Графиня водила Арабеллу из комнаты в комнату, рассказывая об истории Роузмура и обязанностях, которые она должна будет на себя принять. Доктор Фентон был занят написанием писем. У всех, похоже, была какая-то цель, свои дела и заботы.
      Компанию Джиллиане составляли лишь мысли.
      Она устала искать прибежище в своей комнате. Пять дней прошло с ночи бала; за это время она почти не видела графа – разве что иногда мельком в коридоре. Она всегда как можно тише и незаметнее ускользала в ближайшую комнату, чтобы избежать встречи с ним. Отказывалась спускаться к обеду, утверждая, что не хочет есть. Благодаря содействию горничной, которая каждый вечер приносила ей в комнату поднос с едой, голодной она не оставалась. Что же получила она за все свои старания? Огромную дозу страданий и одобрение доктора Фентона.
      – Я советую тебе серьезно отнестись к нашему приватному разговору, Джиллиана, – сказал он нынче утром. – Надеюсь, что ты и дальше будешь помнить свое место.
      – Разумеется, сэр. – Падшая женщина. Глупая женщина. Она выдавила улыбку и как можно быстрее покинула комнату.
      Но сегодня, казалось, даже природа журила ее за то, что она прячется. Небо было безоблачно-голубым, воздух свежим, и утро обещало чудесный день. Джиллиана сбежала в розовый сад и медленно бродила по усыпанным гравием дорожкам, любуясь различными сортами роз, которые графиня собрала за многие годы.
      – Boungiorno.
      Вздрогнув, Джиллиана обернулась и только теперь заметила, что ее пристально разглядывает какой-то незнакомец. Минуту или две она смотрела на него, пытаясь оценить ситуацию.
      Мужчина, стоящий посреди садовой дорожки, улыбался ей. Жилету него был алый, расшитый золотой нитью, сюртук черный и чуть длиннее обычного, но мастерски подогнанный к брюкам, которые, судя по всему, были из той же отличного качества шерсти. На туфлях красовались яркие серебряные пряжки. Мужчина был ходячим ларцом с драгоценностями. Золотая цепочка для часов на жилете была усеяна бриллиантами, а на среднем пальце правой руки вспыхивал красным огнем рубиновый перстень. В довершение картины его левая рука лежала на инкрустированном драгоценными камнями набалдашнике прогулочной трости красного дерева.
      – Вы – прелестное видение, роза в простом английском саду. – Он приложил руку к сердцу и поклонился.
      – Прошу прошения, сэр?
      Ее тон был, пожалуй, излишне резок, но незнакомец застал ее врасплох, а Джиллиана не любила неожиданностей, особенно когда была поглощена таким глупым занятием, как жалость к себе.
      – Это один из моих друзей, мисс Камерон, и мужчина, с которым вам следует быть осмотрительнее.
      Грант возник в поле зрения Джиллианы, как если бы специально поджидал се в розовом саду. Глупая мысль, которую она немедленно задвинула подальше.
      Незнакомец рассмеялся, послав улыбку графу.
      – Это правда, моя дорогая, – сказал он, вновь обращая взгляд на Джиллиану. – Я не жалую английскую чувствительность. Во мне слишком много страсти. Граф Патерно, к вашим услугам, – представился он, поклонившись еще раз.
      – Шотландскую, Лоренцо. Если тебе угодно оскорблять мою национальность, по крайней мере, называй ее правильно.
      Мужчина рассмеялся:
      – Я не хотел никого обидеть, мой дорогой друг. Но я просто не так суров и консервативен, как ты, особенно когда дело касается женщин. Скажите же мне, – попросил он, вновь поворачиваясь к Джиллиане, – вы ведь невеста Гранта? – Он слегка наклонил голову набок, разглядывая ее и улыбаясь.
      Когда она не ответила, он снова рассмеялся:
      – Грант, она просто прелесть. К тому же с характером, если судить по этим мечущим молнии глазам. Я приятно удивлен. Пожалуй, даже потрясен твоей мудростью. Я одобряю твой выбор, мой друг.
      – Лоренцо… – начал граф.
      – Знаю, дружище, знаю. Я вторгаюсь в запретную область. Вы должны простить меня, моя дорогая, за мою откровенность. Но, видите ли, я считаю, что мой друг глупец. У него слишком много обязанностей, и он очень много работает. Чересчур много, быть может. И при этом не позволяет себе никаких развлечений. Но теперь ему, безусловно, будет веселее, верно?
