20

«Стояло солнечное январское утро, одно из тех, которые словно созданы для того, чтобы провести их часы, пробродив по залитым ясными лучами берегам живописного канала Джудекка. В это утро Альдо Вергато, один из крупнейших землевладельцев планеты, ступил на изящную площадь Кампо Сант Агнезе. Это был статный загорелый человек с волосами, белыми как снег, благородным носом и улыбкой, обнажавшей безупречно сверкающие зубы. В темно-синем – цвета полуночного неба – пиджаке и со вкусом подобранных к нему бирюзовых брюках и белых капитанских туфлях он выглядел великолепно. Его супруга Филомена держала его под руку. На средиземноморской черноволосой красавице было пурпурное шерстяное пальто с черной опушкой, на руках высокие до локтя облегающие перчатки, на плечах подобранная по цвету к пальто кашемировая шаль. Невооруженным глазом было видно, что над ее костюмом старательно потрудились лучшие кутюрье Италии, и поэтому она выступала по площади как королева.

Альдо Вергато и его жена Филомена шли к церкви Иисуса, где Филомена хотела присутствовать на утренней мессе. На мраморных ступенях церкви она печально простилась с мужем.

– Чао, Альдо, до скорого. Сегодня не буду спрашивать, хочешь ли ты пойти со мной на мессу.

Она нежно поцеловала его в лоб.

– Пожалуйста, Филомена, не затевай снова эту бессмысленную дискуссию. – Альдо с мучительным выражением лица качнулся в сторону. – Хватит, в конце концов, пытаться наставить меня на путь истинный.

– Как хочешь, Альдо. Если ты считаешь, что твоей душе полезнее начинать день с твоими яхтсменами, а не с Богом, пусть так и будет. – Она болезненно и сдержанно улыбнулась, кутаясь в шаль. – Пожалуйста, не опаздывай к обеду. – И скрылась в благочестивом сумраке церкви Иисуса.

Альдо Вергато быстро зашагал по залитой солнцем набережной. Его радовала мысль, что этот день он проведет один. Набожность его жены уже многие годы тяготила его. Она молилась так усердно, что он часто спрашивал себя, а та ли это женщина, которую он полюбил когда-то.

Он шел энергичной легкой походкой страстного яхтсмена. Со времени их приезда в Венецию он дни напролет проводил в компании венецианских шкиперов и преданных ему механиков со знаменитой верфи Тенкара в Магаццини дель Сале, бывшего соляного склада на набережной Цаттере. Он перестроил склад, открыв на его месте частный клуб. Здесь же он хотел устроить стоянку для своего «Мою di Venezia»99.

Так он окрестил свою легендарную парусную яхту, на которой он мечтал выиграть Кубок Америки. Спуск на воду своего «Мавра» он отпраздновал, пригласив на грандиозную вечеринку мировых знаменитостей. Среди них, однако, не было ни одного венецианца. Альдо Вергато не забыл позора, устроенного ему в венецианском Парусном клубе, когда 53 члена проголосовали против его принятия в клуб.

В жизни Альдо Вергато было все: слава, богатство и красота. Он был родом из Равенны. В 25 лет он влюбился в Филомену из клана Фантоцци, династии крупнейших промышленников Италии. Но женитьба на представительнице знатного рода не была пределом его амбиций. Обладая живым деловым умом, он уже вскоре удвоил капитал всей семьи Фантоцци. Его богатство было сказочным, и не проходило дня, чтобы в газетах не появлялись заметки об Альдо Вергато. «Зеленый корсар», «последний корсар», «цезарь», «король», «морской волк» – называли его журналисты. Они писали, что он скупил чуть ли не половину Венеции: пять муранских фабрик, Палаццо Мора, дом Гериона на канале Джудекка, изящную прекрасную виллу и комплекс зданий, относящихся к ней, в том числе старинную церковь Св.Косьмы и Домиана. Эти приобретения были последней каплей, переполнившей чашу раздражения венецианцев, и они выплеснули его на Альдо, проголосовав против его вступления в парусный клуб.

