Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Пять зелёных лун (сборник)

ModernLib.Net / Ревич Всеволод / Пять зелёных лун (сборник) - Чтение (стр. 8)
Автор: Ревич Всеволод
Жанр:
Серия: Зарубежная фантастика (изд-во Мир)

 

 


      Благодарю вас, господа, за ваш смех. Приятно, что хоть чувство юмора осталось неподмоченным.
      Неправда, сенатор. Это вовсе не сарказм, и я не собираюсь паясничать. Мне ли не знать, что сейчас не до смеха? Но неужели из-за этого надо запретить смех? Неужели нам только и осталось, что понурить головы и ходить, спотыкаясь о собственные подбородки?
      Ладно, сенатор, ваша взяла. Я — псих, я — выродок, я — злой дух, пожирающий грудных младенцев. Все, что я сделал, я сделал намеренно, и меня следует упрягать за решетку. Валяйте, заприте меня в каталажку, пошлите меня в газовую камеру. Я здесь не затем, чтобы оправдываться. Я вообще не хотел сюда идти. Неужели вам не приходит в голову, сенатор, что и без ваших укоров моя совесть не дает мне покоя?
      Простите, господин президент. Прошу извинить мою вспышку. Ладно, я буду продолжать. Вы хотите, чтобы я начал с самого начала? Даже несмотря на то, что большая часть этой истории хорошо известна?
      Ха- ха! Неплохо оказано, господин президент, торопиться нам и вправду некуда. Смотрите, даже сенатор на этот раз не удержался от улыбки.
      Что ж, насколько я припоминаю, все началось о того, как меня выставили из Патентного Бюро. Едва эти чинуши услышали мои объяснения и взглянули на мои чертежи и модели, как расхохотались мне прямо в лицо. Они указали мне на дверь и попросили никогда впредь не осквернять ее порог своей тенью.
      Я был готов ко многому… к сомнениям… недоверию, но уж никак не к тому, что надо мной станут насмехаться, словно над деревенским простачком. Вне себя от ярости, я поклялся, что месть моя будет страшной. Я вернулся к себе в штат Нью-Джерси — у меня там прелестная крохотная ферма, а при ней сарай, который, будто нарочно, построен под лабораторию, а на много миль кругом — ни одного назойливого соседа. РБТ я спрятал на сеновале. РБТ — так я назвал свою рабочую модель Системы Управления Погодой. А вот почему я ее так назвал, никто не знает, хотя научные обозреватели изощрялись потом во всяческих догадках, вроде того, что это, мол, сокращение от слова робот. Чепуха! Истина гораздо проще. Я назвал свою машину в честь Роберта Бейли Томаса — человека, перед которым я преклоняюсь.
      Не может быть, адмирал! Неужели вы и впрямь не знаете, кто такой Роберт Бейли Томас? Поразительно! Не хочу вас обидеть, но я не думал, что найдутся американцы, которые не слышали этого имени. Хорошо, я расскажу вам о нем. На заре американской словесности Роберт Бейли Томас был одним из самых плодовитых бумагомарак среди всей пишущей братии; его писания были любимым чтивом целых поколений. А еще он был предшественником современных метеорологов, родоначальником шайки шарлатанов, прикидывающихся специалистами в ими же выдуманной лженауке, именуемой прогнозом погоды. Короче говоря, Роберт Бейли Томас издавал «Альманах Старого Фермера»…
      Видите, сенатор, даже в те крайне тяжелые для меня дни я старался не терять чувства юмора.
      Что вы сказали, господин президент? Простите, но я вас не расслышал. Ах, так? Вот уж не думал, что вас могут заинтересовать мои ощущения. Да, понимаю: тем, кто не пережил подобных минут, это действительно может показаться любопытным.
