– В Балфурине теплее, – заметил Мэтью, щелкая языком. – Замок такой большой, но в нем уютно.
      – Это потому, что там почти в каждой комнате есть камин, – ответил Диксон.
      – Шотландия очень странная страна, – продолжал Мэтью. – Здесь очень холодно, но люди горячие. И очень терпимые.
      – Если только ты не англичанин, – улыбнулся Диксон.
      – К счастью, этого недостатка у меня нет. – И Мэтью улыбнулся в ответ.
      – Значит, ты все-таки рад, что приехал со мной в Шотландию?
      – Я получил некую компенсацию за неудобства. Сомневаюсь, что когда-нибудь сумею привыкнуть к холоду, но улыбка иногда согревает даже в мороз.
      – А улыбка, видимо, принадлежит юной особе по имени Мейзи?
      – Она мне кажется очень искренней и привлекательной молодой женщиной. – Мэтью говорил и смотрел в окно, как будто видел там отражение лица Мейзи.
      Диксон не сумел сдержать улыбку. Он ни разу не видел, чтобы Мэтью увлекся женщиной, к тому же сейчас было нечто большее, чем простое увлечение.
      – Ты ее любишь, Мэтью?
      Мэтью вздохнул, словно бы ожидал этого вопроса и боялся его.
      – Кто знает, что такое любовь?
      Диксон знал, но решил промолчать.
      Любовь иссушила его душу, но могла так же быстро ее исцелить. Хватило бы одной улыбки Шарлотты. Ее смех возвратил бы ему радость жизни.
      – И ты собираешься оставить все как есть, Мэтью?
      – Мне нечего ей предложить, господин. Даже моя жизнь не принадлежит мне.
      – Я возвращаю ее тебе.
      Мэтью с удивлением взглянул на хозяина.
      – Я уже говорил тебе это не менее тридцати раз, но ты всегда отказывался. Я ужасно устал чувствовать ответственность за тебя. Ты ничего мне не должен. Я не желаю стоять на пути к твоему счастью. Хотя бы один из нас должен быть счастлив, ведь правда?
      – У меня смешанная кровь, ваше сиятельство.
      Диксон швырнул на стол перо, не обращая внимания на разбрызгавшиеся чернила.
      – В Малайзии всегда жили люди разных национальностей. Если Мейзи настолько мелочна, что думает о чистоте твоей крови, значит, она недостойна тебя.
      – Она об этом не думает, ваше сиятельство.
      – Диксон.
      Мэтью долго смотрел ему в лицо.
      – Слуга называл бы меня «ваше сиятельство», – пояснил Диксон. – Но друг стал бы обращаться ко мне по имени: Диксон или Маккиннон. Разве мы не стали друзьями после всех этих лет?
      И он снова стал подписывать документы, переданные ему адвокатом.
      – Я могу вам чем-нибудь помочь?
      – Нет, – ответил Диксон. – Большая часть этих бумаг связана с принятием титула.
      Диксон понятия не имел, что будет столько новых обязанностей. Неудивительно, что Джордж решил жениться на богатой невесте.
      И он оценил взглядом стопку документов, которые еще предстояло подписать. Он стал графом Марном, владельцем Балфурина. Почему же он не чувствует радости? Вот перед ним бумаги, подтверждающие его титул. Люди обращаются к нему «ваше сиятельство», и это не маскарад, когда он притворялся Джорджем, это истинная правда.
      Почему же Диксон не чувствует удовлетворения?
      Он всю жизнь мечтал владеть Балфурином. Хотел быть землевладельцем, графом Марном. Отчаянно желал стать следующим звеном в гордой цепи рода Маккиннонов.
      И вот теперь больше чем когда-либо он готов все бросить и навсегда покинуть Шотландию.
      Он не может изгнать Шарлотту из Балфурина и не сможет жить там, где все будет напоминать о ней. Что он станет делать с опустевшей школой для молодых леди? И со своей опустошенной жизнью?
      – Ваше состояние поможет доброму делу. Для сохранения Балфурина нужны деньги.
