Глава 8

Они вместе вышли из дома графа Бэбиджа, встретив по пути только стоявшего у дверей мажордома. Монтрейн слегка кивнул ему, и он отступил назад, чего не делал при встречах с Маргарет.

Будь она дворецким, при виде графа, выходящего из дома с неизвестной, скромно одетой дамой, она бы, пожалуй, онемела от удивления. Впрочем, Маргарет, быстро забыла о возможных переживаниях слуги.

Монтрейн подошел к дворецкому, перекинулся с ним несколькими словами, а затем вернулся к Маргарет. Сдержанная немногословность графа больше говорила о его влиянии, чем болтовня некоторых людей.

Хоторн молча подвел свою спутницу к сверкающей черной карете, запряженной четверкой великолепных гнедых лошадей. С козел тут же спрыгнул лакей и распахнул перед Маргарет дверцу экипажа. Монтрейн шагнул в сторону, пропуская ее вперед, и не говоря ни слова ждал, пока она справится с нерешительностью и сядет в карету.

Наконец Маргарет тяжело вздохнула и уселась на сиденье. Монтрейн устроился напротив нее, спиной к лошадям. Шторки были раздвинуты, но Маргарет мало интересовал пейзаж за окном. Она предпочитала смотреть на Майкла.

– В непростое путешествие я отправляюсь с вами, – заметила она. – Всего один шаг от скромности и добропорядочности к недопустимости и безумию. Это невероятно!

– Вы считаете себя безумной? – спросил Майкл, скривив губы в улыбке.

– Да, – призналась Маргарет. Но... опасность? Почему она не чувствует опасности? Больше того, все ее существо замерло в нетерпеливом ожидании.

– А что, есть ли на свете маленькие Эстерли, которые ждут свою мать? – неожиданно спросил Хоторн.

– У меня нет детей, – тихо ответила Маргарет. Она очень сожалела об этом, но уже смирилась с мыслью о том, что никогда не сможет родить ребенка.

– Неужели ни тетушек, ни дядюшек, ни родителей? – продолжал допытываться Майкл.

– Нет. – Маргарет отрицательно покачала головой. У нее никого нет, кроме Пенелопы, но их связывала дружба, а не кровное родство.

– А братья и сестры есть? – не унимался Хоторн. Его любопытство становилось невыносимым.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Мне просто хотелось знать, есть ли на свете хоть кто-то, кого обеспокоит ваше отсутствие, – объяснил Хоторн.

– Только мои ученицы, – ответила Маргарет, – но и они не ждут меня раньше завтрашнего дня.

Похоже, ее слова не на шутку удивили графа.

– Я учу маленьких деревенских девочек, – поспешила объяснить Маргарет.

– Но выговор у вас лондонский, – заметил Майкл.

– Я родилась и выросла в Лондоне, – призналась женщина.

В карете Хоторн чувствовал себя так же непринужденно, как и во время их первой встречи на террасе.

– И чему же вы их учите? – спросил граф.

Маргарет улыбнулась.

– Я учу девочек правильно читать и писать, – объяснила она. – А также основам счета, немного – французскому. Стараюсь развить способности малышек к рисованию.

– Почему вы уехали из Лондона? – продолжал расспросы Хоторн.

– Мне захотелось перемен, – призналась Маргарет. – Порой мне кажется, что я не должна любить провинцию, но мне нравится тамошняя жизнь. А ведь многие относятся к ней с презрением.

– Так вы из-за этого приехали сюда? Из-за того, что жизнь в провинции противоречит вашей натуре?

Мысли Маргарет путались, потому что она безумно хотела, чтобы Майкл поцеловал ее.

– Почему вы сказали Бэбби, что вы замужем? – спросил Хоторн, словно предполагая, что Маргарет не признается ему в том, что очарована им.

– Потому что многие мужчины не любят иметь дело с женщинами, – терпеливо объяснила Маргарет. – К тому же клиент должен знать, что в случае необходимости муж сможет защитить свою жену. Мало ли что может случиться, – добавила она многозначительно.