      Что ж, вероятно, кое-кого среди вас мое признание шокирует, а сенатора, должно быть, окончательно убедит, что я псих, как он деликатно изволил выразиться. Но, сказать по правде, в тот момент я чувствовал себя вседержителем. Попытайтесь вообразить мое состояние. Вот вы сидите перед пультом сотворенного вами электронного чуда и знаете, что через считанные минуты — секунды вы обретете власть над стихиями. Разве на моем месте вы не почувствовали бы себя всемогущим?
      Вот вы поворачиваете рубильник и включаете питание. Вверх, все выше и выше, в самую тропосферу тянутся ваши незримые руки. Вы хватаете ветры за глотку и покоряете их своей воле. Черными тучами вы закрываете солнечный лик, а затем выжимаете из них соки то нежным дождиком, то свирепым ливнем. Молнию в небе вы гасите, словно окурок. Звезды дрожат у вас в ладонях, свирепые ураганы ходят на цыпочках, а палящий зной и пронизывающий холод повинуются мановению вашего пальца.
      Да, господа, сознаюсь, что одно пьянящее, упоительное мгновение я искренне считал себя божеством.
      Но это безумие не могло длиться долго. Что бы ни говорил про меня сенатор, но прежде всего я ученый, а посему — человек здравомыслящий. Кроме того, мог ли я позабыть те долгие четырнадцать лет, пока в великих трудах и муках появлялось на свет мое детище? А прилично ли божеству, сжав зубы и обливаясь потом, корпеть над своим творением?
      В самых безумных снах мне и не спилось, что моя машина будет работать настолько успешно. Поворотом рукоятки я мог изменять погоду, контролируя на сто миль в округе каждый солнечный луч, каждую каплю дождя, каждое дуновение ветерка. А ведь РБТ была всего лишь экспериментальной моделью.
      В состоянии ли вы, господа, понять охватившую меня радость? Вы все занимаете крупные посты. Вы добились успеха. Вы доказали свое право вести за собой народ. Вы принадлежите истории. Я уверен, что среди причин, побудивших вас избрать для себя именно этот жизненный путь, немалую роль сыграло желание оставить след в памяти грядущих поколений. А коли так, то попробуйте представить, как должны будут почитать наши потомки человека, уничтожившего засухи и песчаные бури! Человека, принесшего сады в пустыню, цветы на полюс и освежающий ветерок в тропики!
      Вообразите нивы, сгибающиеся под тяжестью колосьев, — ведь они получили ровно столько солнца и дождя, сколько надо, и как раз тогда, когда надо! Вообразите побережье Мексиканского залива, позабывшее угрозу ураганов, Индию, избавленную от муссонных дождей и наводнений, вообразите планету, которую не опустошают торнадо и не заносят зимние вьюги! Впрочем, обратимся к вещам более обыденным. Попробуйте представить себе, что лужайка перед вашим домом никогда не выгорает, а воскресную рыбалку не портят дожди!
      Таким мог бы стать наш мир, господа! Вот в чем состоял мой подарок потомкам! А как отнеслись к нему ученые мужи из вашего Патентного Бюро? Они заляпали кофейными пятнами чертежи, воплотившие годы напряженных трудов, стряхивали сигарный пепел на модель важнейшего изобретения в истории и встретили меня хихиканьем, от которого разило винными парами.
      Должен признаться, господа, что, знай я в тот момент адреса этих мерзавцев, им бы пришлось жарко! Или холодно.
      А пока я вернулся к себе в лабораторию, полный решимости нанять грузовик, перевезти РБТ в окрестности Вашингтона и устроить такую заварушку с погодой, что мир ахнет. Но по натуре я человек не мстительный, и совесть не позволила мне наказывать ни в чем не повинных людей за насмешки и оскорбления, нанесенные мне шайкой самодовольных болванов. Поэтому я остановился на более безобидном, но все же достаточно эффектном плане. Я нацелил установку на центр Нью-Йорка, сделал необходимые приготовления, переключил управление на автоматический режим и приготовился наслаждаться спектаклем.
