Диксон проснулся на рассвете и обнаружил, что в кровати он снова один. Ночью Шарлотта, очевидно, вернулась к себе в комнату. Что ж, возможно, это к лучшему. Проснись он рядом с нею, повторение было бы неизбежно, а это все усложнило бы.
      Он уже нарушил свои обеты и нанес ущерб собственной чести. Ситуацию следовало обдумать, не сбрасывая со счетов того, что он страстно желал все повторить, и повторять бесконечно.
      Диксон оделся, вышел из хозяйских покоев и прошел через холл к знакомой двери. Поднял кулак, собираясь постучать, и замер на месте. Что он ей скажет?
      «Я не Джордж». Хоть какая-то дань его чести. «Я Диксон, его кузен… Ты меня обворожила…»
      Но еще не сказав ни слова, он может броситься ее целовать… Сверкнут ли ее глаза? Вспыхнут ли щеки? Улыбнутся ли припухшие губы?
      Ответит ли она на его поцелуй? И пригласит ли войти?
      На краткое мгновение Диксон отдался воспоминаниям о минувшей ночи, потом отбросил их прочь, ведь он не был даже уверен, что она вообще откроет дверь.
      Может быть, Шарлотта сожалеет о том, что было ночью?
      Диксон никогда не считал себя трусом, но в этот миг мужество едва не изменило ему.
      – Она еще спит, ваше сиятельство.
      Диксон обернулся и увидел идущую по коридору Мейзи. Сегодня она заметно хромала, как будто недавно слишком много ходила пешком.
      – Я заходила к ней пять минут назад. Она так уютно свернулась под одеялами. Думаю, раньше полудня она не встанет.
      Значит, будет отсрочка.
      – Что-нибудь ей передать, ваше сиятельство?
      Диксон покачал головой:
      – Нет-нет. Я не хочу ее беспокоить, Мейзи.
      Диксон развернулся и направился в башню. Раз нельзя повидать Шарлотту, он повидается хотя бы с Нэн. Постучав в дверь, он стал ждать, потом постучал снова и наконец услышал какой-то шум изнутри.
      – Нэн? Ты здорова? Можешь принять гостя?
      – Мальчишка! Я стара, а не больна.
      Диксон вошел. Нэн сидела у окна. На подоконник падали лучи утреннего солнца. В ярком свете женщина выглядела еще более дряхлой и сморщенной, чем несколько дней назад. Время бежало для них обоих, но для Нэн это была последняя гонка.
      – Как ты себя чувствуешь, Нэн?
      Нэн усмехнулась:
      – Не так уж плохо.
      Диксон протянул руку и поправил на старухе шаль. Нэн оттолкнула его руку. Диксона поразил ледяной холод ее пальцев.
      – У тебя совсем холодные руки.
      – Моя кровь стынет не из-за зимы, а от старости.
      Огонь в камине почти погас. Диксон пошевелил дрова кочергой и вернулся к хозяйке.
      – В Балфурине есть комнаты потеплее.
      – Я никуда отсюда не пойду. – И она отвернулась к окну, словно не желая продолжать разговор.
      – Тогда я велю принести побольше дров.
      – Эта девчонка следит за огнем. Лучше спроси меня, что я делаю в одиночестве. Жизнь без любви хуже телесных страданий. Мечта о смерти – плохое утешение.
      Не зная, что на это ответить, Диксон взял стул и сел рядом с женщиной. Слова тут бессильны. Помолчав, он все же заговорил:
      – Я был в склепе и ничего там не нашел.
      Она молча улыбнулась.
      – Но орнамент на саркофаге графа такой же, как на камине в библиотеке.
      – Ты всегда был хитрым мальчишкой, – отозвалась Нэн. – Из вас двоих я всегда считала тебя более сообразительным. Джорджу потребовалось больше времени.
      – Я нашел в камине тайник, но он пуст. Сокровища были там? Джордж нашел их? – Диксон достал найденный обрывок страницы и положил ей на колени.
      Глядя вдаль, Нэн продолжала улыбаться. Она молчала очень долго, но Диксон решил не уступать ей в терпении и тоже хранил молчание.
