Он закрыл глаза и увидел пристально, испытующе глядящих на него демонов Кхорна. Кровопийцы, пехотинцы Кровавого Бога. Они стояли перед ним, высокие и мощные, без кожи, с обнаженной мускулатурой, скользкие от крови. Их продолговатые головы были увенчаны витыми рогами, их длинные змеящиеся языки касались его. Они стояли перед ним всякий раз, стоило ему опустить веки, сжимая тяжелые клинки. Казалось, они чего-то ждут, глядя на него голодными глазами, – не то сожрать его, не то последовать за ним.
Внезапно Хрот оказался у подножия высокой башни черепов – своей цели. Она была огромна и, казалось, достигала неба, полного дыма и живого огня. Он обошел вокруг подножия башни, достигающей пятидесяти футов в окружности. Высотой она была не в одну сотню футов. Ее выстроил для Кхорна сам Асавар Кул, и тут были черепа всех, кто пал от руки Великого Воителя.
Закрыв глаза, он увидел, как демоны с любопытством смотрят на него, на время забыв о ярости и безумии. Шагнув к башне, он вложил пальцы в глазницы черепа и подтянулся. Ступая по черепам как по ступенькам, Хрот Кровавый медленно двинулся вверх.
Глава 4
Капитан, жрец, сержант и оставшиеся солдаты устало возвращались в лагерь. Стефан кивал солдатам Остермарка, мимо которых они проезжали. Казалось, те тоже успели побывать в бою. Весть о возвращении капитана быстро облетела лагерь, и к нему подбежал молодой солдат.
– Капитан! Скорее!
– В чем дело, парень?
– Маршал. Он ранен.
– Что? И серьезная рана?
– Не знаю, сэр. Меня послали за вами.
Капитан пришпорил коня и галопом проскакал по снегу к палатке главнокомандующего. Соскочив с седла и отдав поводья служителю, он вошел, сердце его бешено колотилось.
Внутри было темно, маршал лежал на койке бледный, с закрытыми глазами. Его грудь была перевязана окровавленными бинтами. Рядом с ним находилась жрица Шаллии, женщина средних лет с преждевременно состарившимся лицом. Она утирала ему лоб мокрой тряпкой. Когда Стефан вошел, она коротко присела в реверансе и вернулась к своим обязанностям.
– Что случилось?
– Засада, – отозвался низкий голос у него за спиной. Это был капитан Рейкландгарда Ледерштейн, высокий мрачный человек. – Мы гнали зеленокожих по берегам Верхнего Талабека, когда на нас напали. Это было вчера перед рассветом, лежал густой туман. Словно из ниоткуда налетели маленькие горбатые зверолюди и окружили нас – похоже, они вышли из прибрежных тростников. Мы отбивались, но маршала сбила с седла чья-то пуля.
– Не просто пуля, – подняла голос жрица, – трижды проклятая!
– Вы ее вынули, госпожа? – спросил Стефан.
– Ну конечно. Еще два дюйма влево – и она пробила бы сердце.
– Она все еще у вас?
– Да. – Женщина достала небольшую тяжелую жестянку и протянула капитану. – Только не трогайте, это страшная вещь. Я ее уже заговорила, но этого может оказаться мало.
Внутри коробочки находился металлический стержень дюйма два длиной. Его наконечник был грубо вытесан из зеленого камня, едва заметно пульсирующего и излучающего тепло. У Стефана мурашки пробежали по коже, он захлопнул коробочку и вернул ее.
– Это был единственный выстрел, да? Он будет жить?
– Единственный, да уж. Всякое возможно, тут ни за что нельзя поручиться. Яд очень сильный, и он мог задеть сердце. Если будет на то воля Шаллии, маршал выживет. Сильный, как лев. Но лихорадка еще на пару дней обеспечена, и в сознание он будет приходить ненадолго и не до конца.
– Как это?
– Ну, некоторое время он не сможет отдавать приказы, капитан, а сражаться будет в состоянии еще очень нескоро. Вот что вас беспокоит, да? Вы, солдаты, все одинаковые. – Она покачала головой. – Мне пора идти. Пять человек подхватили утром заразу, и я сделаю для них все возможное, но, вероятно, заразятся и другие. Через час зайду посмотреть, как он.
