Руки Беатрис дрожали, но она все же успела ощутить своей ладонью, какая гладкая щека у Девлена. Он недавно побрился, и от него исходил такой приятный пряный аромат, что отныне этот запах всегда будет напоминать ей о темноте и о Девлене.
Беатрис отступила на шаг и обхватила себя руками за плечи. Не потому, что дрожала от холода или испугалась мрачного взгляда Девлена. Она мучительно боролась с собой. Ей хотелось нежно погладить его гладкую щеку, встать на цыпочки и поцеловать в знак примирения красный след, который остался на его лице от пощечины.
– С наказанием покончено? – Беатрис смущенно кивнула. – Вы имели полное право разгневаться, – мягко заметил Девлен. – Я пользуюсь репутацией повесы, распутника и растлителя невинных. Вам следует меня опасаться, мисс Синклер. И все же я подозреваю, что ваша невинность объясняется скорее отсутствием опыта, нежели образом мыслей или велением сердца. – Он шагнул к Беатрис, и девушка испуганно прижалась к окну. Холодное стекло обожгло ей спину сквозь тонкую ткань капота. – Но если вы чувствуете себя в большей безопасности, сопротивлялась собственной природе, то так тому и быть. Как я уже сказал, я уезжаю ради вас, а не ради себя.
– Вы совсем не привыкли себя сдерживать? – Слова вырвались у Беатрис помимо воли, прежде чем она успела прикусить язык.
– Мисс Синклер, я провел в вашем обществе всего один день. Весьма мучительный день, хотя вряд ли вы понимаете, что я имею в виду. – Беатрис отрицательно качнула головой. – Хоть я и рискую получить в ответ еще одну оплеуху, позвольте, я все же покажу вам. – Он взял девушку за руку и прижал ее ладонь к своему животу. Нет, не к животу – к чему-то твердому несовершенно точно, мужскому. Беатрис в ужасе отдернула руку. – Я не имею ни малейшего представления, почему так происходит, – невозмутимо продолжил Девлен. – Вы совсем не та женщина, что способна меня увлечь. Не мой тип. Мне всегда нравились блондинки с классическими чертами лица. У вас аппетитная полная грудь и длинные ноги. Но все же вам недостает стиля, некоего небрежного шарма, который я нахожу особенно привлекательным.
Ладонь Беатрис все еще горела от пугающего прикосновения к телу Девлена.
– Тогда не смею вас задерживать. Отправляйтесь на поиски женщины того типа, что привлекает вас, мистер Гордон. Желаю вам успеха. Вперед, навстречу новым победам. Пусть все они будут легкими.
– А вы будете думать обо мне?
– Карета ждет вас, а ночь довольно холодная.
– У вас такой сердитый голос, мисс Синклер. Не хотите ли ударить меня еще раз?
– Я бы с удовольствием, мистер Гордон, но не хочется напрасно расходовать силы.
– Так вы полагаете, я не способен к обучению?
– Напротив. Думаю, вы способный ученик, но вряд ли вас можно перевоспитать.
К удивлению Беатрис, Девлен разразился таким громким смехом, что Роберт тихонько застонал во сне. Девлен перевел взгляд на спящего мальчика.
– Позаботьтесь о нем, мисс Синклер, что бы вы ни думали обо мне.
– Похоже, вы привязаны к своему кузену?
– А вас это удивляет? – Беатрис действительно удивилась, но у нее хватило благоразумия промолчать. – У вас не найдется для меня поцелуя на прощание? – Девлен наклонился и снова вдохнул запах ее волос. – Мне так хотелось бы получить от вас хоть какой-нибудь знак внимания.
Рука Девлена нащупала талию девушки, не стянутую корсетом, а потом скользнула выше, замерев под самой грудью.
Беатрис резко отшатнулась, откинула занавеску и бросилась к двери. Она пересекла покои герцога, торопливо ступая босыми ногами по сверкающим полам, пробежала по коридору и укрылась у себя в комнате. Трясущимися руками Беатрис быстро заперла за собой дверь. Ее сердце так отчаянно колотилось, что, казалось, она вот-вот потеряет сознание.
