Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Фиеста отважных. Сборник научно-фантастических произведений

      Елена сказала, глядя вниз на танцующую и смеющуюся толпу фалангистов:
      — И такое творится сейчас на всей планете?
      Гверро кивнул:
      — Везде. Всего несколько городков так малы, что не имеют арены для корриды. На Фаланге они служат той же цели, что и римские цирки. А это будет фиеста фиест — Национальная фиеста брава. Такое редко бывает больше одного-двух раз в жизни человека.
      — И бои проходят по всей планете? — спросил Хорстен.
      — Да. Местные тореро сражаются на местных аренах. Лучшие из них едут в ближайший город, а затем — в Нуэва Мадрид на финал. Тысячи коррид проходят сейчас по всей планете.
      — А как же выбирается победитель? — спросил Пьер Лоранс. — Это наверняка сильно зависит от судей.
      Гверро покачал головой.
      — Правила очень просты, и, если судьи кому-нибудь подыгрывают, это видно. Если тореро сражается хорошо, он получает ухо. Если очень хорошо — два уха. Если он добивается триумфа — два уха и хвост. В редчайших случаях он получает копыто, но за последние сто лет таких случаев не было.
      — Я удивляюсь, — начал Хорстен, — как правящий класс допускает к корриде пеонов и представителей других низших классов? Это же для них большой риск.
      В ответ на это Гверро сказал:
      — Теоретически, это все так. Однако, сыновья элиты начинают играть в бой быков с двух-трех лет. Когда им исполняется десять лет, их инструктируют ветераны арены. Когда им исполняется двенадцать, они сражаются с молодыми быками. А когда они достигают шестнадцати лет, они знают и умеют все, что нужно для фиесты брава.
      Агенты Секции «G» заинтересованно слушали. Хорстен спросил:
      — А кто-нибудь еще участвует в корриде?
      — Да, квадриллос — ассистенты матадора, пикадоры, бандерильеры и пеоны. У них два назначения: во-первых — они помогают матадору в случае опасности, и во-вторых — они делают ему рекламу. Если человек достаточно богат, чтобы нанять умелого квадриллос, он имеет большое преимущество. А какой-нибудь юнец из низов не может даже и мечтать о таких квадриллос.
      — А как дела у Хосе? — спросила Елена…
      — Нормально, — немного помедлив, ответил Гверро. — Толпа зовет его Хосеито и он все еще Нумеро Трес. Номер Один и Номер Два, идальго Перико и Карлитос все-таки превосходят его в популярности.
      — Третье место… А как насчет его ассистентов?
      — Квадриллос? — переспросил Хорстен. — Все они — мастера своего дела, все — члены партии Лорки, все так же хороши, как и у Нумеро Уно и Нумеро Дос.
      На мгновенье его глаза затуманились.
      — О, если бы он только сделал это! Каудильо! Один из нашей партии!
      — А можно ли нам попасть на финальный бой? — спросила Елена.
      — Почему бы и нет?
      — Дело в том, — сказала Марта, — что мы очень заинтересованы в победе Хосе. Если он победит, наша миссия будет завершена. Если же он проиграет, полковник Сегура заполучит нас обратно.
      Гверро нахмурился:
      — Разве вы не можете бежать сейчас?
      Хорстен хмыкнул:
      — Бежать? Куда? Они не дадут нам пробраться на борт космического корабля.
      Фиеста брава на планете Фаланга так же, как и в далекие дни в Испании и Мексике, была необычно красочным представлением.
      На многочисленных скамьях, амфитеатром поднимающихся вокруг арены, расположились 50 тысяч зрителей. Все были одеты в самые красочные одежды. Трубили трубы, лоточники разносили прохладительные напитки, друзья и знакомые переговаривались через головы соседей.
      Агенты Секции «G», все еще сопровождаемые Бартоломью Гверро, сидели на варрера, местах, непосредственно находящихся над ареной. Это были самые лучшие места.
