Глава 11

Сара устроилась на деревянной скамье в розовом саду, безмятежно сложив руки на коленях. Легкая шаль защищала ее от ветра, резкость которого смягчали толстые стены Ненвернесса. Розовые кусты без цветов казались неухоженными и потому довольно жалкими. Их ветки чуть поскрипывали, словно переговаривались между собой, обсуждая скорый конец зимы. В таком уединенном месте хорошо было посидеть одной, помечтать до прихода Агнес.

Вся жизнь Сары протекала среди людей. С момента, как она просыпалась, и до отхода ко сну не выпадало минуты, которую она могла бы назвать полностью своей. Даже самые интимные дела строго регламентировались, словно лишнее время, проведенное за таким занятием, указывало на ее болезнь. Предполагалось, что существование у всех на виду доставляет ей удовольствие.

В сущности, так оно и было. По доброй воле Сара не искала бы одиночества, но в небольших количествах оно представлялось желанной отрадой. Вот и сейчас, в этом небольшом садике с пустынными дорожками, усыпанными сухими листьями, и дремлющими розовыми клумбами на молодую хозяйку Ненвернесса снизошел покой, которого она не знала с момента приезда.

Ей было над чем подумать. О том, что через несколько дней в замок прибудут гости, о платье, которое наконец-то дошили Молли и Элис, о сложных приготовлениях к празднику, которые наверняка измотали бы ее, если бы не помощь вездесущей Агнес. Конечно, во многом, если не во всем, горничная разбиралась лучше ее, тем не менее всякий раз, получая очередное тому доказательство, Сара испытывала странную вину.

В Ненвернессе толклось слишком много народу, и порой ей стоило труда улыбаться им, уверять, что с ней «все в порядке, благодарю вас». Превыше всего она ценила красоту, покой и счастье, поэтому, став хозяйкой Ненвернесса, почитала обязанностью донести свои ощущения до окружающих и удостовериться, что они чувствуют то же самое. Когда Сара поведала мужу о том, как понимает свои обязанности в качестве его жены, Хью лишь усмехнулся и поцеловал ее в висок.

Да, Агнес просто находка. А вот Кэтрин ее беспокоит. Она словно пылает изнутри, мечется по жизни, ища новых знаний, черпая их отовсюду — из книг, из разговоров. Порой Сара заставала тетку за странным занятием: та с тоской глядела в небо, словно оно чем-то ее расстроило. Но Кэтрин — член семьи, а семья — это важно.

Особенно сейчас.

Сара закрыла глаза, а когда открыла их, увидела перед собой Робби.

Она не издала ни звука, чем удивила его, Он ждал, что она вскрикнет или, того хуже, упадет в обморок. От хрупкого, похожего на эльфа создания этого вполне можно было ожидать. Однако Сара не сделала ни того, ни другого, лишь ее неправдоподобно большие голубые глаза совсем округлились, не утратив своего невинного выражения.

Сирена с душой ребенка.

Робби улыбнулся и помахал невестке рукой, удивляясь глупости своего жеста. Сара тоже улыбнулась, поправила юбку и немного подвинулась, приглашая его сесть рядом. Он подчинился, хотя обычно не любил садиться при посторонних. Оба сосредоточенно уставились на клумбу, словно их взгляд мог каким-то чудом заставить розы расцвести.

— Почему ты хромаешь? — вдруг поинтересовалась Сара.

Подобный вопрос ему задавали редко. Юные девицы на выданье, занятые поисками жениха, не углублялись в столь интимную сферу, а женщины иного сорта, которых знавал Робби, как правило, вообще ни о чем не спрашивали. Застигнутый врасплох, он скосил глаза на невестку, гадая, что она предпочтет, романтическую выдумку или правду.

Удастся ли ему когда-нибудь забыть тот день? Вряд ли, хотя надо попытаться. Жить с подобным воспоминанием слишком тяжело.

«К черту все, — подумал Робби. — Скажу правду».

— Все начиналось прекрасно. Охота, типично мужское занятие, бешеная гонка через болота… Потом мой конь угодил копытом в кроличью нору, и в результате…

Нога была сломана в семи местах, некоторые осколки торчали наружу. Хью посадил брата перед собой, и за время пути Робби несколько раз впадал в спасительное забытье, иначе просто не выдержал бы невыносимую боль. Очнулся он только на следующий день, одурманенный лекарством. Все плыло перед глазами, спальня казалась темно-зеленой, он обнаружил, что лишился части правой ноги, а вместе с ней и будущего.

— Я не обвиняю Хью. Бог свидетель, я находился в таком состоянии, что решение пришлось принимать ему.

