ВСЕВОЛОД РЕВИЧ
      "Мы вброшены в невероятность"
      К 60-летию выхода в свет романа А. Н. Толстого
      "Гиперболоид инженера Гарина"
      Назвав в предыдущей статье1 "Аэлиту" "несравненной", мы не только отдали дань замечательному мастерству и фантазии Алексея Николаевича Толстого. Роман этот в ранней советской фантастике действительно не с чем сравнивать; у него не было жанрово-тематического окружения, не говоря уже о конкуренции по изобразительной части. Сам автор считал, что "в русской литературе это первый такого рода фантастический роман". "Гиперболоид инженера Гарина", второй роман того же жанра, написанный А. Толстым через два года после "Аэлиты", напротив, имеет довольно многочисленных родственников, даже по нескольким линиям.
      Первая ниточка к нему протянулась от возникшей в первой половине 20-х годов весьма своеобразной литразновидности, смеси фантастики с детективом, которая именовалась несколько диковато звучащим на наш сегодняшний слух словосочетанием - "красный (или революционный) Пинкертон".
      Нет ничего более легкого, чем с теперешних высот высмеять этот гибрид, который и впрямь не блистал высоким классом, но и сам был знамением времени, штрихом, ну, пусть не штрихом, штришком в многоцветной картине рождающейся советской литературы. Новая действительность, новый читатель требовали новых книг, и они появились, даже скорее чем можно было ожидать, но все же не сразу. Шли активные поиски, плодотворные и неплодотворные.
      Наряду с выработкой нового предпринималась "подгонка" старых, испытанных образцов под требования дня: вероятно, самый быстрый способ ответить на запросы читателей. Отсюда и возник парадоксальный на первый взгляд лозунг "революционного Пинкертона". Для нас Пинкертон и пинкертоновщина стали нарицательным обозначением бульварщины, но в то время этот лозунг поддерживала, между прочим, "Правда", призывая создать увлекательную приключенческую литературу для юношества на таком необозримо богатом приключениями материале, как революция, гражданская война, международная солидарность трудящихся, борьба с зарождающимся фашизмом... Об этом свидетельствует М. С. Шагинян в статье "Как я писала "Месс-Менд".
      На призыв, или, как тогда любили говорить, на социальный заказ, откликнулись многие литераторы. Далеко не всегда опыты этого рода были удачны, даже если они принадлежали весьма уважаемым перьям. Но литература была молода, и писатели были молоды, они охотно брались пробовать свои силы на чем угодно, здесь был момент литературной забавы, даже озорства. Мы имеем любопытное свидетельство Льва Успенского о том, как они с приятелем сочиняли в те годы подобный роман: "Ни разу нас не затруднило представить себе, что было там, во мраке чернильной ночи: там всегда обнаруживалось нечто немыслимое. Мы обрушили из космоса на Баку радиоактивный метеорит. Мы заставили "банду некоего Брегадзе" охотиться за ним. Мы заперли весьма положительную сестру этого негодяя в несгораемый шкаф, а выручить ее оттуда поручили собаке.
      То была неслыханная собака, дог, зашитый в шкуру сенбернара, чтобы между этими двумя шкурами можно было переправлять за границу драгоценные камни и шифрованные донесения мерзавцев. При этом работали мы с такой яростью, что в одной из глав романа шерсть на спине этого пса дыбом встала от злости - шерсть на чужой шкуре!.."
      Вышеупомянутый роман М. Шагинян был лучшим в компании и в отличие от большинства или даже, пожалуй, от всех аналогичных сочинений дожил до наших дней. "Месс-Менд, или Янки в Петрограде" вышел в 1923 году и имел шумный успех. Перед нами веселый и лихо закрученный роман-сказка о борьбе рабочих разных стран против международной реакции - может быть, первое в нашей стране антифашистское литературное произведение. И эту ноту подхватит "Гиперболоид...".
      Конечно, многое в "Месс-Менд" сегодня кажется наивным. Но наивность шла во многом от замысла романтической сказки, и хотя новое издание - 1960 года - М. Шагинян основательно переработала, главное в своем раннем романе она оставила нетронутым, а главное - аромат "тех годов большой молодости нашей литературы, когда и наша великая страна, и мы, и читатели наши переживали раннее утро нового мира...".
      Еще более тесно с "Гиперболоидом..." соседствовала другая, более солидная группа романов, получившая название "романы о катастрофах" или просто "романы-катастрофы".
