Глава 1

Не было и намека на то, что такое могло случиться в это прекрасное летнее утро. Ничто не говорило о том, что через несколько часов ее жизнь круто изменится – и навсегда. Но как позже поняла Изабел, о наступлении важных событий часто возвещает не громкий раскат грома, а тихий вздох.

Пригнувшись к шее лошади, она неслась так быстро, что трава перед ее глазами сливалась в одно сплошное зеленое пятно. Ярко-синее, без единого облачка, небо служило отличным фоном для скалистых гор на горизонте. Слева под лучами утреннего солнца сверкало золотом озеро Лох-Улисс. Впереди была ее цель – развалины Гилмура. Наследный замок клана Макреев был расположен на скалистом мысе, соединенном с долиной узкой полоской земли.

Изабел летела навстречу ветру и чувствовала себя свободной и смелой. Впрочем, эти чувства были мимолетны и скоротечны. Так бывало всегда, когда она отваживалась на тайный бунт. Вот и сейчас ее руки, натягивавшие поводья, начали дрожать, а во рту появился противный кисловатый привкус.

Всего час назад ее отец и его свита уехали в Инвернесс, но Изабел была не настолько глупа, чтобы почувствовать себя в полной безопасности. Кто-нибудь мог ее увидеть и сообщить отцу. Попридержав лошадь возле перешейка, она обернулась. Пастух, слава Богу, не смотрел в ее сторону.

Спешившись, она привязала лошадь к железной балке – это было все, что осталось от входной двери. Минуя две покосившиеся колонны, Изабел вошла в Гилмур. За исключением сильно разбитого и покрытого кирпичной пылью каменного пола, коридор, соединявший главную часть замка с небольшой церковью, на удивление хорошо сохранился. Крыша была цела, а лучи солнца пробивались сквозь решетчатую кирпичную кладку стен. Проходя по коридору, Изабел провела рукой по теплым кирпичам в знак приветствия. А может, просьбы.

Ведь она была из клана Драммондов и незаконно вторглась в чужие владения.

– Это осиное гнездо наших врагов, – однажды сказал ее отец о Гилмуре. И добавил со свойственной ему жестокостью: – Хорошо, что больше не осталось никого из клана Макреев, не то мне пришлось бы всех их убить.

Но в сердце Изабел не было ненависти к людям, которых она никогда не видела.

В конце коридора она свернула налево, и перед ее глазами предстали руины огромного зала.

В Шотландию пришла весна, но Гилмур в это время года выглядел почему-то особенно печально, словно понимая, что оживающая вокруг него жизнь никогда не вернется в этот некогда величественный замок.

Впрочем, от былого величия здесь не осталось и следа. Только одна стена еще была цела, но и она опасно накренилась. Внизу под развалинами были видны деревянные перекрытия, некогда поддерживавшие доски пола.

Однако воображение рисовало Изабел картины далекого прошлого. Тогда с потолка и со стен свисали красочные знамена многочисленного клана Макреев. Под ее ногами когда-то сверкал натертый да блеска пол. Вечерами сотни свечей освещали выбеленные стены и глубокие оконные проемы-амбразуры.

Порыв ветра растрепал ей волосы, и, улыбнувшись, она подумала, что и ветер в те времена, наверное, был другим: он принес бы с собой не запах пыли, а аромат цветущих трав.

Старый замок поразил воображение Изабел еще в раннем детстве, когда под руководством отца разбирали камни и кирпичи Гилмура и прилегавшего к нему форта Уильям. С того самого времени замок и мыс, на котором он стоял, стали для нее местом притяжения. Ее очарованность Гилмуром в каком-то смысле послужила причиной ее любви к работе с камнем.

Иногда, когда Изабел погружалась в эту работу, ей казалось, что твердость и грубая текстура камня как нельзя лучше определяют смысл ее жизни, а в широких взмахах резца воплощено ее тайное желание покончить с таким существованием.

