– Переворачиваем ее, – сказал доктор Казнс в диктофон. Так он и сделал, не без помощи Флайта, а потом поднял ее волосы, чтобы обнажить заднюю часть шеи. – Колотая рана, – добавил он в диктофон, – совпадающая с идентичной раной на горле, большей по размеру. Я бы сказал, что это выходное отверстие раны.
      Но Ребус уже не слышал патологоанатома. Он в ужасе уставился на то место, где была поддернута юбка. Поясница, ягодицы и задняя поверхность бедер буквально пропитались кровью. Из служебных рапортов он знал, откуда натекло столько крови, но от этого было ничуть не легче перенести тот ужас, который предстал перед его глазами. Он попытался сделать несколько глубоких вдохов. Его никогда не рвало на месте преступления, и он не хотел, чтобы это случилось сейчас.
      «Смотри не облажайся», – сказал ему шеф. Тогда это был вопрос чести. Но теперь Ребус понимал, что его задача оказалась гораздо серьезнее, чем просто не ударить в грязь лицом перед лондонскими зазнайками. И заключалась эта задача в том, чтобы поймать извращенца, отвратительного жестокого садиста, и сделать это как можно быстрее – прежде, чем он нанесет новый удар. И если потребуются серебряные пули, он достанет их из-под земли.
      Ребуса все еще трясло, когда он стоял у микроавтобуса.
      Кто-то протянул ему пластиковый стаканчик с чаем.
      – Спасибо.
      Конечно, он мог объяснить свою лихорадку промозглой погодой. Хотя на самом деле было не так уж холодно. Пасмурно, ни малейшего ветерка. В любое время года в Лондоне бывает на несколько градусов теплее, чем в Эдинбурге, и ветер здесь не такой холодный и пробирающий до костей. Если бы Ребуса спросили, какая стоит погода, ему пришлось бы честно ответить, что вполне приятная.
      Он на миг прикрыл глаза – не от усталости, а просто чтобы не видеть остывающего тела Джин Купер. Но ее зловещий образ словно бы отпечатался на его закрытых веках. Ребус с облегчением отметил, что даже инспектор Джордж Флайт не смог остаться безучастным. Он говорил и двигался неторопливо, напряженно, как если бы из последних сил сдерживал какой-то порыв – желание закричать или стукнуть кулаком. Аквалангисты вылезли из реки ни с чем. Утром они возобновят поиски, но, судя по их голосам, надежды было мало. Флайт слушал их, кивая, Ребус непрестанно наблюдал за ним, выглядывая из-за стакана с чаем.
      Джорджу Флайту было под пятьдесят – на несколько лет больше, чем Ребусу. Он был невысок ростом, а если выразиться точнее, приземист и коренаст. Несмотря на намечающееся брюшко, он мог похвастаться мощной мускулатурой. Даже не меряясь с ним силами, Ребус сразу отдал ему пальму первенства. Его темные вьющиеся волосы все еще оставались густыми, слегка поредев только на макушке. На нем была обтягивающая кожаная куртка и джинсы. Большинство мужчин его возраста выглядели нелепо в джинсах, но только не Флайт. Эта одежда как нельзя лучше соответствовала его энергичной деловой манере и походке.
      Много лет назад Ребус мысленно разделил всех, кто работает в Департаменте уголовного розыска, на три условные группы: ребята в кожанках и джинсах, которые хотят выглядеть так же круто, как они себя ощущают; хитрецы, щеголяющие в костюмах с галстуками, ищущие уважения и продвижения по службе (порядок произвольный); и наконец, неопределенного вида типы, которые надевают все, что попадется под руку по утрам. Как правило, их гардероб – результат набега на какой-нибудь крупный универмаг. Большинство мужчин из департамента относились к неопределенному типу. Ребус признавал, что и сам он относится к их числу. И все-таки, глядя на себя в боковое зеркальце, он полагал, что смотрится совсем не плохо. Однако тем, кто носит костюмы и галстуки, никогда не удавалось найти общий язык с ребятами в кожанках и джинсах.