      Диксон кивнул. Он уже поместил значительную сумму на имя Шарлотты, к тому же сделал ее своей наследницей на случай, если с ним что-нибудь случится.
      – Как ты собираешься поступить с Мейзи?
      – Я не хочу оставлять вас в одиночестве, – ответил Мэтью.
      – Большую часть своей жизни я провел без тебя, Мэтью. Я буду счастлив, если у меня будет уверенность, что у тебя все хорошо.
      – Вы будете одиноки.
      Диксон улыбнулся:
      – Буду. Но наверное, я это заслужил. – Он несколько мгновений задумчиво смотрел на кончик пера. – Знаешь, я ведь ее, Аннабеллу, никогда не любил. И не хочу, чтобы ты думал, будто я горюю по ней. Она заслуживала лучшего мужа. И лучшей судьбы.
      – Я никогда и не думал, что вы по ней горюете, – сухо ответил Мэтью. – Вы оплакиваете свою честь.
      Диксон долго смотрел на товарища.
      – Ты не перестаешь удивлять меня, Мэтью.
      – Нетрудно было понять, что вы стыдитесь своих поступков. Вы – человек принципов, а в тот момент действовали не так, как вам велит совесть.
      – И в Шотландии тоже.
      Мэтью покачал головой:
      – Я полагаю, вы делали то, что должны были делать, чтобы разгадать тайну исчезновения кузена.
      – Не хочу обижать тебя, Мэтью, но ты слишком добр. Может быть, тебе удастся внушить эту мысль одной моей знакомой графине, и она изменит свое мнение обо мне. Она не стала слушать никаких объяснений, как будто я не разумный человек, а полусумасшедший лунатик. Однако нельзя ее в этом винить. – И он снова посмотрел на Мэтью: – Значит, ты остаешься здесь? Даже несмотря на шотландские зимы? Они бывают очень суровы.

* * *

      Шарлотта приказала готовить карету к поездке в Инвернесс. От грума она узнала, что кучер Диксона во всеуслышание ругал Балфурин и мечтал поскорее попасть в Инвернесс. Кроме этих скудных сведений, у нее не было другой информации о планах Диксона, но она была готова объездить все трактиры города, лишь бы его найти.
      Натягивая перчатки, Шарлотта спускалась по широким ступеням Балфурина. У подножия лестницы она оглянулась на замок.
      Она явилась сюда в поисках ответа. Много лет замок давал ей приют, защищал от одиночества и даже отчаяния. Здесь она нашла цель в жизни, обрела чувство собственного достоинства. Она сумела в одиночку изменить свою жизнь, и, казалось, замок, как разумное существо, одобрял и поддерживал ее.
      У Шарлотты возникло впечатление, что сейчас на фасад замка набежало облако, облако неудовольствия, что Балфурин осуждает ее за неправедный гнев и неуместную гордость.
      По ступеням сбежала Мейзи.
      Шарлотта с недоумением посмотрела на девушку:
      – Ты куда?
      – Я буду вас сопровождать, ваше сиятельство.
      – В этом нет необходимости. Я вдова, директриса школы. Мне не нужна дуэнья.
      Мейзи приподняла бровь.
      – Могу я спросить, куда вы направляетесь?
      – В Инвернесс.
      – А зачем?
      О Господи, неужели нельзя оставить ее в покое?
      – Тебе обязательно знать?
      – Нет, – спокойно ответила Мейзи. – Но я знаю, где остановились его сиятельство и Мэтью.
      – Откуда ты знаешь?
      – Мэтью сказал.
      Женщины долго смотрели друг на друга молча. В глазах Мейзи Шарлотта увидела ту же решимость, какую видела утром в зеркале.
      – Он собирался вернуться к тебе, – наконец проговорила Шарлотта.
      – Собирался, – кивнула Мейзи, и в этом жесте было столько гордости, словно за одну ночь скромная девушка превратилась в спокойную, уверенную женщину.
      – Ну что ж. Это сэкономит нам время, – призналась Шарлотта. Она еще не села в карету, и Мейзи не отводила от нее упрямого взгляда.
