В ту памятную ночь на 29 ноября мы, кто как мог, бодрствовали в сельской избе в Виславе. Генералы Свобода и Клапалек подремали сначала сидя, а потом прилегли немного на постель из соломы. Мне не удавалось заснуть, хотя свет керосиновой лампы и усталость нагоняли дремоту. Придут ли вовремя батареи? Сможет ли артиллерия всей своей мощью поддержать тяжелый бой пехоты по форсированию реки? Подобные беспокойные мысли то и дело приходили в голову. Вспомнилось, с каким явным неудовольствием командир корпуса выслушал мое сообщение о том, что орудия и машины с боеприпасами торчат на дорогах в грязи, поэтому нет гарантии, что они вовремя придут на огневые позиции. Но повлиять на создавшуюся обстановку было не в моих силах. Утром мы с облегчением вздохнули: обоим полкам 3-й бригады удалось вытащить из трясины большинство орудий и выйти в районы огневых позиций.
      Разведку боем намечалось провести в том месте, где Ондава, стиснутая высотами, образует узкое ущелье - на половине пути из Свидника в Строчин. Река омывает здесь подножие лесистой высоты 230 с красноречивым названием Каштел{10}. Высота тут круто спускается к реке и заканчивается обрывом. Позже он оказался серьезной преградой на пути чехословацкой пехоты к господствующей высоте. По плану взятие вершины создало бы выгодный плацдарм для развития успеха.
      Генерал Свобода торопил командиров принять все меры для ускорения подготовки к атаке. Эта спешка, по правде говоря, нам не понравилась, тем более что все факты свидетельствовали о необходимости перенести атаку на одни сутки. У генерала, видимо, имелись свои основания не соглашаться с этим. В конце концов получилось так, что намеченную на утро атаку из-за непроходимости дорог перенесли. Только около 17 часов вечера 2-й и 4-й батальоны пошли вперед. Для артиллеристов это было, конечно, чересчур поздно, чтобы они могли эффективно помочь пехотинцам.
      Пехоте предстояло сбежать с высот к реке, перейти ее вброд и атаковать лесистую высоту Каштел. Мы находились близ этого места на НП и наблюдали за ходом атаки. Все шло очень хорошо. Наши артиллеристы вели точный огонь. Пехота бежала к реке, как на учении, и форсировала ее вброд.
      Немецкая артиллерия молчала. Это казалось загадочным. Если противник и мог остановить атакующих, то лучшим местом для этого все же был рубеж реки Ондава. Вокруг пехотинцев по воде запрыгали гейзеры от пулеметных очередей, но разрывов снарядов пока не наблюдалось.
      В это время генерал Свобода повернулся ко мне и спокойно, с довольным выражением лица произнес:
      - Молодцы! Пробежали.
      И действительно, пехота сделала столь быстрый рывок, что артиллерия противника запоздала. Когда она открыла заградительный огонь, наши уже были за рекой и вели бой в лесу. Немецкие снаряды густо сыпались туда, где пехотинцев уже не было.
      Наступление 29 ноября 1944 года вошло в историю 1-го чехословацкого армейского корпуса как бой, в котором немцы впервые применили против нас снаряды с фосфорным зарядом. Горящий, фыркающий белым огнем фосфор высоко вздымался к небу, освещая все вокруг, подобно бенгальскому огню. Горела земля. Страшно было даже подумать, что произошло бы с пехотинцами, попади они в гущу этой иллюминации: они сгорели бы заживо!
      В лес удалось проникнуть лишь какой-то части нашей пехоты. Там она была остановлена артиллерийским огнем и контратаками противника. На вершину пробиться не удалось. Тяжело было смотреть на некоторых из наших обессиленных солдат, которые уже не смогли карабкаться по крутым склонам Каштела. Поручик Дзендзел, командир 4-й батареи 3-го артиллерийского полка 120-мм минометов, продвигался к вершине вместе с командиром батальона автоматчиков. Поручик рассказал мне потом, в какое пекло попали автоматчики, когда немцы начали стрелять по ним фосфорными снарядами.
      Бой продолжался до самой темноты. Вспышки выстрелов показывали, откуда ведется огонь, а также где разгоралась рукопашная схватка. Особенно смело сражались поручики Свитек и Старек. Эти молодые офицеры, лишь недавно окончившие советское училище, погибли в этом бою смертью храбрых.
