Zealot. Иисус: биография фанатика

Намного меньше известно об отце Иисуса, Иосифе, который исчезает из евангельских текстов сразу после окончания повествования о детстве Иисуса. Общепринятое мнение таково, что Иосиф умер, когда Иисус был еще ребенком. Но есть и те, кто считает, что такого человека вообще не существовало, что его выдумали Матфей и Лука (только двое из евангелистов упоминают Иосифа), чтобы объяснить куда более спорную идею – рождение от девы.

С другой стороны, тот факт, что и Матфей, и Лука, которые, по общепринятому мнению, не знали ничего о работе друг друга, рассказывают о непорочном зачатии в соответствующих местах своих текстов, говорит о том, что эта часть традиции сложилась довольно рано, возможно, еще до появления первого евангелия, от Марка. С другой стороны, за исключением рассказа о детстве Иисуса у Матфея и Луки, в Новом Завете больше нигде нет даже намека на нее: ни у евангелиста Иоанна, который представляет Иисуса как божественную сущность неземного происхождения, ни у Павла, который считает его воплощением Бога в буквальном смысле слова. Такое молчание текстов привело к обширным дискуссиям о том, не был ли сюжет с непорочным зачатием изобретен, чтобы скрыть неудобную правду о происхождении Иисуса, а именно то, что он был рожден вне законного брака.

На самом деле, это очень старый аргумент, его выдвигали еще самые первые противники христианства. Цельс, автор II века н. э., излагает скандальную историю, которую он якобы слышал от одного палестинского еврея: в этой версии мать Иисуса забеременела от солдата по имени Пантера. Рассказ Цельса настолько полемичен, что его нельзя принимать всерьез. Однако он свидетельствует о том, что меньше чем через сто лет после смерти Иисуса по Палестине ходили слухи о его незаконном рождении. Они могли иметь место и при жизни Иисуса. Когда он начал свою первую проповедь в родном Назарете, среди его соседей раздался ропот, а один из них спросил напрямую: «Не сын ли он Марии?» (Мк. 6. 3) Это поразительное заявление, которое нельзя оставить без внимания. В Палестине назвать старшего сына в семье по имени матери – то есть Иисус бар Мария, а не Иисус бар Иосиф – было делом не просто необычным, а вопиющим. Как минимум, это было нарочито пренебрежительное высказывание с настолько явным подтекстом, что в более поздних редакциях евангельского текста Марка пришлось вставить фразу «сын плотника и Марии».

Еще большей загадкой является семейное положение Иисуса. Хотя в Новом Завете нет свидетельств о том, был ли он женат, для тридцатилетнего иудея той эпохи не иметь жены было попросту немыслимо. Безбрачие было чрезвычайно редким явлением в Палестине I века. Некоторые секты, в частности уже упоминавшиеся ранее ессеи, а также так называемые «терапевты», практиковали обет безбрачия, но это были фактически монашеские общины; они не только отказывались от создания семьи, но и отграничивались от мира полностью. Иисус ничего подобного не делал. Но хотя предположение о том, что он был женат, выглядит заманчиво, нельзя игнорировать тот факт, что нигде, ни в одном из текстов, написанных о нем – от канонических и гностических евангелий до посланий апостола Павла и полемических сочинений иудейских и языческих противников христианства, – нигде нет ни одного слова о его жене или детях.

В конце концов, о раннем периоде жизни Иисуса в Назарете говорить попросту невозможно. Причина в том, что до тех пор пока Иисус не был провозглашен мессией, а оставался иудеем-простолюдином из незначительной деревушки в Галилее, никому не было никакого дела до того, какое у него было детство. А после того, как он стал мессией, имели значение только те стороны его младенчества и детства, которые могли пригодиться для подкрепления богословских умозаключений того или иного автора. К худу ли, к добру ли, но единственный ключ к биографии реального Иисуса можно найти не в историях, которые рассказывались о нем после его смерти, а скорее в той немногочисленной информации, которую мы можем собрать, рассматривая его жизнь как часть жизни большой семьи плотников/строителей, пытавшихся свести концы с концами и выжить в скромном галилейском селении Назарет.