Она вышла на открытый воздух. Вдруг внизу что-то блеснуло. Присев на корточки, Изабел заглянула в яму, образовавшуюся здесь на месте прежнего фундамента, и увидела, что из земли торчат какие-то столбы и у основания одного из них лежит не булыжник и не кусок белого известняка, а черный блестящий камень, похожий на глаз волшебника из сказки.

Измерив взглядом расстояние между тем местом, где она стояла, и дном ямы фундамента, Изабел поняла, что не сможет спуститься: спуск был слишком крутым. Вздохнув, она поднялась на ноги, и тут вдруг земля стала уходить у нее из-под ног, и она кувырком полетела прямо в яму.

Изабел сильно ударилась и, оглушенная, долго лежала без движения, стараясь перевести дух. Щекой она чувствовала мягкую пыль, пахнувшую гниющей древесиной. Основания столбов были окутаны тьмой. Кроме ее тяжелого дыхания, больше не было слышно ни звука.

Каждый вдох вызывал острую боль в боку, выдох – все увеличивающийся дискомфорт. Прижав левую руку к ребрам, Изабел с трудом встала на колени и прислонилась плечом к столбу. Потом медленно поднялась на ноги.

Как же ей отсюда выбраться?

Подняв голову и взглянув на то место, где она недавно стояла, Изабел поняла, какой глубокой была яма. Она медленно прошла между столбами в поисках пути, по которому можно было бы выбраться наверх. Выхода не было.

Изабел понимала, что ей нужно что-то вроде ступеньки, чтобы стать повыше и дотянуться до края ямы. Вернувшись к тому месту, где она заметила черный камень, она прижала руку к боку и осторожно нагнулась. Это не глина, подумала она, погладив пальцами гладкую поверхность. Скорее всего это был черный мрамор, однако камень оказался слишком тяжелым, чтобы она могла сдвинуть его с места.

Задумчиво склонив голову, Изабел стала размышлять, что бы она могла из него вырезать. «Сначала выберись отсюда, а уж потом будешь думать о том, какие возможности таятся в этом камне», напомнила она себе.

Изабел снова встала и прислонилась к столбу.

– Помогите!

Крик был слишком слабым. Вряд ли кто-нибудь мог его услышать. Прижав обе руки к ребрам, она крикнула еще раз. Но и этот ее крик поглотила глубокая яма. Как будто Гилмур, мелькнула у Изабел мысль, желает, чтобы она осталась навсегда в этой каменной тюрьме.

Она прислонилась к стене ямы. Интересно, как долго ей придется здесь оставаться? Гилмур расположен в пустынном месте, и его избегают все, кого она знает.

Изабел казалось, что прошли часы, а может быть, это были всего минуты. Когда ее охватывал страх, ей всегда казалось, что время тянется бесконечно. Солнце стояло прямо над ее головой, а это означало, что наступило время второго завтрака и ее мать уже начинает о ней беспокоиться.

Еще в детстве ей рассказывали легенду о мифическом Вороне, которому приписывали способность спасать попавших в беду шотландцев. Изабел вдруг страшно захотелось, чтобы это оказалось правдой. По собственной глупости она попала в беду, и Ворон должен спасти ее. Ведь если ее не найдут, она, чего доброго, умрет здесь и станет одним из призраков Гилмура.

– Пожалуйста, – пробормотала она и уперлась ладонями и лбом в стену. – Пожалуйста, – повторила она, словно молитву.

Аласдер нетерпеливо отвел со лба волосы, которые растрепал ветер, и стал разглядывать развалины крепости, о которой он так много слышал за свою жизнь. На самом краю озера Лох-Улисс возвышались стены Гилмура, наследного замка клана Макреев, выложенные перемежающимися полосами светло-коричневого и белого камня.

– Какое дикое и заброшенное место, капитан, – раздался рядом мужской голос.

