Таггарту хотелось, чтобы Франциско говорил не так громко; он не хотел, чтобы вокруг собирались люди.
      – Дела у тебя идут превосходно, – произнес он осторожным тоном делового комплимента.
      – Ты находишь? Просто поразительно, как поднялись за последний год акции "Д'Анкония коппер". Но думаю, что не следует быть слишком самонадеянным, – в мире почти не осталось конкуренции, некуда вложить деньги, если вдруг посчастливилось быстро разбогатеть, а тут "Д'Анкония коппер", старейшая компания на свете, компания, которая веками считалась надежной. Только подумай, что пришлось пережить этой компании за истекшие столетия! Поэтому, если вы решили, что это лучшее место, где можно припрятать денежки, что компания несокрушима, что для того, чтобы разрушить "Д'Анкония коппер", потребуется выдающийся человек, – вы абсолютно правы.
      – Я слышал, что ты стал серьезно относиться к своим обязательствам и наконец-то приступил к работе. Говорят, ты усердно работаешь.
      – О, это заметили? Ведь только вкладчики-ретрограды имеют обыкновение следить за тем, что делает президент компании. Современные акционеры не видят в этом необходимости. Думаю, они никогда и не присматривались к моей деятельности.
      Таггарт улыбнулся:
      – Они просматривают биржевые сводки. Это говорит обо всем, не так ли?
      – Да, да, говорит – в перспективе.
      – Должен сказать, я рад, что в прошлом году ты уже не был особым любителем гулянок. Это видно по твоей работе.
      – Правда? Пожалуй, не совсем, еще не совсем.
      – Кажется, – произнес Таггарт осторожным полувопросительным тоном, – я должен чувствовать себя польщенным тем, что ты пришел на этот прием.
      – Я должен был прийти. Я думал, ты ждешь меня.
      – Нет, не ждал… дело в том…
      – А следовало бы, Джеймс. Это большое официальное мероприятие, где идет подсчет числа твоих сторонников, жертвы приходят сюда, чтобы показать, как легко их уничтожить, а те, кто их уничтожает, заключают договор о вечной дружбе, который длится три месяца. Не знаю точно, к какой группе принадлежу, но я должен был прийти, чтобы и меня сосчитали, правда?
      – Господи, ты думаешь, о чем говоришь? – в бешенстве прокричал Таггарт, видя, как напряглись лица вокруг них.
      – Осторожно, Джеймс. Если ты пытаешься притвориться, что не понимаешь меня, я ведь могу объяснить совсем доходчиво.
      Если ты считаешь уместным произносить такие…
      Я считаю это смешным. Были времена, когда люди боялись, что кто-нибудь раскроет секреты, которые неизвестны их ближним. Сегодня боятся, что кто-нибудь произнесет вслух то, о чем все знают. Задумывались ли вы, практичные люди, о том, что этого вполне достаточно, чтобы уничтожить всю вашу огромную сложную систему с ее законами и оружием, – просто если надо точно назвать суть того, чем вы занимаетесь?
      Если ты думаешь, что на таком торжестве, как свадьба, позволительно оскорблять хозяина вечера…
      – Что ты, Джеймс, я пришел поблагодарить тебя.
      – Поблагодарить?
      – Конечно. Вы оказали мне огромную услугу – ты и твои парни в Вашингтоне и в Сантьяго. Я удивлен только тем, что никто из вас не побеспокоился сообщить мне об этом. Эти указы, которые кто-то издал несколько месяцев назад, задушили производство меди по всей стране. В результате страна неожиданно оказалась вынуждена импортировать намного больше меди. А где же еще в мире осталась медь, как не в "Д'Анкония коппер"? Так что, ты понимаешь, у меня довольно основательная причина быть благодарным.
      – Уверяю тебя, я не имею с этим ничего общего, – поспешно начал Таггарт, – и кроме того, экономическая политика Америки определяется не теми соображениями, на которые ты намекаешь, не…
      – Я знаю, чем она определяется, Джеймс. Я знаю, что все началось с парней в Сантьяго, потому что они уже несколько веков находятся на содержании "Д'Анкония коппер", гм, нет, "на содержании" – это чересчур благородно сказано, точнее будет сказать, что "Д'Анкония коппер" несколько веков отстегивает им за крышу, – так, кажется, это называется у ваших бандитов? У парней из Сантьяго это называется налогами. Они имеют свою долю с каждой тонны проданной меди "Д'Анкония коппер". Поэтому они заинтересованы в том, чтобы я продавал как можно больше меда. Но когда мир превращается в народные республики, Америка остается единственной страной, где людей еще не довели до выкапывания в лесах корешков для пропитания, это последний уцелевший рынок на земле. Парни в Сантьяго захотели овладеть этим рынком. Не знаю, что они пообещали парням в Вашингтоне и кто чем и с кем торговался, но знаю, что где-то ты с этим пересекся, потому что ты держишь порядочную долю акций "Д'Анкония коппер". И уверен, ты не рассердился в то утро, четыре месяца назад, на следующий день после того, как вышли указы, увидев, как взлетела "Д'Анкония коппер" на бирже. Пожалуй, она прыгнула со страниц биржевых сводок прямо тебе в лицо.
      – На каком основании ты придумываешь эти возмутительные истории? Кто дал тебе такое право?
      – Никто. Я не знал об этом. Просто увидел скачок на этих страницах. В то утро. Это о многом говорит, правда? Кроме того, через неделю парни в Сантьяго шлепнули новый налог на медь и сказали, что мне не стоит возражать – ведь мои акции так здорово подскочили. Они сказали, что действуют в моих же интересах. Они сказали, что мне ни к чему беспокоиться, ведь если взять оба события в совокупности, я стал богаче, чем был до этого. Это верно. Стал.
      – Зачем ты мне все это рассказываешь?
      – Почему ты не хочешь принять благодарность за это, Джеймс? Это совсем не в твоем стиле и противоречит той политике, в которой ты такой эксперт. В век, когда человек существует не благодаря праву, а благодаря благосклонности, не отвергают благодарную личность, а стараются заполучить признательность возможно большего числа людей. Разве ты не хочешь, чтобы я оказался среди тех, кто перед тобой в долгу?
      – Не понимаю, о чем ты говоришь.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.