      Они повествовали о крупном, желательно (только для сюжета, разумеется) глобальном стихийном бедствии. Еще лучше (опять-таки только для сюжета), если это бедствие было вызвано человеческими руками, впрочем, инопланетяне тоже годились. С легкой руки Г. Уэллса эта тема утвердилась в мировой фантастике и практически не исчезала, она и по сей день пользуется большой симпатией у фантастов и не только у фантастов. Недавно, например, по мировым экранам прокатилась серия "фильмов-катастроф". В том же ключе сделана советская картина "Экипаж". Привлекательность ситуации ясна: в момент смертельной опасности, в момент максимального напряжения сил люди раскрываются полнее всего и с лучшей, и с худшей сторон, торжествует самоотверженность, отвага, находчивость; вылезает на свет подлость, трусость, эгоизм. И не только люди, самые разные общественные институты словно попадают под рентгеновские лучи.
      Одним из первых приступил к "катастрофам" Илья Эренбург. В 1923 году он написал свой "Трест Д. Е. История гибели Европы" ("Д. Е." и есть "Destruction of Europy" - "разрушение Европы", хотя эти буквы расшифровываются в романе по-разному, например, как клич атакующей конницы: "Даешь Европу!"). "Трест Д. Е." - фантастическая сатира про то, как Европейский континент целеустремленно и злонамеренно был уничтожен специально созданным американским трестом. Кроме желания покончить с конкурентами, был у организаторов операции и особо милый их душам мотив - вызревание в Старом Свете "красной заразы" нужно выжигать с корнем.
      Книга эта - о великой опасности, которую несет людям обезумевший империализм, способный к уничтожению целых материков, если его подталкивают идеологические или меркантильные пружины. Многие картины военных ужасов, нарисованные в романе, довольно точно совпали с реальностью второй мировой войны, вот только зачинщицей европейской бойни оказалась не Франция, а Германия, но в то время именно французская буржуазия выглядела в глазах писателя наиболее отвратительной. А уже в 60-х годах, работая над мемуарами "Люди, годы, жизнь", И. Эренбург скажет о своей давней книге: "Я бы мог ее написать и сейчас с подзаголовком - "Эпизоды третьей мировой войны". Как тут не вспомнить, что и в наши дни американская военщина снова пытается превратить древний и перенаселенный край в свою заложницу, подвергая народы Европы смертельной опасности.
      Попробовал свои силы в фантастике и другой молодой, а впоследствии тоже ведущий советский писатель - Валентин Катаев. В романе "Повелитель железа" он попытался представить себе, что случится, если будет осуществлена мечта всех пацифистов: изобретена машина, делающая невозможными военные действия. Ничем хорошим для изобретателя-одиночки такая затея, разумеется, не кончилась. Этот роман никогда не переиздавался, но все-таки есть в книге образ, который заставляет об этом пожалеть, - юмористическая фигура племянника великого Холмса - тоже сыщика Стенли Холмса. Откуда у Шерлока взялся родственник, отсутствующий у Конан Дойля? Как вы помните, у Шерлока был брат Майкрофт. Так вот этому брату и подбросили ребеночка, его собственного, впрочем. На семейном совете было решено, что отдавать мальчика в приют безнравственно, он воспитывался в доме на Бейкер-стрит, воспринял все манеры, стиль Шерлока и пытается ему во всем подражать; так, Стенли повсюду носит скрипку и, главным образом в самые неподходящие моменты, начинает, полузакрыв глаза, играть, правда не Сарасате, а в ногу со временем вальс "На сопках Маньчжурии". Множество забавных приключений придумал автор для своего незадачливого спеца. Чтобы изловить вождя индийских коммунистов Рамашчандру, Стенли гримируется под него, но сам попадает в ловушку и, связанный, с кляпом во рту передается полиции за большой выкуп...
      Второй фантастический роман тех лет "Остров Эрендорф" автор включает в новейшие собрания сочинений, хотя можно было бы поступить и наоборот. В этом романе на Землю надвигается беда погрознее: вся суша должна погибнуть в пучине вод за исключением одного маленького островка.