Несколько долгих мгновений она стояла, прижимая ладони к двери, не в силах двинуться с места, пока не услышала легкое постукивание. Короткий стук так и не повторился, словно Девлен всего лишь хотел показать, что уходит и отныне Беатрис может чувствовать себя в безопасности.
Извилистую дорогу, ведущую из Крэннок-Касла в деревню, освещали двадцать фонарей. Фонарщик – иногда эту работу выполнял за него мальчишка – внимательно следил затем, чтобы фонари не гасли до утра. Девлен сам распорядился об этом, когда стал чаще наведываться в Крэннок.
Он сомневался, что фонари зажигают в его отсутствие, но хотел быть уверенным, что сможет приехать в замок и покинуть его когда пожелает.
Девлен возвращался в Эдинбург с неохотой. Конечно, он предпочел бы остаться в Крэнноке, но на этот раз голос рассудка (обычно слишком тихий, чтобы Девлен хотел к нему прислушаться) призывал его проявить осмотрительность и уехать как можно скорее. Убраться подобру-поздорову, приказав кучеру гнать что есть мочи, не жалея лошадей.
Ему хотелось прикоснуться к Беатрис. Хотелось исступленно, до боли.
Она пахла розами. Теплый цветочный аромат, смешанный с запахом женского тела, преследовал его и дразнил. Девлен с трудом поборол в себе искушение протянуть руку и непослушными пальцами расстегнуть единственную пуговицу, на которой держался ее скромный капот. Хотел откинуть широкий рукав с кружевной манжетой и припасть губами к сгибу ее руки. Всего-то нужен один дразнящий поцелуй, прежде чем его пальцы расстегнут ворот ее рубашки. И еще один, когда рука коснется ее груди, скользнет между нежными молочно-белыми полушариями, поглаживая гладкую, шелковистую кожу.
При одной этой мысли Девлен испытал новый острый приступ желания. Всего одна пуговица. Но стоило ему вообразить, как он расстегивает ее, и его плоть стала тверже железа.
Он увидел перед собой мисс Синклер, обнаженную до пояса. Он так живо представил себе, как твердеет ее сосок под его ладонью, что ладонь внезапно обожгло жаром.
Вот Беатрис удивленно замирает, недоверчиво прислушивается к тому, как отзывается ее тело на его прикосновение. Он сжимает пальцами ее сосок и слышит в ответ страстное прерывистое дыхание.
Ощущение было таким явственным, что Девлен почувствовал восхитительную выпуклость этого воображаемого соска. Он мог бы точно описать его форму, твердость, его изысканную сладость, ибо мысленно уже обхватил его губами, ощупал языком, впивая неповторимый вкус этого крохотного кусочка плоти.
Он мысленно взялся за край ее рубашки, собравшейся в складки на талии, потянул вверх, сорвал жалкую тряпицу с плеч и бросил на пол.
Разыгравшееся воображение рисовало страстную картину: он жадно притянул к себе мисс Синклер. В холодном воздухе прикосновение его разгоряченного тела несло блаженное тепло, и Беатрис тихонько застонала, захваченная этим ощущением. Ему хотелось прижаться к ней еще крепче, еще теснее, заставить ее почувствовать пугающую твердость его восставшей плоти. Приникнуть к ней всем телом и яростно двигаться вверх и вниз, имитируя акт любви.
«Не шевелись, сладкая моя Беатрис, в своем воображении я уже в тебе».
Что бы она на это сказала? Отмахнулась бы от его страданий и прогнала прочь? Послала бы ему вслед свою дразнящую улыбку?
Интересно, каково это – оказаться в постели с неподражаемой мисс Синклер?
Одна мысль об этом едва не заставила его извергнуть семя прямо в брюки, а ведь он еще даже не поцеловал ее, не прижался губами к ее губам, или к шее, или к роскошной груди.
«Черт бы ее побрал!»