Много часов Робби провел, изучая медицинские книги, беседуя с лучшими эдинбургскими докторами, и убедился, что брат спас ему жизнь.

— Конечно, лучше бы всего этого не случилось или имело бы другой конец. Но покалеченную ногу в любом случае нельзя было спасти, хорошо, что вообще остался жив. Теперь вот приходится ковылять на этом…

Робби с отвращением перевел взгляд на протез, любовно вырезанный местным плотником из куска платана. Деревяшка заполняла пустоту, однако все равно это была не нога.

Он через силу улыбнулся невестке, которая не сводила с него сочувственного взгляда. Ему даже удалось не поморщиться, когда Сара осторожно положила руку на его бедро в том месте, где кожаные ремни соединяли живую плоть с грубым деревом.

— Тебе, наверное, было очень больно, — прошептала она с детским простодушием, которое нисколько не покоробило младшего Макдональда.

— За пять лет я не раз жалел, что Хью не оставил меня подыхать на том проклятом болоте.

Нелегко было научиться ходить, еще труднее оказалось примириться с тем, что жизнь круто изменилась.

Отныне Робби был не просто младшим братом лэрда Ненвернесса, богатым помещиком-землевладельцем и завидным женихом, по мнению эдинбургских мамаш. Он не перестал быть младшим братом Хью, но превратился в брата-калеку, этот ярлык вряд ли мог окрасить его жизнь в радужные цвета. Конечно, богатства не убавилось, мамаши по-прежнему считали Робби завидным женихом, но он не испытывал желания связать судьбу с женщиной, для которой его туго набитый кошелек значит больше, чем он сам. С утратой ноги молодой человек не утратил вкуса к плотским радостям и вскоре с облегчением убедился, что на свете есть женщины, которых не смущает отсутствие не столь важной части тела, если другие на месте.

— Ты не должен так говорить, — испуганно пролепетала Сара, придвигаясь ближе. Простодушное выражение сменилось уверенностью, немало удивившей Макдональда. — Никогда не желай смерти, Робби. По-моему, смерть — это ужасно, желание умереть — тяжкий грех. Обещай больше так не думать.

— Хорошо. Тогда у меня есть другое желание… — Он окинул невестку добродушным взглядом. — Чтобы мы с Хью опять сблизились, стали одним целым, как моя нога и протез. А то в последнее время мы почти не разговариваем, и мне его не хватает.

Это началось давно. Повзрослев, братья начали реже общаться друг с другом. Стоило одному войти в комнату, как второй тут же выходил. К счастью, просторы Ненвернесса давали возможность для такого рода причуд.

— Я сделаю все, что в моих силах, обещаю, — взволнованно ответила Сара и с улыбкой добавила: — Ведь ты уже и мой дорогой братец.

Она положила голову на плечо деверя, не заметив стона и чувственной дрожи, пробежавшей по его телу от ее прикосновения.

Глава 12

Крик стражника, отмечавшего каждый час, да биение собственного сердца были знакомы и привычны Хью, как сама жизнь.

Зубчатые стены замка окутала непроницаемая тьма. Здесь, в этом уединенном месте, невозможно солгать, тем более самому себе. Здесь ничто не могло потревожить, разве собственные мысли.

Прямо под ним, у основания каменной стены, лежал сад, некогда принадлежавший его матери. Ребенком Хью забирался туда и крепко зажмуривался, чтобы услышать жужжание пчел, шелест листьев, падавших в каменный фонтан, журчание воды, струившейся между пальцами мраморного херувима, поскрипывание самшитовых веток. Больше всего он любил весну, когда дурманящие запахи, казалось, проникали прямо в кожу. Дух пробуждающейся земли служил фоном для изысканного аромата розовых кустов. Каждый цветок, распускаясь, наполнял воздух своим, только ему присущим благоуханием, а травы вносили аромат специй.

Сейчас же сад был унылой серо-черной тенью, а единственный запах, который уловил Хью, исходил от перекопанных и присыпанных навозом клумб.

Однако этот слабый запах возвещал о скором приходе весны, и он распознал его так же ясно, как в присутствии Кэтрин Сиддонс распознавал исходившую от нее опасность.