– А что, Бэбби недостаточно корректно вел себя с вами? – Лицо Хоторна мгновенно изменилось, улыбка исчезла.

– Нет, – улыбнулась Маргарет, – но у меня сложилось впечатление, что граф Бэбидж несколько робеет при разговоре со мной. Признаюсь, во время беседы с ним мне показалось, что граф немного напоминает... симпатичного ежика. И еще у него бывает такой умильный вид, как буд-то он что-то пытается скрыть.

– Думаю, Бэбби не был бы в восторге от ваших замечаний, – сказал Хоторн, к которому вернулось доброе расположение духа. – Он пребывает в полной уверенности, что все дамы от него без ума. – Рука графа Монтрейна крепко сжала рукоятку прогулочной трости, он смотрел на Маргарет пронзительным взглядом своих синих глаз.

«Я хочу понять, почему мне не удается вас забыть».

Эта же мысль не раз в последнее время приходила в голову Маргарет. Выходит, он испытывает те же чувства, что и она. И все же голос разума не оставлял ее в покое, она так и слышала его нашептывания: «Ты должна быть осторожна с ним, благоразумна и рассудительна».

Как это часто бывало в последнее время, Маргарет предпочла не прислушиваться к голосу разума, поэтому она ответила на все его доводы улыбкой.

Она прелестна! У нее чудные каштановые волосы с рыжим отливом, великолепно оттеняющие цвет ее лица. А вот глаза у нее ореховые, хотя в этот момент они казались зелеными. Да-да, теплого зеленого оттенка. Однако больше всего Хоторну нравился рот Маргарет. Верхняя губа такая же пухленькая, как нижняя. Казалось, ее губы постоянно мило надуты, словно они всегда ждут поцелуя.

Всего лишь один поцелуй... это все, к чему он стремится. После этого поцелуя он превратится в самого себя и сможет наконец-то думать о будущем. Он сумеет справиться со сложным шифром на кириллице, а затем найдет себе невесту. И его голова не будет при этом забита мыслями о Незнакомой женщине, которая буквально околдовала его. Он поцелует ее, и она снова превратится для него из Цирцеи в обычную женщину.

Но сейчас сидевшая напротив графа Маргарет казалась ему совершенно невинной. Она густо покраснела, когда он заговорил о ее губах. И все же именно она приезжала в Лондон, чтобы продать Бэбби книгу весьма фривольного содержания. Это никак не вязалось с ее внешностью, напротив, данный факт, вероятно, говорил о двойственности ее натуры. Пожалуй, можно предположить, что Маргарет одновременно и очень добродетельна, и весьма смела.

Хоторн с таким нетерпением ждал ее приезда, что сердился из-за того, что она запаздывает. Он не сводил с нее глаз с того момента, когда она перешагнула порог библиотеки Бэбиджа. Было в ее походке что-то особенное. А когда Маргарет отвернулась от окна, приосанилась и закинула назад голову в ожидании его поцелуя, он явственно услышал внутреннее предостережение.

Такую женщину лучше всего забыть. Если только не считать того, что он не сумел этого сделать.

– Вам интересно, почему я до сих пор не поцеловал вас? – спросил Хоторн у своей спутницы. Он улыбнулся, заметив, какое выражение при этом вопросе появилось на ее лице. Любопытное сочетание нетерпения, ожидания и удивления. Все тело Хоторна напряглось, все предостерегающие мысли вмиг выветрились из головы, уступая место основному, страстному желанию.

Вместо того чтобы ответить на вопрос графа, Маргарет задала ему свой:

– Куда мы едем?

«Мы обречены на вечные муки, – следовало бы сказать ему. – И направляемся в преисподнюю». Но граф Монтрейн не мог сказать ничего подобного женщине.

– Лучше всего было бы отвезти вас туда, где много народу, – признался Хоторн, – но пока еще слишком рано, и я не могу даже представить, в какое из публичных мест мы бы могли отправиться.