Этой ночью Беатрис никак не могла заснуть. Она лежала неподвижно и смотрела на полог у себя над головой, а когда это зрелище окончательно ей прискучило, отвернулась к окну и принялась рассматривать ночное небо. Утомившись, она закрыла глаза и снова задумалась над словами Девлена Гордона. Всякая порядочная женщина пришла бы в ужас, почувствовала бы себя оскорбленной, услышав подобное. Добродетельная женщина потребовала бы извинений и скорее всего пожаловалась бы Камерону Гордону и выразила бы свое возмущение. Или подхватила бы саквояж и отправилась к своему одинокому домику.
Целомудренная женщина не лежала бы здесь, вспоминая слова Девлена Гордона и раздумывая о том, почему ее ноги и руки вдруг налились тяжестью, а тело пылает жаром.
Беатрис отбросила покрывало, стянула простыню и задрала подол ночной сорочки, обнажив колени. Но этого оказалось недостаточно. Лихорадочный жар по-прежнему не давал ей заснуть. Она села на краю постели, свесила вниз ноги и немного поболтала ими туда-сюда. Но непонятное возбуждение ничуть не уменьшилось.
Она страстно желала Девлена Гордона. Теперь-то Беатрис могла себе в этом признаться.
Она провела ладонями по животу и приподняла грудь, которая показалась ей слишком тяжелой и слишком большой. Сколько бы Беатрис ни теряла в весе, ее грудь ничуть не менялась. Девушка недовольно нахмурила брови. Полотно сорочки натянулось, задев соски. Ощущение оказалось таким необычным и приятным, что Беатрис захотелось продлить его.
Как ужасно притрагиваться к себе, думая о мужчине.
В качестве епитимьи Беатрис приказала себе повторять строки из Библии. Она дошла до Книги Иова, когда вдруг поняла, что все еще думает о Девлене.
Беатрис тяжело вздохнула, разглядывая великолепную лепнину потолка. Новой гувернантке выделили одну из комнат для гостей, довольно красивую, обтянутую темно-розовым шелком. Беатрис никогда особенно не нравился этот цвет, но розовые стены прекрасно гармонировали с массивной мебелью красного дерева, скрадывая недостаток света и придавая комнате мягкую женственность.
Интересно, это жена Камерона Гордона выбирала ткань? Или интерьерами Крэннок-Касла занималась мать Роберта? Беатрис в отчаянии закусила губу. Как глупо притворяться, что тебя интересуют подобные вещи, ведь на самом деле все твои мысли занимает лишь одно – откуда возникло это странное тревожное беспокойство?
Она расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке, просунула руку в вырез и обхватила одну грудь, потом робко сжала пальцами сосок и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Ее тело немедленно отозвалось волной дрожи. Без малейшего усилия Беатрис представила себе руки Девлена на своем теле и услышала его тихий шепот: «Сладкая моя Беатрис, ты так страстно стремишься к наслаждению, правда?»
В следующий миг она вскочила, сорвала с себя рубашку и швырнула на край кровати. Бросив опасливый взгляд на дверь и убедившись, что она заперта, Беатрис подошла к комоду и наклонила зеркало так, чтобы видеть свое тело.
Беатрис не имела привычки разглядывать свою фигуру и уж тем более никогда прежде не пробовала взглянуть на себя глазами мужчины. Она склонила голову набок и окинула критическим взором свои плечи. Плечи как плечи, прямые и изящные. Руки тоже показались ей ничем не примечательными, разве что пальцы довольно длинные. Тонкая талия, плавный изгиб бедер. Беатрис положила ладонь на живот. Большой палец коснулся впадинки пупка, а оттопыренный мизинец оказался на границе темного треугольника внизу живота.
Живот выглядел довольно плоским, а кости немного выступали, но Беатрис знала: стоит ей несколько дней поесть вдоволь, и болезненная худоба исчезнет.
Она слегка коснулась ладонями сосков, вновь ощущая сладкую тянущую боль. Беатрис повернулась спиной к зеркалу и бросила взгляд через плечо на свои ягодицы. Их форма ей понравилась. Повернувшись, она медленно провела руками по бедрам и нерешительно положила ладонь туда, где яростный жар чувствовался сильнее всего.
