21

Маг Александр появлялся у них каждую пятницу с пяти до половины шестого. Говорил он мало, быстро проверял, как они выполняли его наказы и следовали последним наставлениям, и просил принести то горячей воды, то свечу и т. п. Чаще это делал Микель. Он приближался к магу с выражением безграничной покорности, как, посмеиваясь, говорил Радомир. Опустив голову, осторожно ступая и бормоча заклинания, Александр следовал по дворцу. «Абэк, вабэк, фабэк», – например. Или: «альбо, альбубу, цабулант, ипедия, транзония, абантросте… » Он заглядывал всюду – в сад, в колодец, где тут же нашли дохлую крысу, многочисленные кладовки, мансарду и гардеробную Радомира. Он ходил туда-сюда, размахивая букетами зажженных курящихся ароматических палочек. Во время церемонии очищения все должны были быть тише воды и ниже травы, что крайне возмущало Радомира, который не понимал, ради чего он должен жертвовать своей любимой телевизионной программой. Однажды Мария забылась и включила электрополотер. Маг чуть было не взорвался, и потребовался бы дополнительный сеанс, чтобы привести его в чувство, если бы не вмешалась Ванда и не уняла его.

В результате маг установил, что самым негативным местом является роскошная ванная Радомира. Поэтому он специально принес сушеные египетские травы, облитые воском и сахаром, чтобы с их помощью очистить это столь интимное пространство от злых чар. После этого сеанса по всему дворцу валялись прилипшие пучки травы. Мария замучилась, отдирая их.

– Тьфу, гадость какая! – сказал отец Ванды, когда она рассказала ему по телефону, что делает у них маг Александр. – Египетские травы в воске и сахаре! Я ведь знал, что североитальянские маги гороскопами вообще не занимаются. Почему ты не пригласишь pazzariello из Неаполя? Мне его посоветовал кавалер Лизи. Кавалер Лизи – вот настоящий специалист, не чета вашему шарлатану, этому магу Александру.

– Папа, а ты не догадываешься, что скажет Радомир, когда в его салоне вдруг запрыгает этот сумасшедший с палкой?

– Ну, раз не хочет, пусть не пеняет на последствия.

«Вот именно, – подумала Ванда. – Увы, одна капля еще не дождь. Радомир вообще-то и не заметил бы ничего».

Она с любопытством осмотрела кухонный стол. Рядом с раскрытым сборником кроссвордов лежали scorfari – головы скорпены, толстый угорь величиной с человеческую руку, морской окунь, мидии, кальмары и seppioline – тонкие почти прозрачные каракатицы. Когда не было гостей, Мария с особой страстью отдавалась кулинарному искусству. И теперь она разделывала морского окуня, не вынимая сигареты изо рта.

– Честно говоря, Ванда, он мне не нравится, этот экстрасенс. Только щеки надувает. Тоже мне вице-король собственной персоной, – сказала Мария, вычищая мидию. – Вчера я видела, как он со своим карликовым пинчером вышагивал по Кампо Санта Мария Формоза в мясную лавку на Калле-Лунга. Мясник назвал его «профессором», и Александр купил мясо за 500 000 лир. 500 000 лир! Пришлите мне на дом, сказал. Тутанхамон какой-то!

Мария поставила варить рыбу с морковью и зеленью. В сковороде она обжарила чеснок и лук. Затем обжарила во фритюре мидии и кальмары.

– Все? – спросила Ванда, с нетерпением ожидая, когда рыбный суп наконец-то будет готов.

В руках она вертела бутылочку со светло-желтой жидкостью того же цвета, что и суп.

Не обращая внимания на ее такое нетерпение, Мария вынула куски рыбы из бульона и положила их к мидиям и каракатицам. Затем влила туда стакан белого вина.

– Я все думаю, настоящий ли он.

Она процедила бульон и перелила его в кастрюлю с рыбой и другими дарами моря.

– Пока ничего страшного не стряслось, – ответила Ванда.

– Вот именно, пока, – сказала Мария и положила салфетку из штофной ткани на серебряный поднос.

Радомир смотрел «Формулу-1» по «Евроспорту» и хотел обедать один. Мария откупорила бутылку белого пичо и налила его в большой бокал. Наконец рыбный суп был готов. Мария налила обычную порцию Радомира в глубокую тарелку. Когда она отвернулась, Ванда открыла свою бутылочку. «Это всего лишь натуральная минеральная пищевая добавка», – подумала она и без тени сомнения вылила содержимое флакона в суп Радомира.

