– Все, кто сейчас здесь, живы благодаря ему. Так случалось не раз, и в нем никто не сомневается. Тебе стоит научиться уважать таких, как он, солдат, а не то тяжко придется. Ох, как тяжко.
Альбрехт сердито запыхтел трубкой.
– Простите, сэр. Я ничего такого не имел в виду.
Молодой солдат старался не встречаться взглядом с товарищами. Альбрехт что-то пробормотал себе под нос.
Он сказал правду. Благодаря блестящей стратегии на поле битвы, Стефан не раз спасал своих людей от верной смерти. Конечно, этой ночью на перевале их бы всех перерезали, если бы не смелый удар, задуманный и осуществленный капитаном.
Альбрехт вспомнил их первую встречу. Сначала он сомневался в этом человеке. Стефан фон Кессель тогда был совсем молод и еще не получил звания капитана. Он был просто перепуганный юнец в отряде Альбрехта, которого выделяло среди остальных рекрутов изуродованное шрамами лицо. Тихий, сдержанный, слишком ранимый для солдатской жизни. Альбрехт нещадно гонял его, пытаясь определить, есть ли у парня внутренний стержень. Вот так – либо сдастся и уйдет, либо найдет в себе силы стать хорошим солдатом.
Шрамы были тяжелым бременем для фон Кесселя, и он не избавился от этого до сих пор. Альбрехт знал это, несмотря на непроницаемую стену, которой за долгие годы окружил себя капитан. Три линии пересекали лицо фон Кесселя, три линии, связанные змеящейся дугой, проходящей через лоб по левой брови, над правым глазом и правой скулой до самого подбородка. Каждая была толщиной в полдюйма и бледно выступала на загорелом лице. Это была четверть колеса о восьми спицах, знак дурного предзнаменования.
Вот почему молодой фон Кессель был изгоем: считалось, что он приносит несчастье. Никто, кроме Альбрехта, не знал о его происхождении. Альбрехт бесконечно бранил фон Кесселя, и однажды тот восстал против сержанта и ударил его кулаком в челюсть. Альбрехт, конечно, ответил, и молодой человек упал без сознания. Тем не менее, с этого дня Стефана больше не донимали, и он медленно вышел из своей скорлупы и стал для других солдат верным товарищем по оружию. Он был не слишком разговорчив и не имел близких друзей, но солдаты зауважали его и стали безоговорочно доверять.
Постепенно он начал продвигаться по службе и, кажется, против воли, стал, наконец, капитаном. Альбрехт не расстроился из-за того, что оказался теперь под началом у фон Кесселя, поскольку признавал блестящие способности молодого человека.
Более того, он с гордостью служил капитану и любил его как брата.
Стефан говорил Альбрехту, что много лет назад Грубер спас его. Да уж, спас, называется, подумал Альбрехт. Толстый ублюдок был там, когда раскаленное добела клеймо в виде колеса приложили к лицу ребенка. Это был позор на всю жизнь. Конечно, Грубер мог при желании приказать утопить ребенка за предательство его деда, но Альбрехт считал, что тот, кто заклеймил невинного младенца, никак не заслуживает именоваться спасителем.
Сержант фыркнул и снова затянулся трубкой.
И на нем нет бесчестья. Уходя, Стефан успел расслышать слова сержанта и теперь молился, чтобы тот оказался прав.
Хрот рассек топором спину еще одного убегающего горожанина, и тот рухнул с жалобным криком. На шею человека опустился тяжелый сапог, и звук резко оборвался. Ночь озарилась пламенем – кьязаки решили сжечь городок дотла. Те, кто укрылся в домах, повыскакивали наружу и тут же были перебиты. К отвращению Хрота, многие предпочли сгореть, чем сразиться с его людьми. Как бесславно. Встретить врага лицом к лицу в самом пылу битвы, бесстрашно идти на смерть – вот достойная гибель. Кьязаки верили, что трусы, поддавшиеся страху в сражении, не возродятся вновь.