Но это не смогло поколебать его любовь к этому неповторимому городу на воде.

Он всю жизнь мечтал жить в Венеции. Для него, страстного яхтсмена, не было на земле города прекраснее. И ничего лучше не было, как отправиться от берега Цаттере в компании друзей, таких же любителей парусного спорта, в очередную регату по Адриатике. Поэтому-то апогеем его венецианской авантюры стала покупка Палаццо Дарио. Альдо решил превратить дворец в воскресную резиденцию для своей семьи: себя, Филомены и троих детей – Элиджио, Марии-Эрмелинды и его любимицы Кларенцы.

Альдо Вергато поручил заключить сделку по покупке дворца одному из самых надежных своих секретарей. И это было роковым решением. Ведь если бы сам Альдо, прекрасный знаток человеческой натуры, увидел горящие глаза риэлтера, продавшего Палаццо Дарио несчастному Массимо Миниато Сассоферато, он, несомненно, что-то заподозрил бы. Об опасности, подстерегавшей его, и о репутации дворца Альдо Вергато предупредил только один человек – мэр города. На одном из блестящих приемов в ратуше мэр, взяв Альдо под руку, отвел его в сторону и сказал, что им надо поговорить с глазу на глаз. При этом он придал лицу серьезное, даже торжественное выражение.

– О Палаццо Дарио говорят, что он приносит несчастье. Я как первое лицо города обязан предупредить вас об этом, – смущенно сказал он.

Альдо Вергато не принял слова мэра всерьез. Он засмеялся, сверкнув белоснежными зубами, и дружески похлопал его по плечу.

– Дорогой мой, ценю вашу заботу. Но такой человек, как я, не может позволить себе роскошь бояться злых духов.

Филомена сидела в роскошной столовой Палаццо Дарио, стены которой были обшиты деревянными панелями. Медленными глотками она тянула свой отвар: ее слабый желудок не переносил ни кофе, ни черного чая, поэтому Мария, верная домоправительница Палаццо Дарио, варила ей ромашковый настой. Вечернее венецианское солнце залило небо нежно-розовым заревом, его отсвет проникал в окна столовой и ложился причудливой вуалью на лицо Филомены. Она размышляла, стоит ли ей рассказать Марии об одной странной встрече. И что только подумает о ней эта преданная душа? Примет за сумасшедшую? Наконец Филомена переборола сомнения. – – Мария, – сказала она, добавив несколько капель лимонного сока в свой ромашковый чай, – что это за слухи ходят о Палаццо Дарио?

– Какие слухи, синьора?

Но Филомена успела заметить тень, пробежавшую по лицу Марии.

– Джованни, таксист, сказал мне, что палаццо якобы проклят и приносит несчастье. – Она вздрогнула, вспомнив таксиста, глаза которого горели, а взгляд был лукавым, хитрым. – Он рассказал мне о некоем Фабио делле Фенестрелле, которого нашли убитым.

– В Венеции много болтают, синьора. Не забивайте себе голову, – протяжно произнесла Мария, однако Филомена поняла, что за этими утешительными словами скрывается что-то иное, что-то темное.

– Мария, со мной вы можете быть откровенны, я верю в Бога и ничего не боюсь.

Мария вытерла вспотевшие руки о передник.

– В Палаццо Дарио произошло несколько несчастных случаев, – медленно сказала она.

Филомена содрогнулась.

– Вы хотите сказать, что в Палаццо Дарио случилось не одно несчастье?

Филомена сжала виски, но ее одолевало желание узнать больше.

– Но… почему нас никто об этом не предупредил? – Она схватила Марию за руку. – Пожалуйста, Мария, расскажите мне все.

– Это касается только мужчин, которые… ну… как сказать… – Смущенно теребя передник, Мария глубоко вздохнула. – Мужчины, у которых это… склонность…

Филомена вскинула голову. Ее черные глаза сверкали возмущением.