Аласдер обернулся к своему первому помощнику. Рыжие волосы и борода Дэниела пламенели в солнечном свете, придавая более яркий цвет его бледному лицу. У него была кожа клерка, а не моряка, вся жизнь которого прошла на море. Обычно веселый, сейчас Дэниел недовольно хмурился.

Такое выражение Аласдер часто видел на лице помощника в последние два месяца – с тех пор как они покинули Новую Шотландию в Канаде. Путешествие началось в пятницу – явный знак, по мнению Дэниела, что быть беде. Но еще более серьезным предупреждением он считал мяуканье судовой кошки Генриетты накануне их выхода в море. Оно предвещало долгий и опасный путь. Тот факт, что они добрались до места назначения очень быстро и плавание прошло на редкость спокойно, не улучшил настроения Дэниела, который не уставал предрекать неприятности.

– Генриетта чихала, – сообщил он, глядя на мурлыкающую пеструю кошку у себя на руках. – Это верный признак того, что будет дождь.

– Вчера она была резвой и игривой, и это, по твоему мнению, предвещало шторм, – сухо напомнил ему Аласдер, глядя на безоблачное небо.

Моряки серьезно относились к ветру и волнам – объективно существующим явлениям, не поддающимся контролю, но они были частью их повседневной жизни на корабле, и моряки умели с ними справляться. Однако Дэниел доводил все до крайности и видел знамения и предвестия несчастий там, где их не существовало и в помине.

Обычно первым помощником у Аласдера был один из его братьев, но в данный момент они сопровождали корабли, предназначенные для французских покупателей. Дэниел хорошо знал свое дело и по возвращении в Новую Шотландию ожидал получить под командование собственное торговое судно. Вот и пусть на своем корабле, мысленно усмехнулся Аласдер, Дэниел и Генриетта предсказывают конец света сколько душе угодно.

Оглядывая развалины Гилмура, Аласдер размышлял над словами своего первого помощника. Место действительно выглядело пустынным и диким. И в то же время – по-своему величественным.

Макреи вернулись в Гилмур. Пусть всего на день или два. По такому торжественному случаю должны были бы греметь фанфары, но все было тихо, никаких восторженных приветствий. Вместо этого продвижение «Стойкого» по озеру Лох-Улисс сопровождалось командами Дэниела и выкриками матросов, выполнявших эти команды, хлопаньем на ветру парусов и плеском пенистых волн перед кораблем, рассекающим сильное подводное течение впадавшей в озеро реки Кониг-Финт.

Пунктом назначения корабля вообще-то был Лондон, но Аласдер, повинуясь неожиданному импульсу, похожему на вызов, принял решение идти в Гилмур. Пока они двигались вдоль берегов Шотландии, у него было странное чувство, будто он возвращается домой. А когда они вошли в устье реки Кониг-Финт, Аласдеру показалось, будто ему знаком здесь каждый поворот, каждый изгиб течения соленой воды океана, встречающейся с пресной водой озера. А уж путь по озеру Лох-Улисс был настолько ему знаком, словно его отпечатали в голове и сердце.

Аласдер решил пришвартовать свой корабль в тихой бухте, защищенной со всех сторон скалами. Об этой бухте он тоже слышал еще в детстве.

Аласдер дал сигнал спустить одиннадцатидюймовый якорь, но только до поверхности воды. Дальше течение само прибьет корабль к берегу.

Перед ним была цепь скалистых гор. В отличие от Гилмура, возведенного и разрушенного человеком, это чудо природы осталось нетронутым. Скалы вырастали из вод озера, словно гигантские челюсти какого-то мифического существа.

Корабль тихо проскользнул в бухту, словно не был уверен, что будет принят. Место было глухое. Ни одна птица не вылетела из своего гнезда в скалах. Даже плеск воды был каким-то приглушенным, а порывы ветра стихли до легкого бриза.

Этот визит будет коротким. Аласдер должен быть в Лондоне по приглашению графини Шербурн.

Он приказал спустить шлюпку и подошел к веревочному трапу.