      – Мисс Камерон не моя невеста, Лоренцо. – Тон Гранта был резким. – Однако она находится под моей защитой.
      – Не твоя невеста? Это правда? – спросил Лоренцо, поворачиваясь к Джиллиане.
      Та кивнула.
      – Какая жалость. Надеюсь, твоя невеста так же прелестна, мой друг. – Лоренцо улыбнулся Джиллиане. – Я заметил, что граф весьма энергично покровительствует вам, не правда ли? – проговорил он, понизив голос. Однако Грант, судя по угрюмо насупленным бровям, все слышал. – Интересно, он так же трепетно заботится о служанках, работающих у него?
      Джиллиана не знала, смеяться ей или возмущаться, поэтому избрала самый пристойный путь. Она покинула розовый сад.
      – К чему была вся эта демонстрация? – нахмурился Грант, глядя на друга. – Или вы с Элизой больше не вместе?
      Лоренцо улыбнулся:
      – Мы будем вместе, пока один из нас не умрет, а другой, без сомнения, не отдаст Богу душу, как говорите вы, англичане, нет, шотландцы, вслед за ним. Но мне не дает покоя любопытство. Я бы даже сказал, любопытство просто терзает меня. Что у тебя с этой шотландской кошечкой?
      – Между мной и Джиллианой ничего нет, – решительно заявил Грант. – Хотя я был бы тебе признателен, если б ты оставил ее в покое. Не говоря уже о твоей преданности Элизе, мне не нравится, что ты флиртуешь с женщинами, которые находятся у меня в услужении.
      – Вот, кстати, об этом. Почему она оказалась в числе твоей прислуги? И почему я встретил ее, а не твою будущую жену? Где же женщина, которая так ловко окрутила моего друга?
      – Мисс Фентон вовсе не окрутила меня, Лоренцо. Это брак по расчету, не более.
      – Хотя тон, которым ты произнес имя своей нареченной, не столь уж нежен, должен сообщить тебе, что иногда такие браки оборачиваются любовью.
      – Но далеко не всегда, – отозвался Грант. – Доказательство тому – антипатия моего собственного отца к матери.
      – Тогда тем более странно, – заметил Лоренцо. – Ты не раз и не два говорил мне, мой друг, что ты человек практичный. Я никогда не верил в это так, как верю в данный момент. Твое будущее поставлено на карту, а тебе как будто и дела до этого нет. Не понимаю я этой шотландской мании жениться ради земли и богатства.
      Грант улыбнулся:
      – У мисс Фентон нет ни того, ни другого. Что у нее есть, так это в избытке практичности и особая манера смотреть на мир. Она ничего не требует от меня, а я – от нее. Этого вполне достаточно для того, чтобы нам пожениться и произвести на свет сыновей. Ничего больше. Когда я говорю, что это брак по расчету, Лоренцо, именно это я и имею в виду. У меня нет времени на поиски жены, а мисс Фентон не стремится выйти замуж. Так что ситуация прекрасно устраивает нас обоих.
      Проницательный взгляд Лоренцо, казалось, видел гораздо больше того, что говорил Грант.
      – Я почитаю за честь быть твоим другом, – неожиданно для Гранта проговорил итальянец, – потому что, думаю, у тебя их не много.
      Что, скажите на милость, можно на это ответить?
      – Хочешь обследовать меня сегодня? Или завтра?
      – Мне ясно, что ты желаешь сменить тему. Разговор настолько болезнен для тебя?
      – Была ли у тебя возможность заняться исследованием ядов?
      Лоренцо улыбнулся.
      – Ну что ж, мой друг, хорошо. Будем говорить о смерти, а не о женщинах.
      Грант кивнул, испытывая чувство облегчения, несоразмерное обстоятельствам. Но его будущее – предмет, который он не имел желания обсуждать даже с другом. Он прекрасно сознавал шаткость своего будущего. Либо кто-то преуспеет в том, чтобы стереть последнего из рода Роберсонов с лица земли, либо он, Грант будет до конца жизни связан с Арабеллой Фентон.
      Ни одна из этих перспектив его не привлекала.
 
      – Джиллиана!
      Она услышала позади себя голос Гранта, но не обернулась. Однако украдкой осмотрелась, нет ли где поблизости доктора Фентона.