– Тогда это проклятие нас не касается, – сказала она и закуталась в свою любимую кашемировую шаль.

– Но было исключение, Массимо Миниато, – сказала Мария.

– Но он ведь жив, – сказала Филомена.

– Да, но какой ценой, – ответила Мария. – Его сестра умерла, а он разорился и почти свихнулся.

Филомена отпила свой ромашковый чай.

– Все это смешно. Никогда не слышала о таком странном проклятии!

В то же время ее не покидала мысль о жутком происшествии, которое она пережила сегодня ночью. В своей роскошной спальне она, как всегда, расчесывала перед зеркалом волосы, сто раз проводя по ним щеткой. В коридоре послышался шорох. Шорох шагов. И странный голос, который невозможно забыть, позвал ее мужа. Этот голос она никогда не слышала.

– Посоветуйте мне что-нибудь, Мария! – сказала Филомена и обратилась взглядом на всемирно известный Большой канал, сверкавший всеми оттенками аквамарина в феерическом действе вечерних красок.

«Поразительно, – подумала она. – Этот прекрасный город все время напоминает мне о прошлом. Почему?»

– Помогите мне, Мария, – сказала она.

– Не волнуйтесь, синьора. Все будет хорошо, – ответила верная Мария и взяла серебряный поднос.

Задумавшись на несколько мгновений, она поставила его обратно.

– Если хотите, – медленно сказала она, – вы можете сходить к францисканцу. Здесь есть один монах, который помогает при одержимости, проклятиях и сглазе. Он благословит Палаццо Дарио. Вдруг это поможет.

Филомена встала и, улыбнувшись, пожала руку Марии.

– Спасибо, Мария, спасибо.

Дети Альдо Вергато не разделяли восторга родителей по поводу города в лагуне. Здесь скучно, жаловались они, в городе с населением 40 000 человек жить невозможно. Элиджио и Мария-Эрмелинда приезжали все реже. Они предпочитали оставаться в Милане. Кларенце, красавице и любимице Альдо Вергато, Венеция тоже казалась скучной. «Захочешь пригласить десяток людей на ужин и не знаешь кого!» – обычно говорила она. Больше всего ее раздражало, что в этой жемчужине Адриатики невозможно купить ни один новый CD сразу после выпуска. Альдо Вергато не мог ни в чем отказать любимой дочке, поэтому разрешал ей дважды в месяц летать на частном самолете в Нью-Йорк, чтобы заказывать новые диски. Потрясающая красота Кларенцы: блестящая волна чуть вьющихся волос и упоительные изумрудно-зеленые глаза – покорила всю Венецию.

Альдо Вергато молча переживал прохладное отношение детей к его любимому городу, но сердце его оттаивало, когда он замечал, что Кларенца, которую он боготворил, со временем все чаще стала задерживаться в Безмятежной100. Загадка вскоре открылась.

Это был Аполлонио, довольно привлекательный сын Эриберто Чиполлина, владельца бара «У Гарри». В него влюбилась прекрасная дочь Альдо. С тех пор как Кларенца впервые увидела его на одном обеде, она мечтала лежать в его объятиях и чувствовать его горячие губы на своих губах. Когда Альдо Вергато узнал об этом, жгучая волна прокатилась по его жилам. Неужели их семья пала так низко, что его любимая дочка хочет связать свою судьбу с сыном ресторатора?

С тем, кто за чаевые пойдет за вами куда угодно? Пусть даже Эриберто всю жизнь стремился подняться выше своего простого «гастрономического» положения, ради этого писал сначала кулинарные книги, а затем стал автором отдельной колонки в «Gazzettino», благодаря чему в глазах венецианцев он прослыл философом. Но какая разница? Все существо Альдо Вергато восставало против возможной свадьбы. При мысли об этом его сердце становилось холодным, как венецианская лагуна в январе. Он предчувствовал, что это было началом конца, началом драмы, грозившей разрушить его жизнь. Но стоило Кларенце посмотреть на него своими изумрудно-зелеными глазами, и он был не в силах противиться ее желаниям и капризам.