– Мне пойти с тобой? – спросил Дэниел.

– Нет.

Впервые помощник не поинтересовался почему и не высказал никаких предостережений; видимо, он почувствовал, что Аласдеру необходимо побыть одному.

Дэниел кивнул и отошел от перил.

Аласдер причалил шлюпку к берегу и закрепил веревку у большого валуна. Слупив на землю, он невольно улыбнулся. Под ним наконец-то была твердая земля, а не шаткая палуба корабля, качающаяся на волнах.

Захватив с собой фонарь, он двинулся вдоль берега, пока не увидел вход в пещеру. Он вошел в нее и огляделся. Как ему и рассказывали, везде были портреты женщины, которую много веков назад любил святой по имени Ионис.

– Она была красавица, – когда-то сказала его мать, рассказывая о портретах.

– Не такая красавица, как ты, любовь моя, – улыбаясь, заметил отец. – Но возможно, это даже хорошо, что ты не понимаешь, как ты прелестна.

Аласдер помнил, что он и его братья обычно при этом отворачивались. Они презирали родителей за то, что те всегда обменивались взглядами и многозначительными улыбками, будто были одни в целом мире. Только когда Аласдер подрос, он понял, как велика была любовь родителей.

Но мать была права. Женщина на портретах действительно была прекрасна. Ее длинные черные волосы украшал венок из маргариток, ее зеленые глаза и улыбка, казалось, приветствовали его. Возлюбленная Иониса.

В дальнем конце пещеры он увидел проход, который искал: вверх вела лестница. Оставив фонарь на нижней ступеньке, Аласдер начал подниматься.

Наверху он обнаружил разломанные плиты, в одну из которых было вделано железное кольцо. Вот и ответ на загадку. Свет проникал на лестницу, потому что вход был разрушен. Аласдер подтянулся обеими руками, чтобы получше разглядеть разрушения. Неужели англичане, разъяренные неожиданным исчезновением своего полковника, прокладывали себе дорогу, круша все на своем пути?

Но то, что оба секрета были раскрыты, уже не имело значения. Каждый Макрей знал о существовании и пещеры, и лестницы. Именно через них был совершен исход шотландцев, покинувших Шотландию тридцать лет тому назад.

От домовой церкви почти ничего не осталось, кроме каменного пола: не было ни крыши, ни стен – одни руины.

За церковью когда-то был ряд арок с видом на озеро Лох-Улисс. Сейчас осталась всего лишь часть одной из них. Перед Аласдером расстилалось озеро, которое, постепенно сужаясь, перетекало в устье реки Кониг-Финт, а оттуда – в море. Со всех сторон озеро окаймляли поросшие густым лесом долины, и деревья здесь почему-то казались скорее черными, чем зелеными.

Пройдя несколько шашв, Аласдср попал в коридор, который ему много раз описывали. Крепость была изначально построена в форме буквы «Н» и соединена крытыми галереями с домовой церковью и замком. Но сейчас почти ничего не осталось от того, что некогда было Гилмуром. Ни высоких труб, ни остроконечных крыш, ни величественных стен, возведенных много веков назад. Все лежало в руинах.

Отец Аласдера провел молодость в Гилмуре, а мать оказалась в этих стенах заложницей, прежде чем стать бунтаркой, а потом женой английского полковника-предателя. Когда-то всем здесь распоряжался прадед Аласдера, но потом в клане Макреев произошли трагические события.

У Аласдера было достаточно причин, чтобы чувствовать свою связь со старым замком. А может, ответ заключался в словах его дяди, которые он услышал, когда был еще мальчишкой. «Не важно, где ты родился, парень. Если в тебе есть хоть капля крови рода Макреев, считай, что ты родом из Гилмура».

Вдруг Аласдеру показалось, что он слышит слабый крик, словно призраки Гилмура решили его приветствовать. Он тряхнул головой и усмехнулся. Неужели он верит в сказки, услышанные в детстве?