      – Ты опять меня избегаешь? – спросил Грант, нагнав ее.
      – Да, ваше сиятельство. А вы добиваетесь, чтобы меня уволили?
      Бывали моменты, когда она не имела ничего против его аристократического тона. По сути, этот тон был такой неотъемлемой частью Гранта Роберсона, что Джиллиана почти его не замечала. Сегодня, однако, он действовал ей на нервы.
      – А кто это сделает?
      – Доктор Фентон.
      – Он не распоряжается в Роузмуре, да к тому же я бы ему этого не позволил сделать.
      Она взглянула на него краем глаза.
      – Это было бы неразумно, ваше сиятельство. – Глупая женщина. Глупый мужчина.
      – Я ваш работодатель, мисс Камерон. По-моему, мы уже говорили об этом.
      «Да, ты не уволишь меня. Но только до тех пор, пока не узнаешь о моем прошлом. До тех пор, покаты не будешь так же шокирован и возмущен, как остальной свет, и вот тогда ты уволишь меня, не раздумывая».
      – Что тебе сказал доктор Фентон?
      – Он считает, что я излишне фамильярна.
      – Излишне фамильярна? – переспросил Грант.
      – Мы с вами беседуем больше, чем вы с Арабеллой, ваше сиятельство. Он, несомненно, обратил на это внимание.
      «А если б он знал еще и о поцелуе, то я бы уж точно была уволена»
      – Ваше сиятельство, – сказала она, продолжая идти, – пожалуйста, уходите.
      – Бесполезно закрываться в своей комнате, Джиллиана. У меня есть ключи от всех помещений Роузмура.
      Она наконец посмотрела на него:
      – Вам никто не говорил, что порой вы можете быть невыносимым?
      – Полагаю, ты говорила – и не раз. Если даже и не произносила именно этих слов, то они были написаны у тебя на лице.
      Это замечание заставило Джиллиану замолчать. А вот Гранта, к сожалению, нет.
      – Если ты хочешь продолжать заигрывать с Лоренцо, то ради Бога. Но имей в виду: он счастливо женат, несмотря на свои замашки ловеласа.
      Грант повернулся и зашагал в сторону своей лаборатории.
      – Вы в своем уме? – воскликнула Джиллиана, не обращая внимания на любопытные взгляды садовников. – Меня не интересует ваш друг. Я просто любовалась розами вашей матери.
      Грант медленно направился к ней.
      – Почему ты пряталась?
      Джиллиана пропустила этот вопрос мимо ушей, задав свой:
      – Кто он?
      – Друг из Флоренции. – Граф внимательно разглядывал ее. – Ученый.
      – Он совсем не похож на ученого.
      – Кто-то может подумать, что его голова занята лишь женщинами, но человек он умный и образованный. И очень любит свою жену.
      – Меня ни капельки не интересуют ни ваш друг, ни его жена.
      Грант продолжал смотреть на нее в своей особенной манере, ничего не выдавая взглядом. О чем он думает? Временами у нее возникало желание побудить его заговорить, просто чтобы узнать, что у него в голове.
      – Он очень обаятельный мужчина.
      – Вы тоже, ваше сиятельство. Когда захотите. Многим женщинам в Италии вы разбили сердца? Или были известны им своей надменной неприступностью?
      Грант не улыбнулся, суровое выражение лица его не смягчилось, однако, как ни странно, у Джиллианы создалось впечатление, что этот вопрос доставил ему некоторое удовольствие.
      – А если многим, это бы имело значение? – спросил он.
      – Нет. Ведь вы скоро женитесь. Через две недели, не так ли?
      Грант ответил ей вопросом на вопрос:
      – Почему Арабелла меня боится? Я, насколько мне известно, не имею репутации человека грубого или жестокого. Правда, меня не было в Шотландии несколько лет, но и в Италии многие могут подтвердить мой мягкий нрав.
      Джиллиана молча вскинула брови.
      – Ну, хорошо, не мягкий, – поправился он, – но и не жестокий.
      – Арабелле никогда не нравилось, когда до нее дотрагиваются, ваше сиятельство. И не важно, кто это, мужчина или женщина. Арабелла не любит прикосновения в любой форме: объятие, поцелуй, случайное соприкосновение, все равно. Она вздрагивает и замирает.
