Глава 16

Утро было ясное. Прошедший накануне дождь освежил воздух. Английский шторм был, по мнению Изабел, слишком тихим по сравнению со штормами Шотландии. С их грохочущим громом и вспышками молний, освещающими небо от края до края.

Cегодня сад Брэндидж-Холла показался Изабел еще более впечатляющим, чем накануне. Особенно поразило ее огромное количество цветов. Вдоль посыпанных гравием дорожек тянулись куртины роз всех цветов и оттенков. Сад напомнил Изабел вышивки ее матери – такой же совершенный и изысканный.

Изабел шла по дорожке вдоль левого крыла дома и вдруг остановилась, пораженная открывшейся ей картиной.

Это был участок дикой природы, где растения росли как попало. Когда-то это место было огорожено кустарником, но теперь сюда, по всей вероятности, не заглядывали садовники, и здесь распоряжалась сама природа.

В центре участка находился пьедестал с бронзовыми солнечными часами, выполненными в виде улыбающегося лица. Возле них на деревянной скамье Изабел ожидала графиня Шербурн.

От вчерашней оживленности графини не осталось и следа. Сейчас она выглядела хрупкой и словно придавленной бременем своего возраста и воспоминаний.

– Вы хотели меня видеть? – спросила Изабел, не понимая, что еще от нее может быть нужно графине. Во всяком случае, она больше не позволит превращать себя Бог знает в кого, как вчера вечером.

Патриция указала на место возле себя, и Изабел неохотно села, на ходу придумывая слова, которыми она откажется от возможных предложений графини. Но Патрицию, казалось, сегодня нисколько не интересовала ее одежда.

– Это место напоминает мне о моем детстве, и чем старше я становлюсь, тем больше мне хочется вспоминать о том, какой я была тогда. Возможно, – с печальным смешком сказала она, – мне хочется вспоминать свою молодость, чтобы примириться со своей старостью.

– А может быть, приятно видеть вокруг себя вещи, напоминающие о более легких временах? – предположила Изабел. – Кельтский крест в саду – тоже напоминание?

– Его придумала сделать Мойра, и с тех пор за цветами постоянно ухаживает садовник. – Она взглянула на солнечные часы, которые в тени, естественно, были бесполезны. – А часы нашел для нее Джералд. Шотландия занимает большое место в моей жизни. Но я была абсолютно уверена, что со смертью Найджела оборвалась последняя ниточка.

Она повернулась к Изабел и похлопала ее по руке.

– Пока не появилась ты, моя дорогая.

Пальцы Патриции были такими холодными, что Изабел накрыла их своей ладонью, чтобы согреть.

– Ты такая добрая, девочка. И от этого мне еще труднее сказать тебе то, что необходимо сказать.

Патриция вздохнула.

– Мне следовало сказать тебе об этом еще вчера, моя дорогая. Ведь я старая женщина, вечно сующая свой нос куда не надо. Но когда я увидела, как вы смотрите друг на друга, я, по правде говоря, понадеялась на чудо.

Взгляд графини был устремлен куда-то вдаль.

– Аласдеру нет необходимости аннулировать ваш брак, потому что ты в действительности не выходила замуж за моего внука.

– Нас поженили, – возразила Изабел, отдернув руку.

– Я знаю, Изабел. Но браки, заключенные в Шотландии, уже в течение многих лет не считаются законными в Англии.

Изабел похолодела. Английские законы к ней не относится. Но это если она не останется в Англии. Здесь же она будет считаться женщиной с сомнительной репутацией, одной из тех, на кого показывают пальцем или провожают косыми взглядами. А в Шотландии она будет считаться замужней женщиной. Но женщиной, которую так невзлюбил муж, что отбыл в другую страну, оставив ее вести жизнь незамужней девушки.

В обоих случаях она оказывалась в ситуации, которая была хуже, чем если бы она вышла замуж за лысого беззубого старика.

–Что ты будешь делать, Изабел?

– Не знаю.