      Никто из них, за исключением, конечно, Гверро, не видел раньше корриды, разве что в фильмах по Три-ди.
      Время подходило к полудню, когда, наконец, началась Фиеста.
      На арене появились три матадора, Нумеро Уно, Дос и Трес.
      Карлитосу, высокому, грациозному человеку, было около тридцати. Он должен был сражаться первым. Он принадлежал к одной из самых именитых семей Фаланги, и в течение многих лет сохранял первенство.
      Перико был невысоким, плотно сложенным мужчиной. На первый взгляд, казалось, что это не соперник Карлитосу, но, как объяснил Гверро, это впечатление было обманчивым. В прошлом месяце он, к восторгу толпы, схватил быка за рога и повалил его на землю. Естественно, он тоже был из именитой семьи.
      Как на параде, за каждым матадором следовали его ассистенты с вышитыми на одежде именами своих хозяев.
      Оркестр играл «Ла Голодрина», песню, под которую выходили тореро сотни лет назад на Земле. Тореро дошли до стола, за которым сидели судьи, и замерли в салюте, напоминая гладиаторов. Ave Cesar! Mortiort te salutant! ¤) SSS Да здравствует Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! SSS
      Квадриллос отошли на край арены, в ожидании момента, когда потребуется их участие. Пеоны Карлитоса побежали за первым быком. Появление на арене быка, было встречено диким ревом толпы.
      Карлитос стоял в центре арены с красным плащом в руке.
      — Он мастер стиля Вероники, лучший матадор после легендарного Манолете из Испании. Это очень изящный стиль, — объяснил Гверро.
      Карлитос взмахнул плащом и отскочил в сторону. Разъяренный бык пронесся в нескольких дюймах от него. И еще раз, и еще. Толпа подбадривала своего кумира криками.
      Гверро нахмурился:
      — Он неподражаем, — сказал он. — Хосе никогда не сравнится с ним в Веронике.
      — Значит мы проиграем? — живо спросила Елена.
      — Никто на Фаланге не может сравниться с Карлитосом в стиле Вероники.
      — Почему бык не изменит направление? — спросил Пьер. — Ведь стоит ему слегка отклониться в сторону и Карлитос окажется на его рогах.
      — Это хорошо подготовленный бык, — сумрачно ответил Гверро. — Их специально воспитывают так, чтобы они могли бежать только по прямой. Если матадору достается такой бык, он может рассчитывать на триумф. Карлитосу улыбнулась фортуна. Мы можем только надеяться, что Хосе тоже повезет и ему тоже достанется подобный бык.
      Матадор пропускал животное восемь раз, пока не нанес удар.
      Пеоны вывели следующего быка.
      — Снова обученный, — простонал Гверро.
      — Какие странные рога у этого быка, — сказал Лоранс.
      — Мясные быки действительно имеют более короткие рога. Но эти быки были специально выращены для боя, им нужны широкие и длинные рога, — объяснил Гверро.
      — Это не так, — возразил Лоранс. — Прежде чем стать поваром, я был мясником, и я хорошо знаю, какие рога бывают у самых разных пород. И я вижу, что…
      В этот момент Карлитос нанес завершающий удар и трибуны взорвались криками и аплодисментами, не дав договорить Пьеру.
      Карлитос победоносно прошествовал по арене, а за ним шли ассистенты и несли награду: два уха, хвост и копыто.
      — Высшая награда, — сказал Гверро с отчаянием в голосе.
      Теперь на арену вышел Перико. За пять минут он полностью оправдал свою репутацию.
      Елена закрыла глаза. Казалось, она избегает смотреть на убийство. В этот момент Перико нанес удар. Зрители наградили его аплодисментами. Перико получил два уха и хвост.
      Настала очередь Хосе. Кто-то из толпы закричал:
      — Лорка! Лорка!
      Дорн Хорстен вопросительно посмотрел на Гверро, который качал головой.
      — Они специально распространяют слухи. Они знают, что Хосе из партии Лорка и что будет, если он станет каудильо.