      Неужели он не мог найти себе кого-то в Италии? Он же граф, он может выбирать из сотен – тысяч – женщин по всей Шотландии и Англии. А Арабелла сделает его жизнь несчастной.
      Грант подошел к ней еще ближе.
      – Стало быть, не имеет значения, если я оставил в Италии два десятка женщин?
      – Ваше сиятельство, – взмолилась Джиллиана, – прошу вас, уходите.
      – Совсем никакого?
      Пусть это неразумно, но она сказала ему правду:
      – Ни малейшего. Я убедилась, что прошлое лучше оставить в прошлом. Оно не имеет отношения к нашим сегодняшним поступкам.
      – Я солгал, – сказал Грант. – Я бы не хотел, чтобы ты увлеклась Лоренцо.
      – Потому что не хотите, чтобы мое сердце было разбито.
      Он продолжал приближаться к ней, медленно, словно большой хищник, преследующий без защитное животное. Ее положение, однако, не было безвыходным. Если она закричит, кто-нибудь обязательно прибежит. В Роузмуре полно людей.
      – Потому что вы заботитесь о тех, кто находится на вашем попечении. Я женщина, работающая у вас, и вы несете за меня ответственность.
      – К сожалению, я не могу утверждать это. И хотя верно, что мне небезразлично твое благополучие, это не потому что ты мой работник. Или даже гость в Роузмуре.
      Грант остановился всего лишь в нескольких дюймах от нее.
      – В конце дорожки лакей, – предупредила его Джиллиана. – А у ворот служанка, чистящая урны.
      – Что, по-твоему, я собираюсь сделать, Джиллиана? – мягко спросил он.
      Она ответила шепотом:
      – Поцеловать меня.
      – Как я это сделал тогда?
      – Очень неблагоразумный поступок, как мне кажется.
      – Крайне неблагоразумный. Было бы глупо с моей стороны сделать это еще раз.
      – Вот именно.
      – Но я все равно не могу не думать об этом.
      Джиллиана опустила взгляд на дорожку. Розовый сад был разбит на пологом склоне. Отсюда открывался вид на Дворец удовольствий, и была видна дорога на Эдинбург.
      – Пожалуйста.
      Грант отступил назад.
      – У меня нет намерения опозорить тебя, Джиллиана.
      – Тогда чего вы от меня хотите, ваше сиятельство? Поиграть еще в какую-нибудь игру? Притвориться, что мы знаем друг друга лучше, чем есть на самом деле? Что мы с вами ровня? Вы граф Стрейтерн, а я компаньонка вашей невесты. Чего вы хотите от меня?
      Он не ответил, а она не стала ждать объяснения его молчанию.
 
      Присутствие доктора Фентона в библиотеке его отца казалось абсолютно естественным – факт, которым Гранту не хотелось делиться со своим будущим тестем. Между отцом Гранта и доктором было некоторое внешнее сходство, хотя отец предпочитал одеваться в соответствии со своим положением и богатством, а доктор Фентон частенько выглядел так, словно даже не замечал, что он надевал утром. Внешность, по всей видимости, не имела для него большого значения, но Грант был не в претензии.
      – У вас найдется минутка, доктор? – спросил он.
      – Я не хотел быть бесцеремонным, ваше сиятельство, – пояснил тот, вставая, – но графиня сказала, что я могу воспользоваться этой комнатой.
      – Я пользуюсь библиотекой только по необходимости, доктор, – заверил его Грант, прикрывая за собой дверь. – Если она пришлась вам по душе, я рад. – Взмахом руки Грант указал на его прежнее место. – Пожалуйста, садитесь.
      Доктор Фентон сел, сложив перед собой на столе руки, выпрямив спину и расправив плечи, как будто он был ученик, а Грант – его учитель.
      Грант расположился в кресле рядом, вспоминая, как мальчиком его, бывало, призывали в эту комнату. Отец предпочитал Роузмуру Лондон. Когда же девятый граф Стрейтерн все же приезжал домой, то всегда в компании дюжины или около того приятелей, которые в течение своего визита длиной в месяц предпочитали находиться во Дворце удовольствий. Отец никогда не наказывал Гранта, а если иногда и вызывал его в библиотеку, то просто чтобы взглянуть на него. Убедившись, что его наследник жив и здоров, он больше не обращал на него внимания. Если в жизни Гранта и был строгий воспитатель, так это директор школы, в которую его отослали еще маленьким мальчиком.