– Я буду рада, если ты останешься со мной. Я буду наслаждаться твоим обществом.

Великодушие графини заставило Изабел улыбнуться. Но остаться в Брэндидж-Холле было бы для нее хуже всего. Она будет жалеть об этом каждый день. Любой шорох в коридоре будет напоминать ей шаги Аласдера. Уже само это место, где все напоминает Шотландию и Макрея, будет для нее сомнительной гаванью.

– Спасибо. Я пока еще не решила, что буду делать. Но здесь я не могу остаться.

– Мир не всегда доброе место для женщины.

– Я знаю. – Изабел не стала говорить графине, что слишком хорошо выучила этот урок в Фернли.

Ей всегда хотелось быть храброй и дерзкой, и она поняла, что сейчас для этого настало время.

Библиотека в Брэндидж-Холле считалась мужской территорией. Здесь слабо пахло табаком и дубленой кожей. Три стены были заняты высокими полками с книгами с золотыми корешками. Между окон находился камин, а стоявшие тут и там обитые кожей стулья располагали к чтению или неторопливой беседе.

Эймс уже ждал Аласдера, оккупировав массивный письменный стол, словно это были его владения.

Аласдер же совершенно справедливо считал, что пока он не отказался от титула и Брэндидж-Холла, эта комната, этот письменный стол и эти книги принадлежат ему. Однако он не стал ничего говорить, а просто встал у стола и подождал, пока Эймс поднимет на него взгляд.

Эймс, надо отдать ему должное, выглядел смущенным. Он поднялся и отодвинул в сторону свои бумаги. Но ни одного слова извинения не слетело с его губ.

Аласдер сел в высокое кожаное кресло, которое освободил Эймс, а поверенный уселся на один из двух стульев, стоявших по другую сторону письменного стола. Аласдер окинул взглядом кожаное пресс-папье, несколько перьев и чернильницу в форме лягушки.

– Полагаю, вы хотите как можно скорее перейти к делу, – сказал Эймс, перекладывая бумаги в кожаной папке.

Аласдер откинулся на спинку кресла и, сложив руки на груди, в упор посмотрел на Эймса. Если бы он не был нанят Патрицией, Аласдер уволил бы этого человека в один момент, хотя бы по причине его похотливых взглядов, которые он бросал на Изабел. Однако Аласдеру надо было узнать, каким образом Эймс собрал о нем сведения.

– Откуда вам так много обо мне известно? – Аласдер старался быть дружелюбным, отлично понимая, что в любых переговорах раздражение ни к чему хорошему не приводит.

– Неужели вы думаете, что я передам богатство Шербурнов человеку, о котором мне ничего не известно спросил Эймс.

– А разве вы это решаете? – спокойно возразил Ал ас дер. – В данный момент слово за Патрицией.

– Это не так. У нее нет прав на наследство. Она здесь на вашем содержании, и вы можете запретить ей жить в Брэндидж-Холле.

Эймс подвинул папку с документами Аласдеру.

– Если вы это подпишете, я выступлю в качестве свидетеля.

Аласдер открыл папку и начал читать. Вся собственность, закрепленная за титулом, была перечислена в алфавитном порядке с указанием дат, когда она была при обретена. Он был поражен, что некоторые даты относились к прошлым векам.

– Вы увидите, что все в полном порядке, – натянуто улыбнулся Эймс. – Как только вы поставите свою подпись, все богатства Шербурнов будут принадлежать вам.

Аласдер схватил перо, открыл крышку на голове лягушки с зелеными глазами из изумрудов и обмакнул кончик.

– А что произойдет, если я откажусь от титула? – небрежно спросил он, стряхивая лишние чернила.

– А зачем вам это знать? – удивился Эймс и нахмурился.

– Так все-таки что произойдет? – повторил свой вопрос Аласдер.

– Титул и поместье перейдут к вашему второму кузену.

– А вы его знаете?

Эймс кивнул:

– Я немного с ним знаком. Благородный человек, который будет достоин титула. Не то что ваш предшественник.