      Что было дальше, вы, конечно, помните. В первый день никто не обратил внимания — мало ли какие бывают капризы погоды. Но когда та же картина повторилась на второй и на третий день, раздался столь мощный вопль негодования, что он буквально смел предсказателей погоды с их насиженных местечек в городском бюро прогнозов. Мой замысел был прост и прекрасен. В 6.55 на утреннем небе появлялись первые облачка. Пять минут спустя, ровно в 7.00 начинало лить как из ведра, и дождь продолжался до 9.00, после чего облака рассеивались и выглядывало солнце. Но хорошая погода стояла всего два часа: в 11.55 облака возвращались и вновь с полудня до 14.00 шел проливной дождь. Затем то же повторялось вечером с 16.55 до 19.00 и еще раз с 21.55 до полуночи.
      Согласитесь, что расписание было составлено умно — оно позволяло причинить максимум неудобств максимальному числу людей. В утренние и вечерние часы пик, в обеденный перерыв и вечером в часы развлечений, словом, четырежды в день ни на одном человеке не оставалось сухой нитки. Да, господа, это была шутка в гигантских масштабах!
      Что вы сказали, сенатор? Ах, как раз тогда вы были в Нью-Йорке? Бывает же такое невезение! Нет… нет, я не ждал, что вы оцените мою шутку. Что ж, я готов просить у вас прощения, коли причинил вам такие неприятности. Но я хочу, чтобы вы попробовали понять и мою точку зрения. Хорошо, хорошо, сенатор, раз вы так к этому относитесь, нам лучше оставить эту тему.
      Я продолжаю. К концу недели жители штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут подняли бунт. Под окнами бюро прогнозов болтались на виселицах чучела метеорологов. Закусочные не справлялись с доставкой завтраков на дом. Универмаги не поспевали продавать плащи и зонтики. Газеты буквально взбесились, печатая на первых страницах под аршинными заголовками бредовые высказывания специалистов и досужие домыслы экспертов.
      Пошла вторая неделя, а дожди все лили по расписанию, и тут подняли шум политиканы, требуя расследования в конгрессе, а одно хорошо информированное лицо из государственного департамента намекнуло журналистам, что виной всему — козни русских. Толпы смутьянов, направлявшиеся бить стекла метеостанции в Центральном парке, повернули к русскому консульству и были остановлены только после вмешательства национальной гвардии. Русские, разумеется, все отрицали, но им никто не верил.
      Дождались своего часа психопаты и сумасшедшие; одни видели в каждой капельке дождя человечков с Марса, другие забились в пещеры и принялись ожидать светопреставления. Ну, а во всех кабачках города в один голос валили происходящее на атомную бомбу.
      Я почувствовал, что влип в историю, и уже стал подумывать, не устроить ли небольшой перерыв, как вдруг по проселочной дороге, ведущей ко мне на ферму, с грохотом и скрежетом пронеслась вереница черных лимузинов в сопровождении эскорта полицейских на мотоциклах. Они мчались, словно на пожар, и взрыли лужайку под окнами не хуже плуга. От выскакивающих из машин чиновников у меня зарябило в глазах. Я вышел на порог сарая, и они бросились ко мне, размахивая руками и крича:
      — Выключите ее, Харрингтон! Получите свой патент, но только выключите ее поскорее!
      Говоря по правде, я ничуть не меньше их радовался тому, что они меня нашли. Я начал было побаиваться, что эти патентованные олухи потеряли мой адрес. К счастью, этого не случилось.
      Все дальнейшее вы, господа, и в особенности вы, господин президент, знаете не хуже меня. Я получил патент на РБТ и, не сходя с места, подарил его правительству. Сейчас не время и не место вдаваться в подробности, но должен сказать, что правительство щедро меня отблагодарило и вдобавок назначило начальником исследовательского отдела вновь созданного департамента управления погодой.
      Как вы помните, Пентагон вначале пытался засекретить мое изобретение, пока но будет создана национальная сеть станций РБТ. Куда там! Тайну знало слишком много народу. Правда выплыла наружу, а что стало твориться, когда репортеры газет, радио и телевидения пронюхали…
      С вашего позволения, господа, я бы предпочел опустить эту часть своего рассказа. Стоит мне услышать слово «интервью», как я теряю над собой контроль.
