Глава 18

– Питерсон говорит, что он не может освободить кухарку, ваше сиятельство, – сказала Молли, сделав книксен.

– Что?! Что он сказал?! – сердито воскликнул Майкл, хмуро глядя на молоденькую горничную. Впрочем, его гнев был направлен не на нее, а на дворецкого его матери.

– Графиня развлекается, ваше сиятельство, поэтому, по словам Питерсона, он не может освободить кухарку. Он говорит, что раз уж Смайтон считает, что может управляться со всем хозяйством, то вам и кухарка ни к чему.

Приподняв бровь, Хоторн посмотрел на Молли. Девушка сделала еще один книксен.

Скорее всего Питерсон ничего не понял. Вообще-то Майклу с Маргарет было довольно услуг Молли и Смайтона, но граф хотел, чтобы завтрашний обед был особенным.

И доводы Питерсона раздражали его, особенно если учесть, что именно он, граф Монтрейн, нанимал дворецкого матери на службу.

– Тебе придется еще раз сходить к нему, Молли, – наконец сказал Хоторн. Написав записку, он вручил ее девушке. В ней граф довольно сухо изложил Питерсону свое требование и добавил, что тот должен найти способ выполнить его, что оно исходит не от Смайтона, а от него.

Молли поклонилась в третий раз и выбежала из комнаты.

Стало быть, графиня опять развлекается?

Его мать не видела ничего зазорного в том, чтобы за месяц растранжирить выделенные на квартал деньги, а затем ждать, когда Майкл безропотно оплатит все счета.

Женитьба на богатой наследнице становилась все более необходимой. Он не станет долго ухаживать за ней. Ему срочно, сейчас, необходимо вливание капитала. Хоторн еще раз убедился в этом, просмотрев отчет о месячных тратах. Шляпки, туфли, платья, цветы, всевозможные, никому не нужные безделушки, которые покупались лишь для того, чтобы произвести впечатление или подольститься к кому-нибудь.

Если он не женится в ближайшее время, то не сможет оплатить все счета.

Однако мысль о том, чтобы принести себя на алтарь семейного благополучия, прежде казавшаяся Хоторну вполне приемлемой, сейчас стала для него отвратительной.

Монтрейн, к примеру, не мог подумать о том, чтобы забыть обо всех делах и провести с женой целых два дня, как это было с Маргарет. Хоторн подумал о Джейн Хестли. У нее были очень светлые волосы, мелкие черты лица, тонкие губы и преждевременно отвисшие щеки. Хоторн сомневался в том, что Джейн могла бы заинтересоваться «Записками» Августина X. И уж тем более он не мог себе представить, что она когда-нибудь вздумала бы обвить его тело голубой лентой.

Маргарет восхищала его, удивляла, интриговала, возбуждала любопытство. Более того, тот Монтрейн, в которого он превращался в ее обществе, нравился Монтрейну настоящему, как будто Маргарет обладала способностью находить в нем самое лучшее. Правда, тот человек был весьма несдержан и абсолютно иррационален, но еще никогда прежде Хоторн не чувствовал себя таким живым и жизнерадостным.

Некоторые женщины созданы для того, чтобы навсегда запоминаться мужчинам. Почему-то Хоторн не сомневался, что Маргарет – одна из таких женщин.

Но увы, он не мог жениться на Маргарет. Монтрейн, сморщившись от отвращения, опустил глаза на кучу счетов.

Впервые в жизни он был недоволен своей судьбой. Он вынужден искать себе богатую невесту, чтобы сохранить титул и продолжить свой знатный род. Хуже будущего не представить, черт возьми. Отвратительного будущего, которое охватывало всю его дальнейшую жизнь.

Лондонская жизнь запомнилась Маргарет шумом, бесконечной какофонией всевозможных звуков. Как будто целый мир заглянул в гости к этому городу, нашел его восхитительным и решил остаться. Но здесь, в доме Майкла, у Маргарет создавалось такое впечатление, что она вновь попала в провинцию, настолько тихо там было, особенно по утрам. Тишина нарушалась лишь едва слышным жужжанием и тиканьем каминных часов.

В дверь постучали, и почти тотчас Майкл вошел в комнату.

– Я так рада, что это ты, – проговорила Маргарет, глядя на графа. – Сначала мне пришло в голову, что это опять та ужасная портниха.