– Значит ли это, что вы не одобряете моего дядю Дэвида?

– Он был простаком, – поморщился Эймс. – Для счастья ему вполне хватило его кошек. Остальное его не интересовало.

С каждым словом Эймс становился Аласдеру все ненавистнее.

– Я бы хотел, чтобы в случае моего отказа от титула графиня имела возможность оставаться в Брэндидж-Холле до конца своей жизни. И чтобы за ней было закреплено содержание на все это время. – Весь клан был в долгу перед ней. Патриция не только отвлекла внимание англичан, чтобы Макреи смогли уехать из Гилмура, но все эти годы она оберегала их тайну.

– Разумеется, я укажу это в своем письме новому графу. – Поскольку Аласдер молчал, Эймс продолжил: – Но вы должны понимать, что по законам Англии все решать будет новый граф. Отказываясь от своих прав, вы лишаетесь возможности диктовать условия.

Аласдер положил перо и откинулся на спинку кресла.

Как просто было бы произнести эти слова: «Я не хочу быть графом Шербурном». Этот титул никогда не был ему нужен.

Но мысль о том, что какой-то неизвестный ему родственник будет распоряжаться судьбой Патриции и Брэндидж-Холла, была ему неприятна. Аласдеру не нравилось, когда на его пути вставали препятствия. Тем более не нравилось, когда ему диктовали. Он хотел жить той жизнью, которую выбрал сам, а не той, которую ему хотят навязать.

Скольким Макреям было позволено выбирать спою судьбу? Эта неожиданная мысль показалась Аласдеру любопытной. Он встал и отошел к окну.

– Оставьте меня одного на пять минут, – не оборачиваясь, попросил он.

– Я не смогу подтвердить вашу подпись, если не увижу своими глазами, как вы будете подписывать, – терпеливо возразил Эймс, будто разговаривал с ребенком.

– Я не стану подписывать, пока вы не вернетесь.

Дверь за его спиной открылась и закрылась.

Часы на каминной полке отсчитывали минуты. Аласдер повернулся и увидел свое отражение в выпуклом стекле зеркала в виде солнца с расходящимися лучами. «Интересно, – подумал он, глядя на свое искаженное отражение, – каким меня видят люди?»

Капитаном, разумеется. Человеком, которому дорога его семья. Членом клана Макреев. Кораблестроителем.

А может быть, самонадеянным дураком, забывшим о тех лишениях, которые испытали его соотечественники, когда обустраивали свою жизнь на мысе Гилмур. Изабел назвала его алчным, и при этом ее глаза сверкали, как осколки изумрудов. Однако до этого мгновения смысл ее слов до него не доходил.

В качестве капитана «Стойкого» Аласдер привык брать на себя ответственность не только за корабль, но – что было гораздо важнее – и за своих матросов. Однако он с легкостью отказался от ответственности, когда дело коснулось его женитьбы и наследства. Он больше думал о том, что попал в неприятную ситуацию, чем о возможных последствиях своих действий, которые могут сказаться па других людях.

Разве он может оставить незащищенной Патрицию? А доверить Эймсу управление делами своих предков и своею отца?

Но еще важнее было то, что он не мог бросить на произвол судьбы Изабел.

«Я не причиню тебе зла, Изабел». Эти слова были им сказаны. На деле же он поступил так, что хуже некуда. Пусть с ней и грубо обращался ее отец, все же она была защищена от остального мира. А, он, вместо того чтобы предоставить ей святилище брака, пообещал дать денег и свободу. Но ведь и он, Аласдер, не был свободен. Он связан невидимыми узами с теми, кого любит.

Он мечтал жениться на девушке со своей родины, но образы его подруг детства в последние дни поблекли и стали просто воспоминанием.

А главное место в его сознании самым мистическим образом заняла Изабел.

«Не прикасайтесь ко мне, Макрей». Ее отказ от него был более чем очевиден. Но скорее всего это было лишь отражением его собственного отношения к ней.