Из груди ее вырвался тихий стон.
Воспоминание о Девлене, о его возбужденной плоти снова обожгло ей ладонь. Горячая волна наслаждения прошла по телу, и ей подобало бы испытывать стыд. Ну… хотя бы гнев. Он совершил нечто отвратительное. Ужасное. Постыдное.
Беатрис вернулась в постель и накрылась простыней, но уже в следующий миг вскочила и распахнула окно. Потом снова улеглась. Холодный воздух наполнил комнату, и невыносимый жар, от которого плавилась плоть Беатрис, начал понемногу отступать.
Девушка закрыла глаза, заставляя себя не думать о Девлене. Молодой Гордон был на пути в Эдинбург, но Беатрис явственно представила себе, как он склоняется над ней. Услышала его насмешливый шепот, советовавший ей искать утешение в мечтах о нем.
Ее охватил мучительный стыд. Стыд и боль одиночества, до того острая, что, если бы Девлен был в замке, она, возможно, сама пришла бы к нему…
«Так вот что он хотел сказать!»
Девлен вернулся в Эдинбург не для того, чтобы оградить ее от собственных посягательств. Он стремился защитить Беатрис от нее самой.
Глава 12
Ее разбудил громкий крик. Беатрис резко села на постели, глядя прямо перед собой и не понимая, откуда исходит звук. Крик повторился, и девушка догадалась.
Она вскочила с кровати, набросила на себя ночную сорочку, схватила капот и бросилась к двери. Пробежав по коридору, она распахнула дверь герцогской спальни в тот самый миг, когда в дверях смежной комнаты появился Гастон.
Он негромко выругался на безупречном французском. Светильник в передних покоях все еще горел, но поскольку Беатрис накануне вечером задернула все шторы, комната была погружена во тьму. Гастон медленно двинулся в направлении кровати, а девушка подошла к окну, отдернула занавески и впустила в комнату рассветные лучи.
Обернувшись, она увидела Роберта. Маленький герцог стоял на коленях посередине кровати, а Гастон крепко обнимал дрожащего мальчика за плечи. Не спрашивая, она и так догадалась, что Гастон делает это не впервые.
– Что случилось? Вам снова приснился кошмар, Роберт?
– Кто-то был здесь, – испуганно выдохнул мальчик – Кто-то был в моей комнате.
– Девлен был здесь, но он уже ушел.
– Хочу, чтоб он вернулся. Приказываю вам доставить его сюда.
Беатрис подошла к постели маленького герцога.
– Мне очень жаль, но я не могу. Он уехал в Эдинбург.
Роберт бросил на нее такой неприязненный взгляд, что Беатрис невольно вздрогнула. Глупо было надеяться, что единственный час, проведенный вместе минувшей ночью, исправит манеры этого ребенка.
Девушка протянула руку и коснулась плеча Роберта, но мальчик отшатнулся и спрятал лицо на груди у Гастона.
– Не хочу видеть вас здесь, – проворчал он. – Уходите.
– Возможно, так будет лучше, мадемуазель. Пока герцог не придет в себя.
Окинув взглядом свой капот и ночную рубашку Гастона, Беатрис решила последовать совету слуги. Кивнув, она вышла из комнаты и вернулась к себе в спальню. Умывшись и приведя себя в порядок, она надела то же платье, что и накануне. Проводя щеткой по волосам, Беатрис даже не задумывалась, отросли ее кудри или нет.
Она внимательно осмотрела себя в зеркале. Лицо выглядело слишком бледным, но вчерашнее смятение прошло. Беатрис больше не испытывала неуверенности и замешательства, ее не бросало в жар от собственных мыслей.
Она похлопала себя по щекам кончиками пальцев, но лицо по-прежнему оставалось бледным, а губы почти бескровными. Возможно, не помешало бы немного смущения или даже стыда, чтобы вернуть лицу яркие краски.