Маргарет сидела выпрямившись, терпеливо ожидая, пока Хоторн договорит.

– М-м-м... Пожалуй, я повезу вас домой, – наконец заявил он.

– К вам домой? – изумленно спросила она.

Хоторн утвердительно кивнул.

– Ну да, к себе, в свое холостяцкое жилище, – пояснил он. – В дом, где, кроме меня, живут преисполненный собственного достоинства дворецкий и горничная, которую я почти не вижу. – Ну вот, теперь он все сказал Маргарет. Прямо, без уверток. Он отвезет ее в укромное местечко, где сможет целовать ее, сколько ему заблагорассудится. – Или, может быть, вы хотите вернуться к Бэбби?

– А я должна этого хотеть? – спросила женщина.

– На этот вопрос только вы сами можете ответить, Маргарет.

Некоторое время вдова Эстерли смотрела на графа Монтрейна широко распахнутыми глазами, не говоря ни слова.

– Вам нужен всего лишь один поцелуй? – в конце концов спросила она.

– Да, – ответил Хоторн, голос которого прозвучал резче, чем ему того хотелось, – а потом я сам посажу вас в карету.

Хоторн не стал говорить Маргарет, что, если она откроет дверцу или окликнет кучера, он сделает все, что в его силах, чтобы остановить ее. Пусть сейчас ей кажется, что у нее есть возможность выбора. На самом же деле их судьба была предопределена в ту весеннюю ночь на террасе.

Глава 9

Когда карета остановилась, граф Монтрейн и вдова Эстерли молча покинули ее. Как будто ни один из них не мог проронить ни слова, чтобы не разрушить магии волнующего обоих ожидания, Граф Монтрейн подошел к кучеру и что-то сказал ему; Маргарет в это время озиралась по сторонам. Они находились на какой-то площади с тремя аллеями; здесь было удивительно тихо, будто и не шумел всего в нескольких кварталах отсюда суетливый, неспокойный Лондон. Дом графа Монтрейна был не похож на жилище графа Бэбиджа, впрочем, отличий было не так уж много – ведущие к дому ступеньки были окружены коваными железными поручнями, да над дверью висел медный молоток в форме огромной рыбины.

– Что вы ему сказали? – спросила женщина, когда Монтрейн подошел к ней после разговора с кучером.

Возница тем временем подобрал вожжи и слегка хлестнул ими лошадей, чтобы трогались с места, хотя, похоже, умные животные не нуждались в понукании.

– Я сказал, что ненадолго он свободен, – ответил Хоторн и, взяв Маргарет под руку, помог ей подняться по ступенькам.

Как он выразился? Холостяцкое жилище? Если она еще хочет уйти, то сейчас самое время сказать об этом. Маргарет ничуть не сомневалась: стоит ей только заикнуться, граф Монтрейн немедленно вернет карету и велит кучеру отвезти ее туда, куда она скажет. Таким мужчинам, как Майкл Хоторн, не нужно принуждать женщину.

Впрочем, Маргарет была очарована графом Монтрейном.

Женщина молчала, пока Хоторн вел ее вверх по ступеням. Возле дверей их встретил высокий человек с военной выправкой и седой шевелюрой. Он был облачен во все черное, не считая белоснежной рубашки, ворот которой был так сильно накрахмален, что, казалось, причинял боль ее обладателю.

– Смайтон, – обратился к нему граф Монтрейн, – вы можете быть свободным до конца дня.

На лице мажордома появилась натянутая улыбка.

– У меня нет никаких дел, милорд, – проговорил он.

– Вы мне не понадобитесь, – решительно сказал Майкл.

Лишь после этого дворецкий резко кивнул и отправился восвояси.

Повернувшись, Монтрейн протянул Маргарет руку. Она подала ему том с «Записками» Августина X и сумочку, которые он положил на стол, стоящий за дверью. Что еще он может забрать у нее? Ее волю? Нет, она сама решила прийти сюда. Не очень-то мудрое решение, как подозревала Маргарет. В конце концов, если он – не пламя, то она – не мотылек. С мотыльком, рвущимся к пламени, у нее лишь одно сходство: она одинока. Мечтает о захватывающем приключении, но страшно при этом волнуется.