Он ни разу не поцеловал свою жену. Эта мысль поразила Аласдера, словно стрела, выпущенная из туго натянутого лука. Он ни разу не прикоснулся к ней так, как ему хотелось, – не случайно, когда поправлял ее бандаж, – а намеренно.

В его воображении неожиданно возникла Изабел: ее тонкие пальцы гладят мраморное бедро скульптуры, изучают линию гладкого живота, мускулы руки.

Аласдер никогда не считал себя ревнивым. Но вчера вечером он приревновал ее к скульптуре неизвестного юноши, который умер несколько веков назад, но который предоставил свое тело пальцам Изабел.

Это к его телу она должна была прикасаться. Что стоили его мысли о ее защите и об ответственности за нее? Они вдруг отступили перед голой правдой. Ему захотелось, чтобы это его бедра Изабел гладила своими пальцами, а не холодный мрамор статуи. Он хотел видеть выражение удивления на ее лице, когда она будет прикасаться к нему.

Он знает, что надо делать. Шагнув к двери, он открыл ее и позвал Эймса.

Глава 17

Изабел обернулась на звук шагов. К ним решительно приближался Аласдер.

– Ты уверена, что не хочешь еще раз подумать над моим предложением, дорогая? – спросила Патриция. – Твоё общество мне правда будет очень приятно. Ты ведь останешься со мной, Изабел?

Изабел улыбнулась.

– Вы так добры, – сказала она, и неожиданно у нее на глазах выступили слезы. Она погладила Патрицию по руке и встала, глядя на Аласдера. Изабел не чувствовали себя ни храброй, ни дерзкой. Сожаление – вот что она ощутила. А еще печаль.

Аласдер был одет так же, как накануне вечером, – в камзол, жилет и брюки. На корабле на нем обычно были лишь рубашка и бриджи. Иногда Изабел видела, как он стоит на носу, а ветер с океана треплет его рубашку. Один раз рядом с ним сидела кошка Генриетта, и оба они внимательно смотрели на бесконечное движение волн. Воспоминание об этой трогательной сцене надолго останется в ее памяти.

Без бороды Аласдер выглядел другим человеком. Капитан, командовавший «Стойким», был совсем не похож на этого хорошо одетого джентльмена. Она никогда не будет подходящей женой для такого человека, а вот капитан чем-то трогал душу Изабел, вызывал восхищение и еще какие-то чувства, которым она не смела дать определение.

Ее капитан был удивительно человечным. Временами высокомерным и, конечно же, упрямым, но он был добр к ней и заботлив.

Возможно, со временем она сможет говорить о нем в беседе со знакомыми ей замужними женщинами. «Я была замужем за привлекательным мужчиной с глазами голубыми, как небо, – будет она им рассказывать. – Это был человек чести, и он был мне предан». И эти воображаемые женщины будут кивать, но вряд ли ей поверят.

Аласдер подошел, и она увидела чернильное пятно на указательном и большом пальцах. Значит, он уже отказался от наследства.

«Уходите, Макрей».

Изабел опустила глаза, не зная, как произнести эти слова, которые, возможно, будут самыми трудными в ее жизни.

– Я хочу вернуться в Шотландию, – сказала она, прежде чем Аласдер успел заговорить. – Вы обещали отвезти меня туда, куда я захочу. Отвезите меня домой, Макрей. Я хочу пережить свой позор у себя на родине.

– Ты считаешь позором быть моей женой? – Его голубые глаза сверкнули, и выражение лица стало жестким.

– Мы не женаты, Макрей. Во всяком случае, для англичан. Мне стало известно, что в Англии не признаются браки, заключенные в Шотландии.

Изабел хотела уйти, но он схватил ее за руку.

– О чем ты говоришь?

– Вам была нужна свобода, Макрей. Вы получили то, что хотели. Забирайте ее.

Отвергнутый собственной женой, Аласдер с досадой обернулся к Патриции.

– Это правда? Она кивнула.

– К сожалению. Так что и аннулировать ничего не надо, Аласдер.