      Марта оглядела трибуны и сказала Елене:
      — Я удивляюсь, почему не видно вашего друга-инженера.
      Глаза Елены широко раскрылись. Она пробормотала:
      — Инженер по электронике… — и быстро обернулась к Марте: — Ты не помнишь, что о нем сказал помощник полковника Сегуры, когда они приходили к нам в номер?
      Марта закрыла глаза и сказала:
      — Помощник сказал: «Скорее всего, она имеет в виду техника для корриды, сеньор полковник. Он прибыл на том же корабле. Сеньор Зогбаум».
      — Техник для корриды, — повторила Елена. — А зачем в корриде нужен техник? Да еще по электронике?
      Лоранс не слышал ее. Он смотрел на нового быка — быка Хосе, который кружился вокруг него, поднимая столбы пыли.
      — Как мясник, — бормотал он, — я могу уверить вас, что более странных рогов я не видел. Это не…
      — Это не рога, это антенны! — крикнула Елена. — Быстрее, Пьер! Это нечестная игра. Марта, оставайся здесь и держи глаза широко открытыми. Дорн, беги с нами, — она спрыгнула на край арены, через секунду за ней последовали Пьер и Хорстен.
      — Это должно быть где-то рядом с ареной. — Елена лихорадочно оглядывала арену. — Что это?
      — Это один из лазаретов, — ответил Пьер. — На всякий случай, как сказал Гверро. Позади него часовня.
      — Темные окна, — воскликнула Елена. — Поляризованное стекло! Нам туда.
      Двое людей из Гражданской охраны пытались помешать им, но отлетели под могучими ударами Дорна Хорстена. Елена кинулась к двери. Дверь была тяжелой и оказалась запертой изнутри.
      — Дорн! — позвала она. Хорстен налег мощным плечом на дверь. Позади них взревели трибуны.
      Наконец дверь поддалась и они ворвались внутрь. Там за контрольным пультом сидел Ферд Зогбаум под охраной полицейских.
      У одного из окон стоял с биноклем офицер Секретной Полиции. Как раз в этот момент он скомандовал:
      — Правый рог, быстро!
      Руки Ферда Зогбаума заплясали над пультом.
      — Пьер! — крикнула Елена.
      Шарики, один за другим, выскочили из руки Пьера. Комната наполнилась треском коротких замыканий и дымом сгоревшей изоляции.
      Елена подошла к Зогбауму и сказала:
      — Неужели тебе не стыдно?
      Он посмотрел на нее:
      — Сказать по правде, стыдно. Но я ничего не мог поделать. Раньше у них был другой техник, с Земли, но он умер. Здесь у них нет людей, умеющих работать с этими устройствами, а они используют их при каждом значительном бое.
      Хорстен выглянул в окно, предварительно отбросив офицера к противоположной стене.
      — Я предполагал что-нибудь в этом роде с самого начала. — сказал он. — Управляемая коррида. Электроды вставлены в мозг животного и радиосигнал с контрольного пульта приказывает ему бежать прямо, ударить вправо или влево.
      Позади Пьера появились Марта и Гверро.
      — Что вы обнаружили? — спросила Марта.
      — То, что и думали! — воскликнула Елена.
      — Хосе, — безучастно произнес Гверро. — Он серьезно ранен и удален из корриды.
      — Значит… значит мы не сможем победить.
      — Нет, — раздался новый голос — голос полковника Сегуры. — Вы не сможете победить — ни партия Лорки, ни агенты Секции «G». Вы проиграли. Через пятнадцать минут все будет закончено. Или Карлитос, или Перико будет объявлен новым каудильо и вы все предстанете перед судом.
      — Еще не все закончено, сеньор торопыга, — презрительно сказала Елена. — Марта, Пьер, Дорн, идемте к столу судей.
      — Зачем? — с надеждой спросил Лоранс.
      — Потому, что я вспомнила кое-что из древнего закона, который читала нам Марта.