      – Если вы не позволите мне поехать с вами, – заявила девушка, – мне придется украсть лошадь из конюшни и отправиться одной. Я не вдова и не директриса, но мне хватит решимости.
      – Но ты же сама сказала, что он вернется.
      – Только я не знаю когда. Я скучаю по нему, ваше сиятельство. – И она продолжала бесстрастно смотреть на свою госпожу.
      Шарлотта вздохнула:
      – Как я могу тебе отказать? Я просто не смею.
      Полдороги до Инвернесса Шарлотта думала, что совершает глупость. Дюжину раз она была готова повернуть обратно в Балфурин, но каждый раз укреплялась духом при взгляде на решительное лицо служанки.
      Сердце Шарлотты замирало при каждом повороте колеса. Не будь с нею Мейзи, она постучала бы в крышу и приказала кучеру ехать медленнее, чтобы успеть собраться с духом. Чем ближе они подъезжали к Инвернессу, тем нетерпеливее становилась Мейзи.
      В Инвернессе кругом толпились люди, Шарлотте казалось, что раньше не было так шумно. Экипаж подъехал к зданию из красного кирпича – гостинице. Первой выскочила Мейзи, Шарлотта последовала за ней с приличествующим ей достоинством. Заведение выглядело очень мило, во всем чувствовались признаки процветания. Мейзи не стала терять времени на разглядывание интерьера, а сразу прошла в бар и заявила, что хочет поговорить с хозяином. С каких это пор она стала такой самоуверенной? Неужели любовь так изменила ее? Или она просто не чувствует никакого страха?
      Им объяснили, как добраться до цели. На этот раз Шарлотта поднималась первой и сама постучала в дверь. Открыл ей не Мэтью, а сам Диксон.
      – Ваше сиятельство, – выдвинулась вперед Мейзи, – я хотела бы поговорить с Мэтью.
      Диксон кивнул и указал на дверь комнаты в противоположной стене коридора. И только тогда посмотрел в лицо Шарлотте.
      О Господи, как он хорош собой! Шарлотта хотела спросить про его плечо, но выражение лица Диксона заставило ее промолчать. Диксон не улыбался. Лицо его было суровым и жестким. Шарлотта не помнила его таким.
      Диксон выглядел так, словно не рад был ее видеть. Не сказав ей ни слова, он развернулся и прошел через всю комнату к окну. Она вольна была идти следом или же остаться там, где стояла. Шарлотта вошла и тихонько прикрыла за собой дверь.
      Сжимая в руках перчатки, она жалела, что оставила шляпку на сиденье кареты. В шляпке, словно в шлеме, она всегда чувствовала себя защищенной.
      Чтобы хоть чем-нибудь заняться, Шарлотта стала натягивать перчатки, нервно дергая их за запястья. Руки оказались влажными, перчатки никак не натягивались, обстановка становилась все более напряженной. Диксон по-прежнему молчал. А чего она ожидала? Что он запрыгает от радости, увидев ее? Именно так. Она думала, что он заключит ее в объятия, поцелует и они вместе будут планировать свое общее будущее!
      Она совсем не знает этого высокого мужчину с настороженным взглядом.
      Шарлотта расправила плечи и вздернула подбородок.
      – Я не допущу, чтобы меня бросил еще один Маккиннон, – проговорила она, и ее голос преодолел разделявшую их пропасть. Шарлотта хотела сказать нечто совсем иное, но слова сами слетели с ее губ. Вцепившись пальцами в свой ридикюль, она с вызовом смотрела на Диксона, словно по-прежнему была непокорной шестнадцатилетней девицей. Но этот дерзкий взгляд явно не испугал Диксона. Он продолжал смотреть на нее холодным и твердым взглядом. – Я сама просила тебя уехать. Помни об этом, когда отправишься в свой Пинанг. Помни, это не ты бросил меня.
      О Господи! Зачем она все это говорит?
      – Ты приехала только для того, чтобы сказать мне это, Шарлотта?