      – Вы присматриваете затем, как Арабелла лечит? – спросил Гран г, отвлекаясь от воспоминаний и приступая непосредственно к делу, которое привело его сюда.
      Доктора Фентона вопрос удивил, но ответил он довольно быстро.
      – Да, когда в этом есть необходимость. Но вы спрашиваете вообще, ваше сиятельство, или вас интересует какой-то определенный случай?
      – Определенный случаи, – ответил Грант, откинувшись назад и вытянув ноги. Он окинул взглядом свои сапоги и подумал, что сумеет дать указание камердинеру, чтобы тот отправил его мерки в Эдинбург. Ему нужна новая пара, но он никогда не любил заниматься покупками.
      – Сын садовника. Со слов Арабеллы я знал, что у него рана на ладони. Я понаблюдал за ним и не удовлетворен тем, как идет лечение.
      – Я не видел его раны, – сказал доктор Фентон. – Для этого нет причин, разве что у Арабеллы будут вопросы. Я свято верю в свою дочь. Она разбирайся в медицине почти так же хорошо, как и я.
      – Она, кажется, не слишком уверена в успехе. Я бы хотел бы чтобы вы проконтролировали ее, по крайней мере до тех пор, пока не будет абсолютно ясно, что мальчику ничто не угрожает. Я не хочу, чтобы ему отрезали пальцы только потому, что Арабелла желает попрактиковаться.
      Доктор Фентон выглядел потрясенным.
      – Уверяю вас, ваше сиятельство, такого просто не может быть. Бог мой, да я часто доверяю дочери хирургические операции, когда вынужден всю ночь оставаться у постели больного.
      – Я прошу вас лишь посмотреть мальчика, чтобы удостовериться, что он получает необходимое лечение, И что вы сами сделали бы именно так.
      – Ваше сиятельство, Арабелла – хорошая девочка.
      – Я не ставлю под сомнение ее характер. Я сомневаюсь в ее профессиональных качествах.
      – Хорошо, ваше сиятельство, я посмотрю больного.
      Грант заколебался.
      – Есть еще один момент, который мы должны обсудить, доктор Фентон.
      Доктор, похоже, чувствовал себя несколько неловко, словно догадывался, какими будут следующие слова Гранта. Что ж, делать нечего, надо говорить.
      – У меня создалось отчетливое впечатление, что Арабелла против этого брака.
      – Чепуха, – отрезал доктор. – Просто она застенчива. Но она будет вам хорошей женой.
      – Непохоже, чтобы она так уж стремилась ею стать.
      Доктор Фентон хотел что-то сказать, но Грант прервал его:
      – Нам с вашей дочерью не удалось получше узнать друг друга. Отчасти это моя вина. Отчасти, к сожалению, ее. Месяц казался мне вполне достаточным сроком, когда я предлагал этот брак, но, возможно, я поторопился. Как по-вашему, Арабелле будет достаточно еще одного месяца, чтобы привыкнуть к мысли, что она станет моей женой?
      – Вы хотите отложить свадьбу, ваше сиятельство?
      «Лет бы на десять», – подумал Грант и тут же кивнул в ответ на вопрос доктора.
      Улыбку доктора Фентона иначе как улыбкой облегчения назвать было нельзя Грант поднялся и смерил доктора взглядом.
      – И еще одно, доктор, с вашего позволения.
      Тот поднял глаза, выжидающе глядя на графа.
      – Оставьте мисс Камерон в покое. Прекратите угрожать ей увольнением.
      Фентон встал.
      – Ваше сиятельство, есть нечто такое, что вам нужно знать о мисс Камерон.
      – Тогда я попрошу ее рассказать мне об этом, доктор.
      Грант вышел из библиотеки прежде, чем доктор Фентон сказал что-то еще, или пока сам он не бросился горячо защищать компаньонку Арабеллы, что было бы верхом неблагоразумия. Как и высказать вслух мысль, что дополнительный месяц едва ли превратит Арабеллу Фентон в ласковую и любящую женщину.

      Посещение обеда в тот день было обязательным. Присутствовали не только Грант, Арабелла, доктор Фентон и графиня, но также и Лоренцо.