      Благодарю вас. И тут-то мы и начали рыть себе яму. Я не из тех людей, что задним числом любят похваляться, как здорово они все предвидели; но вспомните, как я протестовал против создания континентальной сети РБТ. Однако я уже утратил всякий контроль над своим изобретением, и в этом, полагаю, моя самая большая ошибка. Я не собираюсь огульно обвинять все правительство, теперь-то я знаю, что кое-кто из официальных лиц был со мной согласен. Но верх взяли сторонники крупных проектов, которые не любят размениваться на мелочи, а все вы хорошо знаете, чего в таких случаях следует ожидать.
      У меня была разработана разумная практичная программа; она обошлась бы правительству едва ли в тысячную долю тех средств, которые оно в конце концов истратило. Будь эта программа одобрена, у нас была бы сегодня работоспособная система контроля погоды и мы не оказались бы — прошу прощения за игру слов — в этой луже…
      Мой план был прост. Я предлагал изготовить с десяток РБТ и установить их на передвижных платформах с тягачами. Эти установки можно было бы расположить в стратегически удобных пунктах, а затем при первых признаках опасности перебрасывать в районы, которым угрожают стихийные бедствия. Это дало бы нам защиту от стихий и позволило бы выиграть время и деньги для разработки более усовершенствованных вариантов РБТ с большим радиусом действия.
      Повторите еще раз, генерал. Ну конечно. Я прекрасно знаю, какие цели преследовала правительственная программа. Всего несколько минут назад я уже упоминал о перспективах, которые контроль над погодой открывает перед человечеством. И если память мне не изменяет, машину для управления погодой тоже создал не кто иной, как я. Но я уже много раз повторял и буду повторять снова и снова: назначение РБТ — защита от стихийных бедствий.
      РБТ должны были появляться на сцене лишь в тех случаях, когда погода грозила сорваться с цепи, когда опасность начинала угрожать жизни и имуществу людей. Но эту простую истину никто не хотел понять. Откуда мне было знать, что крикуны и демагоги захотят нажить на погоде политический капитал? Они, разумеется, все сделали по-своему. И вот результаты…
      Что вы сказали, господин государственный секретарь? Как я смею сваливать вину на департамент управления погодой? Я думал, что об этом нетрудно догадаться. Очевидно, я ошибся. Тогда попробую несколько освежить вашу память.
      Помните ли вы, что творилось в самом начале? Еще не была создана континентальная сеть, а местные метеостанции уже принялись распоряжаться погодой на свой страх и риск. Каждый чиновник резвился во что горазд. Надо сказать, что вначале все было не так уж скверно. По крайней мере, пока не прошел вкус новизны. Помню, какое грандиозное впечатление произвел на публику рекламный снегопад в самый разгар июльской жары. Люди воспринимали фокусы с погодой как забавную шутку. Каждый встречный и поперечный держал пари «то ли дождик, то ли снег» и просаживал деньги в тотализаторах погоды, которые вырастали повсюду, словно грибы. Я сам как-то выиграл пятьдесят долларов, купив билет под чужим именем, но знали бы вы, каких трудов мне стоило заполучить свой выигрыш, когда букмекеры пронюхали, кто я.
      До поры до времени все это были детские забавы. Но вот за дело взялись гангстерские шайки и игорные синдикаты. Помните длинную вереницу расследований и скандалов? Подкупы и шантаж? Погубленные репутации и загубленные жизни? В один день создавались и лопались огромные состояния. Помните, как гангстеры запугивали и избивали честных метеорологов, а двоих даже убили за отказ сотрудничать? У операторов РБТ голова шла кругом, потому что какую бы погоду они ни выбрали, они сыграли бы на руку одному из конкурирующих синдикатов и все равно попали бы под подозрение.