Трудность состоит в том, что Назарет был царством глины и кирпича. Самые сложные постройки, при всей своей убогости, сооружались из камня. В перекрытиях были деревянные балки, и уж конечно двери делались из дерева. Некоторые жители Назарета, вероятно, могли позволить себе иметь деревянную мебель – стол и пару табуреток, – и хватало таких, кто имел деревянное ярмо или плуг, необходимые для обработки скромных участков земли. Но даже если предположить, что слово tekton означало ремесленника, которые занимался всеми видами строительного ремесла, сто обедневших семей из Назарета, достаток которых едва поднимался над прожиточным минимумом, никак не могли обеспечить необходимым количеством работы семью Иисуса. Как большинству ремесленников и поденщиков, Иисусу и его братьям, вероятно, приходилось уходить в большие города в поисках работодателей. К счастью, на расстоянии всего лишь одного дня пути от Назарета находился один из самых больших и богатых городов Галилеи – ее столица Сепфорис.

Сепфорис был красивым и современным городским центром, настолько же богатым, насколько был беден Назарет. Если в Назарете не было ни одной мощеной дороги, широкие улицы Сепфориса были выложены полированными каменными плитами и застроены двухэтажными домами с открытыми двориками и отдельными цистернами для воды, вырубленными в скальной породе. Жители Назарета пользовались одной-единственной общей баней. В центре Сепфориса сходились два акведука, обеспечивавших водой просторные термы и публичные уборные, обслуживавшие практически все население, то есть около сорока тысяч человек. В городе были римские виллы и дворцы с красочными мозаиками, изображавшими обнаженных охотников, женщин с гирляндами и корзинами фруктов, юных танцоров и музыкантов. Римский театр в центре Сепфориса вмещал сорок пять сотен зрителей, а сложная сеть дорог и торговых путей соединяла столицу с другими городами Галилеи, превращая ее в средоточие культуры и торговли.

Хотя Сепфорис был преимущественно иудейским городом, о чем свидетельствуют синагоги и ритуальные бассейны, найденные археологами, это был совершенно иной, по сравнению со всей остальной Галилеей, слой общества. Иудеи Сепфориса – богатые, открытые миру, испытавшие на себе сильное влияние греческой культуры, жившие в окружении иных народов и религий – были продуктом социальной революции, проведенной Иродом. Это были нувориши, поднявшиеся до высот власти после истребления старой жреческой аристократии. Сам город на протяжении долгих лет был крупнейшим ориентиром; он занимает второе место после Иерусалима по частоте упоминаний в раввинской литературе. При династии Хасмонеев Сепфорис был административным центром Галилеи. В правление Ирода Великого он стал важным военным аванпостом, где хранилось оружие и провизия для войск. Но только после того как Ирод Антипа, сын Ирода Великого, выбрал город столицей своей тетрархии (вероятно, это случилось на рубеже I века н. э.), Сепфорис стал известен по всей Палестине как «украшение Галилеи».

Подобно своему отцу, Антипа питал страсть к крупномасштабным строительным проектам, и Сепфорис стал для него чистой доской, на которой можно было начертить город своей мечты. Это стало возможным потому, что когда Антипа (и когорта римских солдат вслед за ним) прибыл в Сепфорис, тот уже не был центром Галилеи, как при его отце. Это была груда камней и тлеющих углей: так Рим наказал участников восстаний, вспыхнувших по всей Палестине после смерти Ирода Великого в 4 г. до н. э.

Ирод оставил после себя отнюдь не только разгневанную чернь, жаждавшую отомстить его друзьям и союзникам. После его смерти осталась еще и толпа безработных бедняков, которые пришли в Иерусалим из деревень, чтобы строить дворцы и театры Ирода. Его активное градостроительство, и особенно проект по расширению Храма, обеспечивало работой десятки тысяч крестьян и поденных работников, многим из которых пришлось уйти со своей земли из-за засухи, неурожая или, что случалось нередко, из-за настойчивости сборщика налогов. Но с окончанием строительного бума в Иерусалиме и завершением Храма незадолго до смерти Ирода эти люди внезапно оказались безработными и были выдворены из города искать пропитание в другом месте. В результате массового оттока населения назад в сельскую местность она внось превратилась в рассадник революционной активности, как это было до того, как Ирод стал царем.