Стефан сел и тяжело вздохнул. Он накрыл ладонью бледную холодную руку маршала.
– Скажите, Ледерштейн, эти зверолюди, с которыми вы сражались, были… крысами?
– Да. Мерзкие крысоподобные порождения Хаоса. А вы откуда знаете? Уже имели с ними дело?
– Они напали на нас вчера ночью, и я знаю, кто их послал. Капитан Ледерштейн, ваши рыцари смогут мне помочь убить того, кто все это устроил?
Стефан вышел из шатра и приказал Альбрехту готовить войска.
– Пойдешь на Грубера, мальчик? – спросил жрец Сигмара. – Он далеко на востоке.
– Черт с ним. Этот человек угрожает Остермарку и всей Империи, его надо уничтожить.
– В общем, да, но я же говорил, ты не справишься.
– Ну и что ты предлагаешь? Оставить его в покое, пусть себе живет безмятежно до старости? Нет, я сделаю то, что собираюсь. Приму бой и уничтожу его.
– Сильно сказано, мальчик. Ты в гневе, и это хорошо, ты будешь сражаться изо всех сил, но в данном случае это бесполезно. Я убивал вот этой штукой сильных, очень сильных врагов, но против него мой молот бессилен. Я знаю, как его можно одолеть – клинком, закаленным на обреченном острове Ультуане. Меч давно потерян, но я знаю, где он, – Сигмар даровал мне видение. Он лежит во тьме под зашитой не знающих покоя мертвецов.
В глазах жреца сверкнул огонек веры.
Где-то через час лагерь был свернут и вся армия приготовилась к походу. Стефан поднял руку. Вдалеке рослый жрец, неловко сидящий в седле, ответил таким же приветствием. Рядом с ним ехали тридцать рыцарей Рейкландгарда и еще тридцать всадников.
– Торопись, – шептал Стефан, глядя, как Гунтар удаляется. – Я буду гнаться за Грубером и заставлю его встретиться со мной лицом к лицу. Через неделю я встречусь с ним на поле битвы.
Жрец скрылся из виду, и Стефан опустил руку. «Твой час пришел, Грубер, – подумал он. – Я сокрушу тебя и восстановлю честь своего рода».
Граф Отто Грубер закашлялся и сплюнул зеленую зловонную желчь. Что-то зашевелилось в ней, и он хихикнул, забыв, что не один. Наконец он собрался и повернулся к гостю.
Слепой был древним согбенным существом, опирающимся на узловатый посох. Он был в отвратительном балахоне, руки обмотаны гнилостно пахнущими повязками, как у прокаженного, – очень подходяще, подумалось Груберу. Проказой тут, впрочем, дело не ограничивалось. Лицо существа покрывали волдыри, из которых стекала сукровица прямо в беззубую пасть. То, что осталось от носа, судорожно подергивалось.
– Твои скейвены сделали все, что следует, Слепой? – спросил граф. – Врача больше нет? – Старый скейвен покачал головой. – А маршала? Ну и ну, какой славный выдался денек. Очень славный. – Граф потер пухлые ладони. – Моя зараза хорошо расползается. Пожалуй, даже не хуже, чем твоя. А как наш… общий друг на севере? Нам надо быть готовыми к тому моменту, когда раздастся зов. Твои ведь готовы к удару, да?
Слепой снова закивал.
– Хорошо, хорошо. Мы оба должны быть готовы. Вся предварительная работа завершена, остается нанести главный удар. Империя будет наша, мор и чума завладеют всем.
– Чума-а-а, – прошипел скейвен.
Глава 5
Хрот карабкался по башне черепов, казалось, целую вечность. Он не смотрел вниз, но даже если бы и смотрел, то увидел бы лишь огонь и дым, окутавшие землю. Черепа хрустели и разваливались под пальцами, но он не обращал внимания и сосредоточенно двигался вверх.