Беатрис закуталась в шаль. Крэннок-Касл был необычайно холодным для герцогской резиденции, к тому же здесь повсюду гуляли сквозняки. В коридоре девушка нерешительно остановилась, не зная, куда идти: вернуться в комнату Роберта или отправиться в столовую? Скорее всего Камерон Гордон не будет настаивать, чтобы она завтракала одна. Пока она раздумывала, распахнулись двери в герцогские покои.
На пороге показался Роберт. Он выглядел как обычный семилетний мальчик. С непослушным вихром на затылке, несмотря на титул. Его наряд представлял собой уменьшенную копию костюма кузена, вплоть до белого галстука, хотя узел на галстуке Роберта был завязан немного небрежно. Мальчик слегка поклонился Беатрис и надменно вздернул подбородок.
– Вы хорошо спали? – спросила она. – До того как вам приснился кошмар?
– Это никакой не кошмар. Кто-то был в моей комнате. Может, это вы?
– Уверяю вас, не я.
Роберт кивнул, показывая, что верит словам гувернантки. Желая сменить тему разговора и развеять мрачное настроение мальчика, Беатрис заставила себя приветливо улыбнуться и попросила:
– Вы не могли бы проводить меня к столу?
Роберт нахмурился. Беатрис даже показалось, что он ответит отказом. Но пока она мучительно раздумывала, как поступить, Роберт шагнул вперед и предложил ей руку.
– Я буду счастлив проводить вас к столу, мисс Синклер. Возможно, за завтраком мы сможем обсудить ваши обязанности.
Беатрис прикусила язык, чтобы не ответить колкостью, с трудом сдерживая улыбку.
– Возможно.
Завтрак был сервирован не в большом обеденном зале, а в так называемой малой столовой – темной и мрачной на вид комнате, заставленной массивной мебелью красного дерева.
Две стены столовой занимали громадные шкафы с коллекцией фарфора, а третью – камин. Четвертая стена была скрыта за тяжелыми портьерами цвета красного вина. Беатрис сразу же охватило желание отдернуть их и впустить в комнату солнечный свет, но, как ни странно, никого больше не смущала мрачность этого зала.
Камерон Гордон сел слева от девушки, а Роберт – справа. Если бы Девлен не уехал, он, несомненно, занял бы место напротив. Стул справа от Камерона, по всей видимости, предназначался для миссис Гордон.
– Скоро ли приедет миссис Гордон? – поинтересовалась Беатрис.
– Моя жена приезжает и уезжает, когда ей заблагорассудится, мисс Синклер. Она не посвящает меня в свои планы.
Беатрис кивнула, чувствуя себя неловко, оттого что задала свой бестактный вопрос. Немного погодя она извинилась и подошла к сервировочному столу, уставленному блюдами с едой. Ей предстояло решить, что выбрать на завтрак.
«Неужели все это изобилие рассчитано на четверых?» – изумилась про себя Беатрис.
Выставленных здесь яств ей хватило бы на неделю. Она взяла несколько ломтиков ветчины, тарелку овсяной каши и чашку, от которой исходил божественный запах крепкого кофе и шоколада. У нее заурчало в животе, но не столько от голода, сколько от предвкушения удовольствия.
Следующую четверть часа Беатрис куда больше увлекалась едой, нежели своими соседями по столу. Она не замечала, разговаривают они или молчат, пока Камерон Гордон не задал племяннику вопрос:
– Какие у тебя планы на сегодня, Роберт?
– Я хочу посмотреть на нового жеребенка. Девлен сказал, что Молли наконец ожеребилась. А потом я буду играть в солдатики. Девлен привез мне новых из Эдинбурга.
– Как это мило с его стороны, – пробормотал Камерон.
Беатрис отложила вилку и сцепила пальцы.
– Сегодня утром мы с вами будем заниматься, Роберт. Взглянуть на жеребенка вы отправитесь позже, а если успешно справитесь с чтением, то, возможно, поиграете и в солдатики. Это будет вашей наградой.
Роберт сделал вид, что ничего не слышал. Камерон посмотрел на девушку, и на его губах мелькнула улыбка. Похоже, происходящее забавляло его.