      – Джордж не однажды забирал из Балфурина все, что можно увезти в повозке, а нас оставлял умирать от голода. Но мы оказались слишком упрямы, чтобы умереть. Да-да, слишком упрямы и слишком стары.
      Она пожала хрупкими плечами.
      – Может, он попал в худшую переделку, чем раньше. И женился на англичанке. Знай я об этом, никогда не подсказала бы ему первый ключ. – Она сцепила руки у себя на коленях и опустила на них взгляд, словно бы удивляясь, что у нее пока есть пальцы. – Ему нужны были ее деньги. В Шотландии тоже были женщины, на которых он мог жениться. – Нэн подняла глаза на Диксона. – Она не приходит меня навестить.
      – Я слышал, – осторожно начал Диксон, – что ты не пускаешь ее на порог.
 
      – О чем мне говорить с англичанкой? Много лет назад англичане убивали тех, кого я любила. Я не выжила из ума от старости и все помню. – Она бросила на него острый взгляд. – Ты боишься, мальчик, что я скажу ей, кто ты такой? – Нэн улыбнулась – Пусть сама узнает.
      – Джордж нашел клад? – спросил он, возвращая ее к нужной теме.
      – Ему нравился Эдинбург, правда, меньше, чем Лондон. Так говорили. Но все же нравился. Ему всегда не сиделось на месте. Владетель Балфурина не мог торчать в такой дыре. Жаль, что ты не сын своего дяди.
      – Так он нашел его, Нэн? – снова спросил Диксон, опасаясь, что ум старой женщины помутился. Знает ли она правду о кладе?
      – Он нашел свиток. Свиток с целым стихотворением. – Она опять улыбнулась и начала декламировать:
 
Три раза знак, сокрытый мглой,
Подскажет ему путь.
Отец, и Сын, и Дух Святой
Укажут тайны суть.
 
 
Несется вдаль судьбы река,
Чиста и глубока.
Бочонок злата будет рад
Найти, кто ищет клад.
 
 
Сокровища былых времен
Наш замок сохранит.
Алмазы ждут руки того,
Кто славу возродит.
 
      Нэн засмеялась таким сухим смехом, что Диксону показалось, что воздух скрипит.
      Неужели годы повредили ее разум?
      Женщина продолжала смеяться. Диксон встал, чтобы уйти. Вытянув сухую руку с тонкими дрожащими пальцами, она вдруг проговорила:
      – Твой дед разрешил мне читать первые два стиха кому угодно. Я обманула его, раз сообщила тебе последний. Но ведь у него перед тобой пять лет форы, Диксон.
      – Так он нашел клад?
      – Если бы нашел, мальчик, он не остался бы здесь. Его сапоги всегда были в дорожной пыли, он всегда хотел уехать отсюда. Он растранжирил бы деньги в Лондоне или Эдинбурге. Ты искал его там?
      – Нет.
      – В Балфурине ты его не найдешь. – Она прикрыла запавшие глаза, но через мгновение снова открыла. – Поезжай и найди его и верни в Балфурин. – И она опять обернулась к окну, глядя на что-то далекое, невидимое Диксону. Прошлое? – Найди и верни туда, где его место.
 
      Шарлотта проснулась, уставилась в потолок и целый миг, целый долгий миг, пока к ней не вернулись воспоминания, испытывала блаженное чувство мира и спокойствия. Семестр закончен. Впереди зима. Девушки отправились по домам, их ждут светские развлечения в Лондоне и Эдинбурге. В сейфе достаточно денег, и похоже, на следующий год будет еще больше воспитанниц, чем в этом. Сейчас у нее нет никаких срочных дел, ничто ее не торопит. Шарлотта чувствовала себя великолепно, если не считать какой-то странной боли…
      Джордж!
      Глаза Шарлотты расширились. Она осторожно перевернулась на бок, почти ожидая увидеть его голову на соседней подушке. Нет, она же покинула его комнату еще ночью и вернулась к себе.
      Она снова улеглась на спину, глубоко вздохнула и принялась изучать потолок. Потом зажмурила глаза, прижала кулаки к груди и попыталась сосредоточить мысли на чем-нибудь постороннем, только бы не на минувшей ночи.