Примерно в это время в Галилее появилась новая и гораздо более грозная группа разбойников, возглавляемая харизматичным бунтарем по имени Иуда Галилеянин. Традиция говорит о том, что он был сыном известного главаря мятежников Езекии, несостоявшегося мессии, которого Ирод взял под стражу и обезглавил сорока годами ранее, в ходе своей кампании по очистке страны от бандитской угрозы. После смерти Ирода Иуда Галилеянин объединил свои силы с людьми загадочного фарисея по имени Саддук и положил начало совершенно новому движению, которое Иосиф Флавий назвал «четвертой философской школой», чтобы отличать ее от других трех «школ» – фарисеев, саддукеев и ессеев. Последователей этой «четвертой философии» отличала от остальных непоколебимая преданность идее освобождения Израиля от иноземного господства и упорное стремление не служить никому, кроме единого Бога, пусть даже ради этого им пришлось бы умереть. Для веры такого типа существовал четкий термин, который был понятен всем благочестивым иудеям независимо от их политических взглядов и который они охотно применяли к себе: «ревность» (греч. дзелос, отсюда – «зелот»).

Это понятие подразумевало строгое соблюдение Торы и Закона, отказ повиноваться любому иноземному господину – вообще служить кому-либо из людей – и бескомпромиссную преданность всевышнему Богу. Ревновать о Боге означало идти по пылающим следам пророков и героев прошлого, мужчин и женщин, которые не признавали никого равным Ему, которые не склонялись ни перед кем из правителей, кроме Царя, и которые были беспощадны к идолопоклонникам и нарушителям Божьего закона. Сама земля Израиля была приобретена через ревность, поскольку именно ревностные воины Господа очистили ее от всех чужеземцев и язычников, как повелел Бог. «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исх. 22. 20).

Многие иудеи, жившие в I веке в Палестине, стремились жить с таким рвением, каждый на свой манер. Но были и такие, кто, желая сохранить свои ревнительские идеалы, были полны решимости при необходимости прибегнуть к крайним проявлениям насилия, причем не только против римлян и язычников, но и против своих соотечественников-иудеев, которые дерзнули подчиниться Риму. Таких людей называли зелотами («ревнителями»).

Этих зелотов не следует путать с членами группировки зелотов, которая появится примерно шестьдесят лет спустя, после Иудейского восстания 66 г. н. э. При жизни Иисуса «ревнительство» не означало четкой принадлежности к секте или политической группировке. Это была идея, стремление, разновидность благочестия, тесно связанная с широко массовыми апокалиптическими ожиданиями, охватившими иудейское общество после римского завоевания. У людей, особенно у земледельцев и благочестивых бедняков, набирало силу чувство, что близится конец существующего мира и новый, божественный порядок вот-вот явит себя. Царство Божие было совсем рядом. Все говорили о нем. Но власть Бога могла быть установлена только с помощью тех, у кого есть рвение бороться за нее.

Подобные идеи существовали задолго до того, как появился Иуда Галилеянин. Но он, возможно, был первым лидером, который смешал разбойников и ревнителей в единую революционную силу, сделав сопротивление Риму религиозным долгом, возложенным на каждого иудея. Именно его пылкая решимость сделать все, что бы ни потребовалось, для избавления иудеев от иноземной власти и очищения израильской земли во имя Господа превратила «четвертую философию» в образец ревностного сопротивления для тех многочисленных мятежников и бунтарей, которые через несколько десятилетий объединят свои силы ради изгнания римлян из Святой Земли.

В 4 г. до н. э., когда Ирод Великий умер и был погребен, Иуда со своей небольшой армией зелотов предпринял дерзкую атаку на город Сепфорис. Они взломали двери в царский арсенал и захватили оружие и провизию, хранившиеся внутри. Полностью вооруженные, последователи «четвертой философии» вместе с примкнувшими к ним сторонниками из числа жителей города начали партизанскую войну по всей Галилее, грабя дома богатых и власть имущих, поджигая селения и верша Божье правосудие над аристократами и теми, кто продолжал хранить верность Риму.

На протяжении последующего десятилетия, жестокого и нестабильного, движение ширилось и становилось все ожесточеннее. Затем, в 6 г. н. э., когда Иудея была официально провозглашена римской провинцией, а сирийский наместник Квириний объявил ценз для того, чтобы пересчитать, записать и обложить налогом людей и имущество в новоприобретенном регионе, последователи «четвертой философии» не упустили свой шанс. Они воспользовались переписью, чтобы обратиться к иудеям с финальным призывом: восстать вместе с ними против Рима и бороться за свою свободу. Перепись – это мерзость, утверждали они. Это утверждение рабского положения иудеев. С точки зрения Иуды, разрешить пересчитать себя, как стадо овец, было тем же самым, что поклясться в верности Риму. Это было признание того, что иудеи были не избранным народом, а личной собственностью императора.