Они оказались в очень необычном зале, который представлял собой ротонду, образованную двенадцатью мраморными колоннами, украшенными резными листьями. Вверху каждой из этих колонн выделялись орнаменты в виде резных корзин с цветами. Над их головами поднимался куполообразный потолок из прозрачного стекла, казавшегося золотым из-за льющегося в комнату солнечного света. За колоннами, у внешнего изгиба стены, выстроились сверкающие белизной мраморные статуи. Женские изваяния были облачены в летящие платья – такие тонкие, что сквозь них можно было разглядеть их длинные стройные ноги. На мужских статуях были накидки: едва прикрывая чресла, тонкая мраморная «ткань» бежала наверх, на плечо изваяния. Все статуи замерли в разных позах, объединяло их лишь то, что одну руку со слегка согнутыми пальцами все они поднимали вверх. Словно старались не пропустить ни единого солнечного лучика, проникавшего в ротонду сквозь стеклянный потолок. Вот над куполом пролетела птица, тень от нее на мгновение упала на Маргарет, а затем ее вновь окутал солнечный свет.

Закинув голову, Маргарет зажмурила глаза. Ощущение было потрясающим – совсем не таким, какое она испытывала, к примеру, возле Стэндинг-Стоунз. Она чувствовала себя крохотной частичкой огромного незнакомого мира. Когда она открыла глаза, то поймала на себе внимательный взгляд стоявшего неподалеку Хоторна. Его губы растянулись в медленной, удивительно теплой улыбке.

– Это пантеон, – сказал Майкл, направляясь к Маргарет. – Прежний владелец питал слабость к статуям и любил античность.

Миссис Эстерли огляделась по сторонам. Ступени, будто птичьи крылья, огибали ротонду и вели на второй этаж.

– Скажите что-нибудь, – попросил Майкл.

– Что именно? – Едва она произнесла эти слова, как они повторились, оттолкнувшись от мраморных стен. Маргарет оторопела, изумленно глядя на статуи.

– Это было эхо, – объяснил Монтрейн. – А теперь прошепчите что-нибудь, – предложил он, прислоняясь к колонне. – Эффект будет неповторимым.

– Монтрейн, – прошептала она.

Губы Майкла изогнулись в улыбке, когда он услышал, как его имя несколько раз, постепенно затихая, прошелестело по круглому залу.

Маргарет снова покосилась на статуи, словно подозревала, что это они передразнивают ее.

– Как чудесно, – проговорила она. Эхо послушно повторило ее слова.

Майкл подошел совсем близко к Маргарет, медленно развязал ленты ее капора, а затем его пальцы скользнули по всей их длине. Он наклонил к ней голову, его лицо было так близко, что Маргарет почувствовала его дыхание на своей щеке.

Сейчас?

Но он не поцеловал ее! Хоторн отошел в сторону и мягко улыбнулся женщине, будто одобряя ее молчание и готовность повиноваться ему. А что еще ей оставалось делать? Она больше не добропорядочная вдова, учительница и друг. В присутствии графа Монтрейна миссис Эстерли превращалась совсем в другую женщину, ту, которой ей так хотелось стать. Не думающую о сплетниках, не беспокоящуюся о правилах приличия. Сейчас, здесь, в этой круглой комнате, она могла быть смелой, решительной и даже слегка порочной.

Его пальцы скользнули под капор и погладили ее волосы. Его ладони уютно устроились на ее висках, согревая их приятным теплом. Маргарет закрыла глаза и стала ждать. Но Монтрейн всего лишь стянул капор с ее головы, и тот с легким шелестом упал на пол.

Ее губы дрожали от томительного ожидания, ресницы трепетали, лицо раскраснелось под его испытующим, пронзительным взглядом.