Свадьбу с Аполлонио Чиполлина сыграли в Нью-Йорке; на руке Кларенцы сиял знаменитый виндзорский браслет «Тигровый глаз» с бриллиантами и рубинами, красными, как глаза тигра в ночи, который удивительно шел к ее подвенечному платью из тончайшего брюссельского кружева.

Для Альдо Вергато день свадьбы Кларенцы означал крах всего. Лавина бед понеслась на него с нарастающей быстротой сразу после злосчастного бракосочетания. На следующий же день на Чикагской бирже обрушились цены на зерно, и группа Фантоцци оказалась в самом тяжелом за историю своего существования кризисе. Спустя ровно год Кларенца развелась с Аполлонио. Он изменил ей с горничной.

Филомена молилась день и ночь.

– Да, молись, молись, если ничего другого тебе не приходит в голову! – закричал Альдо Вергато, застав жену коленопреклоненной в спальне перед небольшим домашним алтарем.

Филомена, улыбнувшись, посмотрела на него.

– Да простит тебя Господь! – сказала она.

Но его слова глубоко задели ее душу.

Она единственная понимала, что это черная рука проклятия протянулась к ним. Вновь и вновь она уговаривала мужа продать дворец и всем вместе вернуться в Равенну. Но Альдо Вергато ничего не хотел об этом слышать. Теперь он почти не разговаривал со своей прекрасной и несчастной женой и целые дни пропадал в обществе друзей-яхтсменов. Филомена искала утешение в молитвах в церкви Иисуса. Там богослужения проводил молодой священник, который знал о том, что печалило Филомену. Он регулярно исповедовал ее, они вместе молились, перебирая четки, и это всегда приносило ей облегчение. Она стала чаще заходить в маленькую квартиру молодого понимающего святого отца до рокового вечера, повергшего Филомену в жестокое разочарование. Они пили ромашковый чай, сидя друг против друга, и Филомена рассказывала о бедах, постигших ее семью за последнее время: государственная адвокатура открыла дело против ее мужа якобы за подложные векселя, ей казалось, что небеса разверзлись над его головой. Но гроза разразилась здесь же, как только она посмотрела в прекрасные карие глаза молодого священника.

– Мы не можем быть святее Папы, синьора Вергато. Грязные руки есть повсюду. Не только в Италии, – сказал он и погладил ее руку. – Я всем сердцем сочувствую вам, синьора. Государственные адвокаты полагают себя стражами добродетели – самопровозглашенными! Но наш Господь на небесах не допустит, чтобы был осужден невиновный, такой, как ваш муж. Верьте в Господа! И дальше произошло то, что Филомена не могла себе объяснить. Словно ее толкнула невидимая сила, она придвинулась к молодому священнику и сжала его горячую ладонь. Он повернул к ней голову и поцеловал ее своими прекрасными губами. Не отдавая себе отчета, она прильнула к нему, казалось, в объятии их тела сплавились воедино. Ее нежная грудь прижалась к его мускулистой груди, ее ноги обнимали его страстно и откровенно. Он отстранился от нее, стараясь не встречаться глазами с ее отяжелевшим от желания взглядом.

– Нет, Филомена, нет, – шептал он.

– О, монсиньор, – прошептала в ответ Филомена.

Звук собственного голоса вдруг привел ее в чувство. Как это могло случиться? Как она могла зайти так далеко?

Филомена, укутанная в свое пурпурное пальто, спустилась по лестнице дома священника и, глядя невидящими глазами, пошла через живописную площадь Кампо Сант Агнезе. Ее лицо пылало от стыда. Тяжело дыша, она поднялась по мраморной лестнице Палаццо Дарио и заперлась в роскошной ванной. Несколько раз она умылась холодной водой, пытаясь хоть немного успокоить пылающие щеки. Что же с ней приключилось? Никогда раньше она не испытывала подобных желаний. Что это означало? Только злой дух Палаццо Дарио мог толкнуть ее на подобное. Филомена решила призвать на помощь францисканца.