Иуду и его последователей приводил в бешенство не сам ценз, а сама идея о необходимости платить Риму дань или налоги. Какой еще знак был нужен для того, чтобы осознать, что иудеи находятся в рабстве? Выплата дани была тем более оскорбительна, поскольку подразумевала, что земля принадлежала Риму, а не Богу. Действительно, для зелотов подати стали своего рода проверкой на благочестие и преданность Богу. Попросту говоря, если ты признавал, что дань цезарю законна, ты был предателем и отступником. Ты заслуживал смерти.

Непреднамеренную помощь партии Иуды оказал недальновидный первосвященник, римский прислужник по имени Иоазар, который радостно согласился с переписью Квириния и поощрял своих соотечественников поступать так же. Участие первосвященника в этом сговоре стало для Иуды требуемым доказательством того, что сам Храм был осквернен и должен был быть силой вызволен из нечистых рук жреческой аристократии. Что касается зелотов Иуды, в их глазах согласие Иоазара с цензом означало смертный приговор для него. Судьба всего иудейского народа зависела от убийства первосвященника. Ревность о Боге требовала этого. Как сыновья Маттафии «возревновали по законе» и убили тех, кто приносил жертвы иным богам (1 Мак. 2. 19–28), как Иосия, царь Иуды, перерезал всех язычников в своей земле, поскольку «всею душею предался ревности Всемогущему» (Откровение Варуха. 66. 5), так и сейчас должны зелоты избавить землю от первосвященника-предателя и ему подобных и тем самым отвратить гнев Божий от Израиля.

Тот факт, что римляне сместили с должности первосвященника Иоазара некоторое время спустя после того, как он призвал иудеев участвовать в переписи, говорит о том, что Иуда выиграл спор. Иосиф, который не говорит об Иуде Галилеянине практически ничего хорошего (он называет его уничижительным словом «софист», которое для Иосифа означает «смутьян, нарушитель спокойствия, возмутитель молодежи»), загадочно отмечает, что Иоазар был «побежден» аргументами зелотов.

Судя по всему, для Иосифа проблема заключалась не в «софистике» Иуды и не в его склонности к насилию, а в том, что он саркастически называет «претензиями на царское достоинство». Иосиф имеет в виду то, что, борясь с подчиненным положением иудеев и подготавливая почву для установления царства Божьего на земле, Иуда, как ранее его отец Езекия, сам претендовал на роль мессии, на трон царя Давида. И, точно так же как и его отцу, ему придется заплатить за свои амбиции.

Через некоторое время после выступления Иуды против переписи, он был схвачен римлянами и казнен. Чтобы наказать Сепфорис за то, что он дал оружие сторонникам Иуды, римляне сожгли город дотла. Мужчины были перебиты, женщины и дети проданы в рабство. Более двух тысяч мятежников и тех, кто им сочувствовал, были распяты на крестах. Вскоре после этого в город прибыл Ирод Антипа и немедленно приступил к работе: он хотел превратить руины Сепфориса в экстравагантную столицу, достойную царя.

Иисус из Назарета, вероятно, родился в тот самый год, когда Иуда Галилеянин – неудавшийся мессия, сын Езекии, еще одного несостоявшегося мессии, – бесчинствовал в стране, сжигая все дотла. Ему должно было исполниться десять лет, когда римляне схватили Иуду, распяли его сторонников и разрушили Сепфорис. Когда Антипа со всей серьезностью взялся за перестройку города, Иисус был молодым человеком, освоившим ремесло своего отца и готовым к работе. В то время почти все ремесленники и наемные рабочие провинции стекались в Сепфорис, чтобы принять участие в крупнейшем восстановительном проекте, и совершенно очевидно, что Иисус и его братья, жившие в Назарете неподалеку, должны были быть среди этих людей. По сути, с того момента, как Иисус стал подмастерьем-плотником (tekton), и до того времени, когда он превратился в странствующего проповедника, его жизнь, вероятно, проходила не в крошечном селении Назарет, а в шумном столичном Сепфорисе – это была жизнь деревенского юноши в большом городе.

