— А что ты делал, когда я жила на болотах?
      — Это не одно и то же! Тогда я знал, что в любой момент могу приехать к тебе! А так, когда тебя не будет… Нет, не хочу! Я слишком привык к тебе, чтобы оставшиеся часы жить одними лишь воспоминаниями…
      — Ну, как хочешь, — пожала плечами Йорка. И на глазах ее опять заблестели слезы.
      — Расплачься еще здесь! — прикрикнул я на нее.
      — Спасибо тебе, Оке, — прошептала она. — Спасибо… Я всегда буду помнить это… Всегда…
      — До самой смерти? — пошутил я.
      — Не надо так… Не надо… — Йорка подошла ко мне и обняла. Я почувствовал, как стучит ее сердце — громко, торопливо, словно пытаясь успеть куда-то.
      Йорка подняла ко мне улыбающееся лицо, и я поцеловал ее в губы.
      — И за это спасибо, — прошептала она. — Как жаль, что у нас осталось так мало времени!
      Йорка отстраняется от меня и отходит в угол комнаты. Она украдкой вытирает слезы, а я деликатно отворачиваюсь в сторону. Смотрю в окно, но снаружи все та же сиреневая муть и ни фига не разобрать. Тогда я подхожу к сияющему шару и становлюсь рядом с ним. Жара от него чувствуется гораздо меньше, чем должно было бы быть, если судить по его размерам и яркости свечения. Интересно, как это у нас получится — обхватить его руками?! Не обожжемся?
      Я развожу в стороны руки и делаю вид, что пытаюсь обхватить шар. Вроде терпимо. Но, естественно, одному мне это проделать не удастся — диаметр шара больше метра, тут нужно вдвоем…
      В этот миг низкий гул прорезает несколько резких и бьющих по нервам звуков. Словно кто-то громко щелкает кнутом. Я вздрагиваю и смотрю на Йорку. Она уже успокоилась. Ну и хорошо. Не хочу в наши последние минуты видеть ее слезы.
      — Давай быстрее! — сердито кричу я ей. — А то сейчас как рванет!…
      — Не спеши, — усмехается Йорка. — Мы с тобой всегда на тот свет успеем!
      Она подходит к шару и становится напротив меня. Низкий гудящий звук все нарастает. Йорка смотрит мне в глаза, снова усмехается и протягивает мне руки. Мы крепко беремся за руки, заключая светящийся шар в кольцо. Словно хоровод водить собираемся, думаю я. Йорке приходит на ум то же сравнение. Потому что она вдруг весело произносит;
      — В лесу родилась елочка, в лесу она росла!…
      — Только Деда Мороза не хватает, — соглашаюсь я. — И Снегурочки тоже.
      — Помер наш Дед Мороз, — просто говорит Йорка. — Жалко Гилэйна. А насчет этой твоей Снегурочки… Скажи честно, Оке, ты с ней спал?
      — Не успел, — шучу я.
      — Но хотел?
      Я пожимаю плечами.
      — Давно уже предпочитаю не иметь дела со смертными женщинами, Йорка! Привязываешься к ним, а потом… они умирают…
      — А не надо привязываться! — весело советует она. — Трахнул пару раз, и — все!!!
      — Я так не могу, — признаюсь я. — И потом, твой светлый образ долго бы стоял перед моими глазами немым укором!
      — Вот уж никогда бы не подумала, что мой образ может быть немым!
      — Это точно! — соглашаюсь я. — Но «болтливый укор» — это звучит не так красиво.
      — Вот интересно, если бы ты ее трахнул, тебе бы она понравилась или нет?
      — Не знаю. Не люблю обсуждать подобные дела.
      — А что ты любишь?
      — Не ЧТО, а КОГО! Тебя.
      — Так я тебе и поверила! — смеется Йорка.
      Она хочет сказать еще что-то, но нарастающий низкий гул наваливается на нас, словно ворох разогретой ваты. Я вижу, как Йорка силится что-то произнести, как шевелятся ее губы, но ничего уже не слышно — все заполнил собой этот низкий гул. Йорка понимает, что говорить бесполезно, сердито дергает плечиком, и я ощущаю пожатие ее руки.
      Шар принимается пульсировать. Его поверхность покрывается рябью, словно море во время дождя. Свет, излучаемый им, разгорается, и шар начинает увеличиваться в размерах. Я понимаю, что скоро он перестанет помещаться в пространстве, ограниченном нашими руками. Хочу спросить Йорку, что она думает по этому поводу, но потом решаю этого не делать. К чему?!
      Да и вообще — стоит ли нам с ней сейчас разговаривать?! Ну что мы сейчас можем сказать друг другу? Начнем успокаивать и поддерживать словами: она меня, а я ее. Причем оба будем знать, что это все неправда. Глупо.
      Золотистый свет становится все ярче. Огненная сфера расширяется, и края ее уже касаются наших с Йоркой рук. Я удивляюсь тому, что совершенно не чувствую обжигающего жара. Наоборот, кожу словно бы обдувает легкий и прохладный ветерок.
      Я смотрю на Йорку, и наши глаза встречаются. Она улыбается мне. Я отвечаю ей улыбкой, хочу сказать, что, может быть, все обойдется, но губы не слушаются меня. Мне не удается издать ни звука.
      Золотистая сфера продолжает расширяться и уже поглотила нас целиком. Вокруг ничего не видно, кроме переливающегося всеми красками тумана. Но я вижу лицо Йорки. Мы смотрим друг на друга, потому что больше нам смотреть не на что. А еще потому, что мы очень устали и оба понимаем, что друг без друга нам не прожить. Мы не отводим глаз и по-прежнему стоим, крепко взявшись за руки.
      Я смотрю Йорке в глаза, словно хочу запомнить ее взгляд навсегда. Она — тоже.
      Мы просто стоим и смотрим. Долго-долго. До тех пор, пока вокруг не ста…

ЭПИЛОГ