Несколько часов спустя Радомир все так же сидел перед телевизором и нашивал канты на очередной костюм. Это был костюм испанского гвардейца XVIl века. Золотой шлем, страусовые перья, красные чулки. Последнее творение Радомира. Ведь следующий карнавал не за горами. Был только конец августа, а он, как одержимый, работал над своей новой коллекцией.

– Я превращаюсь в развалину, – вздохнул он. – Шил всю ночь, как привязанный, и чувствую себя разбитым.

Ванда листала «Gazzettino».

– Завтра я даю ужин, – сказал Радомир, не отрываясь от работы. – Придут историк Алевизе Цорци, супруги Карраро, чета Маркиорелло. Тебе было бы полезно поприсутствовать.

– У меня встреча, извини, – сказала Ванда, продолжая листать «Gazzettino».

– Жаль. Я попросил Марию сварить еще рыбный суп. Сегодня у нее получился не суп, а поэма.

– М-м, – произнесла Ванда.

– Наконец она добавила туда шафран. Наконецто! Я несколько месяцев ей твержу: шафран, шафран, шафран! Рыбный суп без шафрана совсем не рыбный суп! Но ты ведь знаешь, какая Мария упрямая. Наконец-то до нее дошло.

– Конечно. Рыбный суп без шафрана все равно что Венеция без воды, – чуть расстроенно сказала Ванда.

– В последнее время ты часто пропадаешь, – ехидно сказал Радомир.

– Угу, – кивнула Ванда, пытаясь сосредоточиться на некрологах в «Gazzettino».

– Мужчина? – спросил Радомир.

– А кто еще может быть? – удивилась Ванда.

– Опять преувеличиваешь, – продолжал Радомир. – И кто он?

– Ты его знаешь.

– Нет! – воскликнул Радомир и ударил себя в грудь. – Значит, это правда, что о тебе болтают. Моя племянница связалась с гондольером!

– К сожалению, еще не совсем, – спокойно сказала Ванда и отложила «Gazzettino».

– Боже, как это вульгарно!.. С гондольером!..

– А недавно ты сам не мог на него наглядеться, – упрекнула его Ванда. – Примо здесь, Примо там. «Не правда ли, как он элегантен в своей гондоле? Не правда ли, как он грациозно держит весло?»

– На маскараде! – Радомир не изменил тон. – Люди из разных слоев общества хороши на маскараде! И не всегда все нужно понимать буквально. Люди их презирают!

– Он не только гондольер.

– А кто же еще? – язвительно спросил Радомир.

– Он – художник.

Радомир поджал губы.

– Это невыносимо, Ванда, Гондольер с амбициями живописца! Гротеск! И что же он пишет? Дворец дожей маслом? Или акварели рынка Риальто?

– Господи, Радомир, возьми себя в руки.

– Или, может быть, он модернист? Распиливает корову, а потом делает статую в формальдегиде? Или он свой дом синим фломастером разрисовал? Обдирает скелет и насвистывает?

Ванда знала – во всем, что касалось вопросов искусства и литературы, Радомир разделял точку зрения Бенедетто Кроче. Все современное, т. е. все, что было моложе Бодлера, не встречало его одобрения.

– Я вспоминаю биеннале! Помнишь того содомиста, который рядом с Бевилаква ла Маза на площади Св.Марка выставлял фотографии своих непристойностей? Воткнулся головой в коровий зад и назвал композицию «В российской глубинке». Как же, художник! Я этого не выношу!

Он нервно передвигался из стороны в сторону. Наконец, остановившись перед Вандой, он поднял указательный палец.

– Так не пойдет!

– Что не пойдет? – спросила она.

– То! – отрезал Радомир. – То! Твоя странная связь! Ты ставишь себя в жалкое положение. Подумай, ведь ты человек с высшим образованием.

Ванда поняла, что теряет терпение. Она набрала в легкие воздух, но Радомира было не остановить.

– Вандуция, если даже учесть, что ты приехала из Неаполя, все-таки ты не первый день живешь в Венеции, и пора бы знать, какой репутацией здесь пользуются гондольеры. О художественных амбициях я не говорю.