На улицах царил хаос. Испуганные мужчины, женщины и дети с воплями убегали от кьязаков.
Огонь достигал верхних этажей самых высоких зданий, и некоторые уже обрушились, потому что сгорели перекрытия. Кьязаки сеяли смерть повсюду. Они обнаружили и беспощадно вырезали два небольших отряда солдат. Хрот сам убил не меньше дюжины человек, но его боевой топор по-прежнему жаждал крови.
Из переулка донесся рев, и Хрот обернулся. На него прыгнуло что-то огромное и косматое, разверстая пасть сверкнула клыками у самого горла. Он взмахнул топором и ударом вбок отбросил жалобно залаявшее существо к стене дома. Зверь был покрыт густым темным мехом, из его спины торчало несколько пик. Удар Хрота сокрушил ребра животного, из раны торчали обломки костей, покрытые пузырящейся кровью. Язык вывалился из пасти, глаза остекленели.
Барок опустился рядом с убитым животным. Раздвинув густой мех на голове, он ясно увидел клеймо.
– Это один из боевых псов Зара Слааета. Значит, он близко.
– Хорошо, – отозвался Хрот. – Туда.
Он указал направление рукой и помчался по темному переулку. На пути попался разодранный труп с вывалившимися кишками. Добыча боевого пса.
Хрот ухмыльнулся при мысли о Заре Слааете. Долго же пришлось дожидаться возможности отрубить ему голову.
Глава 5
Стефан мгновенно проснулся и приставил клинок к горлу человека, склонившегося над ним. Он узнал его и со вздохом облегчения отпустил.
– Спасибо, – сказал сержант. – А то я чуть не обделался.
– Что случилось? – спросил Стефан, вставая с походной койки и убирая кинжал в ножны.
– Прости, что разбудил, капитан. Тебя вызывают в шатер Грубера.
– Что? При дворе неприятности?
– Нет, ты им просто срочно нужен. Кажется, прибыл какой-то генерал.
– Генерал?
– Ага. Понятия не имею, кто такой, но рыцарей с собой привел целую пропасть. Важный человек, наверно. Приехал из Нулна, сразу направился к шатру графа и потребовал созвать военный совет.
Стефан нахмурился:
– Потребовал? Не многие могут требовать созвать военный совет среди ночи при участии графа-выборщика. Кстати, который час?
– Скоро рассветет.
Стефан потер лицо, сбрасывая последние остатки сна. От него пахло перегаром. Альбрехт заметил рядом с постелью капитана пустую бутылку.
– Я подожду тебя снаружи.
Капитан вышел через несколько минут в помятой кирасе, наголенниках и латных рукавицах, в лилово-желтой безрукавке с разрезами. Под мышкой у него был шлем с забралом, на боку – пара пистолетов и меч. Как всегда, шею капитана украшал медальон в форме двухвостой кометы – символа бога войны Сигмара.
– Пошли.
Мужчины молча зашагали через лагерь и поднялись на холм к шатру Грубера. Вокруг горели факелы, рядом с шатром стояли два боевых коня в полном снаряжении. На одном сидел рыцарь, высоко подняв знамя, другого держали двое мальчиков-конюших. Лошади были огромны, ладоней по восемнадцать в холке. Стефан не разглядел изображения на поникшем без ветра знамени и не смог понять, чьими гербовыми знаками украшена упряжь коней, но если они были и правда из Нулна – резиденции императора Магнуса, – то, кажется, ясно, кто это приехал. Стефан преисполнился почтения.
Они и Альбрехтом подошли ближе, и штандарт затрепетал от легкого ветерка. Стало видно, что на нем изображен череп с венком, окруженный лентой свитка с красивыми золотыми буквами. Стяг Рейкландгарда[1], частей, недавно основанных, но уже снискавших славу. Они бились бок о бок с Императором Магнусом в Великой Войне. Эти рыцари выиграли битву при Кислеве и обратили силы Хаоса в бегство. Мужчины переглянулись. Стефан вошел в шатер, Альбрехт остался ждать, переминаясь с ноги на ногу от холода и с опаской поглядывая на могучих коней Рейкландгарда.
