рассеивающаяся приблизительно за минуту.
— Похоже, он в самом деле очень энергично призывал ее, — задумчиво произнес я.
— Фактически он рисковал жизнью на семнадцать раз меньше, чем Шенке, — заметил компьютер.
— Но Шенке может быть просто увлеченным коллекционером, — сказал я.
— А этот человек, похоже, всю свою жизнь построил на поисках Черной Леди.
— Ни одного в голову не приходит, — ответил я и вздохнул в изнеможении. — Хотел бы я знать, не ушел ли весь сегодняшний вечер на бесполезные упражнения.
— Я не могу ответить на такой вопрос.
— Знаю, — сказал я устало. — Думаю, вряд ли кто из этих четырех нарисовал в последние две недели портрет Черной Леди?
— Никто, — ответил компьютер. — По имеющимся данным, лишь один из них проявил некий интерес к ее портрету.
— Объясните! — я насторожился.
— Два года назад Малькольм Аберкромби через одного из своих агентов приобрел портрет той, кого вы называете Черной Леди. Аукцион проходил на Бета Сантори V.
— Продолжайте, — с надеждой попросил я.
— Человек, торговавшийся с ним за картину, был Владимир Кобринский.
Я понимаю, что это не имеет никакого отношения к гипотетической задаче, но вероятность случайного совпадения, без всякой связи между упоминанием его имени в обоих контекстах, равна 0.0000037 процента.
— Могу я получить распечатку тех открытых данных о нем, которыми вы располагаете?
Из машины выполз листок бумаги.
— Я ее еще не стер. Пожалуйста, посмотрите на экран.
Голографический экран замерцал, и я впервые увидел суровое, резкое лицо Владимира Кобринского.
Глава 18
Черная Леди, протянув руки, манила меня к себе. Я неуверенно сделал шаг вперед, затем второй.
— Ко мне, Леонардо, — тихо и проникновенно шептала она. — Иди ко мне, и ты увидишь то, о чем лишь мечтал. Переступи со мной эту грань, и ты узнаешь вечные тайны Жизни и Смерти.
Я сделал третий шаг, уже тверже.
— Приди, — шептала она. — Приди ко мне, и ты узнаешь великий секрет Другой Жизни. Иди же!
Я вскочил в койке. Руки у меня тряслись, цвет бурно менялся. В конце концов я понял, что это был лишь сон, и немного успокоился.
Но был ли это сон? Я редко вижу сны, а когда мне что-то снится, то проснувшись, я обычно не помню подробностей — но этот сон запомнился предельно ясно.
Чем больше я о нем думал, тем чаще задавал себе вопрос: а не было ли это видением, явлением Матери Всего Сущего? Это могло казаться слишком самонадеянным: как я смел думать, что она придет ко мне — вообще к самцу-бъйорнну — и все же каждая деталь пережитого представлялась мне ярко и отчетливо.
— Свет! — произнес я хрипло. Комната мгновенно осветилась. Я принялся расхаживать из угла в угол, ломая голову над тем, что случилось. Вчера прямо из библиотеки я пошел в отель к Венциа, рассказать о своем открытии. Он невероятно разволновался и сказал, что сей же час отправляется на родную планету Кобринского, Солтмарш. Он предложил взять меня с собой, однако я чувствовал, что не могу улететь с Дальнего Лондона без разрешения Тай Чонг. Я просил его отложить отлет до утра, но он отказался. Его лицо горело фанатическим пылом.
Тогда я вернулся к себе в комнату, расстроенный тем, что моя роль в истории Черной Леди подошла к концу, и сразу лег спать. Поскольку весь вечер я думал о ней, логично было бы предположить, что я просто увидел ее во сне, подсознательно продолжая переживать разочарование от того, что меня не взяли.
Таково было логическое объяснение — но было ли оно верным? Является ли Черная Леди лишь мужчинам-землянам, или она в самом деле явилась мне? И если она явилась мне, то не была ли она на самом деле Матерью Всего Сущего? Было ли святотатством даже подумать о такой возможности, или было кощунством не последовать за ней, когда она звала меня?
Я не знал ответа, и чем больше об этом думал, тем больше запутывался.
Я все еще размышлял над разными последствиями проблемы, когда начался день. Тогда я вышел из комнаты, намереваясь направиться в галерею.
Спустившись в маленький, скудно меблированный холл моего отеля, я увидел, что там меня дожидается Валентин Хит, совершенно не замечающий, как на него косятся любопытные постояльцы и бросают презрительные взгляды проходящие мимо люди.
— Доброе утро, Леонардо, — кивнул он. — У вас ужасный вид.
— Я плохо спал, друг Валентин, — ответил я.
— Прискорбно слышать.