      Дорн как ледокол раздвинул кольцо полицейских у входа. Толкаясь в шумной толпе, они добрались до судейского стола.
      Пара людей из Гражданской Гвардии попыталась задержать их, но Дорн отбросил их, как котят. Тоненькая фигурка Елены предстала перед тройкой судей. Она сказала:
      — Я заявляю себя в качестве участника фиесты!
      На лицах судей отразилось замешательство. Тут за их спинами появился полковник Сегура и, наклонившись, что-то им прошептал.
      Один из судей сказал:
      — Сеньорита, это очень серьезное дело. Сейчас не время для шуток. Хосеито удален из корриды, но два быка еще остались.
      — Я не шучу, — заявила Елена. — Я требую, чтобы мне позволили участвовать.
      — Эй, — вклинился Хорстен. — А как насчет меня?
      — Ты, неуклюжий увалень, — бросила Елена через плечо. — Пропусти меня. У меня есть идея! — и обратилась к судьям: — Мы ссылаемся на древний закон. Марта? Часть, касающаяся открытия обмана в Национальной фиесте брава.
      Марта, закрыв глаза, продекламировала:
      — Кодекс фиесты брава, статья восьмая, часть вторая. Если участник докажет обман в Национальной фиесте брава, он может вступить в корриду, даже если он был до этого удален.
      — Вот! — торжествующе заявила Елена. — Я заявляю себя в качестве участника. Доказательства обмана вы можете найти в так называемом «лазарете». Быки управлялись по радио, через электроды, вживленные им в мозг.
      Судьи поглядели друг на друга. Сегура снова что-то прошептал им и один из судей обрадованно сказал:
      — Но ведь вы женщина!
      — Марта!
      — В кодексе ничего не говорится против участия женщин в фиесте брава. Женщины-матадоры были известны. Можно сослаться, например, на июньский, 335 года по летоисчислению Фаланги номер журнала «Коррида»: «Сеньорита Октовиана Гонзалес завоевала два уха на корриде в городе Нуэва Мадриде на Плаза дель Торес».
      — Но вы преступники, да к тому же еще и инопланетники!
      — В законе Фаланги нет ничего, что запрещает преступникам участвовать в корриде. Я — временная гражданка Фаланги и, следовательно, могу в ней участвовать.
      — Да, но ведь вы даже еще не женщина, — возразил другой судья.
      Ноздри Елены раздулись от гнева:
      — Я — нормальная женщина и гражданка планеты Гандхарвас, где мой рост обычен. Но сейчас я гражданка Фаланги и требую участия в фиесте.
      Тут заговорил третий, молчавший до этого судья:
      — Очень хорошо, сеньорита. Однако вы должны знать, что существуют некоторые ограничения. Наше национальное представление — это высокое искусство. Участник должен сражаться согласно канонам одной из школ. Какую школу вы выберете?
      — Школа? — растерянно переспросила Елена.
      Судья, казалось, лучился от удовольствия:
      — Мы не можем позволить, чтобы фиесту брава превратили в политический фарс. Вы будете бороться в стиле Ла Ронда, Севильском или Мадридском?
      Елена поникла. Ее глаза вопросительно посмотрели сначала на Хорстена, потом на Лоранса, но те отрицательно покачали головами.
      Судья решил закрепить свой триумф:
      — Ну же, сеньорита! Какой стиль вы выбираете?
      — Я буду сражаться в критянском стиле!
      Все в изумлении уставились на нее.
      Она пояснила:
      — Я сомневаюсь, чтобы кто-то из вас знал о том, по каким законам осуществлялась коррида в Миноанском дворце Кноссоса на острове Крит. Ведь это было за 2000 лет до того, как в Испании только начали мечтать о корриде.
      Глухой ропот удивления прокатился по трибунам, когда они увидели костюмы в «критянском стиле», сымпровизированные Мартой и Еленой. Они постарались, чтобы все выглядело как можно воздушнее.
