Глава 5

— Тетя Дора прилегла, — ледяным тоном произнесла Дениз, — у нее разболелась голова. Когда ей станет лучше, мы собираемся сходить к моему брату поиграть в бридж.

Уэксфорд сделал еще одну попытку умиротворить ее:

— Дорогая, мне очень жаль, что все так произошло. Я не хотел расстраивать вас, но у меня все совершенно вылетело из головы.

— Обо мне не беспокойся, пожалуйста, а вот тетя Дора очень расстроилась.

— Мужчины должны работать, а женщины — тосковать по ним, — довольно сурово заметил Говард. — Итак, где мой обед и закуска Рэджа?

— Мне очень жаль, но я ничего не приготовила специально для дяди Рэджа. Понимаете, мы подумали, что раз уж он решил не следовать всем предписаниям своего врача…

— То вы накажете его и дадите ему обычную еду? Бедный старина Рэдж! Похоже, мы с тобой поступим так же, как Мор поступал с детьми в «Утопии», когда разрешал им есть с тарелки учителя.

Когда Дора спустилась к ним, у нее был обиженный и несколько рассеянный вид, но старший инспектор, женатый уже тридцать лет, редко допускал в своем доме бабье царство.

Заметив знакомый решительный блеск в его глазах, Дора ограничилась жалостливым «Ну как же ты мог так поступить, дорогой!» и тут же перешла к игре в бридж.

— Пойдем в мой кабинет, — предложил Говард, когда они с Уэксфордом закончили есть плов. — Я хотел бы поговорить с тобой о телефонном звонке.

Кабинет Говарда был гораздо приятнее, чем его офис в Кенберн-Вейл, и обставлен не такими хрупкими вещами, как та часть дома, где господствовал женский стиль. Уэксфорд сел у окна, из которого через узкий просвет между домами виднелись нескончаемые вспышки света с Кингс-роуд. Он еще не привык жить в таком месте, где никогда не бывает темно и всю ночь небо озаряется красными сполохами.

— Ты выглядишь намного лучше, Рэдж, — заметил Говард, улыбаясь. — Можно сказать, что за один вечер ты помолодел лет на десять.

— Надеюсь. Никому не нравится сидеть на заднем ряду и жить чужой жизнью. — Уэксфорд вздохнул. — Трагедия старения заключается не в том, что человек стар, а в том, что он молод.

— Я всегда считал «Портрет Дориана Грея» довольно глупой книгой, но это, пожалуй, одна из немногих стоящих сентенций, да и та написана чуть ли не на последней странице.

— Опять литературная болтовня, Говард?

Племянник рассмеялся.

— Больше ни слова о литературе, — согласился он. — Теперь давай о телефонном звонке Лавди с Гармиш-Террас.

— Это был звонок в «Ситансаунд», не так ли? Ты говорил, что она звонила в «Ситансаунд», чтобы предупредить, что заболела.

— Да, это так, но в «Ситансаунд» она звонила в два часа, а звонок с Гармиш-Террас был в четверть второго. Кому же она звонила?

— Матери? Старой тетушке? Подружке? А может быть, по какому-нибудь объявлению? — После того как на все эти предположения Говард отрицательно покачал головой, Уэксфорд поинтересовался: — Ты уверен, что в «Ситансаунд» она звонила не раньше двух?

— С ней разговаривал менеджер по фамилии Голд. Он утверждает, что Лавди звонила не раньше двух. Она должна была вернуться в два часа, и он уже начал думать, куда это продавщица подевалась.

— Получается, что в первый раз девушка звонила из дома, а второй — из автомата на улице. Почему?

— Ясно почему: у нее не было мелочи. Помнишь, Пегги Поуп говорила, что Лавди просила ее разменять десять пенсов, а у нее нашлась только одна двухпенсовая монета. Наверное, Лавди разменяла деньги где-нибудь на улице — например, купила сигарет или зашла в бар, где продают шоколад, а потом отправилась звонить из телефонной будки.

— Верно. Первый звонок был решающим и очень важным. От него зависело, вернется она на работу или нет. Она звонила своему убийце. — Уэксфорд стал тереть глаз, но тут же остановился и расслабился. Ему легко было расслабиться, потому что теперь он был допущен в святая святых — кабинет Говарда, и не только туда, но и в его мысли. — Расскажи мне о людях, которые работают в «Ситансаунде», — попросил он.