— Как вы узнали, что я здесь живу? — спросил я. — Я вам не говорил.
— Найти инопланетянина на Дальнем Лондоне не так уж трудно, — ответил он, улыбаясь. Вдруг улыбка растаяла.
— Немедленно съезжайте отсюда, — продолжал он. — Ковры вытерты до ниток, обои облезлые, а наемная прислуга неприветливо на меня косится.
— Это лучший отель, куда пускают инопланетян, — пояснил я.
— Быть не может!
— И я так думал, пока не побывал в других, — сказал я, слегка отворачиваясь, чтобы не видеть канфорита-администратора, с отвращением уставившегося на нас с Хитом. — Ну вот, вы меня разыскали, что вам от меня нужно?
— То же самое, что и вчера, — сказал Хит.
Наступила неловкая пауза.
— Я должен отелю «Тауэр» семнадцать тысяч кредитов. Они требуют уплаты к завтрашнему утру.
— Но вы всего четыре дня на Дальнем Лондоне, — ошеломленно воскликнул я. — Как вам удалось растратить столько денег?
— Я же вам сказал: у меня дорогие вкусы. Правительственные апартаменты стоят две тысячи пятьсот кредитов, не считая стола, а поскольку я приехал только с тем, что на мне было, пришлось заказать новый гардероб у гостиничного портного.
— Но это неблагоразумно, друг Валентин. Надо было найти отель подешевле.
— Какая разница? — улыбнулся он в ответ. — В моем нынешнем положении, пока все мои счета заморожены, я не могу позволить оплатить вообще никакого.
— Но почему правительственные апартаменты? — спросил я. — Вам, наверняка не нужно столько места.
— У меня есть мои маленькие слабости, — оправдывающимся тоном ответил он. — И потом, это все равно неважно. Я просто обязан найти деньги, или завтра утром меня арестуют.
— Может быть, вам стоит покинуть планету? — предложил я.
— Мне даже не на что купить горючее и рассчитаться за ангар, — он снова сделал паузу. — Вчера вечером я пошел в отель к Венциа, узнать, не смогу ли взять у него в долг, но он выехал оттуда за час до моего прихода.
— Я знаю.
— И где он?
— Он на пути к Солтмаршу.
— Солтмарш? — переспросил Хит. — Первый раз слышу.
— Это небольшая планета в скоплении Альбион.
— Зачем он туда отправился?
— Встретиться с Черной Леди, — ответил я.
— Откуда он знает, что она там?
— Я ему сказал.
— Хорошо. Откуда вы знаете?
— Рассчитал с помощью библиотечного компьютера, — объяснил я.
— Вы уверены, что не ошиблись?
— Хочется верить.
— А почему вы не полетели с Венциа? — спросил он.
— У меня есть свои обязательства.
— Перед Клейборном?
— Вчера, когда я говорил с другом Рубеном, я думал, что они гораздо важнее. Сейчас я в этом не уверен, — признался я.
— Что изменилось?
— Если я скажу, вы станете смеяться.
— Не стану, даже если мне захочется, — серьезно сказал он. — Что случилось, Леонардо?
— Мне, кажется, было видение Черной Леди.
— Кажется? — нахмурился он.
— Это могло быть сном, — честно признался я. — Я сам не знаю.
И после минутного молчания добавил:
— Но если это в самом деле было видение, я должен еще раз с ней встретиться.
— Насколько это важно для вас, Леонардо? — спросил Хит.
— Если это было видение, то это может оказаться самым важным в моей жизни, — удрученно вздохнул я. — Но у меня нет средств на полет до Солтмарша, так что я никогда не узнаю.
— Не зарекайтесь, — заметил он.
— Что вы имеете в виду? — с подозрением спросил я.
— Если вы скажете то, что мне необходимо знать о системе охраны Аберкромби, к завтрашнему утру у меня не только хватит денег на заправку корабля, но придется несколько спешно покидать Дальний Лондон.
Он сделал многозначительную паузу.
— Не вижу причин, почему бы не скрыться на Солтмарше, прихватив вас с собой.
— Я не поддаюсь шантажу, — твердо сказал я.
— Это не шантаж, — ответил он — Это переговоры на равных. Если я не получу от вас то, что нужно мне, то не смогу дать вам то, что необходимо вам. Все очень просто.
— Я не могу сделать то, о чем вы просите, друг Валентин.
— Надеюсь, что вы передумаете, Леонардо, — сказал он. — Но если даже нет, мне все равно придется заняться его коллекцией сегодня ночью. Я просто не могу больше ждать.
Он снова выдержал паузу.
— Если передумаете, я буду у себя в отеле до полуночи.
— Я не передумаю.
Он протянул руку.