– В таком случае пригласите священника. – Что за глупость этот дурацкий английский закон, подумал он.

Аласдер догнал Изабел и снова схватил ее за руку. Она вздрогнула.

– Я сделал тебе больно? – испугался он.

Она взглянула на него и тут же отвернулась. Ее глаза были полны слез, щеки и нос покраснели.

Сегодня Изабел была в своем голубом жакете, а не в чем-то чужом и слишком открытом, и Аласдер был этому рад. Он повернул ее к себе и посмотрел в глаза.

– Что может заставить тебя говорить, Изабел?

Но она молчала.

Он обхватил ладонями ее лицо, наклонил голову и ска зал у самых ее губ:

– Что мне сделать, Изабел, чтобы ты заговорила? Нельзя же, чтобы ты повторяла только то, что говорю я. А может быть, – Аласдер дотронулся пальцем до ее нижней губы, – заставить тебя говорить как-то иначе? Поговори со мной, Изабел, и я проглочу твои слова, так что их никто никогда не услышит.

Он прикоснулся губами к ее губам, без всякого нажима, просто чтобы почувствовать их. Кожа лица под его пальцами была словно нежный шелк из Китая, только она была теплой и живой. Неподвижные мягкие губы были такими же безыскусными и интригующими, как и сама Изабел.

– Предполагается, что я должна быть благодарна вам за разрешение самой распоряжаться своими словами? – язвительно спросила она и отстранилась. – Я могу говорить все, что хочу, Макрей. Но я должна думать о последствиях.

– Разумеется, – согласился он. И снова наклонился, чтобы еще раз коснуться ее губ и тем самым проверить, не поцелуй ли может развязать ей язык. – Но последствия твоего молчания могут быть еще более серьезными. Я намерен целовать тебя всякий раз, как ты будешь отказываться отвечать.

– Почему?

– Потому что я давно этого хочу. Разве это недостаточная причина?

Ее ресницы затрепетали, а потом она сказала:

– Я не буду вашей любовницей, Макрей.

– Тогда останься моей женой. – Он коснулся губами ее щеки.

– В Англии мы не женаты.

– Эта новость тебя радует?

– Нет, – выдохнула Изабел, и это признание вдохновило Аласдера еще на один поцелуй.

Их не могут видеть из окон дома, улыбаясь, подумал он. Ну что ж! Аласдер Макрей собирается овладеть своей женой в саду. Однако разум возобладал. Здесь он не Макрей, и она ему не жена.

Аласдер смотрел на ее прелестное лицо. Глаза Изабел были прикрыты длинными пушистыми ресницами, щеки порозовели. Опять она молчит, подумал Аласдер. И тихо и очень серьезно он произнес слова, которые ему еще ни когда в жизни не приходилось говорить:

– Выходи за меня замуж, Изабел.

Она отступила назад. Ее руки опустились. Сейчас ее молчание не удивило его. Не удивило и то, что Изабел словно вдруг оказалась где-то далеко от него, а здесь осталась лишь ее оболочка. Он и раньше замечал за ней подобное.

– Выходи за меня замуж, Изабел, – повторил он.

– Зачем?

Ее сдержанность неожиданно передалась ему. Аласдер хотел знать, почему в ее глазах иногда появляется печаль, а иногда – раздражение. Почему она начинает дрожать, когда он стоит рядом. О чем думает, когда молча смотрит вдаль, на море, и почему ее лицо превращается в маску, когда она смотрит на него?

Конечно, любопытство не может быть основой для брака. Однако Аласдер чувствовал, что они связаны какими-то невидимыми нитями, которых ни он, ни она до конца не понимают. И связывает их не только фиктивный брак по приказу Драммонда и не их общая любовь к Гилмуру, а что-то и еще. Но Аласдер не мог сказать ей это, равно как не мог объяснить и свое неожиданное смущение.

– Ты знаешь, как я просыпаюсь утром, – сказал он, избегая объяснений. – К тому же наши с тобой беседы просто восхитительны, – не без сарказма добавил он.