Шатер освещали фонари и оплывшие свечи. Здесь находились Грубер и несколько его придворных. Было заметно, что граф оделся в спешке: расстегнутый ворот рубахи открывал дряблую белую кожу, парика не было, редкие седые волосы торчали клочками. Глаза отекли и покраснели, брови были насуплены. Графу явно не понравилось, что его разбудили в такой час.
Крупный мужчина в полном пластинчатом доспехе занимал в шатре главенствующее положение. При появлении Стефана он обернулся, и капитан увидел, что это рыцарь средних лет, с проседью в длинных черных, собранных в хвост волосах и впечатляющих усах, с суровым худым лицом и властным, грозным взглядом.
– Это он?
Голос рыцаря не был громок, но в нем чувствовалась абсолютная уверенность в собственной значимости и привычка повелевать.
– Да. Рейксмаршал Вольфганге Тренкенхофф, позвольте представить вам капитана Стефана фон Кесселя, – сказал Грубер.
Стефан выдал свое изумление лишь тем, что чуть заметно приподнял брови. Перед ним стоял герой Империи, близкий друг и союзник самого Императора. Он лично сформировал части Рейкландгарда и командовал армией, год назад нанесшей поражение силам Хаоса. В вопросах войны больше его собственного значило лишь слово самого Императора. Стефан мгновение пристально смотрел на него, затем почтительно склонил голову.
– Для меня это большая честь, – искренне сказал он.
– Граф-выборщик Остермарка говорит мне, что вы вопреки приказу не удержали позиции, – мрачно сказал рыцарь.
Стефан почувствовал, будто его крепко ударили в живот. Он ощутил прилив гнева, но не позволил эмоциям отразиться на лице. Даже не глядя на Иоганна, он чувствовал радость внучатого племянника графа.
– Это правда? – сурово спросил рыцарь.
Стефан облизнул губы и ответил, тщательно подбирая слова:
– Я бы не посмел ослушаться своего графа, господин. Я верный солдат Остермарка и Империи.
– Капитан фон Кессель и полк, находящийся под его командованием, были направлены к Глубокому перевалу, разве не так?
– Совершенно верно, лорд Рейксмаршал, – донесся вкрадчивый голос смуглого советника-тилейца. – Капитана послали остановить силы Хаоса, которые предприняли обходной маневр из-за гор.
– Сколько солдат находится у него в подчинении?
Советник обернулся к графу, и тот нетерпеливым жестом велел ему продолжать.
– Под командованием капитана фон Кесселя находится примерно… две с половиной тысячи пехотинцев с алебардами.
– После вчерашнего осталось две тысячи тридцать семь, и еще тридцать четыре могут умереть сегодня ночью от ран, – перебил Стефан.
– И еще около тысячи аркебузиров, восемьсот арбалетчиков и восемь пушек из Нулна, – продолжил Андрос. – Кроме того, имеется ряд нерегулярных подразделений, включая разведчиков, верховое сопровождение и ополченцев. Как правило, эти отбросы ни на что не годятся.
Стефана задело последнее замечание, но он не подал виду.
– Прекрасно, а почему приказ был отдан именно фон Кесселю?
– Потому что он оказался на месте, а поручение – ответственное. Капитан фон Кессель – один из лучших офицеров во всей армии Остермарка, – холодно ответил советник.
– Значит, он – один из наиболее компетентных боевых командиров, верно?
– Да, в числе прочего. – Грубера уже явно начал утомлять этот разговор.
– И он ослушался приказа, который мог погубить его полки, и все же вернулся с победой.
Глаза Грубера изумленно расширились. Он закашлялся, брызгая слюной, язвы на шее жутковато покраснели. Когда приступ прошел, он проворчал:
– К чему вы клоните? Если так и дальше пойдет, я вернусь в постель.
– Примите мои извинения, Великий Граф Грубер. Постараюсь более не мешать вашему отдыху. Но вы знаете, что север лежит в руинах. Вам также известно, что Теклис, эльфийский принц-маг, в настоящее время находится вместе с нашим добрым Императором в Альтдорфе.