Макдональд был человеком чести. На нем лежали многочисленные обязанности, выполнению которых его увлечение могло только помешать. Скоро в Доннили съедутся представители всех кланов, и он хотел заранее обдумать, какой политической линии следует придерживаться. Еще Хью должен заботиться о благополучии сородичей, об урожае, о тысяче каждодневных мелочей. Оставшееся время он посвящал самому любимому своему занятию. Как только выпадала свободная минута, к сожалению крайне редко, он спешил в кабинет на четвертом этаже. Занятия наукой влекли его сами по себе. Не жажда выгоды, славы или признания, нет — Хью Макдональдом двигало желание разгадать тайны природы. Пытаясь найти ответы на мучившие его вопросы, он делал это ради самого процесса.

Услышав скрип двери, Хью вжался в стену и выхватил кинжал, с которым никогда не расставался. Ученый в душе, он был воином, когда требовали обстоятельства, и управлял принадлежащими ему землями справедливой, но твердой рукой.

Словно вызванная его мечтами, в дверях появилась Кэтрин в поношенном плаще.

Отделившись от стены, Хью с силой захлопнул дверь, и женщина оказалась в тесном кольце, образованном его рукой и дверью.

— У вас совсем нет разума, глупая женщина?

Странное обращение к особе, которая целиком владеет твоими мыслями, да и на возглас счастливого любовника явно не похоже.

Однако для Кэтрин голос Макдональда прозвучал опьяняющей музыкой под стать романтической ночи. По коже у нее пробежали мурашки, будто от прикосновения чего-то нежного.

— Я не знала, что вы здесь.

Это не объясняло причину ее появления и уж совсем не походило на извинение за непрошеное вторжение.

— Не могли придумать ничего лучшего, чем разгуливать по замку, как привидение? — с досадой бросил Хью, убирая кинжал.

Было холодно, но Кэтрин вздрогнула не от резкого ветра, ее бросило в дрожь от присутствия этого человека, который неожиданно возник перед ней, словно дух, внушительный и грозный.

— Разве в Ненвернессе водятся привидения?

— В Шотландии нет места, где не ходили бы слухи о привидениях и духах.

— Даже здесь? — По голосу Хью чувствовал, что она улыбается.

— Говорят, в одной из комнат на втором этаже, ее называют вдовьей спальней, иногда слышно, как рыдает юная супруга пятого Макдональда. Они были женаты всего год, потом он умер.

— А вы ее слышали?

— Не слышал, хотя это не означает, что ее там нет. Зато я слышал громкий смех во время полнолуния, когда ветер дует с моря. Мы переделали в конюшню бывшую таверну, но временами оттуда по-прежнему доносятся звяканье кружек и крепкое словцо, брошенное кем-то из моряков.

«А по ночам, когда мне не спится, я ощущаю запах лаванды, такой же реальный, как обольстительный шепот и страстные поцелуи невидимых любовников», — подумал Хью.

— Здравомыслящие люди не верят в духов.

— Я этого и не говорил. Просто то, что я иногда слышу, не поддается разумному объяснению. А поскольку ничто человеческое мне не чуждо, у меня порой тоже возникают фантазии, далекие от реальности.

Что сказала бы Кэтрин, если бы он признался, что как раз перед ее появлением у него в очередной раз разыгралась фантазия?

— Вам не следовало приходить сюда.

Кэтрин вспыхнула от сурового упрека, произнесенного сквозь зубы.

— А вы сами что тут делаете? Могли бы заняться счетами или побеседовать с фермерами.

— Решили напомнить о моих обязанностях? Мне всегда казалось, что полночь не совсем подходящее время для занятий арифметикой, да и фермеры имеют странную привычку спать в такой поздний час. Кое-кому не мешало бы последовать их примеру.

— Вы уже второй раз отправляете меня спать.

— Возможно, вы пробуждаете во мне родительские чувства. Или это происходит оттого, что я постоянно застаю вас бодрствующей в одиночестве, когда разумнее было бы спать рядом с сыном.

— Но вы-то здесь.

Воцарилось молчание.

— Должен признаться, я не всегда веду себя разумно.

Услышь это Робби, он бы расхохотался над словами брата. Уж кто-кто, а Хью ни разу ни на йоту не уклонился от выполнения долга. Он не ведал ни колебаний, ни сомнений; все его действия продуманы, рассчитаны, а сердце и рассудок никогда не вступали в противоречие. Но так дело обстояло до появления этой женщины, которая заставила его отбросить былую мудрость.

— Уходите, не то простудитесь, — отрывисто сказал он, ибо молчание слишком затянулось.

Кэтрин быстро отвернулась и стала глядеть на залитое лунным светом море, жалея, что в голову не приходит ничего умного или смешного. Вот Сара наверняка бы придумала. Сара, чьи руки не обезображены работой, а кожа не опалена солнцем. Нежная, как цветок, ежедневно принимающая ванну с благовониями. Ей не приходится обтираться по утрам губкой, смоченной в ледяной воде, и дрожать от холода. Сара, несмотря на свою бедность, всегда ела досыта. Да, она бы непременно придумала, что сказать.