      Дорн Хорстен выступал в качестве ассистента. Елена шла по арене, сопровождаемая неуклюжим на вид доктором.
      Некоторое время она оценивающе разглядывала разъяренное животное, не сводившее с нее налитых кровью глаз. Теперь она уже не казалась ребенком. Это было заметно во всем.
      Елена направилась к быку, и тот, как будто ждал этого момента, бросился на нее со скоростью локомотива.
      В толпе послышались крики ужаса.
      Быку оставалось всего несколько футов до цели, а тоненькая фигура Елены все еще находилась на его пути. Бык наклонил рогатую голову и, казалось, через секунду они сольются.
      Маленькие руки взметнулись вверх, схватив быка за рога. Он взбоднул и Елена перекувыркнулась на его спину. Затем она сделала еще одно сальто и соскочила на землю.
      Зрители сначала затаили дыхание, восторженно вскрикнули и бешено зааплодировали. Бык развернулся и снова бросился на тоненькую фигурку. Представление повторилось. И еще один раз. И еще.
      Наконец сбитое с толку животное выдохлось и остановилось. Бык стоял, понурив голову, и глубоко дышал, загнанно поводя боками.
      На трибунах царила неразбериха.
      Больше с загнанным быком ничего нельзя было сделать. И Елена пошла по кругу перед трибунами, как шли ее предшественники с ушами, хвостами и копытами убитых жертв. Только с небольшой разницей: она не просто шла, она делала сальто и прочие чудеса акробатики, которых Фаланга не видела до сих пор.
      А позади нее, так же, как прежде шли другие ассистенты, шел Дорн Хорстен. Только с небольшой разницей: он не нес наград вроде ушей, хвостов и копыт, подобно ассистентам Карлитоса и Перико. Он нес на плечах загнанного быка.

ЭПИЛОГ

      Они сидели в немного переделанном номере «Посада Сан-Франциско»: агенты Секции «G», Бартоломью Гверро, перевязанный Хосе и верхушка некогда подпольной партии Лорка.
      Дорн Хорстен читал маленькую лекцию:
      — Правительство не может устоять перед осмеянием. Правительство не может существовать без сохранения чувства собственного достоинства. Любое правительство, ставшее посмешищем, перестает существовать. Нерон со всей своей властью, со всеми традициями обожествления Цезарей, стоящих за ним, погиб, когда позволил себе стать клоуном.
      Гверро кивнул, соглашаясь:
      — Как быстро пало правительство каудильо, ставшее посмешищем, когда маленькая девочка раскрыла истинный механизм игры и превратило в издевательство национальный спектакль.
      Елена вошла в комнату, одетая уже не как восьмилетняя девочка, а в стиле фламенко и с накрашенными губами.
      Хорстен взглянул на нее и строго спросил:
      — Где ты была?
      Она беззаботно ответила:
      — А тебе какое дело, большой увалень? Но если уж ты хочешь знать, Ферд Зогбаум назначил мне свидание. Сначала я собираюсь напрочь отказать ему, а потом смягчусь. В конце концов, он единственный мужчина моего роста в радиусе сотни световых лет.
      Она весело засмеялась и добавила:
      — Я надеюсь, что он получит новые впечатления о маленькой Елене после того, как видел ее в критянском костюме.
       Пер. изд.: Reynolds M. The Enemy Within: Analog, April 1967. c перевод на русский язык, Кузнецов К. Э., 1993.

ВНУТРЕННИЙ ВРАГ

      Франклин Монро пребывал в состоянии эйфории.
      Во всех отношениях это был превосходный день. Он не мог быть лучше: солнечный свет, тепло, по-особому чистый воздух. Плодотворный день.
      Кроме того, он сбежал из-под охраны и собирался в город или, по меньшей мере, побродить по окрестностям.
      Он двигался вперед, наслаждаясь окружающим. Каждым клочком земли, разноцветьем камушков на краю тропинки, сумасшедшим гомоном птиц, деревом, утопающим в листве.