      Разумеется, к концу повествования окажется, что из-за ошибки арифмометра, подведшего старого ученого, в катаклизмах погибнет только отмеченный островок, а остальная твердь останется незыблемой. Но можно представить себе, какая паника царила в мире и как рвались толстосумы захватить местечко на острове. Как и "Повелитель железа", книга написана в пародийном стиле. Это чувствуется прямо с заглавия, ведь "Эрендорф" откровенно образован от "Эренбурга": в романе выведен образ плодовитого прозаика, собирающегося организовать питомник своих читателей, "выбранных из самых выносливых сортов безработных"... Впрочем, насмешка автора над коллегой вполне дружелюбная, порой даже льстящая...
      В 1927 и 1928 годах вышли в свет два романа Владимира Орловского "Машина ужаса" и "Бунт атомов", книги посерьезнее. В первой из них мы снова находим изобретателя-одиночку, сконструировавшего машину, посылающую на людей волны беспричинного ужаса, только на этот раз перед ними не идеалист-миротворец - у миллионера Эликота зловещие намерения захватить власть над миром; впрочем, в отличие от инженера Гарина он успевает сделать только полшага.
      В "Бунте атомов" германский ученый Флинднер зажигает в своей лаборатории атомный огонь, который не может погасить. Немаловажное значение имеет то обстоятельство, что Флинднер и его сын Эйтель реваншисты. "Мы напитали бы этой силой прежде всего наши орудия и наши броненосцы, наши аэропланы и наши танки", - прервал отца Эйтель, когда тот поделился с ним своими планами. Спасти планету от гибели удается советским физикам: они изловили огнедышащий клубок в электромагнитный капкан (очень современно выглядящий способ!) и гигантским зарядом взрывчатки выбросили его за пределы атмосферы. Удача этого романа не только в отличной научной предпосылке, но и в тщательно разработанных социальных последствиях случившегося. Так, когда был предложен проект спасения, в некоторых правительствах начинается торговля: да разве же можно лишиться всего запаса взрывчатых веществ?
      Роман этот давно заслуживает переиздания, однако перед В. Орловским уже был образец, на который можно было ориентироваться. Речь как раз и идет о "Гиперболоиде инженера Гарина", лучшем произведении в круге тех книг, которые рассказывают о мировых потрясениях, вызванных чьей-то злой волей. Его публикация началась в 1925 году на страницах журнала "Красная новь", затем роман несколько раз переделывался и дописывался.
      В период между написанием "Аэлиты" и "Гиперболоида..." А.Толстой еще дважды обращался к фантастике - в "Бунте машин", переработке знаменитой пьесы К. Чапека "Кик", и в "Союзе пяти", повести, предварившей некоторые идеи "Гиперболоида...", но значительно уступающей будущему роману. Ученые утверждают, что даже математическая формула должна обладать внутренней красотой, точно так же и любая гипотеза или действие в фантастике должны выглядеть логически и художественно стройными, что вряд ли можно сказать о попытке ошалевшего миллиардера в "Союзе пяти" расколоть Луну ракетами, чтобы вызвать на Земле панику и под шумок захватить единоличную власть. Вряд ли даже самые оголтелые магнаты станут посягать на наши естественные светила. В такие гипотезы невозможно поверить даже в рамках условной фантастической игры. А при чтении "Гиперболоида..." (как и любого другого создания истинно художественной фантастики) все время попадаешь под воздействие странного ощущения: будто многое из того, про что там написано, случилось или могло случиться на самом деле, настолько сочно вылеплены детали, подробности, эпизоды, скажем, сцены расправы с бандитами или уничтожения химических заводов.
      Впрочем, по сравнению со стройной "Аэлитой" "Гиперболоид..." представляется менее цельным, менее крепко скомпонованным, более разностильным. Наряду с прекрасными страницами в нем немало непереваренных кусков из западного авантюрно-детективного романа, заметно влияние не столько кинематографа, сколько "киношки": невероятный галоп событий, их стыковка и расстыковка в самых неожиданных местах, погони, преследования, пиратские рейды изящной яхты "Аризона", кодированные телеграммы и изысканные бандитско-джентльменские разговорчики...
      Писавшие о "Гиперболоиде..." за редкими исключениями (которые все-таки были) подчеркивали его антиимпериалистическую направленность, приобретшую вскоре четкое антифашистское осмысление, что сказалось как на восприятии романа читателями, так и на усилении подобных мотивов в тексте романа самим писателем от издания к изданию. Но "Гиперболоид..." часто принимался слишком всерьез, что ли. Между тем как и в основных сюжетных линиях романа, так и в отношении к большинству действующих в нем лиц явственно прослеживается насмешка, издевка; так, сам Петр Петрович Гарин, "сверхчеловек", диктатор, злодей - типичный герой приключенческого боевика, но его честолюбие, стремление к власти, изворотливость, безнравственность поданы с такими перехлестами, что он же воспринимается и как пародия на такого героя.