— Не такая уж я тщедушная, чтобы заболеть от пустячного ветерка.

Снова пауза.

Нет, тщедушной ее не назовешь. Они с лэрдом почти одного роста, только у нее под ветхим плащом угадываются соблазнительно округлые формы, а ноги и руки длиннее и тоньше. Напрасно она выставила их напоказ, появляться перед чужим мужчиной в таком виде, да с распущенными волосами, не совсем прилично.

И ему вовсе не обязательно на нее глазеть. Однако Макдональду это не пришло в голову, когда он повернул Кэтрин лицом к себе, успев заметить, что она смущена не меньше его.

— Я с детства много слышала о горцах… Зачем она сказала этот вздор?

— И что же вы слышали? Что мы поклоняемся сатане и дружим с ведьмами? — насмешливо поинтересовался он.

— Что вы опасный народ. Постоянно ссоритесь между собой, ни в грош не ставите законы и ниспровергаете авторитеты. Только никто не говорил мне, что на свете существует такое прекрасное место, как Ненвернесс.

— Значит, вам понравился мой дом? — Она кивнула, и Хью согласился: — Да, место неплохое.

На самом деле он обожал свой замок, каждый уголок, каждую трещину; потайные лестницы, ведущие на чердак, небольшие комнаты, расположенные по обе стороны коридоров, огромные нижние залы. Он влюбился в Ненвернесс еще ребенком, с годами привязанность усилилась, и не последнюю роль тут играло сознание того, что в один прекрасный день все это будет принадлежать ему.

Хью всегда казалось, что он связан с Ненвернессом какими-то мистическими узами. Сложенный из камня и кирпичей, скрепленных известью, замок отражал тайную сторону натуры своего хозяина, о существовании которой мало кто догадывался.

Будучи человеком практичным, но все же не лишенным воображения, Макдональд понимал, отчего его сердце начинает учащенно биться, когда он возвращается домой после долгого отсутствия, и почему ему никогда не наскучит видеть Ненвернесс, залитый полуденным солнцем или озаренный розовыми лучами утренней зари, словно застигнутая врасплох юная девица. Хью привык мыслить логично, однако признавал силу привязанности к родному гнезду. Это первобытное чувство было глубже и сильнее любой страсти, которую он когда-либо испытывал.

Кэтрин подошла к краю зубчатой стены, глядя на набегающие волны.

— Мэри говорила, что Ненвернесс стоит на этом месте уже пять веков, — сказала она, чтобы нарушить молчание.

Она боялась, что иначе Хью услышит бешеный стук ее сердца и тяжелое дыхание, словно она пробежала без остановки несколько миль. Почему в его присутствии ей всегда не хватает воздуха, а сердце готово выскочить из груди?

— В Ненвернессе ощущаешь связь времен. Кажется, он был здесь всегда и будет вечно.

— И каждый Макдональд стремится оставить в нем свой след.

— Смотрите!

Перегнувшись через карниз, Хью указал на вырезанного из камня грифона. Хотя Ненвернесс строился как оборонительное сооружение, прежние владельцы не забывали и о красоте.

Края зубчатой башни были увенчаны изображениями мифических существ, между которыми виднелось море, поблескивавшее в ночи. Скрестив руки на груди, Кэтрин не сводила глаз с чеканного профиля лэрда, четко выделявшегося на фоне залитой лунным светом воды. Интересно, сколько людей до нее любовались этой величественной картиной?

— А какой след оставите вы?

— Боюсь, не столь романтичный. Вместо мифологических персонажей я создаю ванные комнаты. В отличие от деда, собиравшего изделия из меди и бронзы, я строю акведуки и водопровод, — усмехнулся Макдональд. — Неподалеку есть резервуар для хранения питьевой воды. Пожалуй, мне стоило бы назвать его в свою честь, как вы считаете?

Самые радикальные изменения он произвел на четвертом, верхнем этаже Ненвернесса: очистил чердак от веками копившегося там хлама, старую мебель частично продал в Эдинбурге, а частично раздал фермерам, две стены заменил колоннами, не только поддерживающими массивную крышу, но и открывающими доступ свету, заливавшему освободившееся пространство; свинцовые переплеты окон фасада заменил настоящим стеклом, которое надежно защищали деревянные жалюзи; в крыше пробил три люка, закрывала и открывала которые система блоков, установленная на одной из стен.