      Прошлой ночью она сполна проявила весь свой авантюризм и беспечность. Вела себя как истинная поклонница гедонизма. Просто шок какой-то!
      Завернувшись в простыни и одеяла, она словно бы спрягалась от мира, как собравшийся зимовать еж.
      Как она сможет смотреть ему в глаза?
      Но ведь он ее муж! У него есть право находиться в ее постели. Он мог потребовать от нее покорности сразу же, как только вернулся в Балфурин, но он предпочел обольстить ее. Он мог бесцеремонно войти в ее спальню в любой момент, но повел себя так, что она по своей воле отправилась в хозяйские покои.
      Шарлотта закрыла глаза. Бог с ним, с Джорджем. Что творится с ней самой? Куда делась осторожная, предусмотрительная Шарлотта? Деловая, решительная женщина?
      С тех пор как он возвратился, все стало другим.
      Дамы из «Просветительского общества» не правы. Джорджу не нужны никакие наставления. Грудь Шарлотты обдало жаром. Щеки вспыхнули.
      Не будет она о нем думать! Ей вспомнилась прекрасная картина Рембрандта, которую она как-то видела, Шарлотта заставила себя вспомнить тогдашние ощущения. Она лежала с закрытыми глазами и улыбалась, разглядывая возникшее перед ее мысленным взором видение. Отлично, надо только научиться сосредоточиваться на каком-нибудь приятном, безобидном воспоминании, и тогда в голове не останется места для смущающих мыслей.
      Через несколько минут Шарлотта решилась встать с постели, подойти к двери и повернуть в замке ключ. Опустив взгляд на свое тело, она вдруг обнаружила, что совсем голая. Схватив халат, она накинула его на плечи и лишь тогда подошла к окну, чтобы раздвинуть шторы. Окно выходило на пологие холмы. В солнечных лучах блеснула гладь реки Тэм, которая вилась вблизи старого замка. Шарлотта не чувствовала холода, она стояла у окна и смотрела в утреннее небо. День будет ясным. Небо синее и безоблачное, но дождь тоже может пойти, она, Шарлотта, не против.
      О Господи, что же она наделала?! Она что, рехнулась?
      Она ощутила смятение. Волна страха и волнения возникла где-то в желудке и разлилась по всему телу. Никогда прежде она не чувствовала ничего подобного.
      Пять лет действительно многое изменили, вот только в нем или в ней?
      Шарлотте хотелось дотронуться до него рукой. Такого желания прежде у нее не было. Погладить ладонями его сильные мускулистые руки – вот о чем она мечтала. Закинуть руки ему за шею и потребовать, чтобы он поцеловал ее.
      Он решил, что она развратная женщина? Шарлотта закрыла ставни и прижалась к ним лбом. Как она станет смотреть ему в глаза? Неужели весь его жар был действительно устремлен к ней? Или в Балфурине просто не нашлось другой женщины, с которой ему хотелось бы лечь в постель? Здешние служанки – либо солидные матроны, либо девчонки, неспособные привлечь его внимание.
      Волнение, которое она ощущала, внезапно исчезло, уступив место холодному вязкому чувству. Вопрос не в том, почему он лег с ней в постель, а почему вообще вернулся.
 
      – Вы чем-то обеспокоены, господин?
      Диксон взглянул на Мэтью. Он так глубоко погрузился в размышления, что не заметил, как секретарь вошел в дверь.
      Диксон разместил на полу свою походную конторку и записал стих, который прочла ему Нэн. Возможно, его память не так безупречна, как у Шарлотты, однако стих очень простой, скорее всего, он и задуман таким, чтобы его легче было запомнить.
      – Не столько обеспокоен, сколько полон решимости, – отвечал Диксон. – Куда делся Джордж? Сегодня я знаю об этом не больше, чем неделю назад. – Вместо этого он познал кое-что другое. В результате пострадала его честь. Возвращение в Шотландию и сразу было нелегким делом, а он еще умудрился осложнить его.
      – Возможно, господин, вам и не суждено это узнать, – заметил Мэтью. – Возможно, ваш кузен не желает быть найденным.
      – Ты все еще стремишься уехать отсюда, Мэтью?