      Казалось, вернулись времена сухого закона и бурных двадцатых годов. Но тут в бюро погоды Мемфиса стала работать оператором РБТ одна юная особа. Откуда только бралось у этой девчушки столько дерзости и фантазии! Помните, как она натянула нос всей этой шайке? Она дала им всего понемногу. Каждый день в Алабаме проглядывало солнце, лил дождь, ветер дул с севера, юга, востока и запада, мела метель, шел град, наступала жара, холодало и опускался туман. Она даже умудрялась каким-то образом устраивать все это одновременно. Ни один музыкант не играл с такой виртуозностью на своем инструменте, как эта девчонка на пульте РБТ.
      Затем ее пример подхватили другие операторы, и что же получилось? Кошмары и путаница, хаос и неразбериха. Помните ли вы это времечко, господа? Готов держать пари на все варенье ваших бабушек, что помните!
      Тогда вмешался конгресс и принял закон, устанавливающий погоду на каждый день недели. Посмотрим, верно ли я его помню. В субботу и воскресенье солнечно и настолько тепло, что можно купаться, но не слишком жарко — это уж само собой. По понедельникам проливной дождь. Помните, как, услышав об этом, домохозяйки всей страны взвыли от возмущения? Но Ассоциация женских клубов встала грудью — нет-нет, сенатор, я и не думаю паясничать — встала грудью на защиту этого закона. Они утверждали, будто хороший ливень в понедельник смоет всю грязь после воскресного пикника и будет способствовать украшению страны. Даже — добавлю я от себя — ценой того, что нижнее белье останется грязным.
      Возможно, я ошибаюсь, но сдается, что газовые компании и фабриканты электросушилок тоже приложили к этому руку. Разве они не взвинтили цены сразу же, как был принят закон?
      Как бы там ни было, вслед за дождливым понедельником закон предписывал на вторник и среду легкий ветерок и переменную облачность без осадков, а затем после дождика в четверг отличную погоду по пятницам — специально для переутомившегося начальства, которое любит начинать свой уикенд заблаговременно.
      А теперь вспомните, насколько хватило этого благородного начинания, после того как закулисные толкачи и лоббисты принялись оказывать давление на конгресс и каждая группа тянула в свою сторону? Не хочу пускаться в разглагольствования о системе нашего законодательства, но. пора бы уже понять, что нельзя беспредельно испытывать терпение народа.
      Итак, конгресс отменил свой закон о погоде и тут же принял новый, еще хуже прежнего. Есть люди, которые учатся на собственных ошибках. Но только не наши конгрессмены. Стоит им только начать заниматься предписаниями и постановлениями, как они уже не в силах остановиться. Кончилось тем, что они издали совсем уж кошмарный закон, предписывающий на каждый день недели теплую безоблачную погоду и легкий дождик с полуночи и до восхода солнца. Вот вам превосходный образчик щедрости наших законодателей, вопиющий о полном непонимании человеческой натуры. Приношу свои извинения всем сидящим здесь сенаторам и членам палаты представителей, но согласитесь, что из этой затеи не вышло ровным счетом ничего хорошего. Как бы там медоточиво и завлекательно ни расписывали этот законопроект во время дебатов…
      А теперь, господа, прежде чем сознаться в одном проступке, я хочу рассказать крохотный эпизод из моей жизни. История эта сугубо личная, но она имеет отношение к дальнейшему, так что я прошу вас запастись терпением. К тому же, как метко заметил господин президент, спешить-то нам все равно некуда.
      Как- то утром, месяцев пять спустя после принятия закона «Солнце — каждый день», я спустился в кафетерий при гостинице, где имел обыкновение завтракать, взгромоздился на высокий стул у стойки и крикнул официантке:
      — Омлет «солнышко» с поджаренной корочкой!
      Официантка — этакая нахальная рыжая девица — и ухом не повела, но я решил, что, поскольку я завтракаю здесь из месяца в месяц, она уже знает мой заказ наизусть. Я спокойно ожидаю свой омлет и вдруг вижу, что все окна наглухо закрыты ставнями. Тогда я дотягиваюсь до ближайшего окна и открываю его. В комнату, искрясь и отражаясь от еще мокрой мостовой, врываются лучи утреннего солнца.