Ванда удивилась. Впервые Радомир назвал ее так ласково. Но она тут же решила не поддаваться, со стариками надо держать ухо востро. Он еще что-то говорил, но она думала о Примо. Они съездили на велосипедах на пляж Альберони и искупались там. После приключения в хижине 104-летнего рыбака у них была пора брачных танцев, когда высшей точкой наслаждения были объятия и нежные поцелуи в щеку. Странно, но ей нравилось это медленное сближение. Порой ей даже казалось, что спокойная жизнь в Палаццо Дарио наступила благодаря вовсе не магу Александру, а их с Примо нежности. Обязательно надо позвонить отцу и спросить, может ли волшебство любви быть связано с победой над проклятием. Конечно, Радомиру рисовались совсем иные отношения между ними: секс в гондоле, секс на велосипеде, секс в сараппа102…

Радомир пристально смотрел на нее.

– Ты опять плавала? – строго спросил он. – Опять в Альберони?

– Нет, – солгала Ванда. – У Примо есть сараппа в «Эксцельсиоре». Первый ряд.

Радомир скривил губы.

– Не знал, что «Эксцельсиор» пал так низко. Как меняются времена.

Появление Марии, размахивающей «Gazzettino», остановило поток его стенаний. За ней семенил любопытный Микель. Мария напрочь была лишена какой-либо чувствительности и совершенно не обратила никакого внимания на расстроенные чувства Радомира, а потому и не дала ему продолжить монолог об эротике в искусстве, жизни и в первую очередь в гондолах. Ванда была благодарна Марии за это спасение.

– Кто-нибудь читал «Gazzettino»? – спросила Мария.

Ответа не последовало.

– Мага Александра арестовали.

– Нет! – воскликнули все.

Мария аккуратно развернула газету, разгладила ее и замолчала.

– За что? – спросила Ванда.

– Он арестован на рыбном рынке, – ответила Мария.

– «На рыбном рынке» – это не причина, – сказала Ванда.

– Что он еще выкинул? – спросил Радомир.

– Возбуждение общественных беспорядков, – сказала Мария низким шепотом, который она приберегала для самых неприятных новостей. – Его арестовали за возбуждение общественных беспорядков.

– Нет!

– Его задержали в общественном туалете, так написано, – сказала Мария.

Ванда разразилась смехом, Микель – слезами.

– Если уж он в свое будущее заглянуть не может, что говорить о нашем, – сказал Радомир.

Мария с наслаждением прочла:

– «Маг Александр, настоящее имя Элио Кильман, задержан полицией в общественном туалете недалеко от моста Риальто, куда он зашел в сопровождении другого мужчины. Он был застигнут в момент порочаной близости с гражданином Шри-Ланки. Его обвиняют в эксгибиционизме. В течение последних месяцев он совершил в Венеции несколько непристойных акций. Его жертвами часто становились влюбленные пары, перед которыми он появлялся в обнаженном виде»…

– Искусство! – воскликнул Радомир. – Вот истинное искусство! Полароидные снимки с голого Александра, и он уже созрел для биеннале!

Микель всхлипнул.

– «… маг, которого в тот же вечер видели в Палаццетто Пизани, где он работал в качестве ведущего на мероприятии для группы служащих компании «Фиат», премированных поездкой в Венецию, отвергает все обвинения. «Это недоразумение», – сказал Александр. Его дело ведет комиссариат Сан Марко. Группа служащих выражает надежду, что разбирательство закончится административным предупреждением. Популярный маг, получивший известность в передаче о трактовании снов «Сон это реальность» на канале «Телепадова», уже выступил на первом слушании. Процесс предполагается начать через двадцать дней. До того времени маг будет находиться под домашним арестом».

– Их акцию можно было бы назвать «Венеция. Нудизм», – проскрипел Радомир.

– У твоего амбициозного друга тоже нашлась бы подходящая идея, а, Ванда?

Микель высморкался.

– Мне это смешным не кажется. Это недобрый знак, – прошептал он.

– Что тут скажешь? Мне при одной мысли о впустую потраченных деньгах дурно становится, – сказал Радомир.

– Я это предчувствовала, – сказала Мария. – Он все время тайком что-то вытягивал из кухонного шкафа. Весь фенхель потаскал, все сковородки сахарным сиропом заляпал.