– Тебе невыносима мысль о том, что с тебя снова могут снять мерки? – входя в комнату, спросил Монтрейн с улыбкой. Он был одет в черные брюки и белоснежную рубашку – словом, вполне подходяще для необычайно теплого дня. Впрочем, одежда Майкла Хоторна всегда была безупречной, во что бы он ни облачился.

– Кажется, я никогда больше не смогу посмотреть на эту женщину, – призналась Маргарет.

Они обменялись заговорщическими улыбками. Оба пережили нелегкие минуты, но теперь все было в прошлом. Правда, с того дня Смайтон стал держаться с Маргарет еще официальнее.

– Думаю, она испытывает к тебе схожие чувства, – промолвил Монтрейн.

Маргарет покачала головой:

– У коммерсантов есть одно правило: собственные чувства в расчет не принимаются. И то, что человеку, возможно, не нравится его клиент, – не важно. Он все равно должен с ним работать, продавать ему все, что требуется.

– Это так похоже на отношения в высшем свете, – кивнул Майкл. – Ты можешь сколько угодно говорить себе, что не желаешь с кем-то общаться, однако правила хорошего тона вынуждают тебя вести с неприятным тебе человеком беседу.

Маргарет улыбнулась:

– Продолжая сравнение, скажи, как поведет себя торговец, если на одну книгу у него два покупателя, которые мечтают приобрести ее?

– Это очень просто, – усмехнулся Майкл. – Один танец, два партнера.

– А если не хватает денег на покупку? – с улыбкой продолжила игру Маргарет.

– Надоедливый поклонник, который никогда не отходит в сторону; чтобы понюхать щепотку табака. – Улыбка Хоторна стала шире. – В таком случае выход единственный – припрятать хороший товар на полке.

– Что делать, если заказанную книгу еще не привезли, а покупателю она нужна немедленно?

– Да нет, ты должна придумать более трудные ситуации, – поддразнил Хоторн Маргарет. – Например, старая дева, поджидающая поклонника. К сожалению, ее терпение истощается.

Маргарет задумалась на мгновение.

– Или автор, – нашлась она, – книги которого не хотят покупать.

Монтрейн рассмеялся.

– Мать, переживающая о том, что сезон подходит к концу, а она еще не выдала дочь замуж.

– Сдаюсь! – в свою очередь, засмеялась Маргарет.

– Что ж, какими бы ни были чувства портнихи, – с прежней улыбкой произнес Монтрейн, – она уже прислала одно из твоих платьев.

– Что значит – одно? – воскликнула Маргарет. – Ты хочешь сказать, что платьев будет несколько? – Она возмущенно покачала головой.

– Вынужден признаться, – вымолвил Хоторн, на лице которого не было и следа раскаяния, – что я заказал несколько. – Не глядя в глаза Маргарет, Монтрейн подошел к дивану и наклонился, чтобы поцеловать ее. – Я сам себе казался невероятно щедрым, – хрипло произнес он. По телу Маргарет пробежал жар при воспоминании о том дне. Она в жизни не была столь порочной. Собственное бесстыдство поражало ее – почти так же, как удовольствие, которое она получала от близости с Майклом.

– Что ты читаешь? – спросил Монтрейн, глядя на книгу в ее руках.

– Какую-то «Литературную биографию» Сэмюэла Колриджа, – ответила Маргарет. – Он называет себя поэтом, но пишет, как критик. Впрочем, мне кажется, что на него большее впечатление производит звучание собственных слов, чем их смысл.

– Почему ты так считаешь?

Открыв книгу, Маргарет посмотрела на Хоторна.

– Нет, ты только послушай. «Любая реформа, пусть даже необходимая, будет доведена слабыми умами до такого состояния, что ее впоследствии тоже понадобится реформировать». И это только из первой главы. А вот еще: «Никогда ни один человек не мог считать себя великим поэтом, если он не был при этом глубоким философом». Я уверена, что это Колридж писал о себе самом.

– Я плохо разбираюсь в поэзии, – признался Монтрейн. – Раньше я старательно избегал читать стихи. Однако мне кажется, что существует всего два вида стихотворных произведений. Либо это витиеватые оды, в которых поэт описывает собственные поиски самого себя, либо это стихи, посвященные природе, гробницам и Гомеру.

Захлопнув книгу, Маргарет с удивленной улыбкой посмотрела на Хоторна.

– И ты полагаешь, что ничто из этого не заслуживает внимания? – спросила она.

– Человеческая душа – очень тонкая материя, – задумчиво проговорил Хоторн. – А Бог слишком велик, чтобы его можно было описать в стихотворном размере. Я считаю, что если в стихотворении упомянуто, например, дерево, то больше не стоит развивать эту тему. И так все понятно.