— Тогда пожелайте мне удачи.
Я пожал ему руку, но промолчал. Он постоял немного, повернулся и пошел к дверям. Я смотрел ему вслед, пока он не затерялся в толпе (был час пик), а потом направился в галерею Клейборн. Образ Черной Леди все еще стоял у меня перед глазами.
В галерее я сразу сел за свой стол и начал писать письмо.
Уважаемая Тай Чонг!
Я оказался перед мучительной моральной дилеммой. Кажется, мне явилась видением Черная Леди. Если это в самом деле так, я должен найти ее и точно узнать, кто она, и что ей от меня нужно — но для этого я должен помочь другу совершить преступление и воспользоваться плодами этого преступления.
Однако если я ему не помогу, я не смогу посетить мир, где она появится в следующий раз. Если она действительно та, за кого я ее принимаю, то я поступлю, как еретик в буквальном смысле этого слова.
А возможно также, что я ошибаюсь, что она не являлась мне, и ей вовсе нет никакого дела до инопланетян. Но я не узнаю этого, пока не поговорю с ней, и не смогу поговорить с ней, если не помогу другу. Выходит, что если я ошибся, и она не приходила ко мне, тогда мотивы помощи другу в совершении криминального акта окажутся не выше финансовой выгоды, и я разделю его вину.
Мне необходимо моральное и этическое наставление, и не к кому больше обратиться. Поэтому умоляю вас…
Я почувствовал на плече чью-то руку, вздрогнул и выпрямился.
— Босс хочет вас видеть, — произнес Гектор Рейберн.
— Прямо сейчас? — удивился я.
— Так она сказала.
— Спасибо, друг Гектор, — поблагодарил я.
Приказав компьютеру сохранить письмо в блоке памяти, я встал и направился в кабинет Тай Чонг.
— Входите, Леонардо, — проговорила она, приветливо улыбаясь.
— Слушаюсь, Достойная Леди, — сказал я, входя. Я сразу заметил, что к старым голограммам, на которых она получала награды и снималась с разными артистами, добавилась новая: два дородных полицейских ведут победоносно сияющую Тай Чонг в кенникоттскую тюрьму.
— Замечательно, правда? — произнесла она, заметив мой взгляд.
— Страшно, достойная леди, — честно признался я. — Полицейские кажутся очень сильными и очень сердитыми…
— Так все и было, — весело сказала она. — Этой голограммой я горжусь, пожалуй, больше, чем остальными вместе взятыми.
Я не знал, что сказать человеку, находящему столько радости в аресте за нарушение закона, а потому промолчал.
После паузы она прочистила горло и снова заговорила.
— Я как раз думала, не давал ли о себе знать Валентин Хит.
— Я говорил с ним сегодня утром, Достойная Леди.
— И?
— Он по-прежнему намеревается ограбить Малькольма Аберкромби.
— Вы передали ему, что я хочу его видеть?
Мой цвет стал ярче от стыда.
— Совсем забыл, Достойная Леди.
— Ну, неважно, — сказала она. — Но пожалуйста, не забудьте передать, когда встретитесь с ним снова.
— Я больше с ним не встречусь, Достойная Леди.
— Неужели? Почему же?
— Потому что он собирается ограбить Малькольма Аберкромби сегодня ночью, и его почти наверняка задержат.
Я помолчал.
— Он остановился в «Тауэре», Достойная Леди. Может быть, вы сможете отговорить его.
— Может быть, — ответила она. — Почему вы так уверены, что его поймают? Он очень хитер.
— Потому что он никогда не был в доме Малькольма Аберкромби и не знаком с системой охраны. Он просил у меня помощи, но я отказал.
— Понимаю.
Я неловко переминался с ноги на ногу.
— У меня есть просьба, Достойная Леди.
— Какая?
— Есть ли у Клейборна филиал на Солтмарше?
— Это в скоплении Альбион, не так ли?
— Да, Достойная Леди.
— По-моему, там у нас есть маленькое отделение, — сказала она. — Зачем вам?
— Я хотел бы немедленно перевестись на Солтмарш.
Она нахмурилась.
— Почему? Вам здесь плохо?
— Нет, Достойная Леди! — воскликнул я. — Напротив, мне очень нравится работа, и я доволен своим окружением. Но мне кажется, что Черная Леди вскоре может появиться на Солтмарше, и мне необходимо поговорить с ней.
— Почему?
— Есть вероятность — не уверенность, но вероятность — что она имеет огромное значение для расы бъйорннов, — ответил я. — Я понимаю, что в моих устах это звучит нелепо, но я должен еще раз ее увидеть, чтобы выяснить истину.
— Почему вы не сказали об этом вчера? — спросила она.