– Всего один поцелуй, Монтрейн, – шепатом напомнила ему Маргарет.

– Да, – так же шепотом согласился он, стягивая перчатки с ее рук.

Хоторн положил одолженные Маргарет у Пенелопы перчатки на стол, а затем, нагнувшись, поднял капор и бросил его рядом с перчатками. Перчатки, книга, капор, сумочка – набор дамских штучек, которые гостья разбрасывает повсюду в холостяцком жилище. Интересно, скольких еще женщин он приводил сюда? Скольких соблазнил своей завораживающей улыбкой?

Маргарет не хотела этого знать.

Хоторн вновь подошел к ней, взял за руку и стал внимательно изучать ее. Она попыталась вырвать у него руку, но он удержал и ласково погладил пальцы.

– Между прочим, я до сих пор берегу вашу перчатку, – невыразительным тоном проговорил он.

– Правда? – удивилась Маргарет, не понимая, как это ей удалось унять дрожь в голосе. – А я-то все спрашивала себя, куда она подевалась. – Чистая ложь. Миссис Эстерли прекрасно помнила тот момент, когда Хоторн снял с нее перчатку и засунул ее себе в карман.

– Я храню ее в ящике письменного стола, – насмешливо сказал Майкл, будто хотел поиронизировать над самим собой. – Я, как мальчишка, время от времени рассматриваю ее. Хотелось бы мне знать почему? – Он поднял голову, и Маргарет застыла под его проницательным взглядом.

Похоже, время остановилось. Граф Монтрейн и миссис Эстерли замерли в окружении колонн. Проникавший сквозь стеклянную крышу солнечный свет освещал круглую комнату, прячась в темных уголках. Молчание стало их союзником, они остались вдвоем, если, конечно, не считать мраморных богов и богинь, свысока взиравших на них со своих пьедесталов.

Вот Хоторн взял ладонь Маргарет и провел пальцем от ее запястья к ладони. Маргарет поежилась.

– Вам холодно? – спросил он.

– Да, – чуть слышно шепнула она в ответ.

Майкл переплел их пальцы, а затем повернулся и повел ее за собой. Отворив дверь в другую комнату, он многозначительно улыбнулся Маргарет.

Гостиная, в которой они оказались, была на удивление уютной, будто ее специально Обставили для интимных встреч. Возле одной стены примостился диван, обитый голубым шелком. Напротив него стояли два кресла-качалки с мягкой обивкой из ткани цвета слоновой кости с голубым рисунком. Между диваном и креслами возвышался большой квадратный стол, на котором пестрел букет весенних цветов.

Не выпуская руку Маргарет, Хоторн подвел ее к небольшому камину из черного гранита. Теперь его большой палец ласкал ее запястье, словно он проверял бешеное биение ее пульса. Потом он стал водить пальцем кругами по ее ладони. Пальцы Маргарет стали сгибаться, но он медленно и нежно выпрямил их. Она по-прежнему дрожала, и это не укрылось от внимания графа. Да и как он мог не заметить ее смятения, если на этот раз они были вместе при свете дня – не было ни луны, ни плача скрипки, ни ночной темноты, чтобы скрыть чувства Маргарет.

Однако она подозревала, что Хоторн немедленно прекратит ласки, если только она его об этом попросит. Но Маргарет не проронила ни слова, не шелохнулась.

– Вы очень чувствительны, – тихо сказал Майкл. – Я должен быть нежен с вами. – Он снова сжал ее пальцы, а затем медленно привлек Маргарет к себе, теперь их разделяло не более дюйма. Движения Монтрейна были столь неторопливы, что она могла в любой момент остановить его.

Маргарет чувствовала его дыхание на своей щеке. Очарование этого мгновения было так велико, что она блаженно закрыла глаза. Его пальцы пробежали по ее лицу – от виска к подбородку.

Потрясающе...

Майкл стоял так близко, что Маргарет слышала, как он дышит. Наклонившись, он потерся щекой о ее мягкие волосы. Маргарет ухватилась обеими руками за рукава его сюртука. Для того, чтобы удержать равновесие? Неужели она чувствовала себя так же неуверенно, как и он?