Было еще темно, когда у входа в Палаццо Дарио позвонили. Мария заспешила к тяжелым входным дверям. Филомена еще спала. Альдо Вергато еще не ушел. В костюме нежно-голубого цвета он вышел в холл и, к своему удивлению, встретил монаха-францисканца в черной рясе, который как ни в чем не бывало с кадилом в руке шел мимо него на второй этаж. Похоже, это затея Филомены!

– Вы куда? – крикнул Альдо вслед монаху, который, однако, не обратил на него ни малейшего внимания, обкуривая потрескивающим ладаном углы дворца.

Альдо Вергато не переносил запах ладана. Его лицо стало мертвенно-бледным.

– Вы что, с ума сошли? Вон отсюда! – закричал он.

Шум разбудил Филомену, она в халате вышла из спальни.

– Прошу тебя, Альдо, тише. Это же ради тебя!

– Ты совсем спятила, – заорал Вергато, – ты уже и в дом затащила своего святого братца.

Он кричал так яростно, что сонная артерия на его щее стала фиолетовой. Испуганный монах заторопился прочь, и когда он бежал через салон Мохамеда, тяжелая китайская ваза качнулась и сокрушительно грохнулась на пол, разлетевшись на тысячи черепков, чуть не задев Филомену. Она закричала. Ей показалось, что она вновь увидела страшную тень, которая звала тогда ночью ее мужа по имени. Альдо Вергато побежал за монахом и почти уже схватил его за руку, но тот успел заскочить в роскошную ванную и там забаррикадироваться.

– Я убью тебя, я тебя в порошок сотру, если ты сейчас же не уберешься из дома, – точно ополоумев, кричал Вергато, яростно барабаня в дверь.

– Пожалуйста! Альдо! Успокойся! – тихо сказала Филомена.

– Успокоиться! – надрывался Вергато. – Мне успокоиться! У меня в доме чертей гоняют, моя жена – схимница, меня уже почти арестовали! И я должен успокоиться?.. Хватит!

Тут он повернулся, схватил пальто и бросился вон из дворца, не оборачиваясь.

После его ухода монах вышел из роскошной ванной. Он оправил рясу и спокойно пошел по этажам дворца, окропляя их святой водой, окуривая ладаном и шепча молитвы. Он молился и за Альдо Вергато. Тщетно!

Было поздно, когда Филомена поднялась на следующий день в спальню Альдо Вергато. Снаружи небо было пасмурным, и дул влажный февральский ветер. Она хотела разбудить Альдо. Вчера, вернувшись домой и глядя на нее безумными глазами, он дрожащим голосом просил оставить его в покое. Он не мог простить ей случившегося, и она знала, что просить прощения было еще рано. Но сейчас Филомена хотела помириться с ним. Прежде чем войти в спальню, она остановилась у окна и посмотрела вниз на всемирно известный Большой канал. В этот миг покров облаков прорвался и солнце позолотило воду мерцающим блеском. Несколько чаек пролетели мимо, и Филомена подумала, могло ли на свете быть зрелище прекраснее, чем этот вид из Палаццо Дарио на всемирно знаменитый водный тракт.

– Альдо? – Она по привычке позвала его, прежде чем открыть дверь.

Ответа не было.

Она вошла в комнату, там было темно. Подойдя к окну, она раздернула тяжелые парчовые шторы.

– Нет, Альдо! Нет!

Филомена потеряла сознание.

Ее муж Альдо лежал, завернутый в парчовый халат с вышитым на нагрудном кармане фамильным гербом Фантоцци, в огромной красной луже. Кровь, пропитавшая его белые волосы, была еще свежей. В одной руке он зажал револьвер «Вальтер ПКК», в другой – утреннюю газету. В записке было всего одно слово: «Благодарю» («Grazie»). Как и положено такому человеку, он был немногословен.