– В замке есть детская или какая-нибудь комната для занятий? – повернулась к нему Беатрис.
– В Крэннок-Касле более двухсот комнат. Разумеется, одну из них отведут для ваших нужд.
– А вы разве не здесь выросли?
– Здесь.
– И вы никогда не занимались в замке с учителем?
– Меня отослали в школу в довольно юном возрасте, мисс Синклер, как и моего брата. Так что комната для занятий нам была ни к чему. Но я думаю, книги, которые вам понадобятся, вы сможете найти в библиотеке. А что касается комнаты, выберите себе любую. Я прикажу, чтобы ее убрали и приготовили для вас.
– Очень хорошо, – откликнулась Беатрис, поворачиваясь к Роберту. – Тогда сегодня мы встретимся у меня в комнате. Я хочу проверить, как вы читаете. Если у вас есть любимая книга, пожалуйста, возьмите ее с собой.
– Я не приду. – Роберт бросил на нее хмурый злой взгляд исподлобья.
Если бы Беатрис, будучи ребенком, осмелилась посмотреть на кого-то из взрослых подобным образом, ее бы немедленно выставили из-за стола и отправили в детскую.
– Я буду ждать вас в девять, – строго произнесла она.
– Нет, я иду в конюшню.
Беатрис покосилась на Камерона, но тот и не подумал прийти ей на помощь. Он лишь молча ждал, чем закончится поединок между племянником и гувернанткой. У Беатрис возникло ощущение, что ей устраивают своего рода проверку: ведь ни Камерон, ни Роберт совсем ее не знают. Но она вовсе не из тех, кто легко сдается. Отец всегда поддразнивал ее, говоря, что эпитафия его дочери наверняка будет звучать так: «Беатрис Синклер. Я еще восторжествую, вот увидите». Ну не могла Беатрис Синклер позволить семилетнему мальчишке взять над ней верх, с титулом или без.
– Я распоряжусь, чтобы вам не показывали новорожденного жеребенка без моего разрешения.
Роберт отшвырнул вилку и встал из-за стола.
– Да кто вы такая, чтобы распоряжаться в Крэннок-Касле? Я единственный, кто тут отдает приказы. Вы слышите? Я герцог Брикин.
– Вы герцог Грубиян. И если не хотите вырасти невоспитанным невежей, вы сделаете так, как я сказала. – Роберт с возмущением посмотрел на дядю. Камерон не произнес ни слова. Тогда юный герцог повернулся и смерил уничтожающим взглядом Беатрис, но на девушку его гнев не произвел ни малейшего впечатления. – В девять, – повторила она. Не ответив, Роберт бросился вон из комнаты.
Беатрис могла бы выйти вслед за мальчиком или попросить Камерона поддержать ее, но промолчала, потому что заметила, как маленькая детская рука Роберта, наполовину скрытая скатертью, дрожала. Это ее и остановило.
Беатрис проводила взглядом юного герцога. Пылая от гнева, он с шумом захлопнул за собой дверь.
– Мисс Синклер, вы должны понять: мой племянник действительно герцог Брикин. С ним нельзя обращаться как с обычным учеником. Вам следует считаться с его положением. Роберт вправе рассчитывать на определенные привилегии.
Беатрис сцепила руки под столом. Ей предстояло сделать выбор: согласиться с только что высказанным пожеланием Камерона или предпочесть более трудный путь ради блага самого мальчика. Мисс Синклер не пришлось долго раздумывать.
– Боюсь, я не согласна с вами, сэр, – твердо возразила она. – Привилегии мальчик должен заработать, а не милостиво принимать как подношение только потому, что унаследовал титул. Вы сами жаловались на его манеры. Помнится, вы говорили, что ребенку нужна дисциплина. Если не принять срочных мер, он вырастет настоящим деспотом, отнюдь не к чести семьи, и навсегда покроет позором свое имя.
Горячность Беатрис удивила Камерона. Он откинулся на спинку стула и внимательно вгляделся в лицо гувернантки.
– Нечасто случалось, чтобы мои же слова бросали мне в лицо в такой очаровательной манере, мисс Синклер.
