— Неужели, Фрэдди? — все-таки прорвалось наконец ее упрямство.

Он заговорщически улыбнулся:

— Больше никакой мести, Кэт? Никаких контрактов?

Кэтрин кивнула и посмотрела на клочки бумаги, белым снегом лежащие на грязном полу. Когда она вновь подняла глаза, Фрэдди едва сдержался от того, чтобы немедленно взять ее на руки, — в глазах жены светилось именно то, что он так жаждал увидеть. Это не был дразнящий взгляд, обещающий временное наслаждение. Свет, сиявший в глазах Кэтрин, могла зажечь только настоящая любовь!

— Прощаешь меня, Фрэдди? — сказала она то, что еще осталось сказать.

Конечно, она видела, что муж уже принял ее всей душой. Эти слова нужны были ей самой. Необходимо было освободиться от того, что мучило ее. Изжить из своего сердца бережно лелеемые в течение долгого времени гнев, боль и страдания, чтобы осталось только главное — любовь.

Пальцы Фрэдди показались страшно холодными, а может, это щека, к которой они прикоснулись, оказалась слишком горячей — кровь огненным потоком растекалась по венам. Это невинное прикосновение окончательно сломало преграду, которая еще разделяла их.

В войне, которую они с упрямым ожесточением вели так долго, не победил никто. В этом теперь граф Монкриф был уверен. Противоборствующие стороны осознали, что цена победы была бы непереносимой для любой из них, и поле брани стало тихим и мирным.

— Что мне с тобой делать, Кэт? — не удержался от укора граф.

— А что бы ты хотел сделать со мной? — Кэтрин опустила глаза, словно ее неожиданно заинтересовало танцующее в очаге пламя. Это был невинный взгляд и в то же время необычайно кокетливый и призывный. Только его Кэт могла смотреть так. Фрэдди улыбнулся, понимая, что дал ей повод для возмущения, которое она теперь старательно сдерживает. Ответ его, однако, был более чем серьезен.

— Любить тебя, Кэт. Любить без каких-либо специальных разрешений на это и приглашений, без всяких условий и ограничений!

Это было откровенное признание, выстраданное за долгое время. Сладкое признание! Его пьянящий медовый вкус они ощутили, слившись в поцелуе — страстном и долгом, который ни он, ни она не могли прервать.

Стук в дверь оторвал Фрэдди от этого приятного занятия. Он обернулся и увидел направленное прямо на него дуло пистолета. Мужчина, сжимавший оружие, выглядел довольно грозным. Граф мгновенным движением толкнул жену за свою спину и приготовился самому худшему. Однако, судя по ошарашившему его хихиканью, Кэтрин этот благородный жест показался излишним. Она обменялась с похожим на бульдога нападающим несколькими быстрыми фразами, и Фрэдди впервые пожалел, что его знание французского ограничивается умением спросить дорогу в ближайший бордель и произнести несколько любезных слов его обитательницам.

Повинуясь обладателю пистолета, граф под руку с Кэтрин вышел на улицу. Около хижины стояла большая карета. Даже в этой обстановке Фрэдди отдал должное четверке белых арабских скакунов, впряженных в нее, — пожалуй, самых великолепных из всех, которых он когда-либо видел. Заговорить вслух он решился только в карете, да и то покосившись на все еще не убранный пистолет.

— Это твои друзья, дорогая, встречают нас так гостеприимно? — спросил он, не желая упустить столь подходящий для иронического юмора момент.

— Нет. Моего дедушки, — улыбнулась она обладателю тяжелой челюсти, и тот то ли от этой улыбки, то ли из чувства осторожности наконец опустил пистолет.

Затем, пока они ехали вверх, к орлиному гнезду, он несколько раз что-то быстро и весело объяснял Кэтрин по-французски.

— А замок? — спросил граф, заранее зная ответ.

— Тоже его, — ответила она, положив руку ему на бедро.

Он чуть не подпрыгнул от этого прикосновения. Сидящий напротив человек-бульдог ухмыльнулся и сделал это так по-галльски недвусмысленно, что Фрэдди чуть было не вскочил, чтобы ударить его в лицо. Удержал его тихий возглас Кэтрин и ее ласковое, успокаивающее ворчание. А еще, конечно, уверенность в том, что их ночь любви только начинается. Она будет долгой и страстной, эта ночь, и не стоит тратить оставшиеся после утомительного путешествия силы на пустяки.