Рядом с ним в башню ударила молния, и осколки кости и зубов порезали лицо. Черепа дрогнули, и он крепко вцепился в них, чтобы не упасть. Летучие демоны, лишенные плоти, бросались на него, рвали руки, пытались не дать пальцам удержаться в глазницах. Он отгонял их и продолжал восхождение.
Наконец он оказался на вершине, подтянулся и перелез через край, тяжело дыша. Руки и ноги болели, и он немного размял пальцы. Он стоял на равнине, где повсюду тянулись к небу аккуратно сложенные в пирамиды сотни тысяч черепов. Небо было охвачено алым огнем.
Асавар Кул сидел перед ним на троне из черепов, его красные глаза с интересом наблюдали из-под закрытого шлема.
Меч, Убийца Королей, лежал у него на коленях. Темная сила собралась в тяжелом клинке, болезненно пульсируя. Это демон У'зул силился освободиться из вечных оков.
Асавар Кул был рослым и явно очень сильным человеком. Хрот невольно склонился под его взглядом и рухнул на колени перед воплощением божества, отдавая дань уважения одному из величайших воителей всех времен, Вечному Избраннику Хаоса.
– Встань, воин, – сказал полководец сильным громким голосом. Хрот выпрямился в полный рост, но если бы Асавар Кул поднялся со своего трона, то оказался бы намного выше. – Почему ты искал меня, воин? Зачем потревожил меня?
Хрот облизал губы. Он тщательно подбирал каждое слово.
– Избранный, я пришел искать силу.
– Силу! Вот как! Ну, конечно, ты ищешь силу – так делают все идущие путями Хаоса: и норскийцы, и хунги, и курганцы. Так было и так будет всегда, но какова твоя подлинная цель?
– Я хочу… построить башню из черепов под стать твоей и почтить великого Кхорна.
Асавар Кул встал и взмахнул мечом. На клинке проявилось лицо кричащего демона с вытаращенными глазами. Он повел плечами, и тяжелые пластины лат скользнули одна по другой.
– Под стать моей, да? О, это очень, очень впечатляет.
Он описал острием меча дугу, и Хрот невольно отшатнулся. По лезвию и рукам полководца забегали синие искры. Хрот сжимал тяжелый топор, но ни на минуту не подумал поднять его.
– Ты боишься, воин. Я чувствую страх в твоем сердце, – угрожающе сказал Асавар Кул. – Чего же ты боишься?
– Ничего, господин. – Хроту показалось, что его голос звучит слабо.
– Ты боишься смерти. Но смерть – ничто. Думаешь, она положит конец твоему служению темным богам? Тебе еще многому надо научиться. Служение богам длится и после смерти, воин. Для богов смерть – ничто. Ты можешь умереть прямо здесь, и богам до тебя не будет никакого дела. – Он шагнул к Хроту, и тот поднял топор. – Ты ничто, человечек. Ты ничто для богов и для меня.
– Я хочу продолжить войну, которую ты начал и которая окончилась твоим поражением! – Хрот задыхался от гнева.
– Ты что, не слышишь меня? Моя смерть ничего не значила. Боги не горевали обо мне. Всегда найдется кто-то другой.
– Я ищу твой меч, Великий Воитель. Он поможет мне повести за собой племена.
– Этот? – Асавар Кул поднял клинок. – Это же просто меч, но если хочешь его забрать, попробуй меня превзойти. Человечек, ты и правда думаешь, что сумеешь его отнять?
– Да, или умру здесь же.
– Как хочешь.
Полководец подался вперед, чтобы нанести удар и присоединить череп Хрота к своим многочисленным трофеям.
Глава 6
Стефан ехал по полю, покрытому заиндевелой травой. Было холодно, изо рта шел пар, и он боролся с желанием подуть на замерзшие руки. Стоял холодный предрассветный час, и было ясно, что солнце едва ли будет светить – небо покрывали свинцовые тучи, не пропускающие ни единого луча. По земле расстилался туман, собираясь в низинах.
Альбрехт и капитан Ледерштейн ехали чуть поодаль. Их сопровождали двадцать рыцарей, рослых всадников на могучих конях. Один держал высоко в воздухе знамя своего ордена, другой нес личный штандарт Стефана с гербовыми цветами Остермарка.