      О, это был прелестный день, когда стоили убегать из-под чьей-то охраны. Но все это отошло на второй план. Франклин Монро свернул под деревья. Второпях он не заметил отсутствия пистолета, выпавшего из-за пояса на тропинку.
      Чужой космический корабль-разведчик не опустился ни на лужайку перед Белым домом, ни на Красную площадь. Не опустился он и в пучины моря, чтобы сбить с толку дельфинов, и не приземлился в Австралии, дабы смутить тамошних кенгуру. У пришельца и в мыслях не было приблизиться к первому попавшемуся представителю высшей формы жизни и сказать: «Отведи меня к своему правителю». У его создателей понятие «правитель» отсутствовало.
      Он выбрал достаточно пустынный район и приземлился незамеченным.
      Это был одноместный разведчик. Весьма впечатляющий образец высокоразвитой техники, а его пилот удивительно походил на земные формы жизни. Возможно, рассуждая логически, причина этого была в его задании, которое заключалось в поисках и кратком предварительном исследовании планет, подходящих для торговли с его народом. Он дышал воздухом, пил воду, усваивал углеводы и протеины и вполне сносно чувствовал себя при земных температурах и гравитации.
      А посему он потихоньку ликовал.
      Но только потихоньку, ибо за неизмеримый срок исследований он и его коллеги обнаружили, что помимо кислорода для дыхания, воды для питья, сносных гравитации и температур существенно и кое-что еще — например, гремучие змеи.
      Как бы там ни было, здесь важно то, что он поразительно походил на те земные высшие формы жизни, что знакомы нам. Хотя, вопреки мечтам романтиков, весьма маловероятно, что где-то еще во Вселенной эволюция в конечном итоге воспроизведет позвоночных. Конечно же, позвоночные уникальны.
      Возьмите, к примеру, способ, которым мы дышим. Воздух проходит через рот или нос и должен использовать часть пищевого тракта, что не всегда удобно. Улитка, чьи дыхательный и пищевой каналы разделены, устроена лучше. То же самое и с кузнечиком, который дышит через проходы, расположенные рядом с органами, которым необходим воздух. Но это не единственное, что умеет делать наш рот. У большинства позвоночных ко всему прочему это самое грозное оружие, а порой искуснейший инструмент для самых разных целей. Рот обладает своеобразной способностью издавать звуки, вдобавок мы используем его для выражения своих чувств — с помощью гримас, улыбок, сердитых складок и прочая и прочая. Да, уже сам по себе рот уникален. Орган, соединяющий в себе способности гримасничать, жевать, пробовать на вкус, лизать, сражаться, свистеть, браниться, бормотать слова любви и помогать продевать нитку в иголку.
      Ожидать чего-то подобного от чуждых форм жизни было бы действительно слишком! Благосклонный читатель, даже в самых смелых мечтах о далеких планетах оставь надежду когда-либо поцеловать чужие губы.
      Тем не менее, пришелец удивительно походил на известную нам форму жизни. Так походил, что не успел он выйти из корабля, включив в нем всю необходимую при первой посадке на незнакомую планету автоматику, как произошла трагедия: он наступил на гремучую змею.
      Яд гремучей змеи — отравляющее вещество для уроженцев Земли. Для нашего пришельца с его биохимией он оказался ядом стол же моментальным и смертельным, каким для нас был бы бутулин. Ему хватило бы и одной миллиардной грамма — он получил инъекцию в пять грамм. Мгновенный паралич, за которым последовала столь быстрая смерть, что, прежде чем наступил конец, он вряд ли даже успел ощутить укол ядовитых зубов. С собой он нес целый набор защитных средств от сотни видов потенциальных угроз, но воспользоваться хотя бы одним из них просто не было времени.
      Семья голодных койотов прикончила его останки и сама умерла по прошествии часа. В то время как для нас, землян, практически все найденные на планете организмы — животные, растения, микробы — по крайней мере после соответствующей обработки вполне съедобны, этого нельзя ожидать от внеземных форм. Питаться друг другом мы бы не смогли.