      Ночью пехота отошла назад, за речку. Командир корпуса приказал прекратить дальнейшие атаки. Попытки форсировать Ондаву и прорвать линию обороны противника на западном берегу реки не дали результатов и на других участках фронта 38-й армии.
      Войска армии, как и чехословацкий армейский корпус, были сильно измотаны после трехмесячных боев в тяжелых условиях Карпат и ненастной погоды, поэтому до половины января они находились в обороне вдоль Ондавы.
      Мины, мины, мины...
      2 декабря 1944 года я оказался по делам службы в деревне Хотча у Стропкова. Деревня была целиком выжжена. От деревянных домов остались лишь печи. Закопченные трубы одиноко торчали на фоне неба. Возле пожарищ молчаливо стояли в неподвижных позах бессильные в своем горе старушки в шерстяных платках. Они бросали на меня исступленные пронизывающие взгляды, которые говорили о крайней степени отчаяния. Женщины Хотчи, когда-то такие милые и веселые, теперь стояли с воспаленными от слез глазами, но уже не способные плакать.
      За деревней валялись туши погибшего скота. Возле костра сидела группа советских солдат. В руках у них были письма с родины. Шел дождь со снегом, а кругом - вода, болота и сплошная трясина.
      4 декабря штаб корпуса переместился из польской деревни Барвинек в Вельке-Буковце под Стропковом. Этот большой населенный пункт, не пострадавший во время боев, теперь оказался в весьма затруднительном положении. Немцы с дьявольской изощренностью заминировали все его окрестности. Только в этой деревне саперы сразу же после вступления обезвредили до 5 тысяч мин. При повторной проверке было изъято еще 1600 различных взрывных устройств. Казалось, этому не будет конца. То и дело раздавались взрывы, и каждый такой случай кончался трагически. Количество жертв росло, становилось все больше свежих могил. Одному солдату миной оторвало ногу, другому - руку, третьего разнесло на куски.
      Помню, один солдат пошел в сарай за сеном. Я крикнул ему об осторожности, но он отмахнулся. Через секунду раздался взрыв, послышались крики: у солдата оторвало руку, были выбиты глаза.
      В саду под окнами школы из земли торчали три неразорвавшиеся бомбы. Смотреть на них было мало приятного. Возле них в луже валялись школьные тетрадки. Я поднял тетрадь Марушки Венчишиной и перелистал страницы. Бог знает, какая судьба постигла эту восьмилетнюю девчушку!.. Ровный почерк будто раскрывал передо мною трепетное детское сердце и хоть на минуту заставил забыть о войне, о торчавших из земли бомбах.
      Гитлеровцы часто минировали также наших убитых или раненых, которые временно оказывались на территории, занятой противником, или там, куда проникали его разведгруппы. В результате чувствительные потери несли воины-медики, когда они оказывали первую помощь, и похоронные команды при эвакуации павших с поля боя.
      Особую опасность представлял снегопад. Фашисты минировали местность в районе передовой обычно ночью. При этом у них не было необходимости закапывать мины: достаточно было просто сунуть их в сугроб, а остальное довершал снегопад. Роковым оказался выпавший на Ондаве снег для капитана Носека и трех советских офицеров, которых он сопровождал в поездке вдоль линии фронта. Никто не знает, кто из них первым вступил на минное поле, покрытое свежевыпавшим снегом. Однако, когда другие офицеры бросились на помощь первому раненому, все они тоже подорвались.
      Гитлеровцы проводили минирование со всевозможными ухищрениями. Некоторые противотанковые мины взрывались только после неоднократного наезда, причем многие из них были соединены с артиллерийскими снарядами. В домах противник также оставлял различные коварные ловушки: мины оказывались в постелях, в печах, под окнами, в дровяных сараях, на сеновалах, в начищенных сапогах, в уборных, под лестницами, за дверьми и т. д. Никто из нас не мог чувствовать себя в безопасности, мы жили как на бочке с порохом.
      На реке Ондава
      28 ноября 1944 года после выхода на левый берег Ондавы закончились длительные кровопролитные бои за Карпаты, за первые метры освобожденной родины. Советская Армия в этот период уже вела подготовку к крупному зимнему наступлению на широком фронте от Балтики до Карпат.
      Полоса 1-го чехословацкого армейского корпуса оказалась, таким образом, на второстепенном направлении, поэтому его переход к обороне на реке Ондава был оправдан.