      Сейчас она сама не могла вспомнить, зачем явилась в Инвернесс. Увидеть его в последний раз? Вспомнить, как он хорош собой? Увидеть этот нимб света вокруг его головы, эти широкие плечи и мощные руки?
      Заставить его признать, что он вел себя как негодяй? Попросить рассказать во всех подробностях, зачем он поступил так, как поступил, и почему думал, что это сойдет ему с рук?
      Она всегда говорила своим воспитанницам, что любой поступок влечет за собой последствия. Мудрость получает награду, а легкомыслие ведет к краху.
      Глупая женщина – жалкое создание.
      Вероятно, можно понять, почему сначала она перепутала этих двух мужчин. Она была замужем за Джорджем всего одну неделю, а потом не видела его целых пять лет.
      Но справедливость требовала признать, что, увидев Диксона, она не могла принять его за Джорджа, как нельзя льва принять за котенка.
      Шарлотта опустила взгляд на сумочку и медленно повернулась. И все ждала, ждала… Ждала чего? Чтобы он удержал ее? Но что мог сказать ей Диксон? Да все, что угодно! Она согласилась бы на любой предлог, но вдруг с ужасом услышала собственный голос:
      – В моей жизни нет для тебя места, Диксон Маккиннон. Я не хочу, чтобы ты оставался в Шотландии.
      – Вот как?
      – Когда отправишься в этот свой тропический рай, помни, что это я отослала тебя, а вовсе не ты меня бросил.
      Во всяком случае, она больше не будет брошенной!
      Шарлотта распахнула дверь, вышла в коридор и с такой силой ее захлопнула, что грохот, вероятно, услышали все посетители бара. Однако весь этот шум не сумел отвлечь ее служанку от встречи с Мэтью. Эти двое стояли в дверном проеме напротив и самозабвенно обнимались.
      Шарлотта громко прочистила горло, Мейзи посмотрела в ее сторону, но не сняла рук с шеи своего возлюбленного.
      Хоть кому-то повезло в жизни!
      – Значит, ты остаешься? – спросила она Мейзи.
      Девушка молча кивнула, счастье озарило ее лицо чудесным светом.
      Шарлотта вынула из сумочки деньги и сунула ей в руку.
      – Ты женишься на ней, Мэтью? – Шарлотта пристально посмотрела в глаза молодому человеку.
      – Если она согласится, ваше сиятельство.
      Мейзи ответила ему счастливым взглядом.
      Что значит гордость, если на карту ставится счастье всей жизни?
      Нужно постучать Диксону в дверь и сказать те слова, ради которых она приехала.
      «Я повисну у тебя на шее, как жернов, прилипну, как пиявка, прицеплюсь, как чертополох. Буду надоедать тебе, пока ты не смиришься. Я буду обольщать и мучить тебя. Я сделаю все, но не позволю тебе меня покинуть».
      Шарлотта развернулась, готовая исполнить свое решение, однако на ее стук никто не ответил. Она постучала еще раз, но Диксон не открыл дверь. Очевидно, решил, что с него достаточно разговоров и ее самой, Шарлотты.
      – Ваше сиятельство, – обратился к ней Мэтью, но Шарлотта отмахнулась от него, опасаясь, что расплачется, если заговорит. Кажется, графиня Марн в конце концов все же лишилась гордости.
      Расправив плечи, она спустилась по лестнице и, стремясь как можно скорее покинуть Инвернесс, направилась к экипажу. Не стала дожидаться помощи форейтора, сама открыла дверцу, поставила ногу на подножку и заглянула внутрь.
      Занимая собою весь угол кареты, на подушках развалился Диксон. На его губах играла обезоруживающая улыбка. Шарлотта застыла на месте.
      – Ну что, ты садишься?
      С ресниц Шарлотты сорвалась одинокая слезинка и покатилась по щеке, словно желая напомнить, что еще минуту назад ее сердце было навек разбито. Шарлотта смахнула ее с досадой.
      Как ни странно, она лишилась дара речи.
      – Если ты будешь тянуть, мы не доберемся до Балфурина засветло.