Говарду показалось, что мигающий свет мог раздражать дядю, поэтому он задернул штору и начал говорить:

— Голду лет шестьдесят. Он живет в квартире над магазином и в пятницу находился в магазине всю вторую половину дня. В половине шестого вечера переключил телефон на автоответчик и поднялся к себе домой, где и провел весь вечер — он может это подтвердить. Кроме него, в магазине работают два техника и два инженера. Оба техника и один инженер женаты и живут за пределами Кенберна. Второму инженеру двадцать один год. Все их перемещения проверяются, но если предположить, что тот, кому звонила Лавди, был ее убийцей, то ни о ком из работников старшего возраста не может идти речь. Все они с часу до без десяти два были в «Ламмас армз», и никто из них не выходил из-за стола, чтобы поговорить по телефону. Парень, которому двадцать один год, ремонтировал телевизор в доме на Копленд-роуд. Стоило бы проверить, не звонил ли кто-нибудь в этот дом, когда он находился там, хотя это, кажется, маловероятно. Насколько нам известно, Лавди почти никогда не, общалась с инженерами и техниками, работавшими в магазине. Послушай, что говорил в своих показаниях Голд. — Говард открыл портфель, достал из небольшой пачки лист бумаги и начал читать: — «Она была спокойной и вежливой девушкой. Покупатели ее любили, потому что она всегда была внимательна и терпелива. Она была не из тех девушек, которые умеют постоять за себя. Выглядела какой-то старомодной. Когда впервые пришла в наш магазин, на ней не было никакого макияжа, поэтому я был вынужден попросить ее подкрашиваться». По-видимому, он еще попросил ее укоротить юбку и не ходить каждый день в одной и той же одежде.

— Сколько ей платили за работу?

— Двенадцать фунтов в неделю. Немного, если вспомнить, что семь из них она отдавала за комнату. Лавди выполняла неквалифицированную работу. Все, что она должна была делать, — это, показать две-три марки телевизоров да записать фамилию и адрес покупателя, техники же занимаются оформлением проката телевизоров и получают деньги.

Уэксфорд прикусил губу. Его огорчала мысль, что эта тихая вежливая девушка, по его понятиям — ребенок, жила в мире Пегги Поуп, да еще больше половины своей зарплаты отдавала за комнату на Гармиш-Террас. Ему хотелось знать, как она проводила вечера после того, как возвращалась домой через мрачное кладбище и оказывалась в своей десятиметровой келье — склепе, в котором жила, не имея ни друзей, ни денег на расходы, ни возлюбленного, ни красивой одежды…

— Что нашли в ее комнате?

— Очень немного: пару свитеров, пару джинсов, одно платье и пальто. Никогда раньше не бывал в комнате, где бы так мало чувствовалось, что в ней жила девушка. Вся ее косметика уместилась в дамской сумочке. В комнате еще нашли кусок мыла, флакон шампуня, два-три женских журнала и Библию.

— Библию?

Говард пожал плечами:

— Может быть, это была не ее Библия — на книге не указано имя. Это меблированная комната, если о ней можно так выразиться, как сказал бы сержант Клементс. Возможно, Библия принадлежала кому-то из прежних жильцов, или это — какая-нибудь из старых книг, оставшихся в доме. Если ты заметил, в подвале стоит книжный шкаф. Пегги Поуп не знала, кому принадлежит эта Библия.

— Будешь пытаться найти ее родителей?

— Мы уже пытаемся. У нас, конечно, нет фотографии, но все газеты дают подробное описание. Возможно, через пару дней они объявятся сами, если, конечно, живы — почему бы и нет?

Уэксфорд осторожно спросил:

— Что ты думаешь о том, если завтра я опять сунусь ненадолго на Гармиш-Террас поговорить с людьми и все такое?

— Суй свой нос куда захочешь, — рассмеялся Говард. — Мне нужна твоя помощь, Рэдж.

Уэксфорд поднялся в половине восьмого и собрался ехать в машине вместе с Говардом. Такое вызывающее поведение заставило заволноваться обеих женщин. Дора только что спустилась вниз и еще не успела приготовить завтрак.

— Просто свари мне яйцо, дорогая, — легкомысленным тоном попросил Уэксфорд Дениз, — и еще я выпью чашечку кофе.

— Если бы ты не напугал нас вчера чуть ли не до смерти, мы сходили бы купить тебе витаминизированные австрийские хлопья из злаков с сухофруктами.