      Начиная с 6 декабря 1944 года полоса обороны корпуса постепенно расширялась и достигла 38 километров по линии Цехания (деревня под Главным Карпатским хребтом), Вышний Орлик, Свидник, Строчин, Стропков, Брезница. На этой весьма протяженной линии расположилось шесть измотанных в боях пехотных батальонов, которым до 19 декабря оказывали поддержку артиллерийские части наших бригад и корпуса. Широкий, но незначительный по глубине боевой порядок корпуса не был сплошным. Он состоял из редкой сети узлов обороны, промежутки между которыми охранялись дозорами. Передний край нашей обороны на важных направлениях обеспечивался минными полями и проволочными заграждениями. Противник, оторвавшись от чехословацких частей, отвел свои войска и занял заранее подготовленную оборону на правом берегу Ондавы.
      У командира корпуса и командиров бригад прибавилось немало хлопот по организации обороны 40-километровой полосы, поскольку сил для этого было недостаточно. Однако они старались скрупулезно рассчитать все силы и средства и пускать их в ход только в случае крайней необходимости. В конце декабря почти всю артиллерию корпуса перебросили для подготовки наступления севернее Карпат. В корпусе осталось лишь небольшое количество орудий и 120-мм минометов. Все это, конечно, значительно снизило ударную силу нашей пехоты. Положение сложилось довольно серьезное, так как с начала декабря противник превосходил нас в живой силе и технике и создал за- рекой сильную оборону.
      На фронте стояло затишье. Природа погрузилась в задумчивую дремоту, и было не похоже на то, что на заснеженной местности по обе стороны реки укрылись десятки тысяч солдат, которые отогревались в землянках и с утра до вечера торчали возле своей техники. Вооружившись сильными биноклями, они следили за противником и с окрестных высот изучали каждый метр неприятельской территории. Но ни единой живой души не было видно. Во избежание неожиданностей наши части днем и ночью вели интенсивную разведку и посылали дозоры. Мелкая речка не чинила препятствий, и обе стороны засылали разведывательные дозоры через промежутки в боевых порядках с целью захвата "языков" и получения информации. Особенно напряженное положение в нашей обороне, как я уже говорил, создалось после ухода артиллерийских полков под Ясло. Постоянные вылазки вражеских разведчиков и дозоров, ежедневная угроза нападения сильно изматывали командиров и весь личный состав. В этих условиях важную роль сыграли отличная маскировка и скрытность.
      За всякое пренебрежение к противнику приходилось расплачиваться. Помню случай под Стропковом. Во время разведки мы неосторожно выдали себя при переходе с одной высоты на другую. Земля вокруг нас неожиданно заходила ходуном. Валились деревья, в воздухе летали обломанные ветви. На нас обрушилась лавина оглушительного грохота разрывов. Мы залегли, а огонь противника все усиливался. Начали разрываться снаряды артиллерии, расположенной где-то далеко за линией фронта. Опасаясь ранения, я прижал лицо к земле и, чтобы отвлечься, стал рассматривать торчащие перед глазами кусочки глины. Она издавала присущий ей запах и властно притягивала к себе.
      А чудовищный кошмар не прекращался. Приподняв на секунду голову, я увидел, как по грохочущему разрывами полю перебегают сгорбленные фигурки. Казалось удивительным, что разведчики не потеряли ориентировку, так как в этом светопреставлении они точно держались направления на обратные скаты высоты. Там было спасение.
      Увидев это, я тоже решился на отчаянный шаг: вскочил и бросился вслед за остальными. Помня о том, что при артобстреле необходимо изменить направление своего движения перпендикулярно к падающим снарядам, мы бежали резко вправо. Но тут произошло нечто неожиданное: вражеский наблюдатель продолжал корректировать огонь и после того, как мы укрылись за склоном, как будто он видел нас и неотступно следил. Мы на свой страх и риск бежали с высоты прямо вниз. Когда обстрел прекратился, мы от усталости повалились на землю.