      Вдруг из-за моего плеча высовывается веснушчатая рука с облупленными перламутровыми ногтями и захлопывает ставни. Оборачиваюсь. Передо мной, широко расставив ноги и уперев руки в бедра, стоит рыжая официантка.
      — Мы здесь не любим, когда открывают ставни, — с вызовом произносит она, — и, кстати, «солнышка» мы тоже больше не подаем, мистер прохфессор. Можете представить мое удивление.
      — Это еще почему? — спросил я.
      Она хрипло хохочет, и, к моему смятению, я слышу, как к ней присоединяются ранние посетители. Официантка поворачивается к ним.
      — Полюбуйтесь-ка на этого хмыря, — говорит она и тычет через плечо в мою сторону большим пальцем, — «солнышко» ему подавай. С поджаренной корочкой. Словно нас и без того мало поджаривают. И он еще спрашивает: почему?
      Она снова поворачивается ко мне и продолжает глумиться:
      — Уж кому-кому, господин прохфессор, а вам бы следовало догадаться.
      Я не имел ни малейшего представления, с чего бы это мне отказываться от своего любимого омлета. Я ем его каждое утро уже много лет подряд. Но со всех сторон слышались недружелюбные насмешки, и меня это не столько разозлило, сколько обескуражило.
      — Ну, так дайте яйца вкрутую, — пробормотал я заикаясь.
      — Ха! Теперь ему вкрутую захотелось, — фыркнула официантка и, перегнувшись через стойку, покрутила перед моим носом толстым пальцем. — Нет уж, прохфессор, ни жареных, ни вареных, ни печеных яиц вы здесь не получите. А если вам так уж приспичило яичек, так ешьте их всмятку. И холодными.
      По натуре я человек довольно миролюбивый. Мне противны любые публичные скандалы. Сама мысль о них приводит меня в ужас. Но яйца всмятку мне еще противнее. Тем более холодные.
      Дрожа от негодования, я слез со стула.
      — Что ж, позавтракаю в другом месте, — хотел я сказать ледяным тоном, но вдруг голос мой задрожал, как у напроказившего школьника.
      — Валяйте, прохфессор, — крикнула мне вслед официантка, — поищите другое местечко. Но только «солнышка» в этом городе вам не подадут. И не мечтайте. Придется уж вам глотать яйца всмятку, хоть подавитесь!
      Я в сердцах хлопнул дверью, но, даже выходя на залитую солнцем улицу, все еще слышал за собой издевательский хохот.
      Вот и все. Нелепая история, не так ли? Дело, не стоящее выеденного яйца. Сколько ни ломал я голову над этим происшествием, оно представлялось мне просто вздорной и бессмысленной выходкой.
      И вдруг меня осенило. До меня дошел зловещий смысл эпизода с яйцами. Вижу по вашим лицам, господа, что и вы поняли. Но невелика хитрость быть умным задним числом.
      А теперь выслушайте мое признание. Помните ли вы, как в один прекрасный день в июле прошлого года вся страна, а за ней весь мир были потрясены сенсационным сообщением о том, что в Вашингтоне пошел дождь. Затем в Нью-Йорке. Потом в Калифорнии, Техасе, Айове, Флориде и наконец над всей страной, от океана до океана, от Аляски и до Гавайских островов, разразился летний ливень. Так вот, господа, это вовсе не было попыткой диверсии со стороны русских агентов, как потом намекали газеты.
      Да, господин президент. Вы правильно догадались. Это случилось в тот же день, что и история с яйцами.
      Как я это сделал? Я давно уже работал над созданием центрального пульта, позволяющего контролировать всю сеть РБТ. Незадолго перед этим я закончил работу. Происшествие с яйцами подсказало мне, что есть люди, которые совсем не прочь для разнообразия немного помокнуть под дождем, и тут я понял, что и сам сыт по горло безоблачными небесами.