– Вы изменили свое мнение, мистер Гордон?
– Нет. Вы правы, что напомнили мне о нашем разговоре. Как я понял, у вас мало опыта. Вы ведь никогда прежде не работали гувернанткой, мисс Синклер?
– У меня достаточно опыта в том, что касается обучения, сэр. К тому же я долгие годы помогала отцу. А он совмещал преподавание в деревенской школе с частными уроками.
– Я не сомневаюсь в вашей квалификации, мисс Синклер, а спрашиваю, есть ли у вас опыт. Это разные вещи.
Беатрис похолодела. Неужели она потерпела поражение?
– Нет, сэр. Опыта работы гувернанткой у меня нет. Но это не значит, что к моему мнению не стоит прислушиваться.
– Вы удивляете меня, мисс Синклер, – негромко заметил Камерон. – Я и понятия не имел, что в груди костлявого заброшенного котенка бьется сердце настоящей тигрицы. – Не успела Беатрис ответить на его оскорбление, как Камерон продолжил: – Кажется, вы неплохо справляетесь со своей ролью. Гастон сказал мне, что вы были с Робертом прошлой ночью и примчались ему на выручку сегодня утром. Пока я вами доволен. Поступайте так, как считаете нужным. И все же вспоминайте хотя бы иногда, что ваш ученик – герцог Брикин.
– Вы употребите власть и запретите ему идти в конюшню?
– Я скажу, что ему следует подчиняться вам, мисс Синклер. Думаю, так будет лучше.
Камерон щелкнул пальцами, и тут же из тени выступил Гастон. Он кивнул Беатрис, положил руки на незаметные ручки за высокой спинкой кресла и покатил хозяина к двери.
Глава 13
Роберт исчез. В замке насчитывалось не меньше сотни мест, где мог бы спрятаться семилетний мальчишка.
– Вам стоит поискать его в часовне, мисс, – посоветовала одна из горничных.
Беатрис остановилась и с интересом взглянула на нее. Молоденькая служанка стояла с ведром и тряпкой в руках у искусно скрытой в стене потайной двери.
– Как вы узнали, что я ищу Роберта?
Горничная пожала плечами.
– Его светлость вылетел отсюда точно летучая мышь из пещеры. Я решила, что за ним, верно, кто-то гонится. Обычно это бывает Гастон.
– А где часовня? – Девушка принялась объяснять, но это оказалось делом непростым, учитывая размеры замка. – И часто он туда ходит? – спросила Беатрис. Роберт не показался ей религиозным ребенком.
– Всякий раз, когда его светлость чем-то взволнован. – Горничная повернулась, чтобы уйти. – Вы ведь знаете почему, правда, мисс? – бросила она через плечо. Беатрис покачала головой. – Там похоронены его родители.
Прежде чем отправиться на поиски Роберта, Беатрис вернулась на второй этаж и зашла в покои герцога, чтобы захватить плащ мальчика и змею, которая все еще лежала на полу. Потом заглянула к себе в комнату за накидкой и пошла в часовню.
Ей не хотелось жалеть Роберта Гордона. Двенадцатый герцог Брикин был на редкость неприятным ребенком. Она не желала вспоминать его дрожащие руки или думать о том, что значит для семилетнего мальчика лишиться обоих родителей. Беатрис сама пережила такую же потерю, и порой горе казалось ей невыносимым, а ведь их с Робертом разделяли два десятка лет.
Дорога к часовне отняла у нее добрую четверть часа. Пришлось долго кружить по старому крылу замка, сворачивая то направо, то налево. Наконец Беатрис увидела перед собой двойные сводчатые двери, украшенные массивным резным крестом.
На мгновение она заколебалась. Если Роберт в часовне, что она ему скажет? Возможно, сейчас не лучшее время, чтобы проявлять строгость. Но если не теперь, то когда? Рано или поздно кому-то придется сказать мальчику «нет». И чем раньше это произойдет, тем лучше для Роберта. Не стоит позволять ему быть слишком заносчивым. Рядом с ним должен быть кто-то взрослый.