      Ей хотелось сказать тысячу всяких слов, но губы произнесли лишь самый примитивный вопрос:
      – Как ты сюда попал?
      Диксон ткнул пальцем вверх. Шарлотта оглянулась на круто скошенную крышу гостиницы.
      – Ты залез на крышу? С твоим плечом?
      – На самом деле, – объяснил Диксон, – я слез с крыши. Я тебе не рассказывал, как мы расчищали тропические леса на Пинанге?
      Шарлотта покачала головой.
      – Как-нибудь расскажу. Достаточно сказать, что я отлично умею лазить по деревьям. И по крышам тоже. С плечами или без плеч.
      – Но зачем? – Глупый вопрос, но Шарлотте все еще хотелось разобраться. На улице было людно. Прохожие смотрели на них с любопытством, а некоторые – с раздражением, потому что карета загораживала им дорогу открытой дверью. Но Шарлотта думала лишь о том, как он хорош и как ей хочется броситься ему в объятия.
      Улыбка Диксона погасла. Он подался вперед и протянул ей руку. Шарлотта вложила в нее свою ладонь, поднялась в экипаж и села напротив.
      – Мне надо было тебя остановить, – начал свои объяснения Диксон. – Если хочешь – сделать красивый жест. Чем-нибудь тебя поразить. В отличие от Мэтью, я к сожалению, не владею искусством магии.
      Шарлотта молчала, и Диксон заговорил серьезно:
      – Видишь ли, я тебе не поверил. – И, не давая ей времени возразить, продолжил: – Шарлотта, у меня не было намерения возвращаться на Пинанг.
      – Не было?
      – Я ждал, пока закончится официальный срок траура.
      Или пытался ждать.
      У Шарлотты было пять лет, чтобы оплакать Джорджа, но говорить об этом сейчас было бы неприлично, и она вновь промолчала.
      Диксон так и не выпустил ладонь Шарлотты из своей руки, и сейчас он наклонился, чтобы рассмотреть ее.
      – Сколько времени ты собирался ждать? – наконец спросила она.
      – Еще неделю. Думаю, что больше я бы не выдержал. – Он посмотрел на нее снизу вверх. – К концу недели я собирался стать лагерем вокруг Балфурина и начать осаду по всем правилам.
      – Еще один красивый жест? – с сарказмом в голосе спросила она.
      – Который должен был убедить тебя в моих чувствах.
      Шарлотта онемела и не могла вымолвить ни слова. Сердце вдруг стало громадным и колотилось где-то в горле.
      – Можешь считать, что тебя похитили. – Он наконец выпустил ее руку и откинулся на подушки сиденья. – Я приказал Франклину вернуться в Балфурин и не собираюсь уезжать оттуда, пока ты не согласишься.
      – Соглашусь – на что?
      – Выйти за меня замуж, конечно. Я люблю тебя. Ты будешь моей женой, Шарлотта? И предупреждаю – я собираюсь стать очень требовательным мужем, а главное, постоянно присутствующим. Я остаюсь в Шотландии, рядом с тобой. У меня есть еще несколько дополнительных условий этого союза, так что хорошенько подумай, прежде чем согласиться.
      – Каких условий? – спросила Шарлотта, жалея, что у платья нет карманов. Иначе она спрятала бы туда руки и сжала их в кулаки, чтобы он не видел, с каким страхом она задает этот вопрос.
      – Я требую, чтобы ты меня любила, – заявил Диксон. – Это не обсуждается. Было бы чудесно, если бы ты сумела простить мне то, что было у нас в прошлом. Но над этим мы еще поработаем. Мне нужен твой смех, твой разум, твои идеи и твоя энергия. Я нуждаюсь в твоих знаниях, надеждах, оптимизме и силе. И мне нужна твоя верность, такая, какую ты никому до сих пор не отдавала. Я хочу, чтобы ты верила в меня, как веришь в себя. Хочу, чтобы ты помнила наши разговоры так же, как помнишь прочитанные страницы.
      Диксон протянул руку и провел пальцем по ее щеке.
      – И я хочу, чтобы ты приходила в мою постель с радостью и желанием. Ты согласна?