Он прошел через пролом в коридоре и оказался около груды камней у опасно накренившейся над ямой стены. Крик повторился, но вместо того, чтобы вызвать у него любопытство, явился причиной раздражения.

– Я не верю в привидения. – громко произнес Аласдер, заглядывая в яму. Но тут он заметил внизу какое-то движение.

– Рада это слышать, – отозвался снизу слабый женский голос.

Он нахмурился, глядя в темноту.

– Покажитесь.

Изабел вышла на свет и посмотрела вверх.

У Аласдера мелькнула мысль – возможно, в Гилмуре и вправду есть привидения. Женщина внизу была как две капли воды похожа на портрет возлюбленной Иониса.

Но она явно была не призраком, а молодой девушкой из плоти и крови.

Ее темные волосы казались частью окружавшей ее темноты. Глаза были цвета стеблей растений. Выражение лица было серьезным, но с намеком на улыбку.

На щеках, как и на голубой в полоску юбке, были пятна грязи. Испачканная белая косынка была приколота брошкой к желтому жакету. Волосы были схвачены на затылке синей лентой, такой же, как отделка по подолу юбки.

– Если вы не призрак Гилмура, то кто вы и как попали в эту яму?

Ее взгляд медленно скользнул по черным сапогам, голенища которых были отвернуты на коленях, по бриджам из буйволиной кожи. Поверх клетчатого шерстяного жилета на незнакомце была куртка из такой же кожи с ярко-красными обшлагами и лацканами. Каштановые волосы были завязаны на затылке в хвост. Высокий ворот обрамлял бородатое лицо с густыми бровями и голубыми, как предрассветное небо, глазами.

Весьма привлекательный спаситель.

Изабел отступила на шаг.

– Вы солдат? – Ей никогда не доводилось видеть шотландской одежды, кроме как на военных. Однажды в Инвернессе она видела маршировавший полк солдат, и их форма была не менее впечатляющей, чем одежда незнакомца. То был полк солдат-шотландцев, состоящих на службе у английского короля.

– Нет. А кто вы?

– Я не привидение. Но если останусь здесь, могу легко в него превратиться. – Изабел повесила на плечо свою сумку. – Вы мне поможете?

Аласдер опустился на одно колено и внимательно изучил глубину ямы, прежде чем лечь на землю. Потом протянул обе руки и, дождавшись, когда девушка протянет свои, взял ее за запястья и начал медленно поднимать вверх, постепенно вставая сначала на колени, а потом в полный рост.

Пока он ее тянул, Изабел старалась не стонать от боли. Она стиснула зубы и молилась. Оказавшись наверху, сделала осторожный шаг от края ямы и взглянула на своего спасителя. Рядом с ним она казалась маленькой, хотя была довольно высокого роста. Вся фигура незнакомца с широко расставленными ногами и крепко сжатыми кулаками говорила о властном характере.

Лишь один человек в ее жизни обладал столь же ярко выраженной властностью – ее отец. Магнус Драммонд, коренастый, кривоногий человек, всегда держался так, будто был королем.

– Кто вы? – прошептала Изабел.

– Я – Макрей, – все еще хмурясь, ответил незнакомец.

– Этого клана больше нет.

– Вы видите одного из представителей этого клана. – Он говорил как шотландец, но с каким-то неуловимым акцентом. – А вы? – снова спросил он, сделав шаг ей навстречу. – Кто вы? – Он протянул руку, словно намереваясь дотронуться до нее. Изабел непроизвольно отпрянула и почувствовала, как ее пронзила боль в боку.

– Вы ушиблись. – Незнакомец провел пальцами по руке.

– Нет-нет, все в порядке, – ответила она, отступив еще на шаг. Он последовал за ней.

– Как вы оказались в яме? И почему вы вторглись в чужие владения? – Он снова сократил расстояние между ними.

Она опять отступила, и на этот раз он остался стоять на месте.