Беатрис толкнула тяжелую дверь и вошла в залитую светом часовню. На этот раз помещение освещали не свечи – свет струился сквозь цветные витражи на стенах. Алтарь, расположенный в нише напротив входа, был затянут кружевной тканью цвета слоновой кости. Его убранство составляли два массивных кубка и несколько блюд из литого золота. Перед самым алтарем стояла скамеечка для коленопреклонений, обитая темно-красным бархатом. На самом ее краешке, склонив голову и сложив молитвенно руки, стоял на коленях Роберт, двенадцатый герцог Брикин.
Беатрис не хотела мешать ребенку молиться. Стараясь не шуметь, она тихо опустилась на деревянную скамью посередине часовни.
Но Роберт нарочно заговорил громче, обращаясь к Всевышнему во весь голос:
– Господи, пожалуйста, избавь меня от нее. Верни ее туда, откуда она явилась. Боже, пусть ее унесет ураган или поразит молния.
– Отец Небесный, прошу тебя, даруй рабу твоему немного смирения и скромности, – также громко взмолилась Беатрис. – Пожалуйста, помоги ему понять, что я стараюсь изо всех сил ради его блага. Что я настаиваю на том, чтобы он прилежно учился. Для его же пользы. Его родители не хотели бы видеть своего сына необразованным грубияном.
В воздухе повисла тишина. Беатрис подняла глаза и увидела, что Роберт стоит у церковной скамьи.
– Никто не смеет говорить о моих родителях.
– Кто установил это правило? Вы сами?
Мальчик покачал головой.
– Мой дядя.
– Он думает, что вам будет больно слышать о них? Если так, то это нелепо. Мы должны помнить тех, о ком скорбим.
Роберт присел на край скамьи.
– Вы мне не нравитесь.
– Вы меня совсем не знаете. Вам просто не нравится сама мысль о том, что кто-то, а тем более гувернантка, станет указывать вам, что делать.
– Никто больше не пытается меня поучать.
– Можно не сомневаться: любой мальчишка в Килбридден-Виллидж превосходит вас в математике или географии. – Роберт с подозрением покосился на нее. – География, Роберт, – это наука о земле. Если вы хотите стать герцогом, вы должны как можно больше узнать о мире, в котором мы живем.
– Я и есть герцог.
– Если вы хотите стать настоящим герцогом, вы должны учиться.
– И что же еще мне надо знать?
– То, что знали и надеялись передать вам ваши родители. Они хотели бы, чтобы вы много читали, хорошо знали Библию и наследие писателей прошлого, разбирались в современной литературе. Они научили бы вас, как подсчитать урожай на полях или вычислить поголовье скота, как решать задачи и справляться с трудностями. Как защитить семейную собственность, сохранить фамильное состояние и даже приумножить его.
– И как очистить Крэннок-Касл от моего дяди?
Вопрос заставил Беатрис растерянно замолчать.
– Да, думаю, и этому, – сказала она, наконец. Мальчик кивнул, соглашаясь. – Неприятно носить прозвище «невежественный», Роберт. И вам это не пристало. Сам по себе герцогский титул не способен наделить знаниями. Вам дан разум. И вы должны использовать свои способности, чтобы приобретать знания. А знания помогут вам стать самым лучшим герцогом Брикином.
– Вы знали моих родителей?
– К сожалению, не имела удовольствия. Вы расскажете мне о них?
Роберт покачал головой.
– Мои родители умерли год назад, – призналась Беатрис. – Ушли из жизни друг за другом, с разницей в три дня. Не проходит и дня, чтобы я не тосковала о них.
– Вы когда-нибудь говорите о них? – Спросил Роберт дрожащим голосом. Казалось, мальчик страстно хочет, но в то же время боится услышать ответ.
– Иногда. Мне потребовалось время, чтобы справиться с собой. Сначала я все время плакала, когда пыталась заговорить.
– Моих родителей не стало полгода назад.
– Прошло не слишком много времени…
Роберт хмуро качнул головой.