      Однако основные идеи романа не пародийны.
      Петр Петрович Гарин сам склонен считать себя гением, но если он в чем-то и преуспел, так это в организации злых дел. Ведь изобретение гиперболоида не принадлежит ему, он украл идею у старого русского инженера Манцева. Заслуга Манцева и в открытии оливинового пояса, в котором под тонкой земной корой кипят расплавленные металлы, в частности золото; пробив с помощью всемогущего луча гиперболоида сверхглубокую шахту, Гарин оказался владетелем несметных количеств "всеобщего эквивалента стоимости", что и позволило ему очень быстро пустить под откос мировую капиталистическую экономику.
      В сценах биржевой паники, хозяйственного хаоса писатель предугадал экономический кризис, разразившийся над западным миром через несколько лет. (И между прочим, по замыслу писателя действие этих глав романа относится как раз к 1930 году.)
      Великие открытия в истории человечества часто служили и войне, и миру, и добру, и злу. Уже первая палка, взятая в руку нашим обезьяноподобным предком, могла быть и мотыгой и дубиной. А что такое атомная энергия - проклятие или благословение? А космоплавание? А лазер?..
      Манцев предназначал свой гиперболоид для мирных целей, в частности, для тех же горных разработок. Гарин делает из аппарата прежде всего боевое оружие. Манцев хочет добывать из недр неограниченное количество металла, Гарин пробивается к золоту, только к золоту, его больше ничто не волнует.
      В романе четко обозначен тезис: слишком могучие "игрушки" нельзя оставлять в руках маньяков и диктаторов; для того чтобы силы природы служили только на благо людям, необходимо вмешательство народных масс.
      Сама по себе идея ответственности ученых за судьбу изобретения, сопоставление целей друзей и врагов мира не раз впоследствии ложилась в основу многих произведений советской фантастики.
      Вернемся к фигуре Гарина. Вовсе не с потолка взято его стремление стать мировым диктатором. Личностей с такими "скромными" замашками немало в человеческой истории, их создал не XX век, но XX век сделал их бесконечно более опасными для людей, чем раньше. Бесноватый фюрер - первый приходящий на ум пример, и, между прочим, в одном из вариантов главы "Гарин-диктатор" портрет главного персонажа содержал выразительный штрих - прядку волос, спущенную на лоб...
      Гаринский образ - конечно, в рамках приключенческого романа - довольно полно моделировал подобные судьбы и потрясения, с ними связанные. Особо следует выделить союз Гарина с химическим королем Ролингом, союз милитаризма с наиболее правыми, наиболее алчными представителями крупного капитала, того, что сейчас мы назвали бы военно-промышленным комплексом. Можно отметить и такую точно предусмотренную подробность: вскормленное Ролингом чудовище вышло из повиновения, и Ролинг пострадал, может быть, больше всех. Связываться с авантюристами и гангстерами весьма опасно, но в своей классовой слепоте упомянутые круги опираются и будут опираться на всякого рода гитлеров и Пиночетов, ничего не воспринимая из уроков истории в тщетных попытках затормозить ее ход. Однако в борьбе за мир, за счастье всех людей на нашей прекрасной, голубой и зеленой планете, за создание справедливого общества необходимо, чтобы как можно больше жителей Земли осознавало те скрытые пружины, которые движут развитием человечества. Публицисты и философы делают это своими способами, авторы реалистических эпопей - своими, приключенческие романисты - своими, и пусть социологи скажут, чье воздействие может оказаться более эффективным.