      – Возможно, не так быстро, как раньше, – туманно отвечал Мэтью.
      – Отлично, – вставая, заявил Диксон. – Мне понадобится твоя помощь.
      Мэтью прижал руку к груди и низко поклонился. В любое другое время этот жест позабавил бы Диксона, но сегодня покорность Мэтью его раздражала.
      – Мэтью, я тебе не хозяин и не твой восточный бог. Я просто человек. – «Унизивший себя собственной тупостью, затащив Шарлотту в постель».
      Мэтью выпрямился.
      – Я знаю, господин.
      – Тогда прекрати мне кланяться.
      – Как прикажете, господин.
      – И прекрати называть меня господином.
      Мэтью слегка наклонил голову.
      – Вы мной недовольны?
      – Я недоволен собой.
      – Потому что вы были в постели с этой английской леди?
      Диксон метнул грозный взгляд на Мэтью, находя облегчение в том, что можно направить свой гнев на кого-то другого, кроме себя.
      – Откуда ты знаешь?
      – Я же обслуживаю вас. Приношу воду для умывания. Ваша постель выглядит так, как будто там спали двое, – объяснил Мэтью, оборачиваясь к этому предательскому предмету меблировки. – Я просто сделал вывод.
      – Полагаю, в этом деле ты проявишь свой обычный такт, – серьезным тоном заметил Диксон.
      Мэтью кивнул.
      – Ей нечего стыдиться, – заявил Диксон.
      Мэтью лишь улыбнулся в ответ.
      Совесть Диксона сражалась с его стремлением к власти над людьми. Воспоминания о Шарлотте, такой мягкой, теплой и женственной в его объятиях, легко побеждали потуги чести.
      Мэтью снова склонил голову:
      – Вас мучает чувство вины.
      Диксон промолчал, затем решительно заявил:
      – Я собираюсь в Эдинбург, потом в Лондон.
      – Пойду укладывать вещи.
      – Я хочу, чтобы ты остался здесь.
      Удивительно, но Мэтью вовсе не выглядел огорченным. На самом деле под его бесстрастным выражением даже таилась удовлетворенная улыбка.
      – Вы собираетесь найти своего кузена.
      Диксон кивнул.
      – От этого вы будете чувствовать себя менее виноватым, господин?
      У Диксона не было ответа на этот вопрос. Возможно, и так. А возможно, от этого все еще больше запутается. Диксон лишь знал, что ему надо как можно скорее покинуть Балфурин, иначе он не справится с соблазном надеть личину Джорджа и превратиться в кузена. И забрать себе его жену.
 
      Шарлотта услышала шум и посмотрела на дверь в холл.
      – Если это его сиятельство, можно сказать ему, что вы почти одеты?
      Шарлотха покачала головой, потом поймала отражение Мейзи в зеркале и передумала.
      – Да-да, скажи ему.
      Мейзи отправилась к двери, но Шарлотта снова изменила решение.
      – Не нужно. Я уверена, мы увидимся позже.
      Зачем ему знать, что она дважды заставила Мейзи переделать прическу и оба раза осталась недовольна результатом? Три раза меняла платья, но ничто в гардеробе не могло ее удовлетворить. Непременно надо найти что-нибудь подходящее для зимнего утра, но только не слишком практичного цвета! Сегодня ей хотелось быть яркой. Красный, зеленый или пусть будет бледно-розовый, знойно-лиловый, даже голубой.
      Что за глупости приходят ей в голову!
      – Не нужно, – повторила она. – Помоги мне закончить. Сегодня у меня тысяча дел.
      Мейзи с сомнением посмотрела на свою госпожу, но промолчала. Зимние дни предназначены для отдыха. Здесь, в школе, они всегда ждали этих каникул. Честно говоря, у Шарлотты вообще не было особо срочных дел. Хотя бы прочитать несколько книг, составить новое расписание, заняться устройством библиотеки – эту идею она вынашивала уже несколько месяцев.
      Тут до нее долетели звуки беседы. Разговаривали мужчины. Джордж и Мэтью? Шарлотта напряженно смотрела на дверь, думая, что ошиблась.