– Синьор Радомир, – произнес Микель срывающимся от слез голосом, – я ухожу. Предложение графини Ферри…

– Прошу тебя, Микель, сейчас не время для истерик. Нам надо сохранять спокойствие. Ванда, может быть, тебе попробовать обратиться к этой… госпоже Лидии. Только если она берет меньше, чем маг Александр. У нас в запасе еще две недели.

Все с недоумением посмотрели на него.

– Я намерен собрать вечеринку по случаю открытия регаты, – сообщил он.

Ванда заметила, как пьянящая волна от приступа собственной щедрости накатила на Радомира. Еще бы, ведь он замышлял разрушить ее мезальянс с гондольером, устраивая это светское сборище.

Ванда позвонила отцу. Он ликовал. Оправдалось его недоверие к северо-итальянским магам. Но почему его дочь не хочет, чтобы настоящий экстрасенс из Неаполя решил все их проблемы, оставалось для него загадкой.

– Необходима госпожа Лидия! Этот Радомир все время жмотничает! Почему меня никто не слушает?

На вопрос о взаимосвязи любви и магии он не нашел ответа.

На следующий день Ванда отправилась к госпоже Лидии. Она нашла ясновидящую за прилавком табачной лавки в Сайта Кроче. Маленькая толстая женщина в черном кудрявом парике с волосами по пояс, как у Людовика XIV. Она восседала среди сигарет и журналов, розовых пластиковых шариковых ручек и ластиков и курила, когда Ванда вошла. Она не спросила, откуда Ванда о ней знает, а сразу потребовала предоплату в 50 000 лир.

– Да, да, bambina mia, – сказала она, когда Ванда протянула ей чек с названной суммой. – Во всем должен быть порядок! В нашей среде так много темных лошадок!

Она закрыла дверь лавки и повела Ванду в свою квартиру на втором этаже. При ходьбе грудь госпожи Лидии опережала ее на шаг. Квартира была наполнена кружевными салфеточками и образками с ликом Иисуса. В комнате стоял широкий красный диван, по нему были разбросаны игрушечные собачки, куклы и розовые подушки в форме сердец с вышивкой «Я люблю тебя». Ванда села в розовое, убранное рюшами кресло. Госпожа Лидия пошла переодеться для сеанса.

– Видите ли, я вступила в профсоюз, в профсоюз экстрасенсов и оккультистов, – крикнула она из ванной. – Мы, члены профсоюза… язаныатитьмтс…

– Не понимаю! – крикнула Ванда.

Госпожа Лидия, должно быть, снимала платье через голову.

– Обязаны платить НДС! Мы, члены профсоюза, обязаны платить НДС. Мы должны иметь постоянный адрес, только тогда нам разрешается работать.

Зашумела вода в унитазе.

– Наш союз разработал даже проект закона, который поддержали депутаты Пеццоли и Патарино из Национального альянса. Ведь так и клиент получает свою выгоду, как вы думаете, синьорина?

– Конечно, – согласилась Ванда.

Мадам Лидия распылила лак для волос.

– Вступившие в профсоюз не имеют права брать за сеанс больше 50 000 лир. Это выгодно, правда? – крикнула она.

– Бесспорно, – согласилась Ванда и понюхала коробку ароматических свечей, стоявшую перед ней.

– В октябре мы провели наш первый конгресс. В Римини. На тему «Внутреннее развитие», – кричала госпожа Лидия.

– Да, такой конгресс, конечно, давно был необходим, – сказала Ванда.

Вошедшая в комнату госпожа Лидия явила собою причудливый гибрид фараона и какаду. На ней было желтое длинное до пола платье с глубоким декольте и золотые босоножки. Парик был уложен заново, глаза обведены черным контуром.

– О! – воскликнула Ванда.

– Я – реинкарнация Нефертити, – сказала госпожа Лидия и покружилась перед Вандой, – и это моя рабочая одежда. Волосы дают мне энергию. Челка защищает мой третий глаз. Я очень забочусь о своем физическом состоянии, поэтому никогда не появляюсь на телевидении. Телевидение обкрадывает душу. Задумайтесь: истинных оккультистов не увидишь по телевизору! Вы слышали об аресте мага Александра? Так ему и надо. Он все время пытался пролезть в наш профсоюз.