Уэксфорд пожал плечами и стащил кусочек белого хлеба.

— Твои таблетки, — произнесла жена, стараясь говорить как можно более холодным тоном. — О, Рэдж, — вдруг запричитала она, — возьми их с собой, пожалуйста! Ну пожалуйста, не забудь взять их с собой!

— Не забуду, — буркнул Уэксфорд, положив флакончик с лекарством в карман.

В час пик ехать было трудно; прошло не менее сорока минут, прежде чем Говард доставил Уэксфорда на Гармиш-Террас, 22. Мокрая мостовая блестела. Захлопнув дверцу машины, Уэксфорд заметил человека в черном плаще, вышедшего из церкви и направлявшегося к магазинам.

Единственным живым существом, кроме кошки, заглядывавшей через решетку в канализационную трубу, был молодой человек, сидящий на верхней ступеньке крыльца дома номер 22 и читающий журнал «Театр».

— Домофон не работает, — объявил он подошедшему Уэксфорду.

— Я знаю.

— Могу впустить вас в дом, если хотите, — произнес молодой человек с ленивым безразличием.

Если бы не знать, что этот парень может войти в дом в любое время, казалось бы, что он собирался просидеть здесь до завтра, но у него был ключ. Он начал шарить в поисках его по карманам своей дурно пахнущей афганской куртки.

«Судя по одежде, — размышлял Уэксфорд, — этого человека можно отнести к местным законодателям моды, и если подобное тянется к подобному, то это должен быть Джонни».

— Я думаю, вы были дружны с убитой девушкой, — проговорил он.

— Не знаю, как насчет дружбы, но я был знаком с ней. А вы что, из полиции?

Уэксфорд кивнул:

— Вас зовут Джонни. А фамилия?

— Лэмонт. — Джонни явно не был расположен к беседе. Он наконец нашел ключ, затем вместе с Уэксфордом вошел в холл и остановился, пристально и довольно угрюмо глядя на старшего инспектора. Парень был, безусловно, красив — прядь темно-каштановых волос картинно спадала на брови — эдакий неряшливый и недокормленный Байрон.

— Она с кем-нибудь дружила в этом доме?

— Не знаю, — ответил Джонни. — Говорила, что у нее нет друзей. — Он казался еще мрачнее и безразличнее, чем Пегги Поуп, к тому же был гораздо менее общительным по сравнению с ней. — Лавди никогда ни с кем здесь не разговаривала, кроме нас с Пегги, — продолжал Лэмонт, а затем с каким-то мрачным удовлетворением добавил: — Здесь никто ничего не сможет рассказать вам о ней, к тому же сейчас все они на работе. — С печальным видом молодой человек пожал плечами, засунул в карман журнал и поплелся к подвальной лестнице.

Уэксфорд же поднялся наверх. Джонни был прав, утверждая, что большинство жильцов дома ушли на работу. Уэксфорд полагал, что комната Лавди будет опечатана, но, как ни странно, дверь в нее была чуть приоткрыта. Два человека в штатском и один в униформе стояли у небольшого окна со скользящей рамой и тихо разговаривали. Уэксфорд остановился и с любопытством заглянул в комнату Лавди: она была очень маленькой и очень бедной — всю обстановку составляли лишь узкая кровать, комод и венский стул. В одном из углов, занавешенном довольно узкой полоской желтого кретона, по-видимому, хранилась одежда. Вид из окна был удручающим: взгляд неизбежно наталкивался на плоскую кирпичную стену, которая была стороной каменного «колодца», образовавшегося между этим и соседним домами. Этот «колодец» очень усиливал звук, и воркование голубей, устроившихся где-то наверху, доносилось пронзительным и очень неприятным звуком. Один из стоявших людей, видимо, принял Уэксфорда за зеваку, быстро подошел к двери и с шумом захлопнул ее. Рэдж пошел дальше. На третьем этаже он обнаружил двух жильцов: индийца, в комнате которого пахло карри и благовонными палочками, и девушку, сказавшую, что она работает в ночном клубе. Никто из них никогда не разговаривал с Лавди Морган, но они запомнили ее скромной, спокойной и грустной. Немного запыхавшись, Уэксфорд добрался до пятого этажа, где неожиданно столкнулся с Пегги Поуп, которая держала в руках ворох постельного белья и разговаривала с какой-то девушкой. У той было некрасивое, но очень живое лицо.