– Да, да, я знаю. Основывает какие-то коллегии.
– Великие Магические Коллегии, граф. Возможно, вам не известно, что флот народа Теклиса патрулирует Море Когтей в течение последних четырех лет боевых действий. Они оказали нам неоценимую услугу, одолев вражеские корабли, грабящие наши северные побережья, и не раз еще приходили на помощь. Также, как мне сообщали, они ведут боевые действия у побережья Норски. В результате многие корабли северян были задействованы при обороне и в последний год даже не выходили в рейд. Боюсь, что без эльфов Нордланд и Остланд были бы для нас потеряны. На самом деле эльфийские силы даже сейчас охраняют наши северные берега. Союз с Высшими Эльфами имеет жизненно важное значение. Усилившаяся угроза с севера заставила эльфов выйти в море, и на берегу остались без помощи знатные особы. Так вот, об истинной цели моего визита. Я здесь, чтобы реквизировать вашу армию, граф Грубер, и я хочу, чтобы капитан Кессель возглавил ее.
Глава 6
Хрот Кровавый и его кьязаки осторожно продвигались по городской площади, освещенной пламенем пожара, пожирающим дома. Посередине ее находился большой фонтан, украшенный помостом с фигурами, высеченными из светлого камня. Хрот так и не понял, было ли это лишь зрительным обманом, но вода казалась кроваво-красной. Статуя в центре изображала жалкого, ненавистного имперского бога Сигмара с поднятым молотом. Его окружали одиннадцать статуй полководцев. Пока Хрот смотрел, воин в шлеме забрался на плечи Сигмара и отбил статуе голову тяжелым двуручным молотом. Раздались торжествующие крики.
Олаф, руки которого были покрыты запекшейся кровью, сердито зарычал, увидев, как с другой стороны площади воины проносят боевые стяги из черного шелка, украшенные гербом предводителя.
– Зар Слаает, – прошипел Хрот и зашагал через площадь.
Почти четыре сотни кьязаков ринулись за ним. Мостовая была усыпана трупами мирных жителей и солдат. Очевидно, сюда сбежались напуганные горожане, и немногие уцелевшие солдаты держали здесь оборону. Гнев закипел в груди Хрота. Их должны были перебить его люди, принося жертву великому Кхорну. Нельзя было отдавать их Зару Слааету.
Хрот ненавидел его с самой первой встречи, состоявшейся три года назад. У ворот Праага Хрот и Слаает бились плечом к плечу, но лишь потому, что так повелел Верховный Зар полководец Асавар Кул. Хрот сам никогда не видел Верховного Зара, но одного страха перед его именем было достаточно, чтобы бойцы, сражавшиеся под его знаменами, не отвлекались на распри между собой. Хрот и Слаает славно бились в Прааге, уничтожая защитников Кислева. Слаает, сладкоголосый и обаятельный, после битвы принял титул Зара. Хроту подобные почести не полагались, и это было тем более обидно, что Слаает тоже происходил из кьязаков. В тот день Хрот дал обет великому Кхорну принести ему в жертву череп Слааета.
Соперничающие отряды с опаской оглядели друг друга. Со стороны они смотрелись почти одинаково – состояли из кьязаков и имели похожее оружие. Их отличали друг от друга только рисунки татуировок и украшения, продетые прямо сквозь плоть. Воины Хрота Кровавого предпочитали скрещенные шрамы на щеках и предплечьях и кроваво-красные татуировки, нанесенные, в знак служения Кхорну, в то время как солдаты Зара Слааета украшали себя штырями, продетыми в брови, уши и носы, и сложными, змеящимися татуировками. Численность обоих отрядов была примерно одинакова.
Высокая фигура в черном выпрямилась, проведя пальцами по золотистым волосам неподвижно лежащей женщины. Вокруг валялось еще не менее дюжины обнаженных мужских и женских тел. Несомненно, они насытили вожделение Слааета, но ненадолго.