      Теперь Флайт пожимал руку какому-то внушительному господину, который вынул ее из кармана исключительно ради рукопожатия и слушал Флайта, опустив голову и задумчиво кивая. Казалось, будто он погружен в собственные мысли. На нем были костюм и темное пальто из чистой шерсти. Его наряд смотрелся столь безукоризненно, словно рабочий день только начался. К тому моменту все уже начинали понемногу уставать – людей выдавали помятые лица, несвежая одежда. За исключением двух персон: доктора Казнса и этого господина.
      Господин пожал руку и самому доктору Казнсу, и его ассистентке. А потом Флайт повел рукой в сторону микроавтобуса… Нет, в сторону Ребуса! Они направлялись в его сторону! Ребус отодвинул пластиковый стакан от лица и быстро переложил его из правой руки в левую, на случай, если предстоит рукопожатие.
      – Это инспектор Ребус, – сказал Флайт.
      – А, наш человек с северной окраины, – проговорил внушительный господин со сдержанной снисходительной улыбкой.
      Ребус улыбнулся в ответ, но при этом глядел на Флайта.
      – Инспектор Ребус, это старший инспектор Говард Лейн.
      – Очень приятно. – Рукопожатие. Говард Лейн: прямо как название улицы.
      – Итак, – молвил старший инспектор Лейн, – вы приехали сюда, чтобы помочь нам решить эту маленькую проблему?
      – Видите ли… – начал Ребус, – я не уверен, что смогу что-то сделать, но все почему-то уверены, что я сделаю все, что от меня зависит.
      Повисла пауза, во время которой Лейн улыбнулся, но ничего не сказал. И вдруг Ребуса как громом поразило: они его не понимают! Они стоят тут и улыбаются, не понимая его акцента. Ребус откашлялся и сделал еще одну попытку:
      – Я к вашим услугам, сэр.
      Лейн снова улыбнулся:
      – Превосходно, инспектор, превосходно. Уверен, инспектор Флайт введет вас в курс дела. Устроились нормально?
      – Да как бы вам сказать…
      – Инспектор Ребус прибыл прямо сюда, сэр, как только узнал об убийстве, – вмешался Флайт. – Он только что приехал в Лондон.
      – Неужели? – Лейн сделал вид, будто удивлен, но Ребус заметил, что старший инспектор начинает нервничать. Это была пустая болтовня, а он не мог позволить себе болтать. Его глаза забегали.
      – Ну, инспектор, я уверен, мы встретимся снова, – сказал он и добавил, повернувшись к Флайту: – Мне пора, Джордж. Все под контролем? – Флайт едва успел кивнуть. – Ладно, хорошо… – И с этими словами старший инспектор зашагал к машине, сопровождаемый Флайтом. Ребус облегченно вздохнул. Он, как никогда прежде, чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Он понимал, что никому здесь не нужен, и задавал себе вопрос, кому принадлежала эта дурацкая идея послать его сюда для расследования дела Оборотня. Не иначе как парню с весьма извращенным чувством юмора. Его шеф скрепя сердце передал ему письмо.
      – Можно подумать, Джон, что ты стал экспертом по серийным убийцам, – пробурчал он, – а у них там, в Лондоне, туговато с этим делом. Так вот, они хотят, чтобы ты покрутился несколько дней в столице, а они поглядят, будет ли от тебя толк, подбросишь ли ты им пару свежих идей.
      Накануне Ребус прочел письмо из Лондона, не веря своим глазам. В этом письме упоминалось дело о детоубийце – дело, которое Ребусу удалось раскрыть. Но те преступления совершал не серийный убийца, а человек, движимый жаждой мести.
      – Я ничего не знаю о серийных убийцах, – попытался возразить он шефу.
      – Но зато побудешь там в неплохой компании, ведь так?