      Немцы, используя выгодные наблюдательные пункты, постоянно тревожили нас артиллерийскими обстрелами. Особенно их привлекал равнинный участок дороги между Стропковом и Хотчей. Проехать здесь днем без большого риска было невозможно. Стремясь иной раз сэкономить несколько километров пути, я не раз проскакивал по этой дороге. Забыв об опасности, я однажды чуть не поплатился за это жизнью. Вражеский наблюдатель подкарауливал таких смельчаков, и стоило кому-то из них появиться на ровном двухкилометровом участке дороги, как он оказывался в огненных клещах. Именно это случилось и с нами. Пока мы со Шпачеком мчались на машине в сторону Стропкова, немец методично сужал вилку. Приближался критический момент, когда при очередном переносе огня и при сохранении прежней скорости движения машины нам грозило прямое попадание. В эту минуту Шпачек по моему знаку мастерски развернулся, и мы понеслись назад, к Хотче. Но это нисколько не обескуражило немецкого артнаблюдателя! Он прибавил вилку, и игра с жизнью продолжалась. Мы снова понеслись на самой высокой скорости. Инстинктивно я почувствовал ритм стрельбы и то, что снаряды вот-вот должны обрушиться на нас. Мы резко затормозили. Снаряды разорвались с перелетом, а водитель гнал машину уже снова назад, к Стропкову.
      Когда Ондава начала замерзать, появились новые заботы. Образовавшаяся вдоль берега ледовая кромка ломалась под ногами, привлекая тем самым внимание противника, особенно в ночной тишине. На любой шум и шелест немцы немедленно отвечали огнем. От разведчиков требовалабь хорошая физическая выносливость и закалка, чтобы бродить в ледяной воде и лежать мокрым по нескольку часов в снегу. Промерзшая одежда шелестела при ходьбе, 'что помогало осторожному противнику следить за движением наших дозоров вдоль берега.
      Иногда дело доходило до парадоксов. Такие деревни, как Строчин и Местиско, Стропков и Кокша, были отделены друг от друга одной речкой. Нижний Свидник река делила на две части. В заброшенные деревни и в Свидник поочередно заходили разведчики обеих сторон и нередко вступали там в ожесточенные схватки. Бывало так, что дозор противника облюбовывал тот же дом, где останавливались наши. Дозорные противника уносили с собой все, что могло пригодиться для оборудования землянок и блиндажей.
      Были специалисты и по "языкам". Они выслеживали неприятельский дозор и заманивали его в западню. Гитлеровцы чаще применяли другой прием: перерезав телефонный кабель, они затем ликвидировали высланных на исправление связи бойцов. Жертвами такой уловки стали наши девушки-связистки.
      Особое место занимала глубинная разведка, которая давала ценную информацию о положении в ближнем и дальнем тылу, противника. Рискуя жизнью, наши разведчики не раз проникали с рацией через линию фронта и добывали нужные сведения. Больших успехов в этом деле добился майор Билей, прибывший к нам от словацких партизан после того, как две восточнословацкие дивизии по вине генерала Малара и полковника Тальского оказались разоруженными. Сведения, которые передавал по рации майор Билей, были для нас очень полезными. К сожалению, этот замечательный офицер и партизан вскоре трагически погиб. Немалое значение имели для нас сведения о размещении артиллерии противника. На второстепенном ондавском направлении не было армейских звукометрических станций, поэтому мы выявляли немецкие батареи весьма рискованным способом - при помощи глубинной разведки. Разведчики при этом подвергались большой опасности, несоразмерной подчас с получаемым результатом.
      В период временной обороны на Ондаве в подразделения пришло пополнение, которое обучалось различным специальностям: пехотинцы, артиллеристы, саперы. В пехотных бригадах были созданы сержантские школы, а в Гавайе даже открылась школа сержантов - артиллеристов запаса. Правда, если в пехотных подразделениях короткий период затишья позволял как-то обучить новобранцев, то в технических подразделениях это сделать было совершенно невозможно. За короткое время обучения на Ондаве воины артиллерийских частей не смогли приобрести даже самых элементарных боевых навыков, а ведь в подразделения большинство приходило без необходимой квалификации. Печальные последствия этого обстоятельства проявились позже.