Шесть дней в неделю, от рассвета до заката, Иисус работал. Днем он строил дома-дворцы для иудейских аристократов, ночью возвращался в свое обшарпанное жилище из глины и кирпича. Должно быть, он на своем примере понял, как быстро растет пропасть между чрезмерным богатством и бедностью, погрязшей в долгах. Он вращался среди людей, испытавших на себе влияние греческой и римской культуры, – этих богатых и своенравных иудеев, которые восхваляли императора не реже, чем всемогущего Бога. Безусловно, он должен был знать о подвигах Иуды Галилеянина. Пусть на первый взгляд казалось, что после мятежа Галилеянина население Сепфориса было укрощено и приведено к римскому порядку (вплоть до того, что в 66 г. н. э., когда большая часть Галилеи присоединилась к антиримскому восстанию, Сепфорис не замедлил выказать свою преданность Риму и стал опорным пунктом для римлян во время отвоевания Иерусалима), память об Иуде Галилеянине и о том, что он сделал, никогда не ослабевала. Уж во всяком случае, не среди тех, кто, подобно Иисусу, проводил дни за тасканием кирпичей на строительстве очередного особняка для очередного аристократа. И, несомненно, Иисус знал о выходках Ирода Антипы («этой лисицы», как называл его сам Иисус (Лк. 13. 31)), который жил в Сепфорисе примерно до 20 г. н. э., после чего перебрался в Тивериаду, на берег Геннисаретского озера. Вполне возможно, что Иисусу доводилось видеть человека, который в будущем лишит головы его друга и наставника Иоанна Крестителя и будет не прочь сделать то же самое с ним самим.

Глава пятая

Где ваш флот, который должен занять римские моря?

Префект Понтий Пилат прибыл а Иерусалим в 26 г. н. э. Он был пятым по счету префектом, то есть наместником, которого Рим посылал для того, чтобы следить за положением дел в Иудее. После смерти Ирода Великого и смещения его сына Архелая с должности этнарха в Иерусалиме Рим решил, что эффективнее всего будет править провинцией напрямую, а не через иудейского правителя-ставленника.

Понтии был самнитами, их род происходил из горной области Самний к югу от Рима. Это была суровая страна камней, крови и грубых мужчин, которых удалось сломать и насильно включить в состав Римского государства в III века до н. э. Прозвище Пилат означает «искусный в обращении с копьем», это, вероятно, дань уважения отцу Пилата, который, будучи солдатом в войске Цезаря, сумел отличиться и тем самым поспособствовал тому, чтобы его скромный род был включен в сословие всадников. Обязанностью Пилата, как всех представителей этого класса, была военная служба на благо государства. Но он не был солдатом, как отец; он был администратором и обращался с отчетами и цифрами гораздо лучше, чем с мечом или копьем. Но из этого не следует, что он имел мягкий характер. Источники описывают Пилата как жестокого, черствого и сурового человека: это был надменный римлянин-имперец, не считавшийся с чувствами своих подданных.

Презрительное отношение Пилата к иудеям стало очевидным с того самого дня, когда он прибыл в Иерусалим, облаченный в белую тунику и золотой панцирь, с красным плащом, накинутым на плечи. Новый наместник заявил о своем присутствии в Иерусалиме, прошествовав через городские ворота в сопровождении легиона римских солдат, несущих штандарты с изображением императора – это была нарочитая демонстрация неуважения к чувствам иудеев. Позднее он отправил в иерусалимский Храм позолоченные римские щиты, посвященные Тиберию, «сыну божественного Августа». Щиты были подношением от имени римских богов, а их присутствие в Храме – намеренным богохульством. Когда архитекторы проинформировали Пилата о том, что старые иерусалимские акведуки нуждаются в перестройке, Пилат попросту взял деньги на проект из казны Храма. Когда иудеи выразили протест, Пилат велел войскам учинить резню на улицах.

Евангелия представляют Пилата добродетельным, но слабохарактерным человеком, которого настолько одолевали сомнения насчет казни Иисуса, что он сделал все возможное, чтобы спасти ему жизнь, но иудеи требовали крови, и ему пришлось умыть руки. Все это чистый вымысел. На самом деле Пилат был известен своей крайней безнравственностью, полным неуважением к закону и традициям иудеев и плохо скрываемым презрением к иудейскому народу в целом. Во время своего пребывания в должности наместника он очень охотно – и безо всякого суда – отправлял тысячи иудеев на казнь, так что жители Иерусалима сочли необходимым отправить официальную жалобу римскому императору.