      А теперь он стоит здесь, на этом пустыре на северо-востоке Лондона, с чашкой отвратительного чая в руках; в животе урчит, нервы на пределе, даже его багаж, валяющийся на дороге, выглядит таким же жалким и нелепым, как и он сам. Прибыл сюда, чтобы решить неразрешимое. Наш человек с северной окраины. Кому в голову пришла эта дурацкая идея прислать его сюда? Ни одно полицейское управление в стране ни за что не признает собственное поражение; и все же, вызвав его сюда, столичная полиция расписалась в собственной беспомощности.
      Когда Лейн уехал, Флайт вроде слегка расслабился. Он даже одарил Ребуса ободряющей улыбкой, перед тем как отдать распоряжения двум парням, работавшим, очевидно, на труповозке. Получив распоряжения, они пошли к своей машине, а затем вернулись с объемистым пластиковым пакетом, свернутым в рулон. Перейдя через ленту заграждения, они остановились перед телом, положив рядом пакет. Это была полупрозрачная сумка около шести футов длиной, с «молнией» по всей длине. Доктор Казнс внимательно следил за тем, как эти двое открыли сумку, погрузили в нее тело и застегнули «молнию». Один из фотографов решил сделать еще пару снимков того места, где лежало тело, пока страшную сумку переносили в машину.
      Ребус заметил, что толпа зрителей рассосалась, остались только самые любопытные. Одного из них, в блестящей черной кожаной куртке с еще более блестящей серебряной «молнией» и мотоциклетным шлемом в руках, вяло оттеснял усталый констебль.
      Ребус и сам чувствовал себя зрителем, думая о бесконечных телефильмах, в которых детективы на первой минуте толпятся на месте преступления, а уже на пятьдесят девятой или восемьдесят девятой благополучно распутывают убийство. Смех, да и только. Работа в полиции – это… Одним словом, работа: рутина, скука, разочарование и время, время, время… Он посмотрел на часы. Было ровно два. Его отель находится в Центральном Лондоне, где-то у площади Пикадилли. Дорога туда займет минут тридцать-сорок, если, конечно, подвернется свободная патрульная машина.
      – Вы едете? – окликнул его Флайт, стоявший в нескольких ярдах от него.
      – Можно, – отозвался Ребус, догадываясь, что тот имеет в виду.
      Флайт улыбнулся:
      – Вот что я вам скажу, инспектор Ребус… Прорвемся.
      – «Всем известная шотландская стойкость», – ответил Ребус цитатой из репортажа одной воскресной газеты о матче по регби. Флайт от души расхохотался. Это заставило Ребуса поверить в то, что он не зря приехал сюда. Лед еще не был сломан, но уже тронулся.
      – Тогда пошли. У меня своя машина. Попрошу кого-нибудь сунуть ваши вещи в багажник. В моем замок сломан. Кто-то пытался взломать его пару недель назад. – Он взглянул прямо в глаза Ребусу, пожалуй, в первый раз за все это время. – В наши дни нигде не чувствуешь себя в безопасности. Нигде.
      На дороге уже намечалось некоторое оживление. Гул голосов, хлопанье дверцами. Некоторые офицеры, конечно, останутся охранять место преступления. Другие же смогут отдохнуть в полицейском участке, а самые счастливые (неслыханная удача, даже трудно представить) – в собственных постелях. Несколько машин будут сопровождать микроавтобус с телом в морг.
      Ребус ехал на переднем сиденье машины Флайта. Оба безуспешно пытались придумать тему для разговора и в результате практически всю дорогу молчали, разговорившись только перед концом поездки.
      – Имя жертвы удалось установить? – спросил Ребус.
      – Джин Купер, – ответил Флайт, – мы нашли в ее сумочке удостоверение личности.
      – А почему она оказалась на этой темной тропинке?
      – Она возвращалась домой с работы. Работала в винном магазинчике неподалеку. Ее сестра говорит, что она заканчивала в семь.
      – В котором часу нашли тело?
      – В девять сорок пять.
      – Но это же значительный промежуток времени.
      – У нас есть свидетели, которые видели ее в «Собаке и утке». Это пивная недалеко от лавки, где она работала. Она иногда заходила туда после работы, чтобы пропустить стаканчик. Барменша вспоминает, что она ушла в девять или что-то около того.