Достаточно стройный для кьязака, Зар Слаает был где-то на полголовы ниже Хрота и за счет телосложения казался в сравнении с ним просто маленьким. Прямые совершенно белые волосы обрамляли красивое лицо, ниспадая на закованную в черный доспех спину. На левой щеке красовалась маленькая пурпурная спиралевидная татуировка – знак Слаанеша, бога упадка. Глаза были совершенно черные – зрачки расширились и закрыли собой всю радужную оболочку.
– Прошли дни твоей славы, Слаает, – проворчал Хрот, когда противник подошел к нему.
Отряды собрались в два полукруга. Они знали, чего можно ждать, – такие столкновения случались уже бесчисленное количество раз.
Слаает обезоруживающе улыбнулся и тряхнул волосами.
– Значит, ты думаешь, что настало твое время, Хрот Кровавый. – Он открыл рот и пробежал по зубам кончиком длинного заостренного лилово-розового языка. – Когда все это закончится, я пообедаю твоими внутренностями, а тебя оставлю в живых, чтобы ты мог сполна насладиться ощущением. Так и будет, мой дорогой Хрот. Я тебя порублю на мелкие кусочки – Слаанеш любит кровь служителей Кхорна. – Он издал смешок, разминая руки, и вытащил длинную саблю левой рукой, а шипастый бич – правой. Змеящийся бич, казалось, был наделен собственной жизнью и словно жаждал причинить боль.
Хрот пригнулся, держа топор обеими руками, и двинулся вперед.
Он заметил шамана, который стоял перед отрядом противника и что-то беззвучно бормотал. Это был рослый сильный человек с обнаженной грудью, в меховом плаще. Вся его кожа была покрыта странными темными знаками. Каждую секунду они двигались, меняя форму и расположение. В руках шаман держал длинный посох, словно сделанный из корней вековых деревьев, сплетенных вместе. На конце корни изгибались в форме обожженной огнем восьмиконечной звезды. Хрот понял, что шаман на самом деле не держит посох, наоборот, странный предмет оплетал руку человека и глубоко врастал в его плоть. Слаает заметил, что глаза Хрота сузились, и обернулся, чтобы посмотреть, что это так удивило противника.
– Нравится посох, а? Это за ним ты пришел? Иди и возьми его, верный пес своего господина! – Слаает снова улыбнулся. – Ты же этого хочешь. Пришел забрать его и отнести своему драгоценному повелителю Судобаалу. Знаю, знаю, но все-таки предпочитаю сохранить посох у себя.
– Я никого не называю повелителем, – с угрозой в голосе сказал Хрот.
– Конечно нет, пес.
Воины обоих отрядов принялись дружно колотить оружием по щитам, всякий раз издавая рык. По мере того, как соперники начали окружать друг друга, звук становился все громче и громче. Это был ритуал, который воины-кьязаки исполняли уже много веков, зная, что боги смотрят сверху и жадно ожидают зрелищ. Оба воина были избраны своими богами и наделены необычайной силой, оба уже уложили в подобных поединках по дюжине других избранных.
Бич Слааета засвистел, явно желая впиться Хроту в глаза, но тот отвернулся, и шипы лишь оцарапали ему щеку. Хрот почувствовал на губах вкус собственной крови и ощутил прилив сил. Он с ревом прыгнул вперед, замахнувшись топором.
Стройный воин Слаанеша легко отскочил в сторону; доспех не мешал ему двигаться весьма грациозно. Увернувшись от топора Хрота, он взмахнул саблей, и та без труда рассекла тяжелый бронзовый наплечник выкрашенной в красное брони. Воин Кхорна взвыл от боли. Отступив назад, Слаает хлестнул Хрота плетью по загривку, и шипы немедленно впились в тело.
Хрот обернулся, ловя взглядом каждое движение противника, и взмахнул топором, целясь в голову. Зар отскочил и приготовился к ответному удару. Хрот увернулся, и все повторилось, но тут кончик бича обмотался вокруг рога на шлеме Хрота и вырвал его с корнем.