Изабел не отвела взгляд. По закону они не были женаты ни в Англии, ни у него на родине. Просто у них было что-то общее. Оба они были беженцами из страны, которая вырастила ее и сделала нищим его. Но Аласдеру вдруг захотелось большего, а объяснить этого Изабел он почему-то не мог.

– Так что ты выбираешь, Изабел? Шотландию или Англию? Ты станешь моей женой?

– У женщин нет выбора – быть счастливой или нет.

– А что может сделать тебя счастливой, Изабел?

– Возможность быть приличной женщиной. Мы уже муж и жена, Макрей. По закону Шотландии. А как поженились ваши родители?

Они смотрели друг на друга не отрываясь, и Аласдер пыл поражен тем, какие она вызывала в нем эмоции. Похоть, стыд, гнев, смущение...

– По постановлению церковного совета, – признался он.

– Считать, что закон Шотландии недействителен, Макрей, означает совершить предательство. Что подумал бы об этом Ворон?

– К моему отцу это не относится. Во всяком случае, я не хочу об этом говорить, когда целую свою жену.

Губы Изабел раскрылись навстречу его поцелую. Всего один поцелуй, подумал он, а она уже научилась заманивать его в ловушку. А ее руки уже обнимали его за шею. Аласдер нежно привлек ее к себе.

Интересно, как скоро он сумеет организовать еще одну церемонию бракосочетания?

Глава 18

Следующая неделя прошла в приготовлениях не только к свадьбе – на сей раз все делалось как положено, – но и к их возвращению в Новую Шотландию. Все это время Аласдер мало видел Изабел: он часто ездил в Лондон по делам, связанным с передачей ему графского титула.

Аласдер не без иронии отметил, что с тех пор, как он получил титул графа, перед ним распахнулись все двери, его осыпали милостями, и невероятное количество людей выказывало ему свое расположение.

Снабдив Дэниела списком провизии, необходимой для обратного путешествия на родину, Аласдер вернулся в Брэндидж-Холл один. Он не пригласил на свадьбу свою команду, что говорило о том, что он в известной степени не был лишен снобизма, но его люди уже были свидетелями одного бракосочетания, и им незачем было знать, что оно не имело законной силы.

Незадолго до дня свадьбы произошел один обескураживающий случай, виновником которого снова был Эймс. В то утро поверенный вручил Аласдеру бумагу, где была обозначена не только стоимость поместий, теперь принадлежащих ему, но и подробный отчет о его финансовом положении.

– Вы уверены, что все правильно? – спросил Аласдер, удивившись, что вообще может говорить – настолько он был изумлен.

– Абсолютно, милорд, – с поклоном ответил Эймс.

Как только Аласдер стал титулованной особой, поведение поверенного резко изменилось. Однако Аласдер не спешил сообщать Эймсу, что он уже вступил в переговоры с некоторыми другими юридическими фирмами, столь же солидными, но менее навязчивыми. Необходимо было пресечь дальнейшее расследование истории семьи.

– Мой отец до самой своей смерти был советником Патриции. А до этого состоянием вашего дяди распоряжался генерал Уэскотт.

Аласдер рассеянно кивнул, складывая в уме указанные в бумаге цифры. Оказывается, он стал богаче многих знакомых ему людей. Сумма, которой теперь владел граф Шербурн, была по крайней мере в тысячу раз больше, чем то, что он заплатил Драммонду за Гилмур.

Аласдер вышел из кабинета, не сомневаясь, что Эймс, не теряя ни минуты, усядется в кресло графа, вообразив себя хозяином Брэндидж-Холла.

Сейчас Аласдер переодевался к свадебной церемонии. Небо за окном потемнело, но не от дождя, а потому, что наступал вечер. Но даже если бы разверзлись небеса, это не имело бы никакого значения. В любом случае они могли бы оставаться в Брэндидж-Холле хоть до конца своих дней.

Аласдер оглядел себя в зеркале. На нем был новый черный камзол. Отвороты бриджей украшали крошечные бриллианты. Чулки из тончайшего шелка были изготовлены во Франции. Начищенные сапоги невероятно блестели.