      Ребус уставился в окно. На улицах было довольно людно, учитывая столь поздний час. Они проезжали мимо групп оживленной хриплоголосой молодежи.
      – Здесь недалеко есть один клуб, «Стоки», – пояснил Флайт, – очень популярный. Но когда он закрывается, автобусы уже не ходят, и поэтому им приходится добираться до дому пешком.
      Ребус кивнул, а затем переспросил:
      – «Стоки»?
      Флайт улыбнулся:
      – «Стоки Ньюингтон». Вы, должно быть, проезжали мимо него по пути с Кингз-Кросс.
      – А бог его знает, – отозвался Ребус, – для меня все они на одно лицо. Вероятно, водитель такси принял меня за туриста: мы так долго ехали от вокзала, будто добирались до места преступления по лондонской окружной дороге. – Ребус думал, что Флайт засмеется, но тот только выдавил кривую улыбку. Снова воцарилось молчание. – Эта Джин Купер была не замужем? – наконец спросил Ребус.
      – Замужем.
      – Но у нее нет обручального кольца.
      Флайт кивнул.
      – Она разошлась с мужем. Жила с сестрой. Детей не было.
      – И пошла в одиночестве пропустить стаканчик.
      Флайт уставился на Ребуса:
      – Что вы сказали?
      Ребус пожал плечами:
      – Ничего. Просто она любила время от времени поразвлечься. Так она и встретила своего убийцу.
      – Возможно.
      – В любом случае, знала она его или нет, убийца мог преследовать ее от дверей пивной.
      – Мы опросим всех, кто был там, не волнуйтесь.
      – Или же, – Ребус рассуждал сам с собой, – убийца ждал ее у реки. Точнее, того, кто там появится. Кто-то должен был его видеть.
      – Мы опросим всех, кто живет по соседству, – сказал Флайт. Его тон сделался значительно более жестким.
      – Простите, – сказал Ребус, – тяжелый случай. Я забыл всем известную народную мудрость: «Яйца курицу не учат».
      Флайт снова обернулся к нему. Они вот-вот должны были повернуть налево и въехать в больничные ворота.
      – В курицы я не гожусь, – сказал он, – и вы вправе высказывать любые догадки. Может статься, вам придет в голову то, о чем я еще не подумал.
      – Конечно, в Шотландии этого не случилось бы, – сказал Ребус.
      – Ах, так? – усмехнувшись, отозвался Флайт. – Интересно, почему же? Вы там у себя на севере слишком цивилизованные, что ли? Помню времена, когда ваши футбольные фанаты были самыми лютыми в мире. А может, они и теперь такие, только прикидываются паиньками.
      Ребус покачал головой:
      – Нет, я имел в виду, не приключилось бы такой истории с Джин Купер. У нас по воскресеньям не продают спиртное.
      Ребус замолчал и уставился в окно, держа свои мысли при себе, мысли, которые теперь текли по очень прямому руслу: пошел ты на фиг. За многие годы эти слова стали для него своего рода заклинанием. Пошел ты на фиг. ПТНФ. Лондонцу вполне хватило двадцати минут пути, чтобы показать, что он на самом деле думает о шотландцах.
      Когда Ребус вылезал из машины, он, глянув в заднее стекло, впервые увидел то, что лежало на заднем сиденье машины. Не успел он и рта раскрыть, как Флайт протестующе поднял руку:
      – Даже и не спрашивайте, – проворчал он, смущенно хлопая дверцей. – И послушайте, мне правда неудобно за мои слова…
      В ответ Ребус пожал плечами и нахмурился. Не может в конце-то концов не быть логического объяснения тому факту, что на заднем сиденье машины инспектора, на которой он ездил на место преступления, все это время находился огромный плюшевый медведь. Будь я проклят, подумал Ребус, если я понимаю, что это значит. А может, медведь мне просто привиделся?…
      Морг – это место, где мертвые перестают быть людьми, становясь мешками с мясом, потрохами, кровью и костями. Ребуса никогда не тошнило на месте преступления, но в начале службы в полиции, стоило ему попасть в морг, содержимое его желудка незамедлительно вырывалось наружу, чтобы, в свою очередь, стать объектом исследования.