      – Открой дверь, Мейзи, – приказала она.
      Служанка слегка приоткрыла дверь.
      – Если кто-нибудь захочет узнать, где я, скажи правду, Мэтью. У меня не так уж много секретов.
      – Ха! Тот, который есть, заменит целую кучу, хозяин.
      – Ты продержишься без меня в Балфурине?
      – Отлично продержусь, – отвечал Мэтью.
      – Не боишься привидений и гоблинов?
      – Я чувствую, что опасность здесь угрожает вам, а не мне.
      Шарлотта услышала, как Джордж засмеялся.
      – Знаешь, Мэтью, не могу придумать, что еще может со мной случиться, кроме того, что уже произошло! На Востоке жизнь беспокойная.
      – Но ведь это ваш дом, а значит, он должен быть надежным местом.
      – Вот ты и убедишься, что это так и есть.
      – Господин, как я это сделаю?
      – Разумеется, с помощью магии. Бросишь палочки или сделаешь еще что-нибудь подобное, чем твои приемные родители-баптисты были бы крайне шокированы.
      – Я действительно принадлежу к баптистской церкви, господин. Но я никогда не утверждал, что верю только в нее и ни во что другое.
      Джордж снова засмеялся, но на этот раз Шарлотта не расслышала его реплики. Слишком торопилась застегнуть туфли.
      Распахнув дверь, она действительно увидела Джорджа – одетого для дороги.
      – Куда ты собрался? Ты уезжаешь? Не сказав мне ни слова?
      Она не столько рассердилась, сколько была разочарована. Отчаянно разочарована. Разбита. Нет, конечно же, она рассердилась. Просто пришла в бешенство. В дикое бешенство!
      Мать часто говорила ей, что ей не следует столько хмуриться, это отталкивает людей. Однако сейчас Шарлотта была не в состоянии контролировать свою мимику. Оглянувшись, она заметила на стене все тот же палаш и невольно подумала, что муж все-таки вынудит ее всерьез взяться за оружие. Он считает ее кровожадной? Он еще мало ее знает! Дождется, что она треснет его по голове!
      Как он смеет оставлять ее?!
      – Извини, если я разбудил тебя, – вежливо произнес он.
      Шарлотте показалось, что голос звучит беспечно.
      – Ты уезжаешь! – воскликнула она, не обращая внимания на впившийся ей в лицо взгляд мужа, в котором явно читалось сожаление.
      Она не заплачет! Что за глупости! Разумеется, не заплачет. Он оставлял ее прежде, оставляет и теперь. Она, Шарлотта, предвидела это с самого его появления в бальном зале.
      – Я еду в Лондон. У меня там дела. И в Эдинбург.
      – Ах вот как! – Шарлотта ухватилась за дверной косяк и сумела выдавить улыбку. Достаточно ли безразлично она говорит? Для него она всего лишь хозяйка постоялого двора, да и то не очень гостеприимная. Какое имеет значение, что в быстротечные ночные часы они занимались любовью?! А теперь – что же? – теперь это не имеет никакого значения?
      – Я вернусь через неделю. Может быть, через две.
      – Ты уверен, что вернешься? – Вот наконец действительно важный вопрос! А этот негодяй улыбается! – Разве нельзя решить твое дело в письме?
      – Боюсь, что нет. Кое-какие вопросы требуют моего присутствия.
      – Ты мог бы послать Мэтью, – сказала Шарлотта, чувствуя, что ведет себя как школьница, которая боится расстаться с матерью.
      – Некоторые вещи могу сделать только я сам.
      – Ты правда вернешься? – Шарлотта расправила плечи и бесстрашно посмотрела ему в лицо. Пусть видит – она не боится его ответа и способна выдержать все, что угодно. Выдержала раньше, выдержит и сейчас. Но прежде он не целовал ее так нежно, не увлекал в постель с мягкостью, какой она от него вовсе не ожидала. И не доставлял ей такого удовольствия.
      Она просто дура, если позволяет телу брать верх над разумом!