Это был костюм для женитьбы титулованной особы.

Перед тем, как выйти из комнаты, Аласдер подошел к камину и, взяв с полки свечу, стал рассматривать портрет, на который его дед, наверное, смотрел каждый день после смерти жены. Однако внимание Аласдера сейчас привлек не сам портрет, а крепость, на фоне которой он был написан.

Над крышами и башнями Гилмура художник изобразил облака, сквозь которые пробивались яркие лучи солнца, придавая старым камням крепости оттенок старого золота.

Аласдер бывал в разных странах, и время от времени его охватывала ностальгия. Но он никогда не чувствовал себя так, как сейчас. У него было ощущение, будто он бросает вызов судьбе. К нему словно бы взывали те люди, которые жили, любили и умерли за Гилмур, и они требовали его внимания.

Аласдера вдруг осенила шальная мысль. Он сможет восстановить Гилмур без всякого ущерба для богатства Шербурнов. Узкая горная долина станет прекрасным местом для верфи. А в бухточке можно будет испытывать новые корпуса кораблей и даже построить вдоль всего берега стапели, где будут стоять незаконченные строительством суда.

Аласдер улыбнулся, представив себе реакцию Изабел, когда он поделится с ней своими планами.

Изабел готовилась к свадьбе – во второй раз в своей жизни.

Патриция опять навязала ей платье, но свадебное было гораздо более скромным, чем первое.

– Я уверена, что Мойра выглядела на своей свадьбе так же прелестно, как и ты, дорогая.

Патриция сидела у окна в комнате Изабел и командовала служанками, время от времени постукивая по полу тростью, если была чем-либо недовольна.

– Платье хорошо сохранилось, – улыбнулась Патриция, приказав служанке поправить высокий воротник.

Не говоря уже о том, что Аласдер сделал ей предложение, еще одним сюрпризом для Изабел оказалось его решение принять титул графа. Но если судьба дает благословение, только дурак отказывается. Изабел дурой себя не считала.

Всю последнюю неделю она жила словно в тумане и помнила лишь его поцелуй и полный нежности взгляд.

Аласдер почти все время отсутствовал, и если бы сейчас ее не наряжали в свадебное платье Патриции, она подумала бы, что все это сон.

Изабел стояла перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение. Ее щеки пылали, пухлые губы были полуоткрыты, зеленые глаза – широко распахнуты от изумления. Темные волосы не были завиты и спускались свободными прядями по плечам, поддерживаемые лишь несколькими шпильками. Изабел сама себе показалась красивой. Счастье красит лучше любых румян.

Всего за одну неделю ужас перед браком, который испытывала Изабел, сменился страстным желанием его сохранить. И все же радостное предчувствие сменилось непонятным страхом, когда она вспоминала, что теперь она действительно станет женой Аласдера.

На сей раз жених был не незнакомцем, а человеком, которого она уважала и которым восхищалась. Один взгляд на него заставлял ее трепетать, а от его прикосновения у нее словно таяло все внутри. Иногда он ее раздражал, временами смешил, но мысли были постоянно замяты только им.

Патриция встала и внимательно оглядела Изабел.

– У меня не было дочери, моя дорогая. Но если бы была, я бы желала, чтобы она была так же прелестна, как ты. Такой красивой невесты я в жизни своей еще не видела.

Глаза Изабел затуманили слезы. Она обняла графиню Шербурн и прижала к себе.

Несколькими минутами позже они уже спускались по лестнице, а потом шли по длинному коридору в домовую церковь. У Изабел подгибались колени. Она дважды останавливалась, чтобы перевести дух. Но не потому, что платье было слишком тесным, и не от страха. Сейчас произойдет то, что изменит всю ее жизнь. Она выходит замуж за человека, которого хотела иметь своим мужем. С этого момента слова будут значить гораздо больше, молчание – иметь глубокий смысл, а уязвимость – ощущаться намного острее.