      Работник морга был жизнерадостным маленьким человеком с синевато-багровым родимым пятном в пол-лица. Он, видимо, отлично знал доктора Казнса и поэтому приготовился к прибытию трупа со свитой полицейских. Казнс проверял прозекторскую, в то время как сестру Джин Купер тихо препроводили в приемную для проведения формального опознания. Несколько мучительных секунд, и полицейские уже уводили ее прочь из этого места с подобающими утешениями. Они отвезут ее домой, но Ребус был уверен, что в эту ночь заснуть ей не удастся. По правде говоря, зная, сколько времени может потребоваться скрупулезному полицейскому патологоанатому для проведения вскрытия, он сомневался, удастся ли вообще кому-либо заснуть до утра.
      Тем временем мешок с телом внесли в прозекторскую и труп положили на стол, под жужжащие ослепительные лампы. Помещение было стерильным, но достаточно древним. Стены, выложенные кафелем, потрескались. Воздух был пропитан отвратительным запахом каких-то химикатов. Все разговаривали вполголоса, но не из уважения к смерти, а скорее из первобытного страха перед ней. Морг в конечном итоге был одним бесконечным «мементо мори». То, что должно было произойти с телом Джин Купер, послужило бы для всех наглядным примером: невзирая на то, что тело – это храм, его можно запросто осквернить, разграбить, выдать все его сокровенные тайны.
      Чья-то рука мягко опустилась на плечо Ребуса. Он ошарашенно повернулся и увидел сзади себя мужчину. Впрочем, слово «мужчина» в данном случае не вполне подходило к объекту. Высокий хмурый парень с коротко остриженной густой шевелюрой и прыщеватым лицом выглядел лет на четырнадцать. Ребус решил, что ему, должно быть, лет двадцать пять.
      – Вы – тот самый Джок , верно?
      Ребус промолчал. ПТНФ.
      – Ага, я так и думал. Это вы раскрыли то преступление, правда? – Ухмылка, сопровождавшая вопрос, состояла на три четверти из презрения, а на четверть – из раздражения. – Мы не нуждаемсяв помощи.
      – А, я вижу, вы уже познакомились с констеблем Лэмом, – сказал Джордж Флайт, – а я только собирался вас представить.
      – Я безумно рад, – проговорил Ребус, вперив неподвижный взгляд в прыщавый лоб Лэма. Лэм! Ну и фамилия! Да за всю историю человечества не было случая, чтобы фамилия так не подходила хозяину, подумал Ребус.
      Доктор Казнс, стоя над прозекторским столом, громко прочищал горло.
      – Господа. – Доктор обращался сразу ко всем присутствующим, намекая тем самым, что готов приступить к работе. В комнате воцарилась тишина. С потолка свисал микрофон – прямо над столом с трупом.
      – Эта штука работает? – обратился Казнс к работнику морга. Тот закивал, продолжая в это время раскладывать на подносе позвякивающие металлические инструменты.
      Ребус знал названия всех инструментов и их предназначение. Ножи, пилы, дрели. Одни электрические, другие – ручные. Звуки, которые издавали электрические, были ужасны, зато работа с ними спорилась быстрее; ручные издавали не менее кошмарные звуки, но работа с ними затягивалась до бесконечности. Но прежде, чем откроется эта лавка ужасов, предстоит небольшой перерыв. Сначала с тела медленно и осторожно снимут одежду, тщательно упакуют и передадут на судебную экспертизу.
      В то время как Ребус вместе со всеми остальными наблюдал за процессом, двое фотографов делали снимки для последующих поколений; один – цветные, другой – черно-белые. Человек с видеокамерой уже сдался, поскольку его дешевую пленку окончательно и бесповоротно заело. А может, он просто использовал этот предлог, чтобы держаться подальше от морга.