– Я пришла по поводу Палаццо Дарио, – начала Ванда.

– Кроме того, я вегетарианка, – не моргнув, продолжала госпожа Лидия, – я не курю, не пью и сплю только по субботам. По ночам я медитирую, ведь дух не знает пределов.

– После ареста мага Александра больше никого нет, кто мог бы поработать с потусторонними проблемами в нашем палаццо, – сказала Ванда.

– Я – из библейских времен, вернее, я анахронистка, я – вне времени, я пришла из другой эпохи, – продолжала госпожа Лидия. – У меня божественная сущность.

Она села на диван.

– Палаццо Дарио, – повторила Ванда, – я живу там со своим дядей. Он купил дворец.

– После долгого путешествия я приземлилась на этой планете, – произнесла госпожа Лидия и полуприкрыла глаза. – После путешествия от космического света к свету солнца.

– В нашем дворце происходят необъяснимые несчастные случаи. – Ванду ничто не могло перебить. – Мы хотим, чтобы вы помогли нам избавить палаццо от проклятия.

– Хорошохорошохорошохорошохорошо, – произнесла госпожа Лидия, откинула со лба волосы и бросилась на розовую подушку с вышивкой «Я люблю тебя».

Ванда и не пыталась привести ее в чувство. Госпожа Лидия тяжело дышала. Она закрыла глаза, затем кругообразными движениями начала поглаживать свой живот. Движения убыстрялись. Она шумно вздыхала, стонала, переворачивалась с боку на бок. Она гладила свои ноги так, что платье задралось, открыв чулочные резинки. Лидия подняла плечи, ее щеки пылали. На мгновение она замерла. Ванда подумала, не уйти ли ей.

– Обожемой! – закричала госпожа Лидия и шумно выдохнула.

Ванда кашлянула.

Госпожа Лидия скатилась с дивана. Прижав ладони тыльными сторонами ко лбу, она застыла. Ванде почудилось, что она вот-вот вспорхнет и пронесется по комнате, как воздушный шарик, из которого спустили воздух. Казалось, она не дышит.

– Si? Ssssii, si! – выкрикнула госпожа Лидия. – Святая Мадонна. О Сант-Антонио. Si, ssssii, si!

«С Примо у меня получилось бы лучше», – подумала Ванда.

22

Сеанс очищения по настоянию госпожи Лидии должен был состояться в день открытия Исторической регаты, что, по ее утверждению, окончательно очистит палаццо от потоков негативной энергии.

Вечеринки у Радомира провоцировали если не всплеск суеверия, то определенно скептические настроения по поводу проклятия дворца; иногда на таких сборищах дело доходило чуть не до скандалов.

В день рождения Радомира один 25-летний возлюбленный одного 60-летнего венецианского художника у всех на глазах влюбился в 25-летнего студента-искусствоведа и закрылся с ним в роскошной ванной. И праздник по поводу выборов нового мэра, который Радомир закатил еще до провозглашения результатов, чтобы поддержать своего любимого кандидата, закончился громким скандалом. Проигравший кандидат, молодой красавец, автор социальных критических пьес, был так огорчен своим провалом, что в какой-то момент разрыдался. Слезы струились по его лицу, из носа текло, на него было неприятно смотреть. Он никак не мог успокоиться, всхлипывал и вскрикивал, чем привел всех в неловкое замешательство. Но вдруг он успокоился, когда его принялась утешать американская туристка, типичная gate-breaker103. Это было особенно неприятно Радомиру, потому что никто не знал, как она попала на праздник.

А на Новый год адвокат Радомира доктор Карле сам выбрал Палаццо Дарио как сцену для своего выхода в общество в качестве транссексуала. В полночь он объявил, что собирается оперироваться в Милане и надеется на поддержку своих друзей. Через два месяца его видели в светлом парике в кафе «Паола» на Кампо Санто Стефано, он ел мороженое.

Никто не забыл, как крыло ангела пришибло архитектора Кристиано Фабриса. Он вышел из больницы, но ясный рассудок, видимо, не вернулся к нему, так как он тут же заявил, что Радомир представляет собой явную угрозу для общества. И уж тем более непонятным было, как он сумел прорваться во дворец, хотя объяснением этому могло быть то, что Историческая регата была самой захватывающей из всех венецианских вечеринок.