Капитан смотрел жестко и холодно, когда они подъехали к группе всадников. У тех тоже было большое знамя Остермарка, но с геральдическими знаками графа, главнокомандующего войск Остермарка. У Стефана в горле непроизвольно все сжалось, захотелось сплюнуть.
– Тихо ты, дуралей, – зашипел Альбрехт на своего коня.
Почти две недели Стефан ехал через Империю в погоне за армией Грубера почти до подножия Гор Края Мира. Он ничего не знал о том, удалось ли Гунтару добыть единственное оружие, способное покончить с Грубером. Стефан надеялся, что у жреца все получится, но само оружие его не особенно волновало – его непрестанно одолевала лишь одна мысль: встретить графа на поле боя. Сегодня его желание могло исполниться.
Раздался резкий окрик, и около пятидесяти мечников в форме Остермарка встали навытяжку, подняв тяжелые клинки на плечо. Перед ними помощники и советники графа столпились вокруг закрытого паланкина, покоящегося на плечах шестерых носильщиков. Стефан и его люди приблизились, и паланкин осторожно опустили на землю. Того, кто внутри, не было видно сквозь газовую завесу, но Стефан не сомневался, кто там.
Фон Кессель поднял руку, и сопровождающие его рыцари остановились, кони храпели и переступали с ноги на ногу. Он кивнул Альбрехту и Ледерштейну и спешился, чтобы подойти к паланкину, холодно поглядывая на советников, и те ответили ему тем же. Тилеиский советник Андрос презрительно смотрел на него, самодовольно улыбаясь. Молодой Иоганн, племянник и наследник графа, весь в черном, даже не пытался скрыть враждебность.
Двое глашатаев подняли рога к губам и громко затрубили.
– Милосердный Великий Граф Отто Грубер, Князь Вуртбада, Верховный владыка Сильвании и истинно выбранный претендент на титул Выборщика Остермарка! – прогремел один из носильщиков.
Стефан скривился от отвращения.
Механизм на вершине паланкина пришел в действие, защелкали пружины, задвигались шестеренки. Маленькая дверца открылась, и показался миниатюрный механический медведь, покачивающий головой и бьющий в барабан. Два скелета с песочными часами, подергиваясь, прошли вперед, один повернулся налево, другой – направо, и оба двинулись дальше. Одновременно откинулась завеса, и показался человек, лежащий на подушках и поглаживающий мертвую жабу. Затем скелеты и медведь вернулись на свои места. Дверца закрылась, и механизм затих.
– Великолепно, просто великолепно! – захлопал в ладоши граф. – Восхитительно! – Толстяк заерзал, пытаясь улечься поудобнее. – Добро пожаловать, капитан Стефан фон Кессель. Слышал, что ваши дела более чем хороши, и несказанно рад за вас. Ваша доблесть – это честь Остермарка, молодой человек. Подойдите ближе, я хочу видеть вас.
Стефан сжал зубы и стиснул кулаки, стараясь подавить желание броситься на убийцу.
– Мне было бы куда лучше, Грубер, если бы я не узнал, что в сердце Остермарка завелась гниль, – с напряжением в голосе сказал он.
– Обращайся к графу с должным почтением, сукин сын, – проворчал Иоганн.
Грубер дал ему знак замолчать.
– Гниль? Вы говорите об эпидемии? Это ужасно, действительно ужасно.
Граф слегка улыбнулся, в глазах его светилось мрачное веселье.
– Я говорю о том, что похуже любой эпидемии, Грубер, – зло сказал Стефан, бросив на Иоганна испепеляющий взгляд. – О поклонении темным богам и предательстве – враг внутри Остермарка.
– А, твой дед, понимаю. Никак не можешь забыть о нем, мальчик мой. Да забудь же, наконец, и живи дальше.
– Я не говорю о нем: мой дед был честный и справедливый человек.
– Честный и справедливый, да неужто? Предатель, служитель Хаоса! – Граф сплюнул.