      Наконец, когда с трупа сняли одежду, Казнс показал на нем несколько участков, которые было необходимо сфотографировать крупным планом. Снова появились судмедэксперты с липкой лентой, чтобы повторить ту процедуру, которая уже проводилась на тропе у реки. Не зря этих парней прозвали «ребятами со скотчем».
      Казнс направился к той группе, где стояли Ребус, Флайт и Лэм:
      – Полцарства за чашку чая, Джордж.
      – Я посмотрю, что можно сделать, Филип. А как насчет Изабель?
      Казнс повернулся туда, где Изабель делала новые зарисовки, невзирая на обилие фотографий.
      – Пенни, – позвал он, – хочешь чайку? – Ее глаза слегка расширились, и она энергично закивала.
      – Хорошо, – сказал Флайт, направляясь к двери. Ребус подумал, что ему, должно быть, уже давно не терпелось уйти, хотя бы даже на время.
      – Вот гнусный типчик, – сказал Казнс. Ребусу показалось на какой-то миг, что он имеет в виду Джорджа Флайта, но Казнс махнул рукой в сторону трупа. – Творить такое раз за разом, без всякого мотива, просто ради… Ради удовольствия, я полагаю.
      – Мотив есть всегда, сэр, – сказал Ребус, – вы сами только что это сказали. Удовольствие. Это и есть мотив. То, как он убивает. То, что он делает. Есть и другой мотив. Просто мы пока не можем его понять.
      Казнс уставился на него. Ребус заметил, что в его глубоко посаженных глазах затеплился едва заметный огонек.
      – Ну, инспектор, будем надеяться, что кто-тораспознает его, прежде чем будет слишком поздно. Четыре трупа за четыре месяца. Этот человек постоянен как луна.
      Ребус улыбнулся:
      – Всем известно, оборотни находятся под влиянием луны, не так ли?
      Казнс расхохотался. Его глубокий резонирующий смех звучал слегка диковато в этом скорбном помещении. Лэм не засмеялся, даже не улыбнулся. Он вообще не следил за разговором, и это почему-то было приятно Ребусу. Но Лэм не собирался оставаться за бортом.
      – Мне кажется, что он просто гавкающий маньяк. Хе-хе. Дошло?
      – Ну… – проговорил Казнс с таким видом, словно эта шутка была настолько неуместной, что не стоила даже того, чтобы хоть как-то на нее реагировать. Пришло время продолжить работу. Он обернулся к столу. – Господа, вы закончили? – Эксперты разом закивали. – Бижутерию сняли? – Еще один синхронный кивок. – Хорошо. Тогда, если вы готовы, я думаю, пора приступать.
      Начало было не таким уж ужасным. Замеры, физическое описание – рост метр шестьдесят восемь, шатенка, что-то в этом роде. Соскобы из-под ногтей поместили в новую порцию полиэтиленовых пакетов. Ребус дал себе зарок купить акции любой компании, которая их выпускает. На каждое расследование, подобное этому, уходят сотни таких пакетов.
      А ситуация тем временем становилась все страшней и страшней – медленно, но неотвратимо. Взяв мазки из вагины Джин Купер, Казнс приступил к более серьезной работе.
      – …Большая колотая рана в области горла. Очертания позволяют сделать вывод, что убийца вращал в ней ножом. Нож небольшой. Судя по размеру выходного отверстия раны, я бы предположил, что длина лезвия – около пяти дюймов, может, чуть поменьше, а ширина – около дюйма, с очень острым концом. На коже вокруг входного отверстия раны видны следы от ударов рукоятки ножа. Это свидетельствует о том, что нож вошел в тело с известной силой. На руках и на ногах жертвы отсутствуют следы борьбы, поскольку у жертвы не было времени защищаться. Существует вероятность, что убийца настиг ее сзади. Вокруг губ и на правой щеке размазана помада. Если на нее напали сзади, возможно, убийца закрыл ей рот левой рукой, чтобы она не кричала, размазав таким образом помаду по лицу. Удар был нанесен правой рукой. Рана на горле нанесена под небольшим углом. Это говорит о том, что убийца был выше жертвы.