– А как же любовь? Ведь любви посвящено так много стихов!

– Любовь – одно из тех чувств, которое меняется в зависимости от опыта.

– В таком случае, по-твоему, ее вообще не описать? – допытывалась Маргарет.

– А разве определение любви не будет отличаться у разных людей, как ты считаешь? – ответил вопросом на вопрос Хоторн.

– Возможно, лучше попросту заглянуть человеку в глаза и понять, что даже если он оступился или в чем-то совершил ошибку, ты никогда не отвернешься от него, не предашь его, – вымолвила Маргарет.

– То есть признание? – спросил граф.

– Безоговорочное, – кивнула Маргарет.

– Как определение любви? – продолжал Монтрейн. – Это не совсем логично, – заметил он.

– Жизнь вообще не очень логична, Майкл, – заметила она.

– Совершенно верно, – согласился Хоторн. – Иначе я не был бы здесь и не спорил бы с тобой о достоинствах любви. Вместо этого, – сказал он с улыбкой, – я повез бы тебя кататься на лодке.

– Кататься на лодке? – Глаза Маргарет загорелись, губы изогнулись в дразнящей улыбке.

– Генрих VIII то и дело катался на лодке, – усмехнулся Майкл.

– Ты хочешь, чтобы я отказалась? Ведь, кажется, именно этот монарх имел обыкновение соблазнять женщин.

– Нет, только своих жен, – парировал Хоторн.

Не следовало ему так говорить. Потому что эти слова напомнили Майклу о необходимости женитьбы, о том, как быстротечно время, неделя на исходе. Что ж, очень хорошо, он прибережет свое остроумие для разговоров о достоинствах природы. Это будет совсем нетрудно, они будут наслаждаться хорошим деньком, и самые серьезные их размышления будут о форме облаков в небе.

Приятные мысли о лодочной прогулке были прерваны Смайтоном, который впервые за день счел нужным заговорить с хозяином. Несмотря на мрачное выражение лица, он приготовил им с собой всевозможные яства, уложенные в корзину.

Стало быть, их ждет пикник. Майкл с удивлением подумал о том, что еще в жизни не проводил досуг таким образом.

Карета доставила их в небольшой городок, расположенный в часе езды от Лондона. Там, на живописном речном берегу, как и обещал Смайтон, стояла гостиница, в которой Майкл смог взять напрокат плоскодонную лодку.

Они с сомнением посмотрели на утлое суденышко. Правда, Маргарет оказалась первой, кто осмелился высказать сомнения.

– Не похоже, что она выдержит нас двоих, – заметила она.

– Ты не должна сомневаться в моих способностях, Маргарет, – ответил Хоторн.

– Да нет, Монтрейн, я верю в тебя и твои способности, – возразила она. – Но сейчас меня волнуешь не ты, а лодка.

Подтянув за веревку лодку к берегу, граф посмотрел на Маргарет.

– По правилам хорошего тона ты должна первой ступить на лодку, пока я ее удерживаю, – заявил он.

Маргарет бросила на него протестующий взор, на что Монтрейн лишь ухмыльнулся.

– Знаешь, лучше уж я нарушу твои правила хорошего тона и подожду, пока ты проверишь, способна ли она удержаться на воде с грузом, – холодно проговорила Маргарет.

– Выходит, мне следует забыть о том, что я джентльмен, да? Только из-за того, что мы хотим сесть в лодку? – усмехнулся Монтрейн.

– Да-да, именно так.

Сложив руки на груди, Маргарет стояла на берегу и смотрела на него. Хоторн ни разу не слышал, чтобы Маргарет хихикала. Это было так не похоже на нее, смех оказался совсем девчачьим. Но уж в чем граф Монтрейн был точно уверен, так это в том, что Маргарет Эстерли не девушка. И все же ее смех очаровал его.

Спустившись в лодку, Майкл протянул ей руки. Ялик так и качался у него под ногами. Несколько мгновений Майклу, казалось, что суденышко перевернется.

Маргарет доверчиво вложила свою руку в его – странный жест, если учесть, что она продолжала смеяться. Вместе они стояли в раскачивающейся на воде лодке. Стоит кому-то из них хоть слегка наклониться в сторону, как ялик немедленно перевернется. Майкл чуть раздвинул ноги в стороны, чтобы Маргарет могла удержать равновесие, вцепившись в его рукава.

– Тебе не кажется, что лучше сесть? – спросила Маргарет, давясь от смеха.