Изабел подошла к своей лошади и отвязала поводья. Однако боль в боку не позволила ей сесть верхом, и она пошла пешком в сторону перешейка.

– Почему вы оказались на нашей земле?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Это больше не ваша земля, – ответила она, искренне желая, чтобы это было неправдой. – Здесь уже много лет не было ни одного Макрея. Земля принадлежит Магнусу Драммонду.

Глава 2

Изабел дважды оборачивалась и оба раза видела, что он смотрит ей вслед. Она быстро отводила взгляд, и Аласдеру показалось, будто она не верит, что он на самом деле существует.

Они не обменялись именами, но в ту секунду, когда ее ноги коснулись твердой земли, ее тело оказалось прижатым к нему. Это было интимным прикосновением мужа и жены, и он до сих пор его ощущал.

Аласдер провожал взглядом стройную фигуру, вырисовывавшуюся на фоне голубого летнего неба. Девушка медленно шла по перешейку и вела за собой лошадь, и он подумал о том, что она, видимо, сильно ушиблась, падая в яму.

Хоть она это и отрицала, он заметил боль в ее глазах.

Кто она? Прелестная загадочная незнакомка, слова которой вызвали у него странное беспокойство.

Костяшками пальцев он провел по своей густой бороде. Может быть, он напугал ее своим видом и поэтому она так быстро убежала? Но у него было правило не брить бороду до тех пор, пока он не вернется домой из плавания.

И что она имела в виду, когда сказала, что эта земля принадлежит Драммондам?

Он огляделся и увидел в долине огромное стадо овец. Нахмурившись, хотел было пойти туда, но его остановил голос Дэниела:

– Красивое место, хотя здесь почти ничего не осталось.

Аласдер обернулся и увидел, что Дэниел был не один: вся команда разбрелась по развалинам. Все они, как и он сам, были потомками жителей Гилмура. Вернувшись домой, они, конечно, расскажут о том, что здесь видели.

– А где же форт Уильям? – удивленно произнес Дэниел.

Помощник был прав. А он, помогая незнакомке, не сразу понял, что форт Уильям исчез. Построенный после битвы при Куллодене, он был английской крепостью в этой части Шотландии.

– Уродство, – говаривала мать Аласдера. – Уродливое пятно на местности.

– Эта крепость построена по типу всех английских фортов, – с усмешкой добавлял отец.

От форта действительно почти ничего не осталось: немного кирпичной кладки фундамента да несколько деревянных подпорок, где, по всей вероятности, когда-то были конюшни.

– Похоже, он просто исчез, – с удовлетворением заметил Аласдер.

– Интересно, почему они ушли?

– А зачем им было оставаться? Они уже достигли своей цели.

Нелюбовь Аласдера к англичанам объяснялась скорее их бесцеремонным вторжением в Новую Шотландию и их покровительственным поведением на Востоке, чем политикой английских королей в Шотландии. Его отец был наполовину англичанином, но большинство Макреев, поселившихся на мысе Гилмур в Новой Шотландии, предпочитали игнорировать этот факт.

– А что тебе известно о Драммондах?

– Жулики, насколько я помню, – ответил первый помощник. – Они постоянно крали наших лошадей и скот.

Аласдер подавил улыбку. Клан Макреев сделал эту землю своей много веков назад, отстаивал ее, выстроил из камня крепость, которая господствовала над окрестностями. Эти люди, очевидно, были такими же отчаянными, как Драммонды, и наверняка также угоняли скот.

Оставив Дэниела, Аласдер пошел по перешейку. Трава здесь была полностью выщипана ненасытными овцами.

– Убирайся с земли Макреев! – приказал он пастуху, который пас здесь стадо.

Молодой пастух был одет в коричневые штаны, линялую рубаху и дырявые сапоги. Светлые волосы были спутаны, карие глаза смотрели вызывающе.

– Так вы, может, Магнус Драммонд? – сказал пастух, оглядывая Аласдера с ног до головы. – Только вы что-то на него не похожи.