      Вообще говоря, видеть космические корабли Франклину Монро уже приходилось — по телевизору.
      Однако этот не был ни старообразным, со стабилизаторами у основания, не был он похож и на тарелку.
      Он был сферической формы, а сплав, из которого была сделана оболочка, мерцал как перламутр. Вовсе не предполагалось, что корабль должен быть красивым — у пришельцев отсутствовал такой орган чувств, как зрение, — но для человеческого глаза он был более чем прекрасен.
      Сначала Франклин Монро никак не мог на него налюбоваться.
      Корабль был полностью автоматическим и соответственно оснащен сканнерами эмоционального настроя.
      Франклин Монро приблизился, его настроение — попрежнему приподнятое; он был счастлив, дружелюбен и, конечно же, полон исследовательского любопытства.
      По сути дела оказалось, что для сканнеров корабля его эмоциональный настрой полностью подходил под образец разведчика-исследователя.
      Люк у вершины трапа остался открытым.
      Франклин Монро вошел внутрь.
      Корабль был построен как будто специально для него. Сиденья и другая, если можно так сказать, «мебель», хотя и предназначались для чужой жизни, вполне соответствовали его размерам.
      Волшебство следовало за волшебством.
      Он потрогал на ощупь тут, потрогал там; тут и там потыкал кнопки на панели управления. Даже для непосвященного земного ума было ясно, что это центр управления маленького корабля.
      И хотя корабль был осведомлен, что нельзя допускать к управлению разум без логики и знаний, он не видел причин к тому, чтобы заблокировать различные сенсоры.
      Поэтому Франклин Монро неожиданно почувствовал, как его разум воспарил на тысячу футов вверх и наблюдает оттуда за Землей. Не то чтобы он видел, а именно отчетливо наблюдал. За все свои годы такого он еще не испытывал.
      Он смутно понимал, что все это имеет какое-то отношение к тумблерам, кнопкам и выключателям на панели управления, которыми он поиграл. Он осознал, что все еще находится перед ней. На самом деле он видел ее перед собой.
      Но в то же время он находился еще и в тысяче футов над ней.
      Он не видел, не слышал и скорее всего не ощущал и не чувствовал, а наблюдал за тем, что расстилалось под ним внизу.
      И тут в верхней части тропинки, по которой он сам прошел меньше пятнадцати минут назад, Франклин Монро различил свою охрану, спешившую в его сторону.
      Его охватила паника.
      Одри Монро — очень встревоженная — знала, что он должен пойти дорогой. Помимо того факта, что это было обычное направление, в котором он исчезал из поля ее зрения, пойди он вниз с холма или к озеру, она бы заметила его из окон домика.
      Вот чертенок! Маленький, не заслуживающий никакого доверия чертенок!
      Она расслабилась, когда нашла на тропинке игрушечное ный пластмассовый пистолет. Теперь она по крайней мере знала, что он здесь проходил.
      Интересно, как далеко он забрался на этот раз?
      Он был не на глазах не более пятнадцати минут. Она поставила в духовку жаркое и собралась выйти, чтобы проверить, чем он занимается. Но тут ее взгляд упал на шорты, к которым необходимо было пришить пуговицу, — дело самое большее десяти минут.
      Но десять минут для пятилетнего мальчика! Боже праведный, маленький негодник может быть на полпути к канадской границе.
      При более благоприятном раскладе он удобно устроился на краю тропинки и, сидя на корточках, разглядывает гусеницу или другое насекомое или мастерит из листьев импровизированные кораблики, наблюдая за одним из лесных ручейков.
      Она понимала, что лучше его не звать.
      Он знал, что грядет нагоняй, и первой его реакцией, возможно, будет спрятаться. А с молодым Монро это вело к осложнениям. Чем дольше он от нее прятался, тем больше боялся, и так до тех пор, пока малыш не доходил до состояния ужаса. Однажды они с Лью после пяти часов поисков и призывов нашли его в погребе, застывшим в молчании от ужаса. На самом деле причин, почему бы ему и не поиграть в погребе, не было — просто, услышав их тревожные крики, он ударился в панику.