Хрот взревел и снова прыгнул, пытаясь настичь юркого противника. Топор просвистел в воздухе, Слаает попытался избежать удара, и даже довольно успешно, но тут Хрот попал ему в лицо рукоятью топора. Зар отшатнулся, едва устояв на ногах, и только почти сверхъестественная ловкость спасла его от смертоносного лезвия.
Они снова закружились, сверкая оружием. Слаает двигался легко, всякий раз оставаясь за пределами досягаемости тяжеловесного противника. Время от времени он на миг подскакивал ближе, словно танцуя, чтобы нанести удар, но большинство атак были отбиты Хротом, который, казалось, становился лишь сильнее, по мере того, как росла его ярость. Прошла минута. Из раны на боку Хрота хлестала кровь.
Слаает замахнулся, чтобы поразить врага в раненый бок, но тот, отступив на шаг, схватил его за руку, сокрушая кость. Свободная рука Зара выронила хлыст и долей секунды позже вонзила в предплечье Хрота зазубренный кинжал. Мелькнул длинный язык Слааета, задевая щеку избранника Кхорна. Хрот притянул Зара к себе и ударил лбом в лицо, ломая нос, а потом, не выпуская запястья противника, два раза приложил его коленом в пах. Слаает обмяк, и только тогда Хрот выпустил его и размахнулся топором.
Зар откатился назад. Снова засвистел бич. Держа топор одной рукой, Хрот поймал кончик бича, потянул и сбил Зара с ног. Удар пришелся по шее стройного воина, и голова, подпрыгнув, покатилась по земле в шлейфе белых волос.
Хрот вырвал кинжал из предплечья и швырнул его оземь. Повернувшись, он подошел к шаману. Воины Слааета расступились, и шаман быстро заговорил, воздев руки и словно пытаясь защититься. Хрот без лишних церемоний разрубил ему голову до самой челюсти, и человек упал на землю. Корешки посоха вышли из мертвой плоти, оставив в ней отверстия. Хрот пинком отбросил посох от трупа и выпрямился во весь рост, грозно глядя на воинов Слааета.
– Любой, кто захочет ко мне присоединиться, может это сделать. Кто не желает – говорите, и будете иметь дело со мной.
На площади воцарилась тишина. Хрот подошел к ближайшему воину, у которого на лбу была вырезана восьмиконечная звезда, потянулся и выхватил из ножен кинжал бойца, потом порезал им свою ладонь. Запузырилась кровь; Хрот на миг накрыл раненой ладонью лицо человека, и тот вздрогнул.
– Ты связан со мной узами крови. Отныне ты – один из моих братьев по оружию.
Человек поднял обе ладони и почтительно склонил голову перед новым вождем: избранник Кхорна знал, что воин почувствовал в его крови привкус божественной мощи.
Другие бойцы окружили Хрота, чтобы также присоединиться к его племени.
Глава 7
Прошедшая неделя вымотала Стефана фон Кесселя до предела. Ноги нещадно болели, зато по ночам он спал крепко, как никогда. Кажущиеся бесконечными ежедневные четырнадцатичасовые переходы, разбивка лагерей, шестичасовой отдых, который раз в три дня сменяло ночное дежурство, и выход на рассвете следующего дня – задача не из легких.
Личный состав армии стал заметно многочисленнее: Рейксмаршал реквизировал еще часть войск графа, включая преимущественно копейщиков и следопытов с луками. Это были люди простые, незнатные и бесхитростные, но смелые, и их охотничьи навыки оказались полезны с точки зрения обеспечения армии провиантом.
Рейксмаршал лично присоединился к армии Остермарка с двумястами рыцарями Рейкландгарда. Для простых солдат это были полулегендарные личности, но они не выказывали высокомерия и смешали ряды с пехотинцами на второй день пути. Стефан с радостью обнаружил, что это не богатые знатные рыцари, в политических целях купившие себе место в ордене, но закаленные бойцы, каждый из которых прошел десятки битв. Всем им довелось участвовать в Великой Войне против Хаоса, и все были на поле брани в день, когда Магнус сокрушил вражеское войско под стенами великого города Кислева. Это были обычные люди, избранные за храбрость и умение в бою.