– Я Макрей, – надменно произнес Аласдер.

– А мне-то что за дело?

– Но это земля Макреев! – все больше раздражаясь, выпалил Аласдер.

– Да здесь с незапамятных времен не было никаких Макреев. Или вы думаете, что мне следует пойти к Драммонду и рассказать ему, что я видел привидение?

– Я думаю только то, что ты должен немедленно убраться с моей земли.

Аласдер окинул взглядом стадо и увидел овцу с колокольчиком на шее. Овцы были не так упрямы, как глупы, и все стадо будет следовать за своим вожаком, даже если тот поведет их к гибели. Аласдер подошел к овце, схватил ее за ошейник с колокольчиком и повел в дальний конец долины.

– Что вы делаете?! – вскричал пастух, хватаясь за свой кнут.

– Я хочу прогнать твое стадо с моей земли, – спокойно ответил Аласдер. Овцы с громким блеянием следовали за ним.

Пастух схватил его за рукав, но Аласдер нетерпеливо отдернул руку и продолжал идти.

– Драммонду это не понравится! Аласдер удивленно поднял брови.

– А где этот ваш Драммонд?

– Вы собираетесь сказать ему, что это ваша земля?

– Собираюсь! – отрезал Аласдер.

– Хотел бы я хоть одним глазком посмотреть на эту встречу. С удовольствием покажу вам дорогу до Фернли.

– И уведешь отсюда овец, – добавил Аласдер.

Пастух кивнул, зацепил своим кнутом ошейник овцы с колокольчиком и, улыбаясь, повел стадо за собой.

Аласдер проводил его взглядом и вернулся в Гилмур. Некоторые из матросов все еще бродили по развалинам, другие сидели на берегу и смотрели на озеро. От присутствия людей место как будто ожило, и теперь можно было себе представить, каким оно было прежде, до того, как англичане разгромили Гилмур.

В Новой Шотландии в Канаде их жизнь началась с деревянных домиков, примостившихся в тени крепости. С течением времени эти домики сменились кирпичными коттеджами, лучше защищавшими от суровых зим. Дома украшались шкурами зверей и яркими изделиями из шотландки, в них стоял приятный запах свежесрубленного дерева, из которого были сделаны столы, стулья и кровати.

В Новой Шотландии не было ничего старого и ничто не напоминало о вечности так, как этот старый замок. Но когда-то жившие здесь Макрей с радостью отказались от своего прошлого, чтобы обеспечить будущее не только себе, но и своим детям.

Возможно, Аласдеру было глупо беспокоиться о Гилмуре, желая, чтобы тот оставался неприкосновенным. Он здесь не жил и не собирался жить. Его дом был либо на корабле, либо на мысе, названном в честь этих печальных руин. Но Аласдер не мог отделаться от чувства, что эта земля и эта крепость принадлежат Макреям, независимо от того, живут они здесь или нет.

Ее дом был всего в нескольких милях отсюда. Он стоял на самом высоком холме поместья Драммондов. По рассказам, которые слышала Изабел, Фернли когда-то был не более чем холмом, окруженным глубоким рвом. Со временем Драммонды построили на холме деревянную крепость. Строение простояло таким до того времени, пока ее отец не перестроил внешние стены, использовав для этого кирпич покинутого англичанами форта Уильям.

Дом, в котором жила Изабел, возвышался над окрестностями и был похож на квадратную кирпичную коробку. Жизнь в нем не была ни веселой, ни счастливой. Если здесь и раздавался смех, так только в ответ на пьяную шутку отца. Гораздо чаще в узких коридорах и холодных комнатах был слышен его раздраженный крик.

– Я важная особа, – однажды сказал он Изабел. – Меня боятся и уважают во всей Шотландии. – Это не было похвальбой. Посетители, желавшие встретиться и побеседовать с Магнусом Драммондом, приезжали и из Эдинбурга, и из Инвернесса и оставались у них в доме по нескольку дней.