День Спасителя, который вся Венеция отмечала на каналах в украшенных лампочками лодках, был народным праздником. Даже чересчур народным, считал Радомир.

– Венецианцы сидят в лодках, жарят рыбу и едят за длинными столами, едят и пьют, пьют и едят, а под конец сваливаются в воду. Открытие же биеннале и кинофестиваля – праздники светские, но Историческая регата – самый эффектный из венецианских праздников, – говорил он, – особенно для того, кто живет на всемирно известном Большом канале.

И он сам и его дворец должны блистать на этом празднике.

– Будет незабываемо! – объявил он. – И без всяких сюрпризов!

Он приказал Марии вывесить из окон палаццо шелковые платки.

– Величайшее время Безмятежной! – воскликнул он. – Сотни дожей, патрициев, адмиралов проплывут на лодках по каналам. Уже сейчас у лагуны собираются участники праздника, мужчины и женщины с яркими шарфами на талии.

Микелю было приказано написать приглашения и меню с золотыми кантами и подобрать подходящий к старинным кружевным скатертям фарфор. Еду Радомир, поколебавшись, заказал в баре «У Гарри», все-таки он не любил Эриберто Чиполлина.

– Его статьи в «Gazzettino» портят мне аппетит, – повторял он.

Это с одной стороны. С другой стороны, на вручении литературной премии Кампиелло Эриберто подал такой упоительный лимонный ризотто, что он до сих пор не мог его забыть.

Радомир распорядился, чтобы госпожа Лидия испарилась до прихода первых гостей. Она появилась около двенадцати. Мария открыла дверь, и ей навстречу вывалилась грудь госпожи Лидии. Она держала в руках пакет, какой обычно дают в овощных магазинах.

Салон был пуст. Радомир занимался приготовлением стола, Микель пошел в кондитерскую за десертом, Мария отправилась на кухню жарить bovoleti – виноградных улиток, закуску к аперитиву.

На госпоже Лидии было красное длинное до пола платье.

– Я это чувствую! – сказала она, не успев переступить порог.

Ванда испугалась, что госпожа Лидия вновь свалится в свой безудержный транс. Будем надеяться, что не при Радомире, это его шокировало бы.

– Я чувствую, что здесь нарушен баланс мужской и женской энергии, – сказала госпожа Лидия, почесав нос.

– Несомненно, – ответила Ванда и повела ясновидящую в салон Мохамеда.

– Я кое-что увидела, – сказала госпожа Лидия.

– Да? – Ванде стало интересно.

– Мариетта. Это была дочь строителя Ка Дарио.

– Да, я знаю.

– Она покончила самоубийством.

– Я слышала, что у нее был сердечный приступ.

– Семья скрыла истинную причину смерти, – прошептала ясновидящая. – Мариетту обманул муж. А знаете ли, тысячу лет назад измена мужа это совсем не то, что теперь.

– Пятьсот лет, – подумав, сказала Ванда. – Палаццо Дарио был построен в конце XV века. Поэтому всего пятьсот лет.

Госпожа Лидия пошла по дворцу. Она критически оглядывала интерьеры. Кушетки в стиле ампир, сундуки, шкафы и комоды, роскошные столики с инкрустацией, секретер из корневого дерева, китайские вазы, Геркулесы, венецианские мавры, оруженосцы эпохи Возрождения, портреты – все это она откомментировала лишь коротким отрицательным «тсс!».

Она расстелила розовый платок в центре салона и села на него. Вокруг себя она расставила образки Мадонны делла Салюте. Из пакета достала лимоны и выстроила из них перед собой пирамиду. Во время сеанса демоны должны собраться в эти лимоны, объяснила она Ванде. Она заберет их с собой, разрежет на кружочки и выбросит.

– Этот способ оправдал себя уже в нескольких дворцах.

Затем она легла и тяжело задышала. Ванда выскользнула из салона, тихо прикрыв дверь.

На кухне Мария добавляла в улиток оливковое маетло и чеснок.

– По-моему, она такая же чокнутая, как маг Александр, – сказала она. – Радомир мог с таким же успехом выбросить деньги в канал.

Ванда пожала плечами.

– Это всего лишь попытка.

Госпожа Лидия позвала ее.