Фон Кессель узнал, что этот новый орден был единственным в своем роде: сюда вошла элита, самые лучшие рыцари из других орденов. Он гордился, что марширует бок о бок с этими героями, и мысленно не раз возвращался к тому, что неделю назад произошло в шатре Грубера.
«– Я хочу, чтобы капитан фон Кессель возглавил ее.
В шатре стало тихо. Лицо Иоганна исказил гнев. У Грубера отвисла челюсть. Граф заговорил первым.
– Это… Это неприемлемо.
– Полагаю, вы найдете это очень даже приемлемым, – холодно сказал рейксмаршал Тренкенхофф.
– Но фон Кессель – мой! Он не может занять этот пост. Его место здесь.
– Может, это и ваш человек, но вы – человек Императора, и в данный момент я провозглашаю императорскую волю.
– Рейксмаршал, – сказал Стефан, и все повернулись к нему. Многие вообще успели уже забыть, что он здесь. – Для меня это большая честь, но я… чувствую себя недостойным ее.
– Вот! Этот мальчик сам считает, что так не годится! – заявил граф.
Взгляд стальных глаз Тренкенхоффа остановился на фон Кесселе.
– Почему это ты чувствуешь себя недостойным долга, который возлагает на тебя Империя?
– Вы слышали про моего деда?
– Да. И что с того?
– Ну, я думал, что бесчестье, которое лежит на мне, будет…
– Да мне плевать, кем там был этот твой дед и что он натворил. Это долг, и ты не можешь выбирать, принять его или нет. Такова воля Императора. Я выше рангом, чем твой господин граф и, тем более, чем ты сам, капитан. Если Император призывает тебя на службу, будешь служить. Или тебя повесят. Готовьте своих людей, капитан. Выходим завтра в полдень. Поход будет не из простых; убедитесь, что запасы провианта достаточны.
Рейксмаршал повернулся на каблуках и стремительно вышел из шатра».
Стефан улыбнулся и покачал головой, вспоминая эту странную ночь. Рейксмаршал Вольфганге Тренкенхофф говорил с ним на заре.
«– Тогда в шатре я сказал правду. Мне наплевать, какой там позор на тебе лежит. Мне это просто неинтересно. Единственное, что важно, – это то, что ты хороший боевой командир. На перевале ты проявил инициативу и отличную выдержку. Ведь ты же знал, что атака на вражеский лагерь пройдет успешно, так? – Стефан кивнул. – Ты действовал быстро и спокойно: оценил ситуацию и вполне достойно отреагировал. Это редкость, фон Кессель. Правда. Такие смелые деяния сформировали Империю, и от них зависело ее существование. Если бы Магнус не атаковал так отважно силы Хаоса на дальнем севере и поступил бы по совету выборщиков, выжидая в городах и замках, как свойственно трусам, Империя, полагаю, лежала бы уже в руинах. Если бы войска Асавара Кула, да будет он проклят навечно, не были разбиты на равнинах Кислева, они бы уже громили Нулн, нашу столицу, убивая десятки тысяч людей. Всегда помни об этом, фон Кессель. Действуй смело, действуй разумно, но действуй! Сделать что-то, даже если окажется, что это было неправильно, всегда безопаснее, чем не делать ничего.
Рейксмаршал помолчал, потом снова заговорил: – А если еще хоть раз услышу, что ты на людях сомневаешься в себе, убью тебя собственноручно!»