      Казнс снова откашлялся. Ребус подумал, что теперь они могут со спокойным сердцем вычеркнуть из списка подозреваемых работника морга и одного из фотографов. Все остальные в комнате были не ниже метра семидесяти.
      Воспользовавшись внезапной паузой, наблюдатели разом зашаркали ногами, закашлялись, разглядывая друг друга и отмечая про себя мертвенную бледность окружающих лиц. Ребуса поразили заключения, сделанные патологоанатомом. Ведь, по идее, это ихработа, а не его. Все патологоанатомы, с которыми Ребусу доводилось сталкиваться раньше, выдавали только голые факты, предоставляя Ребусу право самому делать выводы. Но у Казнса, по-видимому, был свой подход. Может, в душе он был неудавшимся детективом. Ребусу до сих пор не верилось, что патологоанатомом можно стать по собственному выбору.
      Появился чай в пластиковых стаканчиках на пластиковом подносе, который принес Флайт. Казнс и Изабель Пенни взяли себе по стакану, третий взял сам Флайт. Некоторые офицеры, мучимые жаждой, бросали на них завистливые взгляды, в том числе и Ребус.
      – Теперь я намерен осмотреть анальную рану, – проговорил Казнс между глотками.
      Чем дальше, тем хуже. Ребус пытался сосредоточиться на словах Казнса, но это было непросто. Тем же ножом было нанесено несколько ударов в анус. На бедрах жертвы, там, где с нее грубо стянули колготки, были заметны ссадины. Ребус покосился в сторону Изабель Пенни, но она оставалась бесстрастной, только щеки покрылись легким румянцем. Может статься, ей доводилось видеть и кое-что пострашнее. Невозможно, ибо нет ничего страшнее этого. Или все же…
      – Обратите внимание на живот, – продолжал Казнс, – блузку разорвали специально, чтобы его обнажить, и на коже видны извилистые следы достаточно глубоких надрезов. Но на коже также видна одна особенная отметина без каких бы то ни было следов крови, из чего я заключаю, что акт был осуществлен посленанесения ударов. Фактически после смерти жертвы. Вот эти засохшие пятна на животе около следов от укуса. Данные, полученные во время расследования трех очень схожих дел, показали, что эти пятна имеют одну особенность – это следы слез или капли пота. Теперь я намерен измерить температуру внутри тела.
      Ребуса мучила жажда. Ему было жарко, усталость постепенно овладевала его телом, а из-за того, что клонило в сон, все происходящее вокруг казалось какой-то немыслимой игрой воображения. Над головами патологоанатома, его ассистентки и работника морга сияли радужные нимбы. Стены двигались, и Ребус не решался смотреть на них, чтобы не потерять равновесие. Он случайно кинул взгляд в сторону Лэма, и констебль одарил его мерзкой ухмылкой и еще более мерзким подмигиванием.
      Потом, когда тело в первый раз вымыли, очистив от бурых пятен крови, Казнс вновь осмотрел его, не найдя ничего нового, и после того, как были взяты отпечатки пальцев, приступил к внутреннему исследованию.
      По всему животу был сделан глубокий разрез. Были взяты образцы крови, мочи, содержимого желудка, печени, волос с тела (а также с бровей) и тканей внутренних органов. Все это было передано судмедэкспертам. Когда-то Ребус с трудом выносил эту процедуру. Если причина смерти очевидна, то зачем это все нужно? Но за годы работы он понял, что внешние повреждения, которые видны невооруженным глазом, зачастую не так важны по сравнению с тем, что обнаруживается только под микроскопом или в результате химического анализа. Так что ему волей-неволей приходилось запасаться терпением, которое он пытался проявить и сейчас, подавляя зевок каждые полминуты.
      – Я вас не утомил? – вежливо пробормотал Казнс. Он поднял глаза от своей работы и, поймав взгляд Ребуса, улыбнулся.
      – Нисколько, – сказал Ребус.
      – Ну и отлично. Уверен, мы бы все предпочли лежать у себя дома в постели, нежели находиться здесь, в этой комнате. – Казалось, только работник морга с родимым пятном сомневался в этом утверждении. Казнс начал вводить руку в грудь трупа. – Дольше, чем нужно, я здесь не задержусь.