      23 декабря в Вельке-Буковце, где располагался штаб корпуса, приехали гости - члены Словацкого национального совета - высшего политического органа Словакии. Наряду с другими вопросами они прибыли обсудить также причины разгрома 1-й и 2-й дивизий Восточнословацкого корпуса, установить виновность командиров в этой катастрофе. Я в качестве секретаря участвовал на заседаниях комиссии, которая допрашивала полковника генштаба Тальского бывшего заместителя командира восточно-словацкого корпуса генерала Малара. Тальского обвиняли в том, что он в критический момент проявил нерешительность. Вместо того чтобы вместе с частями своего корпуса занять круговую оборону на Дуклинском перевале и ожидать подхода советских войск, он вылетел во Львов к маршалу Коневу якобы с целью координации действий восточнословацкого корпуса с частями Советской Армии. В ту ночь Тальский пришел ко мне. Конечно, было не до сна. Всю ночь напролет мы горячо спорили. Тальский упорно отстаивал свою позицию...
      Прошел месяц. Наступило рождество. Я встречал его в Вельке-Буковце в заброшенном доме директора школы. Наши женщины из штаба поставили мне прекрасную елку, и я, сидя возле нее в полном одиночестве, вспоминал своих близких. Мой первенец Фред находился на фронте где-то под Дюнкерком. Жена с Миланом в то время жили под Лондоном и очень ждали нашего возвращения. Время приближалось к девяти вечера. В свое время мы договорились с Франтишкой, что в этот час в канун рождества мы будем вспоминать друг друга и смотреть на Полярную звезду. Мы верили, что наши взгляды встретятся. В этом была наша надежда на скорую встречу.
      Я вышел на улицу. Кругом стояла рождественская тишина. Ночь была темной, и Полярная звезда не светилась. Однако я точно знал ее местоположение и повернул голову в том направлении. С чувством волнения я подумал о встрече наших взглядов в бесконечности и о скорой встрече в новом мире.
      Накануне прорыва под Ясло
      В конце декабря 1944 года шла подготовка к одному из крупнейших сражений минувшей войны. К этому времени советско-германский фронт установился по линии севернее Тильзита, Ломжа, вост. Варшавы, река Висла, Сандомир, Ясло, Дуклинский перевал, река Ондава, Кошице, Лученец и далее на юг через Венгрию к границе Югославии. Основная цель предстоящих наступательных операций состояла в том, чтобы в результате усилий пяти фронтов между Балтикой и Карпатами взломать немецкую оборону и, сделав решительный бросок, выйти на территорию Германии.
      Предстояло разгромить гитлеровские войска в Восточной Пруссии и на территории Польши, очистить Польшу от немецких оккупантов и создать условия для взятия Берлина и окончания войны. Одновременно советские войска готовились к наступлению в Западных Карпатах.
      Войска 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева находились на важном стратегическом направлении, ведущем с сандомирского плацдарма на Радом, Бреслау. Сюда входило и направление Ясло, Горлице, Новы-Сонч, на котором наступала 38-я армия под командованием Героя Советского Союза генерал-полковника Москаленко. Действуя на левом крыле фронта вдоль северных предгорий Карпат, эта армия должна была обеспечить быстрое продвижение основной группировки войск 1-го Украинского фронта на направлении главного удара.
      Командование Советской Армии сосредоточило между Карпатами и Балтикой огромную массу войск и боевой техники. Крупной группировке противника здесь в общей сложности противостояли 21 общевойсковая армия, 5 танковых армий, 9 танковых, 2 механизированных и 3 кавалерийских корпуса. В результате подобного сосредоточения сил и средств на направлениях главного удара ряда фронтов Советская Армия достигла значительного превосходства над противником как по количеству пехоты, так и по артиллерии и танкам. Две мощные наступательные операции - Восточно-Прусская и Висло-Одерская намечалось начать 20 января 1945 года. Однако в действительности они начались раньше запланированного срока. Это было сделано по просьбе западных держав. В середине декабря англо-американские войска в Арденнах потерпели поражение в результате контрудара нацистского вермахта. Над ними нависла угроза окружения и уничтожения. 6 января Черчилль и Рузвельт обратились с просьбой ускорить подготовку и начать ранние зимние наступления советских войск. 7 января 1945 года И. В. Сталин направил ответное письмо, в котором, в частности, сообщалось, что советское Верховное Главнокомандование, учитывая положение союзников, усиленным темпом и не считаясь с погодой готовит широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января, хотя погода и не благоприятствует этому наступлению.
      Чтобы выполнить поставленную перед 38-й армией новую задачу - прорвать сильную немецкую оборону и наступать в направлении на Ясло, Горлице, Новы-Сонч, не допустив при этом больших потерь в живой силе, необходимо было уничтожить все очаги сопротивления, разрушить окопы, укрытия, позиции зарытых в землю орудий и танков и все другие заранее подготовленные оборонительные сооружения противника, а также уничтожить его живую силу. Все это потребовало сосредоточить максимальное количество артиллерийских стволов, стянув их с других участков фронта.