Она все еще лежала на розовом платке. На лбу и носу у нее собрались капельки пота. Она тяжело дышала. Кончиками пальцев она взяла несколько лимонов.

– Я чувствую это. Здесь полно негативной энергии.

Она сложила лимоны в пакет.

– Нужно провести несколько сеансов.

Она оправила платье.

– Боюсь, что с вами может случиться что-то плохое.

И сочувственно посмотрела на Ванду.

– Советую вашему дяде срочно убрать люстры и светильники. Я чувствую, что негативная энергия исходит от них.

Ванда проводила ее до дверей, а потом рассказала всем о неприкаянной душе Мариетты. Радомиру было скучно. Истории обманутых жен всегда заставляли его скучать. Напрасно Ванда пыталась внушить ему озабоченность госпожи Лидии.

– Ты же сам говорил, что наши светильники нельзя назвать шедеврами, – сказала она.

Радомир был возмущен.

– Что она себе позволяет? Не шедевры! Хорошо! Но венецианский seicento104, об этом эта ведьма, естественно, понятия не имеет. Я что, у табачной лавочницы должен консультироваться, как мне обставлять дом? Больше об этом ни одного слова слышать не хочу!

Радомир был неутомим. У окон были расставлены стулья и маленькие кофейные столики, сервированные венецианскими маврами – друзьями Микеля из Сенегала, так, чтобы гости с любого места могли наблюдать за парадом гондол, лодок и позолоченных судов и выпить шампанское. Нанимая друзей Микеля, Радомир на этот раз изменил своему принципу (он их презирал), потому что каждый из них стоил вдвое дешевле официанта от Чиполлина.

Играла музыка. Оркестр состоял из стекольщика (саксофон), реставратора мебели (скрипка) и окулиста (рояль), обслуживающих Радомира.

Через час стали собираться гости. Граф Гримани из Палаццо Пизани-Моретта прибыл первым. Он вошел со своей женой Бианкой, страдавшей тиком, поэтому ее рот никогда не закрывался, она все время причмокивала и заглатывала воздух, как золотая рыбка. Ванда думала, как бы ей удрать от обоих, уж граф опять не упустит случая потрогать ее за ноги. За ними появился владелец Галереи дель Леоне на Джудекка. Как всегда, он был в обществе своей подруги, маленькой австрийской баронессы, которую он демонстрировал в качестве поощрения всем покупателям, если те решались на приобретение в его галерее. Ванде что-то в баронессе напоминало морской огурец. Она была до такой степени озабоченной и помешанной на своем либидо, что пыталась совратить даже Радомира. За ними прибыли Костанцо – сицилийцы, которых Радомир пригласил из соображений политкорректности, чтобы избежать упреков в расизме. Театральный декоратор Эцио Костанцо был великолепным танцором и дамы всегда роем кружили вокруг него: фокстрот, вальс, танго.

Чтобы доставить Ванде удовольствие, Радомир наконец, перешагнув через себя, пригласил и графа Морозини, хотя и считал, что тот здесь совершенно лишний. Приехала Изотта Вианелло, президент Фонда Палладио, ее супруг был владельцем крупнейшего в Италии лесопитомника. Затем вдова Пиньятти, ее муж был издателем и умер почти сразу после свадьбы. Когда она не была в отъезде, а путешествовала она часто, она издавала альбомы и небольшие подарочные книги для туристов, в основном с видами Венеции. Она всегда появлялась в сопровождении молодых людей, которые с каждым разом становились всё моложе и так походили друг на друга, что можно было подумать, будто она держала их где-то в питомнике. Закадычная подруга Радомира, графиня Брунелла, приехала бы в любом случае даже без приглашения, потому что если она не посещала своих умирающих тетушек, переписывающих в ее пользу свои завещания, или не пересчитывала свое венецианское стекло эпохи барокко, с утра до вечера она только и делала, что скучала. Радомир пригласил ее, тем не менее, с одним условием – она должна оставить своего мужа, адвоката Бурато, дома. Это жуткий тип, которого нельзя подпускать к алкоголю; стоило ему выпить, как он начинал скандалить по любому поводу, а его лицо наливалось при этом желчью. И, разумеется, верные клевреты Радомира: венецианка-искусствовед, советница по налогам, как всегда бросавшаяся чистить пепельницы, молодой поэт и скульпторша-путешественница.