– Если я поцелую вас сейчас, – хриплым голосом проговорил Майкл, – то мне придется отпустить вас, и вы уйдете.

– Один поцелуй, и все, – едва слышно прошептала она.

Как нежен и приятен ее голос! Хоторн проклинал себя за то, что имел глупость дать Маргарет нелепое обещание.

– Да, – угрюмо подтвердил он, – всего один поцелуй.

Хоторн обнял Маргарет и привлек к себе. Можно ли быть еще ближе? Они уже прижимались друг к другу, закрыв глаза. Затем Майкл взял Маргарет за плечи и слегка наклонил ее назад. Он чувствовал, как нарастает его возбуждение – физическая реакция на близость этой женщины, которой он безумно хотел обладать с того самого мгновения, когда впервые увидел ее.

Но она для него незнакомка! Несмотря на это, Хоторн не переставал думать о том поцелуе, что она едва не подарила ему. Ну почему, почему он не принял ее дара, когда она запрокинула голову, подставляя ему губы для поцелуя?! Потому что тогда ему хотелось прикасаться к ней так, как он делал это сейчас. Нежно, мягко, дразняще. Чтобы утолить свое любопытство и увидеть, как она наслаждается его прикосновениями.

Хоторн отодвинулся и отступил назад. Кто бы знал, чего ему стоило сдерживаться и не поддаться невероятному соблазну впиться в ее губы!

Маргарет выглядела совершенно ошеломленной, ее глаза были широко распахнуты, зрачки расширились. Как будто ее только что пробудили от крепкого сна. Или она долго и с наслаждением занималась любовью!

Хоторн потерял счет времени в то мгновение, когда увидел Маргарет в библиотеке графа Бэбиджа. Он уже не был уверен в том, что должен, а что, напротив, не должен делать.

Майкл отошел к камину, поблагодарив про себя Смайтона за то, что тот успел развести огонь. Теперь он мог хоть на что-то отвлечься, лишь бы не думать ежесекундно о Маргарет.

Хоторн не мог не смотреть на нее. А ведь ему следовало как можно быстрее отправить ее домой, вернуться в лабораторию и заняться древнеславянским шифром.

Ну как может женщина, которая побывала замужем, казаться такой невинной? Глядя на нее, можно подумать, что ни один мужчина и близко не подходил к ней. Во взгляде Маргарет был вопрос, молчание выглядело многозначительным.

Хоторн протянул к ней руку, и Маргарет сделала ему навстречу маленький шажок. Пальцами другой руки он коснулся ее губ. Они были удивительно теплыми, почти горячими.

Маргарет не произносила ни слова, будто понимала, с каким трудом Майкл сдерживается. Он снова привлек ее к себе.

– Это еще не поцелуй, – сказал он, приподнимая рукой ее подбородок. – Не поцелуй, – тихо повторил он. Его губы приблизились еще ближе к ее губам. Если она глубоко вздохнет, их губы сольются.

Маргарет не шевелилась, она почти не дышала. До тех пор, пока Хоторн не провел языком по ее верхней губе. Он хотел попробовать ее на вкус, всего лишь попробовать. И тут Маргарет вздохнула – правда, это было скорее похоже на тихое всхлипывание, чем на вздох. Возможно, Хоторн и не заметил бы этого, если бы Маргарет не высунула язык и не прикоснулась его кончиком к языку Майкла. На мгновение оба замерли, изнывая от желания.

Ну почему он не поцеловал ее на террасе? Они бы сейчас были знакомы лучше. Он бы отвел ее наверх, в спальню, и любил бы там под яркими и ласковыми лучами полуденного солнца.

Вместо этого придется держать слово. Потому что его слово – это дело чести. Он имеет право всего на один поцелуй, а потом должен отпустить ее домой.