      – Душа моя, – начал он и потянулся, чтобы взять ее за руку. Шарлотта с трудом отлепила пальцы от дверного косяка и очень удивилась, когда он наклонил голову и поцеловал ее пальцы. – У тебя нет причин доверять мне, Шарлотта, но я все равно прошу верить мне. У меня очень срочные дела, иначе я ни за что бы не уехал. Но я обещаю, что вернусь.
      – Если пойдет снег, дороги станут непроезжими.
      – Я найду способ добраться, – заверил он.
      – Карета может увязнуть.
      – Как ты помнишь, мы с тобой уже справлялись с этой проблемой.
      – Тогда будь осторожен, – наконец произнесла она, отнимая у него свою руку.
      – И ты – тоже. Я оставляю здесь Мэтью. Он будет тебе помогать. Мэтью у нас разносторонне одаренный господин.
      Но Мэтью все-таки не Джордж. И очень глупо с ее стороны уже начинать скучать по нему.
      – А ты не думаешь, что он просто играет роль залога твоей чести? Гарантии, что ты вернешься?
      – Я должен вернуться. У тебя есть кое-что, весьма ценное для меня.
      Шарлотта отшатнулась.
      – У меня нет ничего твоего, Джордж!
      Он улыбнулся:
      – Еще будет.
      Поклонился и пошел по коридору. Мэтью двинулся следом, а Шарлотта еще долго стояла в дверях и смотрела в спину мужа.
      Никогда прежде ей не доводилось внимательно наблюдать за тем, как ходит мужчина. И она не замечала, что осанка Джорджа отличается от осанки других мужчин. Он доминировал в любом помещении, и все женские взгляды были всегда обращены только к нему.
      Так что же у нее есть такого, что принадлежит Джорджу?
      Пожалуй, этот вопрос будет занимать не последнее место в ее будущих размышлениях. И еще один, который она пока не решается себе задать, – вернется ли он в Балфурин?

      По дороге катился возок. Шарлотта не узнавала карету. Это был первый экипаж, который сумел пробраться к замку по глубокому снегу. Джордж уехал две недели назад. Две долгих недели. И все это время Шарлотта ждала и смотрела в окно, чувствуя себя сразу и молодой женой, и круглой дурочкой.
      Она летела вниз по ступеням, удивляясь, почему Джордж просто не распахнул дверь и не прошел по вестибюлю замка с таким видом, словно ему принадлежит каждый дюйм земли у него под ногами.
      У подножия лестницы она помедлила, ожидая, пока Джеффри откроет дверь. Скованные движения старика были медлительны, у Шарлотты хватило времени поправить волосы и корсаж платья, одернуть юбку, снова ее приподнять, чтобы взглянуть на туфли, и горько пожалеть, что не успела переодеться. Именно сегодня ей вздумалось почистить оловянные пивные кружки, так что запах уксуса и соли наверняка сопровождает ее появление.
      «Ну пожалуйста, поспеши!»
      Дважды она сдержалась и не бросилась обгонять Джеффри, чтобы самой открыть заложенную железным засовом дверь. Старый слуга наверняка бы обиделся.
      «Поспеши, ведь он ждет на морозе. Надо скорее его впустить!»
      Шарлотта сделала несколько шагов к двери, не заботясь о том, чтобы сохранить самообладание. Наступало время, когда следовало отбросить притворство и честно посмотреть друг другу в глаза. За прошедшие несколько недель ему каким-то образом удалось заворожить, позабавить, очаровать ее, стать тем человеком, о котором она постоянно думает, и от этих мыслей у нее перехватывало дыхание и начинало колотиться сердце. Шарлотте хотелось поведать ему свои тайны, спросить совета, самой что-нибудь ему посоветовать, а потом заснуть в его объятиях.
      Когда же она успела влюбиться в собственного мужа?
      Наконец Джеффри отступил, пропуская вперед мужчину. Шарлотта приоткрыла рот, чтобы приветствовать его, губы сами собой расплывались в счастливой улыбке. Сердце отбивало поспешный ритм, ладони сделались влажными, от волнения она даже поджала пальцы на ногах.
      Но это оказался не Джордж.
      К ней, приветливо протягивая руки и сердечно улыбаясь, приближался Спенсер.
      – Шарлотта! – воскликнул он так, словно они не виделись несколько месяцев, а не несколько недель. – Вы, как всегда, прекрасно выглядите!