Глава 8
Коленопреклоненная фигура в черной мантии была окружена восемью кругами, выложенными красным порошком на полу пещеры. Каждый круг пересекался с двумя соседними, посредине лежало приношение богам. Одно из приношений представляло собой кучку костей, другое – мерцающий кроваво-красный камень с пурпурными прожилками. Были тут и рогатый череп с узким подбородком, и берцовая кость какого-то огромного зверя, сплошь покрытая сложной резьбой. В центре круга, прямо напротив коленопреклоненной фигуры лежало тяжелое медное изображение восьмилучевой звезды Хаоса, еще в одном – совершенно круглый белый камешек, возле которого странно трепетал воздух. Последним приношением было еще живое, бьющееся сердце на золотом блюде. Один круг оставался пустым.
Лишь тусклый свет пробивался в пещеру, лицо коленопреклоненного полностью скрывал капюшон. Вдоль боков до самого пола свисали мертвенно-бледные руки, похожие на птичьи лапы. Внезапно они судорожно дернулись, фигура выпрямилась, не вставая с коленей, и распахнула мантию на груди, обнажив худой, но крепкий торс, покрытый шрамами. Сквозь полупрозрачную кожу просвечивали голубые вены.
Нелепых очертаний тень появилась откуда-то и проползла по полу в сторону коленопреклоненной фигуры до самых кругов. У нее были уродливое, похожее на детское личико, червеобразное тело и пара не то ножек, не то щупалец. Узкие желтые глаза напоминали змеиные. Не без труда приподнявшись, существо занесло над линией из красного порошка одно щупальце, затем другое. Скривив уродливое личико от напряжения, оно осторожно перенесло центр тяжести вперед и подобрало хвост, вползая в круг. Все это повторилось еще раз, и теперь существо сидело перед коленопреклоненным, как можно выше приподнявшись на хвосте и беззвучно открывая рот, полный мелких острых зубов.
Коленопреклоненный протянул руку и схватил уродца, поднеся его хвост к своему животу. Щупальца глубоко зарылись в бледную плоть, и вскоре было видно лишь отвратительное лицо существа, но и оно, наконец, исчезло. Бледное тело человека снова обрело цвет, синие вены исчезли.
Прикрыв грудь, человек встал, взмахнул рукой, и ветер рассеял красную пыль. Круги исчезли, и человек пошел прочь из пещеры, чтобы встретить бойца-победителя.
Хрот был рад, что теперь на его штандарте болталась еще и светловолосая голова Слааета. Невидящие глаза избранного глядели в никуда, челюсть отвисла, и изо рта вывалился язык почти фут длиной. Что бы Хрот ни думал об этом типе, а боги все же покровительствовали ему… некоторое время назад. Его голова была ценным трофеем.
Топая по густому подлеску, проламываясь сквозь сплетения кривых ветвей, он вспоминал слова Слааета. Как собака. Так он и сказал: как собака, понесешь посох своему господину. «Хм. Нет у меня господина», – подумал Хрот, пиная гнилое бревно, преградившее путь.
Он ненавидел густые темные леса Империи, но знал, что они могут быть полезны, ведь даже когда имперская армия была в полной силе, ничтожные людишки не могли держать под контролем каждый квадратный фут этих буйных зарослей. В самой чаще, куда не ступала нога человека, шныряли темные создания, в дальних лесах было полно зверолюдей. И все же Хроту не нравилось замкнутое пространство. Корявые вековые деревья не пропускали ни единого луча света, землю покрывал толстый слой перегноя, при каждом шаге под ногами хрустел тонкий лед.
Собственно, темнота его совсем не беспокоила. Более того, он к ней привык. В краю кьязаков, в нескольких месяцах пути на северо-восток, полгода царила тьма, и солнце едва подымалось над горизонтом. Земля кьязаков-кочевников была почти лишена растительности. Земля всадников. Склоны холмов, покрытые острыми осколками черных камней. Среди скалистых вершин – дымящиеся сернистые озера. Когда боги были голодны, гейзеры взметались высоко в небо. Там Хроту было хорошо, там над головой было лишь небо.
И еще ему не нравилось скрываться в тени. Да, конечно, это было нужно для отряда, растущего, но все еще неспособного в открытую совершить марш-бросок через всю Империю. Но это было мучительно для того, кто привык встречать врага лицом к лицу и сокрушать его во имя Кхорна.