– Зачем это мне садиться, когда за меня держится такая красивая женщина?

– Я некрасивая, – отозвалась Маргарет.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Проведя пальцем по ее носу, Майкл осторожно щелкнул по кончику.

– Возможно, все дело в твоем носе, – заметил он. – Видывал я и более прямые, орлиные носы. – Он заглянул ей в глаза. – И еще я вынужден признать, что глаза у тебя какого-то странного цвета. Иногда они кажутся мне ореховыми, иногда – ярко-зелеными. Возможно, будь у тебя глаза другого цвета, тебя можно было бы считать красавицей.

Поскольку оба почти замерли на месте, лодку теперь покачивало лишь течение. Несмотря на это, руки Маргарет судорожно сжимали рукава Монтрейна.

– И твои волосы...

– Да что у меня с волосами?! – возмущенно воскликнула она.

– Они тоже могли бы быть более нормального цвета, – продолжал поддразнивать ее граф Монтрейн. – Например, белокурыми. Или рыжими, что, правда, хуже.

– Это что же, урок? – прищурившись, спросила Маргарет. – Не слышу я что-то комплиментов.

Монтрейн улыбнулся.

– Я вот, между прочим, всегда считала тебя красивым, – заявила Маргарет, рассматривая Хоторна. – И очень милым, очень приятным мужчиной.

Этого было достаточно, чтобы Майкл расхохотался.

Уже через минуту оба уселись на лавки, он взялся за весла и стал грести прочь от гостиничной пристани.

Гостиница представляла собой низкое широкое строение на речном берегу. Много лет назад ее выкрасили в красный цвет, но теперь стены изрядно выгорели и напоминали Майклу цвет бургундского вина. Судя по стоявшим возле нее экипажам, дела в гостинице шли вовсю. Ко всему прочему гостиница владела несколькими судами. В основном их предоставляли таким же, как Маргарет с Монтрейном, парочкам. Женщины прикрывались от солнца зонтиками, мужчины гребли – куда более умело, между прочим, чем граф Монтрейн.

Правда, уже через несколько минут, когда гостиница растаяла вдалеке, Майкл настроился на определенный ритм, и дело пошло лучше. Здесь Темза была на удивление чистой, течение сильным, не подвластным приливам и отливам.

День был чудесным, светило солнце, лишь изредка по голубому небу проплывали кудрявые облака. Судя по изумрудной листве на деревьях, высившихся вдоль берегов, и сочной зеленой траве, минувшая весна была дождливой. Словом, здесь была изумительная красота.

Откинувшись назад, Маргарет опустила руку в воду. Она закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Внезапно Майклу пришло в голову, что ей нечасто доводилось отдыхать вот так, наслаждаясь красотой и покоем.

Вокруг стояла удивительная тишина.

– Ты когда-нибудь думал о том, какой будет твоя жизнь дальше? – спросила Маргарет.

Ее вопрос удивил Хоторна, но он честно ответил на него:

– Я думал, но не совсем об этом. Моя жизнь подчинена строгому распорядку. У меня есть обязанности перед своей семьей, перед моей страной. Так что для разного рода случайностей в ней нет места.

Например, он не имеет права распоряжаться своей судьбой.

– Это должно и радовать, и огорчать тебя одновременно, – заметила Маргарет.

До этого Хоторн размеренно поднимал и опускал весла. Но теперь он положил их в уключины и, приподняв колено для устойчивости, снял с себя сюртук и жилет. Внезапно ему пришло в голову, что он никогда бы не позволил себе сделать это в присутствии Джейн Хестли. Впрочем, ее он не похищал из дома, не занимался с ней любовью в карете. И еще Хоторн сильно сомневался в том, что рискнул бы смеяться в ее присутствии.

– А что с твоей жизнью, Маргарет? – спросил он. – Чего ты ждешь от будущего?

Казалось, ее смутил его вопрос. Маргарет стала смотреть на дерево, росшее недалеко от берега. У нее был такой вид, будто она в жизни не видела деревьев. И даже птиц вроде той, что только что вспорхнула с ветки и улетела.

Неожиданно она повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. Он почувствовал неловкость.

– Что бывает, когда в твоей налаженной жизни случается что-то неожиданное? Что ты делаешь в таких случаях? – спросила она.

– В моей жизни такого не было, – промолвил в ответ граф Монтрейн.

– Ты живешь в волшебном мире, Майкл, – загадочно улыбаясь, проговорила Маргарет.