Стефан заметил, что Грубер выглядит намного хуже, чем при их последней встрече. Лицо графа было мокрым от пота, волосы выпадали клочьями, оставляя струпья. Из обоих глаз по щекам текла желтая слизь, и помощник то и дело утирал ее мокрым полотенцем. Рот графа окружали язвы, которых он непроизвольно касался языком. Благовония и ароматические масла не могли скрыть тяжелый гнилостный запах.
– Он предал Остермарк, он предал меня, и он предал тебя, своего проклятого потомка! Благодаря ему ты обречен ходить с этим ужасным клеймом! – Граф откинулся на подушки. Стефан замер, его лицо залилось краской. – Да ты мне жизнью обязан, фон Кессель! Охотники за ведьмами хотели, чтобы ты сгорел на костре вместе с дедом и этой сукой, которая родила тебя! Ведь это я добился, чтобы тебя пощадили. И как ты меня отблагодарил? Повел против меня армию – мою армию! На колени, на колени передо мной, сукин сын, а не то будешь повешен за измену!
– Я вам ничем не обязан, Грубер. За что тогда падать на колени? Лучше уж умереть, предатель.
– Ну, это я могу тебе устроить. Эй ты, – граф указал пальцем на капитана Рейкландгарда, – взять его! Исполни свой долг перед Императором и убери зарвавшегося мальчишку с глаз долой. До исхода утра он будет повешен. – Рыцарь не тронулся с места, его мрачное лицо оставалось бесстрастным. – Чего ты ждешь? Ты же верный слуга Империи. Я граф-выборщик, рыцарь. Я приказываю тебе взять его!
– Я не могу этого сделать, милорд.
– Не можешь… Тебя тоже повесят. Давай, выполняй приказ!
Никакой реакции не последовало.
– А, ты отлично сплел свою паутину лжи, фон Кессель. А я тебя пощадил, неблагодарный.
Уже столько лет Стефан мучился из-за этого чувством вины, полагая, что так все и было, но теперь он вскипал от ярости. Его не спасли, приговорили к вечному позору! Он не был обязан графу. Ничем.
– Готов ли ты признать свои преступления и предстать перед судом? – ледяным голосом спросил Стефан.
– Перед судом? – Граф засмеялся, потом зашелся кашлем и сплюнул желчь в бронзовую плевательницу. – Нет необходимости. Никто не будет слушать опозоренного капитана, дед которого был сожжен на костре. Я – выборщик Империи!
– Мой дед был выборщиком. Они поверили тебе.
– О да, мой мальчик, но я был вернейшим советником выборщика и его близким другом. Весь его двор послушал меня и обернулся против него. Я, его надежнейший друг, был более всех опечален тем, что он впал в ересь. С огромным сожалением я сообщил о его преступлениях охотникам на ведьм. Я сам привел охотника, которого хорошо знал, и тот ревностно исполнил свой долг. Я был так расстроен, – сказал граф с притворной искренностью, – что взял этого человека с собой, чтобы он мог засвидетельствовать, как низко ты пал, фон Кессель. – И он показал на кого-то в толпе придворных.
Высокий человек, одетый в яркий наряд, важно кивнул и вышел вперед, склоняясь в изысканном поклоне.
– С величайшим неудовольствием я отмечаю, что душа этого человека явственно запятнана Хаосом. Граф остановил мою руку, когда вы были ребенком, фон Кессель, но его добрая воля и милосердие были попраны. Вы предстанете перед судом и, боюсь, будете казнены.
Он повелительным жестом указал на капитана, и вперед выступили два человека грубой наружности.
– Все это могло быть твоим, фон Кессель, – сказал граф. – Я хотел, чтобы ты был рядом, и потому сохранил тебе жизнь. Ты мог быть моим наследником и преемником. Ты глуп – весь в своего деда. Я предлагал ему место в числе своих… друзей. Я предлагал ему всё, все тайны, которые помогли мне превозмочь болезнь, но он отказался. Даю тебе последний шанс. Будешь служить мне? Или ты выбираешь смерть?
Альбрехт обнажил меч и направил его на одного из солдат, которые должны были схватить капитана. Рыцарь тоже вынул клинок и держал его перед собой.
– Сначала я увижу мертвым тебя, Грубер. Я убью тебя и твоих мерзких приспешников.