      На рассвете 12 января 1945 года войска 1-го Украинского фронта, расположенные на левом берегу Вислы в районе Сандомира, по приказу советского Верховного Главнокомандования перешли в наступление. Входившая в состав фронта 38-я армия продолжала оставаться на месте. 15 января ее войска тоже начали наступление.
      В составе 38-й армии с честью выполняли свою задачу также и чехословацкие артиллеристы и танкисты. Небольшой польский городок Ясло, расположенный в северных предгорьях Карпат, занял видное место в ряду многих славных мест сражений, где в годы второй мировой войны воевали чехословаки. В районе этого города 15 января 1945 года артиллеристы 1-го чехословацкого армейского корпуса приняли участие в начале грандиозного зимнего наступления советских войск. Потеряв в боях за Дуклинский перевал 30 сентября оставшиеся в наличии танки, 1-я чехословацкая танковая бригада пополнилась новой техникой, и первые восемь танков участвовали в прорыве под Ясло.
      Покинутые пехотинцы. Хмурое тихое утро 18 декабря 1944 года на Ондаве. Кругом - полнейшее спокойствие. В штабе корпуса в Вельке-Буковце не заметно каких-либо признаков активной подготовки к чему-то. И вдруг - как гром среди ясного неба! - из штаба 38-й армии пришла срочная шифровка, предписывающая с 19 по 22 декабря передислоцировать все пять артиллерийских полков корпуса в район западнее г. Кросно. Цель и задачи перемещения держались в строгой тайне, о них знали лишь представители командования корпуса. Вначале этот приказ показался командиру корпуса и его помощникам невероятным. Он просто потряс их. Как можно представить, чтобы пехота оборонялась на Ондаве совершенно одна, без артиллерии? Можно ли вообще допустить подобный риск? Но делать было нечего. Приказ поступил из штаба армии и не подлежал обсуждению. Следует напомнить, что корпус понес значительные потери в ходе почти трехмесячных весьма тяжелых боев в Карпатах и был не в состоянии вести активные боевые действия. Исключение составляла артиллерия: она целиком сохранила ударную силу и поэтому была опорой обороны на Ондаве. И вот теперь эту артиллерию предписывалось передвинуть далеко на север от Карпат. Таким образом, части корпуса, лишенные поддержки со стороны нашей мощной артиллерии, подвергались большому риску. Оставалось надеяться только на то, что артиллеристы сумеют скрыть от противника свой уход и умело дезинформируют его о подлинном положении. Ключ к успеху этого смелого маневра находился в руках самих артиллеристов! Если нацистам удастся установить факт ухода артиллерии, возникает реальная угроза: превосходящий в силах противник воспользуется благоприятной возможностью, прорвет слабую оборону 1-й и 3-й бригад, окружит и уничтожит наши части. С одной стороны, обстановка требовала тщательно замаскировать уход батарей, а с другой - путем продуманных и планомерно проводимых мероприятий по дезинформации создать впечатление об усилении обороны на Ондаве.
      Саперные части корпуса установили макеты танков и орудий, умышленно плохо их замаскировав. В лесах разводились костры, чуть свет в домах затапливались печки. Вниз по течению реки Хотчанка спускались опилки и звенья плотов, сделанные из мостовых бревен. В ночное время машины двигались в сторону фронта с включенными или наполовину притушенными фарами, заводились двигатели танков и т. п. Все эти целенаправленные и проводимые по плану мероприятия должны были создать у противника впечатление о подготовке нами наступательной операции.
      Серьезной проблемой оказалось перемещение боевых порядков артиллерии. Ведь приказать - одно, а выполнить - другое. Трудность состояла в том, чтобы практически скрыть уход артиллерии и обеспечить ее передислокацию в условиях строжайшей тайны. Тут были огромные затруднения. Как раз в это время наступило резкое потепление. Дороги раскисли так, что по ним с трудом можно было передвигаться, а они находились под непрерывным наблюдением и обстрелом противника. Особенно большого труда стоило вытащить орудия с огневых позиций, так как местность вне дорог стала вообще труднопроходимой, превратилась в болото, и колеса орудий зарывались в грязь по самую ось. К тому же приказ предусматривал провести передислокацию ночью, без освещения, чтобы не привлечь внимания противника. Поскольку в сплошной грязи невозможно было двигаться без включения моторов тягачей на высокие обороты, их шум пришлось заглушить стрельбой из орудий. В некоторых местах бойцам приходилось по колено в грязи помогать вытаскивать из трясины тяжелые орудия и машины с боеприпасами. Несмотря на все трудности, нам удалось успешно справиться с задачей по передислокации артиллерии. Она была проведена в срок, без потерь, в полной тайне.