Жизнь в Фернли не была слишком уж суровой. Наряды и еду можно было назвать даже роскошными. Но эти немногие радости не возмещали того страха, который постоянно испытывали мать и дочь.

Изабел не могла припомнить дня, когда бы она не боялась отца, причем до такой степени, что у нее потели ладони и все переворачивалось внутри. Большую часть времени она старалась не показываться ему на глаза, поняв, что чем реже он ее видел, тем меньше наказывал.

Этот человек всегда искал слабые стороны своего врага и использовал их себе во благо. Его хитрость многие годы спасала Драммондов. Плохо было то, что отец распространял свою немилость и на собственную семью, видя врагов даже в жене и дочери.

С возрастом Изабел поняла, что ее отец никогда не смягчится и она так и не сможет дождаться его одобрения. Они никогда не поймут друг друга. Однако осознав это, Изабел почувствовала странную свободу. Она словно бы освободилась от необходимости пытаться полюбить своего отца.

Изабел отдала поводья помощнику конюха. Робби был ее товарищем. Он помогал Изабел во всех ее несчастьях и никогда никому не рассказывал о ее тайных посещениях Гилмура, прятал камни, которые она оттуда привозила и всегда сообщал ей, если отец куда-либо уезжал. К тому же он не проявлял излишнего любопытства. Вот и сейчас он не спросил Изабел, почему она вернулась из Гилмура пешком.

– Он рано вернулся, – шепнул Робби, оглядываясь.

– Спрячь это, – тоже шепотом сказала она, протягивая ему сумку со своими инструментами.

Изабел прошла через кухню, но и повариха, и ее помощники сделали вид, будто не заметили ее. Это было дурным предзнаменованием.

Все коридоры Фернли вели в небольшую круглую комнату, прежде, возможно, служившую кладовой. Теперь же она была центром всего здания. В круглую стену была встроена винтовая лестница со сбитыми и выщербленными ступенями. Лестница вела на второй и третий этажи.

Единственным освещением этой комнаты были узкие щели, расположенные высоко над головой в кирпичной стене и служившие амбразурами для лучников. Летом через них в Фернли проникал теплый ветерок, но зимой холод был просто невыносимым.

Лестницу, все выходы в коридор и входную дверь охраняли молодые люди, одетые в черные штаны, белые рубашки, красные жилеты и черные куртки с блестящими серебряными пуговицами с гербом Драммондов. Для расчетливого помещика это была слишком большая трата, но отец часто становился жертвой своего тщеславия.

Молодые люди отбирались в соответствии с их ростом и доблестью, проявленной в сражениях, но не на поле битвы, а в пьяных драках в тавернах Инвернесса. Если человек был готов драться из-за малейшего подозрения на пренебрежительное к себе отношение или решал спор с помощью кулаков, Драммонд тут же нанимал его к себе на службу.

Изабел прошла мимо стражей, даже не ожидая, что они с ней поздороваются.

Комната матери была на втором этаже, а ее собственная – на третьем, там же, где жила прислуга. Изабел стала осторожно подниматься наверх.

– И где же это ты была, дочь?

В страхе Изабел взглянула на отца. Он был одет так же, как его охрана, но вместо штанов на нем были бриджи и чулки с ярким орнаментом. Куртку он снял, чего ни под каким предлогом не разрешалось делать другим.

Его гладко выбритое лицо, возможно, было некогда довольно приятным, но на него наложили отпечаток гнев и высокомерие многих лет. Карие глаза были окружены сетью морщин и прикрыты тяжелыми веками. Глубокие складки пересекали его щеки от хмурого лба до жестко сжатого рта.

– Пойдем поговорим, – почти ласково сказал он и направился в главный зал Фернли.

Его миролюбие не обмануло Изабел. Она сделала глубокий вдох и, собрав все свое мужество, стала осторожно спускаться вниз, держась одной рукой за стену.