Охотник на ведьм вышел вперед.
– Ты подписал себе смертный приговор, фон Кессель.
Стефан достал пистолет и прицелился.
– Нет, это ты приговорен.
И он выстрелил противнику в лицо.
– Хорошо получилось, – сказал Альбрехт, когда они возвращались к своей армии.
Стефан был мрачен.
– Веди солдат через холмы, сержант. Сегодня мы с этим покончим.
Хрот поднял топор, встречая удар меча Асавара Кула. При ударе из демонического меча вылетел сноп искр, и колдовской огонь заплясал на руках и броне Хрота. Он отшатнулся, руки его онемели.
– Ты не сравнишься со мной, человечек, – сказал полководец и снова замахнулся, так что Хроту пришлось отскочить и упасть, уворачиваясь от удара.
Меч врезался в груду черепов, и осколки костей полетели в воздух.
– Думаешь, ты вправе владеть моим оружием? Ты никто. Ничтожество. Жалкий человечек. Собака. Щенок. Больше ничего.
И тут внутри Хрота что-то сломалось. Закипая яростью и ненавистью, он почувствовал мощный прилив сил. Рога его запылали, и со звериным рыком он бросился вперед, размахивая топором.
Кул встретил удар и ответил так, что вполне мог снести Хроту голову. Избранник Кхорна пригнулся и грохнул топором по животу полководца, расколов панцирь и задев тело.
Взвыв от боли, Асавар Кул ударил Хрота рукоятью меча по голове и отшвырнул его. Кровь потекла по лбу, заливая глаза, дыхание стало тяжелым.
Асавар Кул отбил очередную яростную атаку, затем еще и еще одну. Описав широкую дугу, острие его меча обожгло болью руку противника. Демон, заточенный в мече, бился в экстазе, рана дымилась, но Хрот ничего не замечал. Он еще раз ринулся вперед, уже не заботясь о самообороне. Крутящийся топор слился в одно темное пятно, осыпая полководца бесчисленными ударами.
Хрот получил глубокую рану в бедро, потом в грудь, но смог разрубить плечо Кула, чувствуя, как Кхорн гонит его вперед, наделяя безграничной силой. Перед глазами и в сознании все помутилось, осталась одна лишь ярость.
Ловко развернув запястье, Асавар Кул выбил из рук Хрота топор, и тот полетел на край плато, исчезая в дыму и огне. Избранник Кхорна кинулся вперед, протянув руки к горлу противника. Кул попытался остановить его, всадив острие в грудь, но тот словно не замечал и двигался вперед, пока лезвие не вышло из спины вместе со струей крови.
Избранник Кхорна схватил прикрытое броней горло Кула и сжал так, что металл покорежился, затем навалился всем телом. Кул поскользнулся, из-под его ног посыпались черепа. Наконец Хрот повалил его – они оба рухнули.
Противники продолжали сражаться лежа, один поворачивал клинок, пронзивший другого, а тот сжимал ему горло. Заревев, как раненое животное, Хрот врезался лбом в шлем Кула, потом еще и еще раз. Кровь текла по его лицу. Железо застонало и подалось. Оба противника покатились по земле.
Шлем Асавара Кула был искорежен, и Хрот сорвал его с головы полководца. Лицо врага оказалось искажено гримасой и залито кровью. Хрот тяжело приложил ладонью нос полководца, и осколки кости пронзили мозг, но противник не сдавался, даже когда они оба рухнули на кости и черепа, сваленные у подножия башни.
Хрот оказался сверху и надавил коленом на грудь Асавара Кула. Он был все еще насажен на меч, но Кулу пришлось выпустить смертоносное оружие. Внезапно лезвие исчезло, и Хрот уже стоял на коленях над поверженным врагом, а топор каким-то образом оказался у него в правой руке. В левой был зажат демонический клинок У'зул.
Подняв глаза, еще затуманенные красной пеленой, Хрот увидел, что над ним стоит Асавар Кул, сложив руки на могучей груди. Хрот в смущении глянул вниз – там было окровавленное тело противника.
– Неплохо, воин Хаоса, – сказал стоящий Асавар Кул.