Его супруга — графиня!

Она богата!

Она обладала титулом и богатством еще до их свадьбы.

Мысли эти не укладывались в голове Фрэдди и смущали его. Еще более ошеломил ее смех, когда он рассказал ей об этом. Кэтрин вошла в комнату через дверь, соединяющую отведенные им спальни. Фрэдди дал Кэтрин поговорить с дедом наедине, и вот она вернулась после этого разговора, который перемежался восклицаниями, слезами и объятиями.

— Я люблю тебя, Фрэдди. Не твои деньги и тем более не твой титул. — Блеск в ее глазах показался мужу странным. Ему не пришло в голову, что сердце жены замерло в ожидании ответа. — О чем ты сейчас думаешь? — спросила Кэтрин. Она подошла к нему и положила ладони на его грудь.

— О том, почему ты никогда не произносила этих слов раньше, — с улыбкой произнес Фрэдди.

— Вздор, милорд. Я уже говорила это. Просто вы не хотели ничего слышать.

— Упрямая девчонка! — прошептал он, вдыхая запах ее волос.

— Может быть. Но согласись, твое молчание на мой вопрос еще более подозрительно, — подзадорил Кэтрин.

— Я люблю тебя, жена моя, — произнес он с такой нежностью, что у Кэтрин перехватило дыхание.

— Фрэдди? — услышал граф через довольно долгое время. Голос Кэтрин слегка дрожал от усталости.

Он, который в этот момент зажигал восковые свечи, посмотрел на нее сверху вниз. Боже, как же дорога ему эта женщина! Он просто готов молиться на нее! Кэтрин взяла его голову в ладони, с нежной улыбкой заглядывая в глаза. Он обнял ее и, наклонившись, уткнулся лицом в ее грудь. Любовь, страсть и радость переполняли его душу. Хотелось плакать и смеяться.

— Ты бы в самом деле уехал? — спросила она наконец о том, что ее мучило.

Вопрос не удивил Фрэдди. Он ждал его с того самого момента, как только открылась дверца кареты, и знал, что отвечать надо честно, не пытаясь увильнуть или отшутиться.

— Да, — произнес он, поднося руку к ее лицу, и, не дотрагиваясь, обвел его черты: прекрасный нос, зовущие, чувственные губы, великолепные брови, способные так сердито хмуриться, лучащиеся карие глаза и густые длинные ресницы. — Мы могли случайно убить друг друга. Нам было достаточно булавочного укола, чтобы рана от него кровоточила до смерти.

— А теперь? — Глаза ее светились надеждой. Губы подрагивали от страха, что она не сбудется.

— Теперь я намерен постоянно быть с тобой рядом, любовь моя, и пропускать мимо ушей любые слова, на которые можно обидеться. Отныне, чтобы рассердить меня, тебе придется обращаться ко мне письменно.

— Почему-то, милорд, — с улыбкой произнесла Кэтрин, — я сильно сомневаюсь в этом.

— Я рассматриваю это как вызов и принимаю его, — заявил Фрэдди, думая, что целовать заливающуюся смехом Кэтрин весьма необычное и приятное занятие, которое следует повторять почаще.

Через некоторое время по Англии поползли слухи о том, что граф Монкриф оказался очень заботливым мужем, более того, этот завзятый развратник и повеса в корне изменился. Много говорили также о том, что его жена, очаровательная графиня, никогда не разлучается с мужем, и они проводят большую часть времени в одном из своих отдаленных поместий. С ними часто уезжают туда и их дети. Их у Монкрифов девять, и, похоже, когда они вырастут, лондонский свет ждет масса скандальных происшествий.

Обращал ли на эти слухи и домыслы внимание сам граф, неизвестно. Слыша подобное, он только громко смеялся и говорил, что детям положено наследовать черты родителей. При этом он непременно поглядывал на жену. Та улыбалась, подмигивала ему и произносила какой-то высокий звук, очень напоминающий кошачье «мяу».