      На оборонительных позициях на Ондаве, чтобы ввести противника в заблуждение, от каждого полка было оставлено по одному-двум орудиям или минометам всех калибров, которые кочевали с места да место, соблюдая прежний режим ведения огня. Это помогало создать у противника впечатление, что в полосе корпуса не произошло никаких изменений в боевом порядке артиллерии. Кроме того, артиллеристы вместе с саперами на огневых позициях, откуда ушла техника, установили макеты орудий. Во второй раз через Карпаты. И вновь за последние два месяца, на этот раз в обратном направлении, артиллеристы 1-го чехословацкого армейского корпуса преодолевали знакомые карпатские вершины. В зимние ночи с 19 по 22 декабря длинные колонны артполков тянулись из района Ондавы вверх, к Дуклинскому перевалу. За Студеным Верхом их встретил на перевале пронзительный ветер со снегом. Ветер нещадно бил в лицо, занося снегом невысокий хребет. Кругом ничего не было видно, кроме сплошной снежной пелены. Колонны миновали Барвинек, где недавно размещался штаб чехословацкого корпуса, и с трудом спустились по опасным обледеневшим серпантинам северных отрогов гор к разбитому городку Дукля. Тут покоились останки воинов 1-й и 3-й бригад, павших в период сентябрьских боев за этот городок и за страшные высоты - высоту 534 и Гирову гору. Далее колонны разделились. Подразделения 1-го и 2-го артиллерийских полков направились к Едличе под Ясло; 3-й и 4-й полки разместились на рассвете возле печально известной деревни Вроцанки. 5-й корпусной артиллерийский полк через перевал не шел. С Ондавы он направился через Гавай на рубеж Чертыжнее, Яслинка, Рыманув и сосредоточился в центре полосы наступления в районе деревни Потаковка.
      Марш проходил в крайне неблагоприятных условиях. В Карпатах неожиданно наступило изменение погоды: ударили сильные морозы, началась метель. Заваленные снегом карпатские вершины и дороги стали серьезной преградой на пути наших артиллеристов. К тому же на дорогах появился гололед. Орудия сползали назад или к краю обрывов и глубоких скатов. Марш проходил ночью, в полной темноте, и водители буквально чудом удерживали управление машинами. Люди шли молча, но на их лицах отражалось радостное волнение. При вспышках сигарет в глазах солдат было видно воодушевление, ожидание предстоящих событий. Рядовые солдаты верили в то, что фронт скоро двинется на запад и они тоже будут поближе к родным местам.
      Если говорить об операции под Ясло, то до сих пор не дана надлежащая оценка тому факту, что смена боевых порядков нашей артиллерии на Ондаве 19-22 декабря 1944 года и марш полков через Карпаты были проведены в установленный срок, при полном сохранении тайны и без потерь, хотя эта операция проводилась в невообразимо тяжелых условиях. Если учесть, что в течение 25 дней корпус оставался на Ондаве без артиллерии и, несмотря на это, враг в этот период не предпринял никакой наступательной акции, то следовало бы объективно оценить моральный и профессиональный уровень командных кадров и достигнутую личным составом артиллерийских частей корпуса степень выучки. Трудно себе представить, что бы произошло, если бы противнику стало известно об уходе артиллерии с Ондавы. В этом случае грозило поражение оперативного масштаба. ,Пять наших артиллерийских полков спешно должны были бы возвратиться из-под Кроено на Ондаву, чтобы поддержать тяжелую борьбу пехоты, а это привело бы к ослаблению группировки войск на главном направлении наступления под Ясло. Этого, однако, не случилось.
      Планомерно осуществляемые мероприятия позволили в течение длительного времени вводить противника в заблуждение и создавать впечатление, будто на оборонительных рубежах корпуса на Ондаве идет подготовка к наступлению.