И Хрот с воплем пронзил поверженное тело мечом в самое сердце. Мощь Великого Воителя заструилась по клинку и по живому телу Хрота, так что тот издал победный крик. Теперь он обладал силой, которую раньше и вообразить не мог.
Смертного Хрота больше не было. Хрот Кровавый, Князь Демонов Кхорна, появился на свет.
Глава 7
Альбрехт мрачно оглядывал поле. Солнце все еще не пробилось сквозь свинцовые тучи, трава была по-прежнему покрыта инеем. Вдалеке можно было разглядеть армию Грубера. Люди Остермарка убивают людей Остермарка, пока враг готовится напасть на Империю, подумалось ему. Скверный выдался день.
– И что, никак нельзя обойтись без этой битвы? – спросил он капитана, заранее зная ответ.
– До того, как граф пригрозил повесить меня, а я разнес голову этого охотника за ведьмами, – это было возможно. Сейчас – нет.
– Конечно, но я вот о чем. Люди, которые будут сражаться за Грубера, – они же не плохие, просто выполняют свой долг.
– Как и мы.
Стефан заметно помрачнел.
– А ведь могло получиться, что мы оказались бы там, на другой стороне. Что хорошего в том, что брат пойдет на брата?
– Что хорошего? Грубер должен умереть, Альбрехт! Ты же знаешь!
– Разумеется, но наверняка есть какой-то другой выход, когда не придется платить такую цену и вырезать тысячами имперских солдат.
– Если кто-то умрет за свободу Остермарка, то это будет необходимая жертва, не более. Разговор окончен, Альбрехт.
Капитан отошел в сторону и отдал своим людям приказ готовиться к бою. Но слова сержанта не давали ему покоя – в них явно была правда. Для Остермарка настал ужасный день, и если каким-то образом все же удастся расправиться с графом и избежать битвы – тем лучше. Последние несколько часов он ходил среди солдат, говорил с ними, показывая, что он один из них, а вовсе не вожак, который не полезет в самую гущу битвы. Они, впрочем, и так его знали и не имели ни малейшего повода сомневаться.
Тогда почему ему было так не по себе?
Ответ не заставил себя долго ждать: это будет битва без победителей и побежденных. Он предлагал своим людям братоубийственную резню.
На бревне одиноко сидел безымянный, некогда бывший рыцарем вожак флагеллантов. Он не двигался, словно безумный пыл окончательно оставил его, и как-то странно смотрелся на фоне занятой приготовлениями армии.
– Приветствую тебя, воин, – сказал капитан. Тот поднял на него глаза. Вырезанная во лбу двухвостая комета начала затягиваться – видимо, он давно не касался ее ножом. – Ты и твои товарищи – вы сегодня не будете сражаться?
– Сражаться? Сегодня? О нет. Пока ещё нет. Не сейчас. – Он смотрел на капитана совершенно безумными глазами. – Сигмар сегодня не снизошел на меня. Он покинул меня, отбросил во тьму. Это знак. Я болью очищу свое тело. Как только день сменится ночью, я очищусь. Боль вернет мне его свет, и тогда… Меня больше не будет.
– Понимаю. Это… хорошо, друг мой.
Стефан уже собирался оставить его наедине со скорбью.
– Когда появится зачумленный, мы будем сражаться! – внезапно выкрикнул флагеллант. – Когда прискачут демоны Повелителя мух, – он вцепился в ноги Стефана, – я пойду в бой! Сигмар вернется ко мне! – Капитан оттолкнул умалишенного. – Если я буду сокрушать зачумленных, он снова прольет на меня свой свет! Смотрите! Он идет! – кричал он в пророческом экстазе, упав наземь и размазывая грязь по лицу. – Он идет! Сам Сигмар!
В глазах безумца отразился воин, весь в светящихся лучах, идущий вперед с огромным блестящим боевым молотом.
Стефан поднял голову, чтобы увидеть то, что открылось взору прорицателя, но заметил лишь приближающегося Гунтара, вымотанного до предела. Казалось, что жрец постарел лет на десять – вокруг глаз были темные круги, лицо покрыто глубокими морщинами, поверх которых шли два страшных рубца. Жрец опустился на колени и положил ладонь на голову безумца, все еще распростертого на земле. Тот на миг замер, затем сел, глядя уже вполне осмысленно.