Неужели ему никогда ее не разгадать? Ведь чем больше времени они проводили вместе, тем больше непонятного в ней было для него.

В их распоряжении оставалось всего три дня. Граф Монтрейн прекрасно понимал, что Маргарет то и дело думает о возвращении в свой деревенский коттедж. Если она уедет, у него не будет причины искать еще одной встречи с ней. В конце концов он же дал ей слово.

Если, конечно, ему не удастся уговорить Маргарет Эстерли навсегда остаться с ним.

Глава 19

Взяв в руки весла, Хоторн вновь принялся грести. Даже эти незнакомые ему дотоле движения он проделывал с удивительной грацией.

– Ты любишь дождь? – неожиданно спросила Маргарет.

– Я люблю грозу, – подняв на нее глаза, ответил граф Монтрейн.

– А сидр?

– Сидр? – удивился Хоторн. Его губы скривились в улыбке. Маргарет почувствовала настоящую гордость за то, что сумела озадачить его своим вопросом, хотя, признаться, вопрос-то был не трудным, а просто неожиданным.

– Да, сидр, – кивнула она.

– Знаешь, вообще-то я предпочитаю бренди, – ответил Майкл.

– А какой у тебя любимый цвет?

– Голубой, – отозвался Монтрейн и озорно подмигнул Маргарет.

– Ты любишь сладкое? Или кислое? – не унималась женщина.

– Я как-то об этом не задумывался, – промолвил Хоторн. – Мне нравится суп из омара. И еще пирожные, которые готовит наша кухарка. К баранине я равнодушен, – задумчиво сказал он. – Правда, жареная говядина мне по вкусу.

– А что скажешь насчет рождественского пудинга? – продолжала расспросы Маргарет.

– Больше всего я люблю смородиновый, – вымолвил граф. – А из-за чего ты обрушила на меня этот шквал вопросов?

– Все дело в моем любопытстве, – призналась она.

В последние дни Маргарет внимательно изучала каждую черточку характера Майкла, надеясь, что ей будет что вспомнить, когда они расстанутся навсегда. Этот человек был способен сосредоточиться на чем-то одном, – забывая обо всем остальном. Когда Хоторн смеялся, в смехе слышались нотки удивления, словно он давно отвык от него. На левом колене был шрам, оставленный кошкой сестры, когда ему был шесть или семь лет. В этом Майкл с грустью признался Маргарет прошлой ночью. Он рассказал, что кошечка яростно вцепилась ему в ногу острыми когтями. По словам Майкла, шрам стал для него и уроком, и наказанием одновременно.

– А если я тоже проявлю любопытство? – поинтересовался Монтрейн. – Ты будешь готова удовлетворить его?

– Мой любимый цвет – зеленый, – с готовностью ответила Маргарет.

– А любимое блюдо?

– Оно из овощей, которые легко выращивать, – призналась Маргарет. – В остальном я ем и люблю почти все.

– Как насчет грозы?

– Во время грозы я чувствую себя особенно одинокой, – с грустью в голосе проговорила Маргарет.

– Так не должно быть! – горячо возразил Хоторн. – Я бы постарался сделать так, чтобы не оставлять тебя одну во время ненастья. Думаю, если бы мы занимались любовью под раскаты грома, ты бы его даже не услышала.

Сердце Маргарет сжалось от боли, когда граф произнес эти слова. Ответ-то был очевиден.

– Ну да, – вымолвила она тихо, – если только в эти минуты ты не понадобишься жене. Или не уедешь в одно из своих поместий. Или если не заболеет твой ребенок, с которым ты должен будешь находиться рядом. Или если не захромает твой конь.

Майкл опустил весла, тишину нарушал лишь плеск воды. Течение понесло лодку к берегу, и вскоре она ткнулась носом в песчаный берег небольшого островка.

– Ты всегда и во всем видишь только плохое, Маргарет, – промолвил Монтрейн, – но это неправильно.

Ну что, признаться ему во всем? Для Маргарет была невыносима мысль о том, что она должна остаться на обочине его жизни, оказаться для Хоторна в прошлом, стать всего лишь эпизодом в череде самых разных событий.

– Знаешь, что мне больше всего нравится в тебе, Майкл? – с радостной улыбкой проговорила Маргарет. – Ты не похож на всех тех людей, которых я встречала в жизни. Ты работаешь на правительство, в то время как большинство представителей знати предпочитают вести праздную жизнь. Ты нанял на службу весьма странного дворецкого только из-за того, что он ветеран войны. И при этом ты пытаешься убедить меня в том, что тебе будет легко иметь жену и любовницу и никогда не сомневаться в том, что это правильно. Возможно, вначале тебе это и удастся. Но спустя некоторое время ты начнешь казнить себя за то, что так поступаешь, станешь презирать себя.