      Гарин не останавливается на личном диктаторстве, его амбиции простираются дальше, а дальше - это уже чистейший фашизм, стремление поставить небольшую элитарную кучку над остальными "недочеловеками" (термин не из романа), которых приведут к безропотному повиновению и беспросветному труду с помощью небольшой операции на мозге. Новейших свидетельств, подтверждающих прозорливость писателя, можно привести немало. Вот два из них. Говорит известный испанский нейрофизиолог Хозе Дельгадо, много лет преподававший в Йельском университете, но - любопытная деталь! - еще при Франко согласившийся принять пост декана медицинского факультета а Мадриде: "Дальнейшее совершенствование и миниатюризация электронной техники позволяют создать маленький компьютер, который можно будет вживлять под кожу. Таким образом, появится автономный прибор, который будет получать информацию от мозга, обрабатывать ее и выдавать мозгу. Такое устройство... будут выдавать стимулирующие сигналы по определенным программам в зависимости от характера биотоков мозга". А вот и практическое применение подобных научных проектов: "...Условия атомной войны требуют от нас создания специальных подразделений солдат, начисто лишенных таких эмоций, как страх, не знающих колебаний... Управляя ими на расстоянии с помощью электрических сигналов, посылаемых в мозг через систему электродов, можно в самой сложной обстановке, а гуще ядерного взрыва, вести наступление на позиции противника и добиваться успехов. Эксперименты такого рода необходимо начинать уже сегодня, рассматривая в деталях возможности быстрого и безошибочного вживления электродов в те отделы мозга, которые создают настроение оптимизма и бесстрашия..." Нужны ли комментарии к этой цитате из одной речи на закрытом заседании в Мичиганском университете? Вот вам и фантастика!
      В финале А. Толстой с большой силой живописует падение новоявленного диктатора, крах всей его лавочки. Восстание возмущенных народных масс, не пожелавших, чтобы их превращали в рабов с вживленными электродами, сметает всемогущего Гарина со всеми его гиперболоидами. Бывший властелин мира (капиталистического) и его любовница оказываются на необитаемом острове, где даже не разговаривают друг с другом, потому что разговаривать им не о чем; разоблачение суперменства, крайнего индивидуализма возводится здесь в степень символа.
      Такова идейная сущность образа Гарина. Но Гарин - вовсе не ходячий порок, это - личность, темная, но не примитивная. Он аморален, он с легким сердцем отправляет на смерть своих друзей-двойников, но умен, дерзок, предприимчив, не чужд земных радостей. В неудавшихся экранизациях романа, о которых пойдет речь дальше, образ самого Гарина получался совсем неплохо, исполнители его "видели". Может быть, лучше всего автору удалось показать его противоречивую сущность в сценах наивысшего торжества своего героя: Гарин добился задуманного, он провозглашен всемирным диктатором. И Петр Петрович, который успешно схватывался с целыми флотилиями, оказался сраженным предрассудками того общества, которым он возжаждал верховодить. Он бесится, он воет от тоски, но вынужден подчиняться дурацким условностям, ритуалам и этикетам, вынужден изображать собой сонм всех мыслимых добродетелей: ведь другим и не мог быть в глазах обывателя первый человек. И тут Гарин ничего поделать не в состоянии, это ведь его общество; революционизировать, изменять социальную структуру он ведь не собирался.
      Еще одна черточка, тоже придающая образу объемность, даже противоречивость. Гарин всюду тащит за собой самого непримиримого своего противника - советского гражданина Василия Витальевича Шельгу. Зачем ему Шельга, зачем он упорно сохраняет жизнь чекисту, прекрасно зная, что Шельга немедленно бы его уничтожил, если бы получил такую возможность? Гарин тщеславен; ему нужны зеркала - покрасоваться. И не только зеркала из льстецов и подчиненных; он способен рассмотреть в Шельге те достоинства, которых лишен сам, - прямоту, честность, бескомпромиссность. И ему очень хочется, чтобы именно такой враг видел его возвышение.
      Образ Шельги представляется недооцененным. Ведь это "сыщик" нового типа, которого в нашей (а не о нашей и говорить нечего) литературе до "Гиперболоида..." не было. Сыщик в мировой детективной литературе уже к тому времени фигура, в достаточной степени подпорченная героями типа Ника Картера и Ната Пинкертона, "красный детектив" тоже изображал работников следствия в самом упрощенном виде, чаще всего подражая заграничным моделям. А тут впервые появился агент, в котором главное не профессиональная выучка, не сверхъестественные криминалистические способности "серого вещества", не крепкая служебная добросовестность. Шельга прежде всего человек идеи, решения и поступки которого обусловлены убежденностью в том, что его служба, его риск нужны и полезны родной стране и всему революционному миру. Он начинает как простой инспектор угрозыска, расследующий загадочное убийство на Крестовом острове в Ленинграде, но затем, следуя за Гариным сначала по доброй воле, потом по недоброй, вырастает в прообраз Разведчика с большой буквы, которые оказались особенно необходимыми во время минувшей войны. Закономерно видеть такого человека во главе восставших рабочих.