— А, это вы! — произнесла Пегги. — И кто же вас впустил?

— Ваш друг Джонни.

— О господи! Я думала, он на работе. Ну, теперь уляжется в кровать и будет валяться, пока не откроются пабы. Не знаю, что с ним происходит в последнее время, — он стал совершенно никчемным человеком.

Стоявшая рядом девушка захихикала.

— Вы знали Лавди Морган? — резко спросил ее Уэксфорд.

— Один или два раза здоровалась с ней. Она была не в моем духе. Единственный раз, когда я действительно разговаривала с ней, приглашая ее к себе на вечеринку. Помнишь, Пегги?

— Помню. — Пегги с мрачным видом повернулась к Уэксфорду. — У нее вечеринки каждую субботу, собираются и буянят, а ребенок из-за них орет полночи.

— Перестань, Пегги! Ты ведь сама с Джонни прекрасно веселилась на моих вечеринках.

— Лавди приняла ваше приглашение? — поинтересовался Уэксфорд.

— Конечно нет. Она посмотрела на меня с таким видом, будто я пригласила ее на оргию. Между прочим, Лавди всегда твердила, что шум ее совершенно не беспокоит. Ей нравилось, когда люди веселятся, но сама она вела себя скорее как старая тетка, чем двадцатилетняя девушка.

— В этой мокрице не было никакой жизни, — с тяжелым вздохом заметила Пегги.

Очутившись на самом верхнем этаже дома, Уэксфорд испытал почти те же ощущения, что и тогда, когда выбрался после грязной пустыни Кенберна на свет и пространство, окружавшее дом старого Монфорта. Наверху лестница заканчивалась аркой, в которой находилась застекленная дверь в обрамлении из полированного дерева. На закрепленной крючками белой решетке висела композиция из комнатных растений. Они были настолько хорошо подобраны и так ухожены, что понравились бы даже Дениз.

Воздух здесь был чище и свежее. Уэксфорд постоял немного, чтобы перевести дух, а затем нажал кнопку звонка над маленькой табличкой, на которой было написано: «К Тилу».

Глава 6

— Я знал, что рано или поздно вы придете, — сказал Айвен Тил. Он взглянул на Уэксфорда уже не таким надменным, как вчера, а слегка насмешливым взглядом, в котором сквозило явное удовольствие. — Входите. Вы, кажется, запыхались или, может быть, боялись дышать? На лестнице так дурно пахнет, не правда ли? А в щелях наверняка прячется уйма неизвестных микробов — просто раздолье для бактериолога. — Тил закрыл дверь и продолжил в том же легком снисходительном тоне: — Вероятно, вам хочется узнать, почему я живу здесь? На самом деле в этом есть свои преимущества: вид из окна и большая площадь за низкую арендную плату. Кроме того — уверен, что и вы согласитесь с этим, — я устроил себе довольно милую квартирку.

Такая квартира действительно показалась бы приятной в любом окружении, здесь же она сверкала, словно бриллиант в хлеву. Помимо исключительной чистоты и порядка, царившего в ней, квартира была украшена с большим художественным вкусом: глубокие чистые тона, мягкие ковры, стены с висящими тут и там абстрактными картинами. Уэксфорд прошел вслед за Тилом в длинное помещение, протянувшееся вдоль всей задней стены дома. Маленькие окошки со скользящей рамой были здесь заменены сплошным пятиметровым стеклом, через которое во всей своей наготе и даже непристойности открывалась панорама Кенбернского кладбища. В замешательстве Уэксфорд отступил, заметив ухмылку Тила.

— Нашему гостю может показаться, что у нас нездоровое влечение к мрачным вещам, связанным со смертью, — произнес он. — Послушай, детка, нам, наверное, следует занавесить это окно какой-нибудь шторкой.

Уэксфорд был настолько заворожен видом из окна, что не заметил юношу, стоящего на коленях перед огромным книжным шкафом во всю стену. Когда Тил обратился к нему, парень неуклюже поднялся и суетливо поправил пояс махрового халата. Он оказался стройным красавцем с огромными и какими-то печальными глазами; на вид ему было года двадцать два.

— Позвольте представить вам Филипа Челла, совершеннолетнего, согласившегося жить со мной в этом доме. — Подергивавшиеся губы Тила изобразили широкую улыбку. — Вы не представляете, какое удовольствие говорить об этом полицейскому открыто!