Несколько мгновений Майкл обдумывал слова Маргарет. Казалось, даже птицы приумолкли, чтобы послушать их разговор.

– А ты? – наконец спросил он. – Ты возненавидишь меня?

– Нет, – с легкой улыбкой ответила Маргарет, – но я буду презирать то существо, в которое превращусь.

– Ты говоришь правду, Маргарет? – взволнованно спросил Хоторн. – Ты действительно так думаешь?

– Да, – кивнула Маргарет. – Я действительно так думаю. И ничуть не сомневаюсь в том, что и ты будешь испытывать те же чувства.

– Я и не предполагал, что ты успела так хорошо меня изучить, – заметил Майкл.

Как могло быть иначе, если в последнее время все ее мысли были только о нем. Даже когда они были в разлуке, Маргарет не переставала вспоминать Хоторна. Она представляла, как бы он повел себя в разных ситуациях. Она грезила графом Монтрейном, мысленно рисовала себе его образ.

Впрочем, сейчас Маргарет не стала говорить обо всем этом.

– Ты забываешь, Майкл, что я занималась торговлей. В этом деле важно обладать способностью быстро распознавать характер человека. Особенно если тебе необходимо продать ему что-то.

– Полагаю, ты очень удачно справлялась со своим делом, – сказал Монтрейн.

На самом деле правда была иной. Джером часто бывал не в состоянии оплачивать их счета и в этих случаях обращался с просьбами о помощи к своему брату. Даже в тех случаях, когда Маргарет упрашивала его не делать этого и найти другой способ разжиться деньгами.

– Должен признаться, что я знаю о торговцах гораздо меньше, чем ты – о представителях знати. Я не так хорошо их изучил, – проговорил Монтрейн серьезно.

– Не сомневаюсь, что ты имеешь обыкновение вовремя оплачивать все счета, – сказала Маргарет. – А вот я всегда опасалась иметь дело с пэрами, продавать им что-либо. Потому что они свои счета могли не оплачивать месяцами – для них это обычное дело.

– Возможно, они поступали так же, как моя мать – она битком набивает счета в шляпную коробку до тех пор, пока крышка не перестает закрываться, – сухо заметил Хоторн. – И лишь после этого соизволяет отдавать их мне.

– Что ж, тогда могу я от имени всех лондонских торговцев нанять тебя, чтобы ты уговорил знатных особ побыстрее оплатить все долги? – с улыбкой спросила Маргарет. – А то ведь зимой торговцам, например, нужен уголь, чтобы растопить камин, согреться, а денег-то нет.

Тусклая улыбка Хоторна удивила Маргарет.

– Именно по этой причине мне надо как можно скорее жениться, – промолвил он. – К тому же разве не говорил я тебе, что мне необходимо найти себе в невесты богатую наследницу?

– Тебе? – изумленно выдохнула Маргарет. – Но у тебя же есть целых три поместья!

– Только сейчас для них настало не лучшее время, они не приносят дохода, – ответил Хоторн. – Однако, – добавил он, перепрыгивая с лодки на берег, – мы забыли о том, что сегодня чудесная погода, и я не намерен сейчас думать о долгах и обязательствах.

Для пикника Хоторн выбрал изумительное местечко – небольшой живописный островок, где было необычайно тихо. Береговая линия плавно поднималась вверх, чудесный невысокий холмик, за которым до деревьев раскинулась милая полянка.

– Я тебя умоляю, не надо развлекаться посреди реки, Майкл, – промолвила Маргарет, награждая Хоторна ласковой улыбкой.

Граф расхохотался – его громкий смех разнесся далеко вокруг. Маргарет, подбоченившись, смотрела на графа. Правда, смеялся Монтрейн так заразительно, что Маргарет, не выдержав, сама заулыбалась. Через минуту Майкл, нагнувшись, обнял ее за талию, с легкостью приподнял и переставил с лодки на землю.

– Ну вот, теперь ты считаешь, что я буду заниматься прелюбодеянием посреди поляны, – усмехнулся граф Монтрейн. – Спаривание в кустах. Но видишь ли, я вообще-то довольно сдержан и не позволяю себе ничего подобного. Во всяком случае, считаю, что дела обстоят именно так.