      А вот с американским миллиардером Ролингом у Толстого явно не получилось, хотя он опять-таки верно подметил пресмыкательство международного капитала перед экспансией Соединенных Штатов:
      "Американский флаг опояшет землю, как бонбоньерку, по экватору и от полюса до полюса"... В образе химического короля писатель не сумел преодолеть существующие трафареты, а может быть, и создал свои. Во всяком случае, надо признать, что в изображении империалистических акул наша литература со времен "Гиперболоида..." не очень продвинулась вперед.
      "Распознать буржуя
      просто (Знаем
      ихнюю орду!):
      толстый,
      низенького роста
      и с сигарою во рту", - иронизировал в те годы Маяковский. О научно-технических идеях "Гиперболоида..." написано довольно много, тем более что сам писатель давал для этого поводы, охотно пускаясь в научные или псевдонаучные рассуждения и даже рисуя схемы изобретенных приборов. У него есть любопытное сообщение, по поводу которого до сих пор никто не может сказать, правда это или нет: "Когда писал "Гиперболоид инженера Гарина", старый знакомый Оленин рассказал мне действительную историю постройки такого двойного гиперболоида; инженер, сделавший это открытие, погиб в 1918 году в Сибири..." Впрочем, если удариться в ретроспекцию, то, очевидно, первооткрывателем идеи испепеляющего луча следует считать неизвестного автора легенды о зеркалах Архимеда, которыми он якобы сжег неприятельский флот в Сиракузах. Предание это появилось вовсе не в античные времена, а в средние века, когда проверить его достоверность было уже затруднительно. Впоследствии изобретатель "камеры-обскуры" Жан-Батист делла Порта попытался даже описать конструкцию подобного "сжигателя". Конечно, это было чистейшее прожектерство.
      Ссылки на роман А. Толстого участились после появления квантовых генераторов - лазеров, которые хотя бы в отдельных чертах и вправду напоминают гаринские, точнее толстовские гиперболоиды, прежде всего нерасширяющимся, тонким как нить лучом света огромной мощности, способным жечь и резать. Первыми на это сходство обратили внимание сами ученые. "Для любителей научной фантастики я хочу заметить, что игольчатые пучки атомных радиостанций представляют собой своеобразную реализацию идеи "Гиперболоида инженера Гарина", - заявил высокий авторитет в данной области академик Л. А. Арцимович. Практически ни один из пишущих об открытии лазерного излучения не смог обойтись без упоминания об А. Толстом. Один из физиков, открывших это явление, ныне академик Н. Г. Басов, в те годы писал: "...Уже действуют генераторы, излучающие остро направленный пучок интенсивного света. Правда, мощность этого пучка пока не столь велика, как у "гиперболоида", созданного фантазией А. Н. Толстого..." А писательница И. Радунская так и назвала свою книгу об этом выдающемся открытии - "Приключения гиперболоида инженера Гарина".
      Такое признание - большая честь для фантаста, тем более что в те-то времена об игольчатых пучках слыхом не слыхивали. Строго параллельные, нерасходящиеся лучи света в традиционной оптике принципиально невозможны, что с блеском и доказал в вышедшей десятилетия через два автор книги "О возможном и невозможном в оптике" профессор Г. Слюсарев. Фантастику А. Толстого он категорически назвал "недопустимой". Поучительно отметить, что в конечном итоге истина оказалась скорее на стороне необузданной фантазии художника, нежели строгих знаний ученого. Так еще раз одержали победу творчество, воображение.
      В тоне научного комментирования можно говорить о многих фактах из книги Толстого. Тот же Г. Слюсарев, отрицая идею целиком, все же не преминул покритиковать некоторые детали гаринской конструкции. По его мнению, вместо гиперболоидов надо было применить параболоиды и исправить положение фокуса второго зеркала. Интересно, что бы это изменило? Всем понятно также, что мощности шамотовой пирамидки, как бы жарко она ни горела, недостаточно для того, чтобы разрезать крейсер или хотя бы располосовать человеческое тело "напополам", как это проделал Петр Петрович с подвернувшимся Гастоном Утиным Носом, большим негодяем, впрочем.