Вопреки, или, может быть, благодаря, своей холодной и последовательной жестокости к иудеям Понтий Пилат продержался на должности наместника Иудеи дольше всех остальных. Это была опасная и полная неожиданностей работа. Самая главная задача наместника заключалась в том, чтобы обеспечить бесперебойный поток податей в Рим. Но чтобы выполнить ее, наместнику приходилось поддерживать рабочие, пусть и хрупкие, отношения с первосвященником: римский чиновник распоряжался гражданскими и экономическими делами Иудеи, в то время как священнослужитель заведовал иудейским культом. Слабость связи между двумя ведомствами приводила к тому, что ни римский наместник, ни иудейский первосвященник не оставались на своих постах подолгу, особенно в первые десятилетия после смерти Ирода. Пять наместников до Пилата продержались всего по паре лет каждый, единственным исключением был его непосредственный предшественник Валерий Грат. Но если Грат, будучи наместником, назначил и сместил в общей сложности пять первосвященников, Пилату во время его десятилетней службы пришлось соперничать только с одним – с Иосифом Каиафой.

Подобно остальным первосвященникам, Каиафа был очень богатым человеком, хотя состояние, возможно, досталось ему от жены, которая была дочерью предыдущего первосвященника, Анны. Вероятнее всего, Каиафа был назначен первосвященником не из-за личных заслуг, а благодаря влиянию его тестя, неординарного деятеля, который умудрился передать должность пяти своим сыновьям и оставался значимой фигурой в течение всего срока пребывания Каиафы на посту. Согласно Евангелию от Иоанна, после того как Христа взяли под стражу в Гефсиманском саду, его сначала привели на допрос к Анне и лишь затем на суд к Каиафе (Ин. 18. 13).

Грат назначил Каиафу первосвященником в 18 г. н. э., из чего следует, что к тому моменту, когда в Иерусалим прибыл Пилат, он уже пробыл в должности восемь лет. Одной из причин, по которой Каиафе удалось продержаться у власти беспрецедентно долго (целых восемнадцать лет), были тесные взаимоотношения, которые он в итоге сумел наладить с Понтием Пилатом. Они хорошо сработались. Период их совместного правления – 18–36 гг. н. э. – был самым стабильным временем для страны во всем первом столетии. Вместе они смогли подавить революционный импульс в иудейском обществе, безжалостно расправляясь с любым, даже самым малейшим, намеком на политические беспорядки.

Но несмотря на все совместные усилия, Пилат и Каиафа были не в состоянии искоренить рвение, которое горело в сердцах иудеев после мятежей, произошедших на рубеже столетий: восстаний разбойника Езекии, Симона из Переи, пастуха Афронга и Иуды Галилеянина. Вскоре после приезда Пилата в Иерусалим новые проповедники, пророки, разбойники и мессии начали ходить по Святой Земле, собирая учеников, проповедуя освобождение от Рима и обещая скорое наступление Царства Божьего. В 28 г. н. э. аскет-проповедник по имени Иоанн принялся крестить людей в водах реки Иордан, посвящая их в то, что он называл истинным народом Израиля. Когда популярность Крестителя стала слишком велика, тетрарх Пилата в Перее, Ирод Антипа, заключил его в тюрьму и затем казнил около 30 г. н. э. Пару лет спустя плотник из Назарета по имени Иисус триумфально провел шайку своих учеников по Иерусалиму, напал на Храм, перевернул столы менял и выпустил жертвенных животных из стойл и клеток. Его тоже схватили и казнили по велению Пилата. Еще через три года, в 36 г. н. э., мессия по прозвищу «Самаритятнин» собрал группу своих последователей на горе Гаризим, обещая открыть «священные сосуды», якобы спрятанные Моисеем в этом месте. Пилат ответил на это отправкой отряда солдат, которые взобрались на гору и порубили сторонников Самаритянина на куски.

Именно этот последний акт необузданной жестокости положил конец наместничеству Пилата в Иерусалиме. Он был вызван в Рим для объяснения своих действий перед лицом императора Тиберия и больше не вернулся в Иудею. В 36 г. н. э. его отправили в Галлию. Принимая во внимание тесные отношения между Пилатом и Каиафой, не стоит видеть случайность в том, что последний был смещен с должности первосвященника в том же самом году.