      Я включил пульт и настроил его на теплый летний дождик. Сработало прекрасно, за исключением лишь блока синхронизации. Но я не стал доискиваться до причины неполадок. Я просто вышел на улицу без плаща и зонтика, наслаждаясь погодой.
      Что вы сказали, сенатор? Ах, оказывается, это я испортил пикник, который ваша супруга устроила в честь супруги монровийского посла? Примите мои глубочайшие извинения. Если бы я только знал…
      Да, сенатор, я понимаю, что нарушил закон. Согласен, тысячу раз согласен, что законы священны — по крайней мере, до определенного предела. Но я никогда не соглашусь почитать закон выше блага моих сограждан.
      Помните ли вы, сенатор, тот удивительный доклад ФБР, который, не будь он так хорошо документирован, мог бы показаться совершенно невероятным? Вы и ваша комиссия не могли, с ним не ознакомиться. В докладе говорилось о широком, хорошо организованном заговоре с целью уничтожения всех станций РБТ. Заговор этот провалился только из-за поразительного стечения обстоятельств. По странному совпадению именно в день, когда этот замысел должны были привести в исполнение, по всей стране пошел дождь. Кстати, заговорщики не были иностранными агентами. Это были самые обыкновенные американцы, которые никогда в жизни не занимались подрывной деятельностью. Просто они считали, что правительство не имеет права диктовать, какой должна быть погода. И все они были сыты солнцем по горло.
      Не буду утверждать, господа, что я знал об этом заговоре и устроил дождь, чтобы его сорвать. Это было счастливой случайностью. Но я правильно почувствовал настроение народа — вот почему я считаю, что поступок мой должен быть оправдан, даже если бы никакого заговора и не было. И что же? Разве хоть один человек обратился в бюро погоды с жалобой на испорченный солнечный день? Ни один! Люди выбежали из своих домов и прыгали под дождем, крича от восторга. Но один человек, не два, а вся страна. Рассказывают даже, будто на одной из голливудских улиц образовался хоровод, который протянулся через всю Калифорнию до Сан-Франциско и остановил движение на мосту Золотых Ворот.
      Да, сенатор, мне известно, что эту историю считают несколько преувеличенной.
      Таковы были обстоятельства, заставившие меня решиться на то, что я сделал потом. Я хочу, чтобы вы постарались попять мои побуждения. Вспомните, сколько я умолял вас — всех вместе и каждого поодиночке — отменить контроль над погодой. Вспомните, как я упрашивал всех — вплоть до самого мелкого чиновника — пересмотреть политику и применять РБТ только в соответствии с моим первоначальным замыслом. Никто не хотел меня слушать. Мне отвечали, что правительство действует в интересах страны, что парод привыкнет и все образуется. Образуется!Как много надежд возлагают на это словечко. Прошло еще несколько безоблачных месяцев, и народ так привык, что готов был всех нас повесить — меня первого.
      Вы спрашиваете, не струсил ли я, господин президент? Простите за дерзость, а разве вы не струсили, узнав о народном возмущении? И не вы один, но все, сидящие здесь.
      Но дело не в страхе. Просто я считаю, что народ прав. Я — на его стороне. Раз уж я изобрел эту машину, мне и отвечать за последствия. Вот почему я словечком не обмолвился о своем центральном пульте. У меня было предчувствие, что в один прекрасный день он мне пригодится.
      Пред- чув-ствие, генерал. Могу повторить еще раз. У меня было предчувствие, что в один прекрасный день мой пульт мне пригодится. Простите, но я так устал, что уже не в силах перекрикивать рев ветра и гул судовых машин.
      Вот, собственно, и весь мой рассказ, господа. Когда я услышал, как в канун рождества правительство отклонило всенародную петицию о небольшом снегопаде и как разъяренные толпы принялись разносить станции РБТ по всей стране, я понял, что действовать надо без промедления. Вот я и повернул рычаг, чтобы подарить своим согражданам на рождество капельку снега.