– Я не Сигмар, приятель, но его свет сияет сквозь меня. И в тебе он есть.
Безумец почтительно посмотрел на него, потом вскочил и убежал в толпу.
– Гунтар, ты ужасно выглядишь, – сказал Стефан.
– Ну, ты тоже мало напоминаешь майскую розу, – прогромыхал жрец и сгреб капитана в медвежьи объятия. – По крайней мере, шрамов у меня пока на все лицо не хватает.
Стефан замер, ему было неловко ощущать любой физический контакт. Наконец жрец чуть отстранил его от себя.
– Я добыл его, – хрипло прошептал он. – Сигмаром клянусь, он у меня! – Глаза жреца загорелись, он выглядел совсем безумным. Потом свет угас, и широкие плечи опустились. – Мы едва не погибли. Простите, что я не уберег столько ваших людей, капитан. Их забрали живые мертвецы. Злые силы охраняли меч, но они повержены, и мертвые обрели покой, хвала Сигмару.
Гунтар выпрямился и протянул меч Стефану:
– Убейте врага, капитан. Будет справедливо, если он падет от вашей руки.
– И это вы называете «чисто»? – сердито спросил Маркус, проведя пальцем по стволу большой пушки. Потом он поднял почерневший палец, давая всем его рассмотреть. – Во имя Шаллии, работайте как следует! У врага больше пушек, чем у нас, и все наши орудия должны быть в идеальном состоянии. Вот эта вот пушка, – он похлопал по стволу, – стоит больше, чем вы все, так что обращайтесь с ней бережно и уважительно, как с родной мамой!
– Да что со своей – как с вашей матушкой! – пробормотал кто-то, и его товарищи тихонько прыснули.
– Что ты сказал? – рявкнул инженер, глядя свысока на рослого солдата. Странное зрелище они представляли – низенький, безупречно одетый, но с растрепанными волосами инженер, гордо выпятивший грудь, и здоровенные, перепачканные сажей мужики, невозмутимо разглядывающие носки своих сапог. – Что ты сказал, я спрашиваю? Кто там еще посмел затронуть честь моей дорогой матушки, а? Да будет тебе известно, что леди Изабелла фон Кемпт была почтенной дамой и близкой подругой нескольких имперских графов.
– Не сомневаюсь, – пробормотал кто-то за спиной, и солдаты дружно загоготали.
– Вот, я же говорил – грубые и вульгарные типы! Думаете, я потерплю, чтобы вы пятнали ее доброе имя своими грязными шутками! Значит, так. Чтобы прочистили себе мозги, потом – эти пушки и впрягли в орудия лошадей за полчаса. В чем дело? Поторапливайтесь!
И орудийный расчет принялся за работу с ворчанием и руганью, пока инженер распаковывал недавно купленное ружье и внимательно разглядывал его механизмы и длинный ствол. Это была крайне тяжелая работа, и они трудились в мрачном молчании, предаваясь каждый своим мыслям. Как бы они ни бранились с инженером, это давало какой-то заряд веселья, которого так не хватало. Все опасались грядущей битвы, ведь они знали разрушительную силу своего оружия, и никому не хотелось направлять эту мощь против соседей и соотечественников. Они прилежно исполняли свой долг, запрягая коней и проверяя, чтобы каждая повозка была нагружена ядрами, порохом и картечью, чтобы грозный «Гнев Сигмара» был хорошо смазан и все механизмы работали, как часы.
Справившись с заданием, они плотно запахнули плащи, притопывая ногами, чтобы согреться, и покуривая трубки. Маркус, окажись он рядом, сурово отчитал бы их, полагая, что курение рядом с повозками, груженными порохом, – это верх неразумия, но он далеко отошел со своим драгоценным приобретением, и они могли наслаждаться этим маленьким пороком, демонстрируя пренебрежение к потенциальной, очень серьезной опасности. В тишине они думали о предстоящей битве, и в желудках у них что-то сжималось.