Майкл обхватил лицо Маргарет обеими руками. Его большие пальцы пробежали по ее бровям и горячим румяным щеками. Ее ресницы затрепетали, Маргарет закрыла глаза, из полуоткрытого рта вылетел не то стон, не то вздох; жилка на ее шее под его ладонями билась так сильно, словно ее сердце рвалось наружу.

Майкл запустил пальцы в волосы Маргарет, провел ими по ее вискам. От этого движения из аккуратно заплетенной, убранной в пучок косы выбилось несколько кудряшек. Хоторн нащупал на затылке Маргарет шпильки, вынул их, бросил на пол, и коса тяжело упала ей на спину.

Она открыла глаза и испуганно потянулась рукой к своим волосам, но Майкл остановил ее. Он перебросил косу через плечо Маргарет и принялся наматывать длинные локоны себе на пальцы.

Однако вскоре ему это, похоже, наскучило. Хоторн стал наматывать длинную косу себе на кулак – до тех пор, пока его рука не уперлась в ее затылок. Потянув за косу, он запрокинул голову Маргарет и заглянул ей в глаза. Она не отвела взора – смотрела прямо на него. Не попросила отпустить ее, нет, Маргарет молча повиновалась ему.

Было слышно, как за окном проехала карета. Потом кто-то начал подметать крыльцо соседнего дома, зазвонили вездесущие лондонские колокола. Тишину комнаты, в которой находились граф Монтрейн и миссис Эстерли, нарушал лишь треск огня в камине да приглушенный звук их дыхания. Второй рукой Майкл нежно погладил ее шею.

Он чувствовал исходящий от Маргарет аромат. Легкий, цветочный, напоминающий о весне. У нее была теплая кожа, под которой сильно бились ниточки пульса.

Ему следовало выпросить у нее больше. Два поцелуя, например. Нет, сотню! Но только не один. Каким же идиотом надо было быть, чтобы привезти ее сюда! Почему он это сделал? Да потому, что хотел уложить Маргарет в свою постель.

Но как только он ее поцелует, все закончится. Он посадит миссис Эстерли в карету, она уедет к себе домой, а его жизнь вернется в нормальное русло. Он сможет часами работать над непонятным пока шифром и не будет ломать голову над тем, кто она, собственно, такая. Выберет себе невесту и займется приготовлениями к свадьбе. Да, он вернется к обыденной, нормальной жизни, о которой за последние недели уже почти забыл.

Майкл взял лицо Маргарет в свои ладони. И наклонил к ней голову. Она закрыла глаза. Как ему хотелось, чтобы у нее так не дрожали губы! Хоторн одной рукой обнял Маргарет, словно боялся, что она упадет. А потом опустил голову к ее лицу – так близко, что чувствовал на себе ее дыхание, а его губы почти касались ее дрожащих губ, моливших о поцелуе.

Но вместо того чтобы поцеловать Маргарет, Майкл прошептал:

– Оставайтесь со мной.

Она обеими руками уцепилась за него, ее глаза изумленно распахнулись. Дыхание участилось, губы маняще приоткрылись. Хоторну безумно захотелось узнать, о чем подумала испуганная женщина в его объятиях. Или она не испугалась? Во всяком случае, ее руки не сжали его сильнее, ее лицо не залило краской стыда.

– Не могу, – дрожащим голосом ответила Маргарет.

– Но почему? – спросил Хоторн. – Об этом никто не узнает, Маргарет. Никто, кроме нас с вами.

Честно говоря, Майкл далеко не был святым и от женщин не бегал. Но врожденное чувство осторожности, а вовсе не природная склонность, заставляло его отказываться от длительных любовных связей. Впрочем, выбор был не особенно богат. У Майкла не было желания волочиться от скуки за какой-нибудь замужней дамочкой, которая ко всему прочему могла оказаться женой одного из его друзей. Как не стремился он и к близости с какой-нибудь бедняжкой, вынужденной выйти на улицу ради заработка. В результате в последний год он вел почти монашеский образ жизни. Вероятно, именно поэтому он сейчас просто изнывал от желания.