      Дурно присутствующим могло стать не только от представлявшегося их глазам зрелища, подумал Ребус, но и от сопутствовавших ему звуков. Треска разрывающейся плоти – словно мясник сдирает мясо с костей. Бульканья жидкостей и негромкого скрежета режущих инструментов. Если б только заткнуть чем-нибудь уши, все было бы не так отвратительно. Но его слух, как назло, улавливал даже едва слышный шум. В следующий раз он принесет с собой вату и набьет ее в уши. В следующий раз…
      …Между тем органы брюшной полости и те, что расположены за грудиной, были удалены и отнесены на отдельный стол, где их промыли из шланга, прежде чем Казнс приступил к иссечению. Его помощник тем временем извлекал мозг при помощи крошечной циркулярной пилы. Ребус зажмурился, но комната все равно продолжала неистово вращаться. Скоро эта пытка закончится, слава богу. Осталось совсем недолго. Но теперь это были не только звуки, верно? Теперь это был еще и запах – запах, который не перепутаешь ни с каким другим. Запах сырого мяса. Он проникал в ноздри, будто аромат сильных духов, наполняя легкие, схватывая горло и растекаясь по небу, пока не превращался в мерзкий привкус во рту. Ребус ощущал его невероятно остро. В его животе тут же началось какое-то смятение, и он принялся незаметно поглаживать его. Но Лэм все равно заметил его движения.
      – Вас сейчас вырвет. – Это Лэм, словно злой демон, вырос из-за его плеча. – Вам лучше выйти, – прошипел он. А потом раздался подавленный смешок, похожий на звук заглохшего мотора. Ребус, едва повернув голову, зловеще улыбнулся.
      Вскоре все извлеченные органы были зашиты обратно, и Ребус знал, что к тому моменту, когда родственники будут допущены к телу Джин Купер, она, а точнее, ее тело будет выглядеть более или менее естественно.
      И, как это всегда бывает по окончании вскрытия, в комнате воцарилась гробовая тишина. Все присутствовавшие были сделаны из того же теста, что и Джин Купер, и теперь они стояли, пораженные мыслью о том, что, оказывается, каждый из них – не личность, не индивидуум, а тело, животное, мешок с требухой. Единственная разница заключалась в том, что их сердца, в отличие от сердца Джин Купер, еще бились. Но в один прекрасный день, и достаточно скоро, это биение прекратится, и наступит конец. И где гарантии, что и они не попадут в эту мясную лавку, на эту скотобойню?
      Казнс снял резиновые перчатки, тщательно вымыл руки и вытер их бумажным полотенцем, предложенным услужливым помощником.
      – Я думаю, это все, господа, пока Пенни не отпечатает свои записи. Я полагаю, что жертва была убита между девятью и девятью тридцатью вечера. Тот же modus operandiхарактерен для Оборотня. Думаю, я только что вскрыл его четвертую жертву. Завтра я приведу Энтони Моррисона, пусть он осмотрит следы зубов. Поглядим, что он скажет.
      Поскольку все, кроме Ребуса, видимо, знали, о ком идет речь, он решился спросить:
      – А кто это такой?
      – Дантист, – поспешил ответить Флайт.
      – Дантист-патологоанатом, и неплохой, смею заметить, – поправил Казнс. – Он помогал нам в расследовании трех предыдущих убийств. Его анализы следов укусов нам очень пригодились. – Казнс бросил взгляд на Флайта, чтобы тот подтвердил его слова, но Флайт опустил взгляд, словно говоря: «Я бы так не сказал».
      – Ладно, – вздохнул Казнс (видимо, он понял молчаливый намек), – в любом случае вам известно о моих находках. Они сейчас у ваших ребят в лаборатории. Здесь вам уже вряд ли что-нибудь пригодится для вашего расследования, – он кивнул в сторону выпотрошенного трупа, – а если так, то я, с вашего позволения, поеду домой спать.