— Я сам обнаружил это лишь вчера вечером, — ответил я. — Я надеялся взять отпуск и полететь на Солтмарш вместе с Рубеном Венциа, но он уже улетел без меня.
Я запнулся.
— Вы — моя единственная надежда.
Она задумчиво на меня посмотрела.
— А что Хит? Вы же друзья, не так ли?
— У него нет денег даже на заправку корабля, — объяснил я. — Поэтому он так спешит ограбить Малькольма Аберкромби.
— А у него есть какой-нибудь интерес к Черной Леди? — спросила она, выводя на листке бумаги бессмысленные узоры.
— Она интересует его, лишь как предмет собственности, который можно продать Малькольму Аберкромби, — ответил я.
— Какая пошлость.
Она ненадолго задумалась. Потом поднялась.
— Я хотела бы помочь вам, Леонардо, — в ее словах звучало сочувствие, — но дело в том, что я просто не могу послать вас в наше отделение на Солтмарше.
— Из-за неприятностей на Шарлемане? — огорчился я.
— Нет, нет — ответила она. — С вас полностью сняты все подозрения.
И помолчав, добавила:
— Но у вас контракт с отделением галереи Клейборн на Дальнем Лондоне. Отделение на Солтмарше не имеет полномочий нанять вас.
— Неужели нельзя сделать исключение? — спросил я. — Может быть, это вопрос жизни и смерти.
Она покачала головой.
— Боюсь, что нет, Леонардо. Если бы у вас были средства на поездку, я могла бы сделать то, что от меня зависит — дать вам краткий отпуск. Но я отчитываюсь перед руководством во всех своих действиях и не смогу оправдать ваш перевод на Солтмарш вашим личным желанием.
— Понимаю, Достойная Леди, — сказал я грустно, приняв оттенок разочарования. — Простите, что причинил вам беспокойство.
— Никакого беспокойства, Леонардо, — утешила она меня. — Мне самой жаль, что я не могу больше ничем вам помочь.
Я вышел из ее кабинета, вернулся за свой стол и долго сидел, не двигаясь, анализируя разговор с Тай Чонг. Было время, когда я понимал ее слова буквально, но постоянное общение с людьми научило меня ставить под сомнение каждую фразу и разбираться в мотивах. Я разбирал каждую ее фразу и выдвинутые ей причины — и начал понимать, что она вовсе не хотела мешать Валентину Хиту грабить Малькольма Аберкромби, а наоборот, желала ему успеха. Вот почему она хотела встретиться с ним: сказать ему, какие картины она сможет сбыть с рук так, чтобы не возникло затруднительных вопросов. И вот почему она отказалась перевести меня на Солтмарш: не дать мне никакой возможности снова увидеть Черную Леди, если я не помогу Хиту.
Но может быть, я ошибался? Я знал, что Тай Чонг не гнушалась приобретать и продавать произведения искусства сомнительного происхождения, но чтобы такая умная и сострадательная женщина искренне захотела остаться в стороне и позволить, чтобы ограбили ее же клиента?
Даже если это так, неужели она в самом деле пытается управлять событиями, чтобы гарантировать успех ограбления?
Я не был уверен, но опыт говорил мне: если действия человека определяются двумя возможными мотивами, большее значение имеет более эгоистичный. Я вздохнул и приказал компьютеру стереть письмо, которое писал ей.
Затем принялся за дела и работал до обеденного перерыва. Но в свой ресторан не пошел, а вместо этого направился в самую богатую часть города и добрался до «Тауэра».
Ощущая на себе неприязненные взгляды, я пересек вестибюль, вызвал лифт.
Никто меня не остановил. Я не знал, где расположены правительственные апартаменты, но рассудив, что они должны быть на верхнем этаже, приказал лифту доставить меня туда.
Из лифта я вышел в пышно декорированный коридор, с восхитительными скульптурами со всей галактики, и наконец, оказался перед большой резной дверью ручной работы, из крепкого дорадузского дерева.
— Кто там? — раздался голос Хита, когда система охраны известила его о моем присутствии.
— Леонардо, — ответил я.
Мгновение спустя дверь бесшумно вдвинулась в стену, и я вошел в роскошно обставленную комнату. Хит поднялся с облегающего фигуру кресла и направился ко мне по плюшевому ковру.
— Выглядите вы еще хуже, чем утром, — заметил он. — Проходите и садитесь.
— Спасибо, — сказал я, подходя к дивану, который плавал в нескольких дюймах над полом.
— С вами все в порядке? — спросил он заботливо. — Ваш цвет стал еще темнее.
— Это оттенок стыда.
— Неужели?
Я кивнул.
— Я пришел, чтобы сказать вам то, что вы хотели.