      Но в спешке я повернул рычаг не в ту сторону. Я сразу понял свою ошибку, но уже было поздно. Система РБТ вышла из строя. Я сожалею о случившемся, могу повторить это еще тысячу раз, но никто не убедит меня, что мои побуждения не были правильными. Во всем повинна дурацкая ошибка. Ну кто мог предсказать, что стоит на мгновенье выключить контроль, как погода сорвется с цепи?
      Да, конгрессмен, я догадывался, что последствия могут оказаться нежелательными. Но откуда мне было знать, что разверзнутся хляби небесные и дождь будет лить сорок дней и сорок ночей без перерыва? И настолько потеплеет, что растают полярные льды?…
      Да, господин государственный секретарь, мы пытались это сделать. Военный флот спас мою первую модель, и сейчас она стоит в ангаре на палубе нашего авианосца. Но у нее не хватает мощности совладать с разгулом стихий.
      Слушаю, господин президент. Что же… это здравый вопрос. К сожалению, я не имею ни малейшего представления, что можно предпринять. Полагаю, нам остается только одно — последовать примеру Ноя и плыть, ожидая, пока не схлынут воды.

Зенна Гендерсон
Что-то блестящее…

      Помните ли вы Депрессию? Эту черную тень, упавшую на Время? Это больное место в мировом сознании? Возможно, не помните. Возможно, это все равно что спрашивать, помните ли вы средние века. Но разве я знаю что-нибудь о ценах на яйца в средние века? А о ценах в эпоху Депрессии я знаю хорошо.
      Если у вас есть четверть доллара — но сначала найдите эти четверть доллара — и пятеро голодных детей, вы можете разогреть им на ужин две жестянки супу и дать краюху черствого хлеба или две кварты молока и ту же краюху. Это сытно и (если вдуматься) питательно. Но если вы — одна из этой голодной пятерки, то вы в конце концов ощущаете внутри себя пустоту и зубы у вас начинают тосковать по чему-нибудь существенному.
      Но вернемся к яйцам. Они были драгоценной пищей. Можно было неторопливо смаковать их или жадно проглотить — будь то яичница или яйца всмятку. Вот одна из причин, почему я помню миссис Кливити. У нее яйца были на завтрак!И каждый день! Вот одна из причин, почему я помню миссис Кливити.
      Я ничего не знала насчет яиц, когда она пришла к нам вечером. Ма только что вернулась домой после 12-часового рабочего дня: она ходила по домам убирать, и ей платили по 30 центов в час. Миссис Кливити жила с нами в одном дворе. Собственно говоря, так это место называлось из вежливости, ибо все мы просто пользовались одной душевой и двумя туалетами посреди двора.
      Все мы, кроме, разумеется, обитателей Большого Дома. Там была собственная ванная, и радио, вопившее «Не ваше дело» и «Скажу ли я», и лампочки, в отличие от наших, прикрытые абажурами. Но Дом не был частью двора; туда выходила только дверь черного хода, да и та была не такая, как прочие двери. Она была двойная — деревянная и сетчатая.
      Наш флигель тоже отличался от других. У него был второй этаж. Одна комната, размером с наши обе, и там обитал Верхний Жилец. О его существовании можно было узнать преимущественно по отголоску шагов над головой и изредка — по пирожку для Дэнны.
      Как бы то ни было, миссис Кливити пришла раньше, чем ма успела положить свою сумку с халатом и даже разгладить морщины усталости, избороздившие ее лицо за десять, если не больше, лет до срока. Мне миссис Кливити не очень правилась. Она меня стесняла. Она была такая толстая, медлительная и такая близорукая, что всегда страшно щурилась. Она встала в дверях, похожая на груду кирпича, на которую наспех натянули платье, а сверху изобразили нечто вроде лица под спутанной куделью волос. Мы, дети, собрались в кучку поглазеть — все, кроме Дэнны, устало пыхтевшей мне в шею. Ходила ли она в детский садик или оставалась дома, день для четырехлетней малышки всегда был длинным и утомительным.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17