      Чертенок спутал все планы. Ей нужно было приглядывать за жарким. К вечеру собирался приехать Лью.
      Она обещала себе удивить мужа. Сегодня — никаких холодных ужинов, ничего такого быстрозамороженного или даже консервов. Сегодня он должен был обнаружить, что современная женщина не совсем уж безнадежна.
      Она быстро шла вверх.
      И сразу же сообразила, что это такое.
      Вопрос вообще не возникал. Эта штука была не с Земли. Очевидно, что это — какое-то средство передвижения. За последние двадцать лет в печати было предостаточно сообщений о летающих тарелках и неопознанных летающих объектах, так что любое умеющее читать разумное существо реагировало бы точно так же, как это сделала Одри Монро.
      Штука лежала наискосок от узкой грязной тропинки, ведущей от летнего домика Монро вверх к лесу. Там была небольшая поляна, достаточно широкая, чтобы приземлиться, и достаточно маленькая, чтобы пролетающий вверху самолет мог засечь ее, только находясь почти строго над ней самой.
      Она лежала наискосок от той дороги, по которой шел Франки, — единственной дороги, по которой Франки мог идти.
      Там были трап и открытый люк у его вершины.
      Пронзительно закричав от страха, она ринулась вперед — самка животного, спасающая своего первенца. Страх был не за себя. О себе она вообще не думала. Движущий ею инстинкт пришел из глубины тысячелетий. Она была кроманьонкой, бросающейся на саблезубого тигра, чтобы защитить своего ребенка.
      Космический разведчик обладал гораздо большим защитным и наступательным потенциалом, чем все когдалибо жившие тигры — саблезубые и прочие, — вместе взятые. Однако создавшая его цивилизация была мудрой.
      Мотивация его действий была двойной. Новое приближающееся существо излучало панику, страх и ненависть к неизвестной опасности. А симпатичная разумная жизнь, которую он уже принял в свое чрево, излучала страх наказания физической болью, причиняемой существом снаружи, ибо Франки Монро знал абсолютно точно, что нарушил одно из многочисленных табу, о существовании которых даже и не подозревал. Его жизнь была серией открытий новых табу. Казалось почти невероятным, как много табу, о существовании которых пятилетний мальчик и не догадывается до тех пор, пока не нарушит очередное из них.
      Теперь он слышал голос кричащей матери. Он нарушил какое-то ужасно важное табу. То, что его отшлепают, было более чем очевидно.
      Цивилизация, которая создала псевдоразумный корабль, была достаточно зрелой. Деятельность его компьютеров была строго ограничена заложенными в их память командами. Он не мог быть агрессивным, но должен был сделать все необходимое, чтобы защитить себя и, прежде всего, своих живых разумных пассажиров на чисто оборонительном уровне. Пассивная оборона до тех пор, пока не появится острая внешняя угроза. Только тогда разрешались самые минимальные ответные действия.
      Как Одри ни спешила, корабль ее опередил.
      Трап исчез в его недрах. Люк моментально закрылся. Появилась паутина защитного силового поля, и Одри Монро врезалась в него, ударившись о невидимое.
      Она отлетела назад и упала на землю, ошеломленная, с разбитым носом и синяком под глазом. На мгновение сознание покинуло ее.
      Там, где не получилось у разума, сработал инстинкт.
      Она заставила себя подняться и попыталась пробраться вперед. Но снова наткнулась на непроницаемое невидимое нечто.
      Как долго она там стояла, царапалась и колотилась, всхлипывая от обиды, Одри не знала.
      Когда она пришла в себя, то вновь сидела на земле, физически опустошенная, и лишь ее безутешное сознание по-прежнему ненавидело эту чужеродность, которая захватила ее отпрыска.