      Можно подробно поговорить о том, есть или нет в недрах Земли оливиновый пояс, попутно изложив современные взгляды на строение земного шара. Подобный анализ фантастических произведений распространен довольно широко, раскройте, например, сопроводительные статьи к собранию сочинений Ж. Верна. Но эти комментарии, сами по себе, конечно, небезынтересные, должны все-таки иметь вспомогательное значение, нельзя забывать, что, несмотря на всю специфичность фантастики, мы имеем дело с произведением словесности, а не науки, и в первую очередь обязаны подумать и понять: зачем все это автор придумал, какова идейная функция научно-фантастической гипотезы.
      Обращаясь к книгам фантастов 20-х годов и даже дореволюционных, легко убедиться, что писатели прошлого делали поразительные предсказания: и телевидение, и антигравитацию, и плазму, и компьютеры, и ядерную бомбу. Такие факты всегда охотно отмечаются, в удачных прогнозах есть, право, что-то таинственное: в одной книге, вышедшей в 1926 году, написано, что первый атомный взрыв на Земле произойдет в 1945-м! Поневоле вздрогнешь! И тем не менее в большинстве случаев и самих авторов этих прогнозов, и их книги сейчас мало кто помнит.
      Любая литература, фантастика в том числе, ценна прежде всего своей человеческой, "человековедческой" стороной, своей социально-философской сутью, она исследует поведение человека в необычных условиях. И любая научно-фантастическая гипотеза придумывается или вводится в хорошее произведение вовсе не самоцельно. Так по крайней мере должно быть. Повторим, что она (гипотеза) нужна для раскрытия идейного содержания, идейного богатства произведения. А. Толстому необходимо было найти оружие необыкновенной разрушительной мощи, но в то же время компактное, которое он мог бы вложить в руки одного человека, чтобы этот малый начал грозить всему миру, - и вот появляется гиперболоид. Писателю понадобилось много золота, чтобы с его помощью подчинить капиталистическую экономику. Где взять? Ж. Верн с подобными же целями доставил драгоценный металл в романе "В погоне за метеоритом" прямо из космоса, а у А. Толстого возникает оливиновый пояс и пробуривается сверхглубокий ствол. На первый взгляд убедительнее, чем астероид из чистого золота, а на деле ничуть не научнее, только подано с более серьезным видом. Опять-таки Манцев открывает оливиновый пояс потому, что автору понадобились огромные количества золота, а не потому, что А. Толстой решил заняться популяризацией одной из существовавших гипотез о внутренностях нашей планеты. Он просто приспособил ее для своих целей, а мог бы выдумать что-то и совсем новое, небывалое, ничего бы не изменилось. Точно так же, если бы А. Толстой захотел отправить героев "Аэлиты" на Марс с помощью какого-нибудь местного кэйворита или даже из пушки, то и от этого роман немного бы потерял, хотя мы с удовлетворением отмечаем, что писатель был знаком с принципами космонавтики Циолковского.
      Но попробуйте убрать, заменить Гарина, Зою Монроз, Шельгу, а тем более Гусева, Лося, Аэлиту и от романов не останется ничего. Про роль науки в научной фантастике наговорено много путаного. Нелепо, конечно, отбрасывать любопытное, смелое, точное предсказание или красивую научно-техническую придумку как нечто несущественное. Никто не собирается отказываться и от научного комментирования фантастических идей, когда оно уместно и содержательно; речь идет только о том, что считать в фантастике главным.
      Как раз романы А. Толстого стали примером верного соотношения между наукой и литературой, именно в изображении человека они дают сто очков вперед множеству произведений так называемой научной фантастики, в которой герои превращаются в неощутимок, именно в этом секрет долгой жизни книг выдающегося писателя, хотя как раз в адрес "Гиперболоида..." было высказано немало критических упреков по этой части, и не все из них следует считать несправедливыми...
      В заключение остановимся на экранизациях знаменитого романа. Их было две, и обе они относятся к сравнительно недавнему времени. Увы, с "Киногариным", как и с "Киноаэлитой", Алексею Николаевичу явно не повезло, хотя не всегда взаимоотношения писателя и кинематографа складывались печально, вспомним такой монументальный фильм, как "Петр Первый". А вот фантастика (что относится не только, конечно, к А. Толстому) по разным причинам оказалась для искусства экрана слишком крепким орешком, и даже в мировом кинематографе подлинные удачи можно пересчитать буквально по пальцам.