      Джиллиана сделала попытку сказаться больной и попросить поднос в свою комнату, но графиня и слышать об этом не желала. Эта величественная особа лично явилась к Джиллиане в комнату, дабы убедиться, что она будет на обеде.
      – Я не думаю, что кто-нибудь заметит мое отсутствие, ваше сиятельство. Я всего лишь компаньонка.
      – Вы придете на обед, юная леди, – безапелляционно заявила графиня. – И я не намерена это обсуждать.
      Вот так. Вопрос, похоже, был решен.
      Может, поговорить с графиней начистоту? Эта мысль длилась ровно столько, сколько понадобилось Джиллиане, чтобы закрыть за графиней дверь. Что сказала бы эта дама, если б Джиллиана поведала ей свою историю? За последние два года она усвоила несколько трудных уроков, но один урок, очевидно, быт ей недоступен.
      Эмоции ее погубят.
      Но возможно, сейчас она сможет поговорить с Лоренцо и узнать что-нибудь о жизни Гранта в Италии. Это гораздо лучше, чем пытаться не выдать своей зависти к Арабелле или своего интереса к графу.
      Джиллиана переоделась в свое не самое лучшее платье, то, что когда-то принадлежало Арабелле, но Джиллиане шло больше. Из голубого шелка, оно было окаймлено кружевом слоновой кости на запястьях и у квадратного выреза. Приставленная к ней горничная помогла уложить волосы.
      – Хотите вплести цветы в локоны, мисс? Несколько весенних роз смотрелись бы прелестно.
      – Нет, – ответила Джиллиана. Если говорить честно, ей бы хотелось иметь бриллианты или жемчуг, или рубины, что-то, чтобы сверкать и привлекать внимание. Но она должна быть осмотрительной, скромной, неприметной женщиной, чья единственная цель в жизни – сопровождать Арабеллу, будущую графиню.
      Почему Арабелла, а не она?
      Джиллиана неотрывно смотрела на себя в зеркало и видела пустоту и безнадежность в своих глазах. Жизнь Арабеллы – не ее жизнь. И у Арабеллы нет ее опыта. Они два разных человека, с разным прошлым и совершенно разным будущим.
      Всякий раз, когда у нее возникает соблазн хоть чуть-чуть пожалеть себя, она должна сурово себя отчитывать. Ей некого винить, кроме самой себя, за то положение, в котором она оказалась. Она бросила вызов условностям; она была мятежницей, пренебрегла теми, кто любил ее и дорожил ею. Она потребовала своего собственного пути и получила все то, чего хотела.
      Она заполучила Роберта всего-навсего для того, чтобы осознать, что он никогда на самом деле не принадлежал ей. Да и может ли вообще один человек владеть другим? А Роберт просто воспользовался ситуацией, вот и все. Это она пожертвовала всей своей жизнью ради любви – и только для того, чтобы понять, что любовь не бесконечна. Она либо растет, либо усыхает в зависимости от внимания, которое получает. Если любовь взаимна, тогда она, живет и расцветает. Если же чувство неразделенное, то оно как растение, оставленное без воды, или розовый куст, никогда не видевший солнца. Да она заплатила больше, чем сожалением.
      «По ком вы скорбите?»
      – Вы чудесно выглядите, мисс, – сказала горничная, прерывая ее размышления. – Такая же красивая, как любая гостья Роузмура.
      – Спасибо, Агнес, – отозвалась Джиллиана. Может, было бы лучше, если б она была уродиной, но ей как-то трудно было желать этого, особенно сегодня.
      Какие же глупые мысли приходят в голову.
      Красивый мужчина улыбнется ей, и ее сердце бьется быстрее. Он шепнет ей что-то на ухо, и это тут же пробуждает в ней страсть. Он дотрагивается до ее запястья, и желание вспыхивает у нее внутри крошечным пламенем, которое, к ее досаде, со временем только разгорается.
      Возможно, ей следует удалиться в монастырь или посвятить свою жизнь добрым делам. В крайнем случае она могла бы найти дом, где нет ни одного мужчины. Но разве дело в мужчинах вообще? Нет, дело лишь в одном красавце графе с пленительными глазами и глубоким голосом, от которого у нее бегут мурашки.
      – Мисс?
      Джиллиана подняла глаза и обнаружила, что Агнес озабоченно смотрит на нее в зеркало.
      – Я спросила, мисс, возьмете ли вы шаль? Вечерами ведь бывает прохладно.