      Прежде чем Шарлотта успела ответить, сказать хоть слово в свою защиту или выразить самое пылкое согласие, он наклонился, подхватил ее, усадил к себе на колени и поцеловал, нежно, страстно, самозабвенно.
      – Я хотела тебя спросить: что ты тогда у меня оставил? – спросила Шарлотта, у которой после поцелуя слегка кружилась голова.
      Диксон бросил на нее непонимающий взгляд. Шарлотта ему напомнила:
      – Когда ты уезжал в Лондон, то сказал, что вернешься, потому что ты кое-что у меня оставил.
      – Я оставил у тебя свое сердце. С самого первого дня. Шарлотта Маккиннон, я люблю тебя. Очень жаль, что я не такой уж хороший человек. Видит Бог, ты заслуживаешь лучшего, но тебе придется довольствоваться мной.
      – Я согласна. – И она погладила его по лицу, задержав пальцы на линии губ. Как он красив! И он принадлежит ей.
      Диксон продолжил серьезным тоном:
      – Со всеми моими недостатками и пороками. Я сожалею, что их так много, но постараюсь избавиться от них с твоей помощью.
      Шарлотта вздохнула, пытаясь сдержать подступившие слезы.
      – Святые здесь не ходят, Диксон. Я сама далеко не ангел.
      Он протянул руку, мягким жестом убрал от ее щеки выбившуюся прядь рыжеватых волос.
      – И какие же у тебя есть пороки, Шарлота? Я пока не обнаружил ни одного.
      – Непомерная гордыня, конечно. А если ты будешь считать меня совершенством, она только укрепится. Я упряма, склонна к предвзятым суждениям, верна своим принципам, иногда бываю безапелляционна. Но кое-что из этого можно считать не недостатком, а скорее достоинством. Как ты думаешь?
      Диксон приложил два пальца к ее губам.
      – Я не желаю слушать это перечисление. Хочу сам все выяснить.
      Шарлотта вздохнула полной грудью, только сейчас заметив, что все это время почти не дышала.
      Лицо Диксона тоже изменилось, холодная суровость с него исчезла, губы изогнулись в улыбке.
      – Так мне начинать осаду или ты добровольно пустишь меня в Балфурин?
      Сердце Шарлотты колотилось так, что кружилась голова.
      – Балфурин принадлежит тебе, Диксон.
      – А ты? Ты тоже принадлежишь мне?
      Шарлотта хотела улыбнуться, но на глаза набежали непрошеные слезы.
      – С самого первого дня, – ответила она его собственными словами.
      – Ты согласна с моими условиями? – задал он следующий вопрос, касаясь ее губ легчайшими поцелуями.
      – Согласна, – прошептала Шарлотта. – Я разделю с тобой все, все свои мысли и воспоминания, я дарю тебе свою верность, свой смех, и свое прощение, и, конечно, свою любовь. – Она вздохнула и обняла Диксона, как прежде, боясь расплакаться, но на сей раз не от печали, а от радости, самой чистой радости.

      Шарлотта Хавершем Маккиннон обернулась на звук шагов. В дверном проеме показалась голова Диксона, а потом он и сам поднялся на крышу башни. Улыбка мужа была так заразительна, что Шарлотта тут же улыбнулась ему в ответ. Они расстались всего час назад, а она уже по нему соскучилась.
      Сделав несколько шагов навстречу, графиня протянула ему руку. Диксон взял ее. Шарлотта наклонилась и поцеловала косточки на тыльной стороне его кисти, потом присела в безупречном реверансе.
      – Милорд, – произнесла она, наклоняя голову.
      – Миледи, – проговорил он, вытащил из-за спины вторую руку и раскрыл ладонь.
      Поглядывая на мужа, Шарлотта открыла бархатную коробочку.
      – Диксон, зачем ты каждый день даришь мне подарки?
      – Не каждый день, – ответил он, – а только когда вижу что-то, напоминающее мне о тебе.
      – Такое впечатление, что тебе все напоминает обо мне, – лукаво заметила она.