После Пилата и Каиафы уже не осталось никакой надежды на то, чтобы унять религиозное рвение иудеев. К середине столетия вся Палестина бурлила от мессианской энергии. В 44 г. н. э. пророк и чудотворец по имени Февда объявил себя мессией и привел сотни сторонников к Иордану, пообещав им, что заставит воды реки разойтись, как когда-то, тысячу лет назад, Моисей заставил расступиться воды Чермного моря. Это, как утверждал он, станет первым шагом на пути отвоевания земли обетованной у римлян. Римляне, в свою очередь, отправили войско, чтобы отрубить Февде голову и рассеять его сторонников по пустыне. В 46 г. н. э. два сына Иуды Галилеянина, Яков и Симон, вступили на путь своего отца и деда и подняли новый мятеж; за свои действия оба были распяты на крестах.

Чтобы держать под контролем эти мессианские настроения, Риму требовался твердый и рассудительный человек, способный ответить на недовольство иудеев и при этом сохранить мир и порядок в Иудее и Галилее. Но вместо этого в Иерусалим из Рима один за одним прибывали неумелые наместники, все более порочные и жадные, и их алчность и некомпетентность превратили гнев, негодование и чаяния конца света, неуклонно распространявшиеся по всей Палестине, в полномасштабную революцию.

Все началось с Вентидия Кумана, который был прислан в Иерусалим в 48 г. н. э., через два года после того, как был подавлен мятеж сыновей Иуды. Как наместник, Куман не представлял из себя ничего: он был просто вор и глупец. Одним из его первых распоряжений было размещение римских солдат на крышах портиков Храма, под предлогом предотвращения хаоса и беспорядков во время празднования Пасхи. В разгар религиозного празднования один из этих солдат решил, что будет забавным снять с себя одежду и продемонстрировать свои голые ягодицы собравшейся внизу толпе, при этом издавая звуки, которые, как пишет Флавий в присущей ему благопристойной манере, «соответствовали принятой им позе».

Толпа пришла в ярость. На Храмовой площади начался мятеж. Вместо того чтобы успокоить людей, Куман отправил когорту солдат на Храмовую гору, чтобы уничтожить мятежников. Паломники, избежавшие резни, попали в ловушку у узких выходов из внутреннего двора. Сотни людей были затоптаны. Ситуация обострилась еще больше после того, как один из легионеров Кумана схватил свиток Торы и разорвал его на части перед лицом собравшихся иудеев. Куман поспешно велел наказать солдата, но этого было недостаточно для того, чтобы унять гнев иудеев.

Дело дошло до критической точки, когда группа путешественников из Галилеи была атакована в Самарии, на пути в Иерусалим. Куман проигнорировал жалобу на такую несправедливость, возможно, потому что получил взятку от самаритян. Тогда шайка разбойников во главе с Элеазаром, сыном Динея, взялась вершить правосудие самостоятельно и устроила бесчинства в Самарии. Это был не просто акт мести – это было заявление о независимости со стороны людей, сытых по горло той ситуацией, в которой соблюдение закона и порядка зависело от ненадежного и бесчестного чиновника из Рима. Вспышка вражды между иудеями и самаритянами была последней каплей, переполнившей чашу терпения императора. В 52 г. н. э. Вентидий Куман был отправлен в ссылку, а вместо него в Иерусалим поехал Антоний Феликс.

Как наместник Феликс преуспел не больше, чем его предшественник. Так же как и Куман, он выказывал пренебрежительное отношение к подвластным ему иудеям. Он использовал звонкую монету, чтобы играть на соперничестве различных группировок в свою пользу. Поначалу казалось, что он хорошо поладил с Ионафаном, одним из сыновей Анны, занимавшим должность первосвященника. Феликс и Ионафан вместе уничтожали разбойничьи шайки в стране; возможно, Ионафан сыграл определенную роль в поимке Элеазара, сына Динея, которого отправили в Рим и там распяли. Но после того как первосвященник выполнил все, что отвечало целям Феликса, он стал больше не нужен. Некоторые говорили, что Феликс приложил свою руку к тому, что случилось впоследствии, поскольку именно при нем в Иерусалиме появился новый тип разбойников – загадочная группа иудейских повстанцев, которых римляне прозвали сикариями, то есть «кинжальщиками», из-за их пристрастия к маленьким кинжалам (sicae), которыми они убивали врагов Господа.