      При виде старого друга улыбка Шарлотты померкла, но она с усилием водворила ее на место, понимая, что не следует так грубо демонстрировать свое разочарование.
      – Спенсер! – приветливо проговорила она, пожимая протянутую руку. – Как приятно снова тебя видеть! Как тебе понравился Эдинбург?
      – Ни одна женщина в Эдинбурге не способна с вами сравниться. Все дамы, кому я был представлен, просто меркнут рядом с вашей красотой.
      Когда он успел стать таким льстецом? И зачем он напоминает ей о том, что холост и ищет жену? Почему думает, что ей есть до этого дело? Она-то замужняя женщина, которая ищет мужа.
      Месяц назад она, пожалуй, покраснела бы, была бы польщена его похвалой. Но сегодня его внимание казалось ей слишком прямолинейным и даже навязчивым. С другой стороны, ему же неизвестно о том, что произошло в Балфурине в его отсутствие. Бедняжка…
      Шарлотта взглянула на Джеффри, который все стоял у открытой двери, как будто собираясь выпроваживать нежданного гостя. Джеффри явно демонстрировал преданность хозяину. Джеффри не одобрял хозяйку. Впрочем, Джеффри никогда ее не одобрял, а с тех пор, как в Балфурине открылась школа и здесь появился целый выводок англичанок, его лицо вообще превратилось в застывшую маску осуждения.
      К счастью, Шарлотта давно научилась его игнорировать.
      – Джеффри, – обратилась она к слуге, – распорядись, чтобы в зеленую гостиную подали угощение.
      Слуга промолчал, не поклонился и никак не выразил готовности выполнить приказание хозяйки, Шарлотта сумела удержать вздох и направилась в одну из парадных комнат, отделанную три года назад.
      Спенсер прекрасно знал эту комнату, Шарлотта множество раз принимала его здесь. Однако гость остановился на пороге и с одобрением оглядел убранство помещения, словно видел его в первый раз. И в первый раз этот взгляд показался Шарлотте слишком расчетливым, как будто оценивающим стоимость двух стоящих друг против друга диванов и набора фарфоровых безделушек на каминной полке. Ей почти захотелось сообщить ему цену бронзовой вазы в углу и резного столика за диваном. Сдержавшись, она промолчала и лишь жестом пригласила его сесть у огня.
      Шарлотта так страстно ждала Джорджа, что сейчас невольно сравнивала его со Спенсером. Оба одного роста, высокие, но Спенсер светловолос, а Джордж – брюнет. У Джорджа пронзительные синие глаза, у Спенсера – карие, неопределенного оттенка. Как странно, что они ей всегда нравились. И плечи у Джорджа шире. К тому же Спенсер, любитель поесть, становится полноват. Джордж куда более подтянут, его тело в отличной форме. В превосходной форме! Шарлотта почувствовала, как жар приливает к ее лицу.
      – Вернулся мой муж, – отрывисто проговорила она.
      Как только слова слетели с ее губ, Шарлотта задалась вопросом, намеренно ли она решила огорошить гостя этой нежданной информацией.
      Спенсер был поражен, но ведь он – ее поверенный, его реакция могла быть профессиональной.
      Должен ли он узнать, что она и Джордж… Леди Элинор называла это «супружескими отношениями».
      – Скажите же что-нибудь, Спенсер!
      Он сидел и смотрел на нее неподвижным, остекленевшим, как у снулой трески, взглядом.
      – Как давно он дома? – сдавленным голосом спросил наконец Спенсер.
      – Почти месяц, – спокойно ответила Шарлотта. – Он приехал в день выпускного бала. Нам вас не хватало, – с нажимом добавила она.
      – Джордж сейчас здесь?
      – Граф Марн, – поправила его Шарлотта, напоминая о титуле своего мужа. Спенсер не был ему представлен и, естественно, не должен был изображать знакомство, которого не было. Как странно, что до сих пор она позволяла Спенсеру подобные вольности, возможно, даже поощряла их! Шарлотта и подумать не могла, что ей может быть неприятно, когда Спенсер произносит имя мужа таким пренебрежительным тоном.