      – Что делать, если мой мир – это ты.
      Забыв о коробке, она поцеловала мужа.
      – Открой, – попросил он.
      Шарлотта выполнила его просьбу и обнаружила в шкатулке цепочку из золотых дисков, на которых висели ключи, по виду – золотые. Графиня заморгала, пытаясь прогнать навернувшиеся на глаза слезы. Когда-то она рассказала ему о своих первых мыслях при виде Балфурина, и он не забыл.
      – Как красиво! – сказала она и улыбнулась сквозь слезы.
      Диксон помог ей застегнуть цепочку на талии и отступил на шаг. Она не успела еще раз поцеловать мужа, потому что снизу раздался крик Мэтью:
      – Маккиннон!
      Мэтью наконец научился называть своего господина по родовому имени, как будто был истинным шотландцем, а Диксон – его лэрдом. К Шарлотте, несмотря на ее неоднократные просьбы, Мэтью по-прежнему обращался вполне официально. Шарлотта поняла, что с нею он всегда будет держаться несколько скованно.
      Мэтью ступил из лестничного пролета, но, несмотря на быстрый подъем, лицо его было мертвенно-бледным, а глаза едва не выскакивали из орбит. Шарлотте он напомнил сову, чье гнездо пряталось в кроне самого высокого дерева в соседнем лесу.
      – Маккиннон!
      – Что случилось, Мэтью? – спросила Шарлотта. – Гости приехали? – И она посмотрела в сторону дороги на Инвернесс. О Господи, неужели снова явились дамы из «Просветительского общества»? В прошлом месяце Шарлотта получила письмо от леди Элинор. Благородная дама спрашивала графиню, многому ли та научилась за год супружества. В ответ Шарлотта написала, что слишком занята в настоящее время и не может принять у себя членов общества. Некоторые вещи следовало хранить в тайне, и ее отношения с Диксоном, безусловно, относились к этой категории.
      Как однажды сказала Мейзи, любовь – лучший из учителей.
      – Кто-нибудь из воспитанниц не успел уехать?
      В Балфурине кончался осенний семестр, и Шарлотта была этому искренне рада. Две с половиной сотни мечтающих о любви девиц – это уж слишком, особенно если все они вздыхают и сходят с ума по ее мужу!
      – Не гости и не воспитанницы, ваше сиятельство. У меня новость. – Он переводил взгляд с Диксона на Шарлотту и обратно. – Я стал отцом, Маккиннон! Отцом, ваше сиятельство! Моя Мейзи родила! – почти выкрикнул Мэтью то ли с гордостью, то ли с испугом.
      Роды у Мейзи начались еще утром, но Шарлотта не ожидала, что ребенок появится так скоро.
      – Почему же ты не сказал? – воскликнула Шарлотта. Подхватив юбки одной рукой, а другой цепляясь за Диксона, она побежала к лестнице. – Девочка или мальчик?
      – Девочка, ваше сиятельство. И мы хотим назвать ее Шарлоттой в вашу честь.
      Шарлотта замерла на месте и обернулась к Мэтью. За год супружества она успела разобраться в его характере, научилась уважать его и любить.
      – Мэтью, это самый драгоценный подарок, какой вы можете мне сделать.
      – Значит, вы не возражаете, ваше сиятельство?
      – Шарлотта, – поправила его графиня. – Если Диксон для тебя Маккиннон, то я – Шарлотта.
      Она улыбнулась мужу и, подавшись вперед, поцеловала Мэтью в щеку. И снова улыбнулась, увидев его удивленные глаза.
      В Шотландии стоял чудесный осенний день. Минувшие месяцы пролетели благополучно. Впереди лежали долгие годы – живи и радуйся. Шарлотта рассмеялась, глядя на мужа. В ответ он притянул ее в свои объятия и поцеловал.
      Через мгновение они расцепили руки – Мэтью уже спускался по лестнице, торопясь повидать жену и новорожденную дочь.
      Шарлотта сказала:
      – Давай навестим Мейзи.
      И они вместе стали спускаться с башни замка.