Глава 20

Всю дорогу от замка Элизабет кричала не умолкая.

Она кричала, когда Родерик ее нес через двор, через арку ворот, увитых плющом, который видел прибытие в Дьюнакен по меньшей мере семи шотландских королей. Она оглашала своими воплями окрестные холмы, вопила, пока Родерик шел по берегу моря. Пока замок не остался далеко позади, она ругалась почище любого матроса. Ее крики привлекали внимание множества изумленных людей.

Боже, думал Родерик, покряхтывая, когда Элизабет молотила по его спине кулаками. Счастье, что никто из этих людей не понимает английского.

Он не останавливался и ни разу не передохнул, пока не добрался до фермы. Честно говоря, юноша просто боялся, что, если он остановится, эта девица как-нибудь вывернется из его рук, и ему придется гнаться за ней до самого Дьюнакена.

Только тогда уже ругаться и кричать будет он.

Подойдя к дому, Родерик ударом нога распахнул дверь и, тяжело вздохнув, поставил Элизабет на ноги. Сакская девушка была в такой ярости, что ее рыжие волосы, казалось, теперь горели пламенем.

— Что вы себе позволяете? — напустилась она на юношу. — Как вы смеете так со мной обращаться? Вы хоть представляете себе, кто мой отец?

Родерик молча смотрел на нее. Никаких сакских герцогов он не боялся.

— Прошу прощения, миледи. Я просто сделал то, что мне было велено.

— А вы делаете все, что вам велят, мистер Маккензи?

Родерик на минуту задумался.

— Да.

Он смотрел, как она расхаживает перед ним, ломая руки, и попытался ее успокоить.

— Лэрд придет навестить вас, когда выберет время.

— Когда он что?.. — Элизабет глубоко втянула в себя воздух, чтобы снова не взвиться и удержаться от крика. — Он будет разговаривать со мной, когда этого пожелаю я! То есть сейчас! Немедля!

Она направилась было к двери, но Родерик быстро схватил ее за руку.

Она сердито посмотрела на него:

— Отпустите меня.

— К сожалению, я не могу этого сделать, миледи.

— Опять делаете то, что вам было велено, мистер Маккензи?

— Да.

Она вырвалась, потом скрестила руки на груди:

— Я закричу!

Родерик не мог не улыбнуться:

— Да вы всю дорогу только это и делали. Лучше сядьте и смирно ждите, как хорошая барышня. Лэрд сейчас придет.

Он подвел ее к стулу, удивившись, что она села без всяких возражений. Элизабет мрачно посмотрела на него и так сильно нахмурилась, что ее брови почти сошлись. Но все равно — Родерику стало ясно, почему Дуглас так увлечен ею.

У этой девушки была необыкновенная сила духа.

Родерик закрыл дверь и прислонил к ней буфет, чтобы Элизабет не смогла убежать.

Когда он повернулся, она держала в руках разделочную доску и готовилась запустить ее в него.

— О-го-го! Как вы думаете, девушка, к чему это приведет? У меня будет трещать голова, а вас я привяжу к стулу!

Элизабет подумала немного и опустила руку. Можно было не сомневаться — доску она оставила для Дугласа.

Или, точнее, для головы Дугласа.

К тому времени, когда более чем через час появился Дуглас — Элизабет придумала для него тридцать семь ужасных пыток. На самом деле тридцать восемь. Последняя, однако, могла привести ее в тюрьму, так что она ее отставила. Пусть она сейчас в ярости, но вовсе не намерена провести остаток дней своих в Ньюгейтской тюрьме. Единственное, чего она хотела, — это чтобы Дуглас чувствовал себя так же ужасно, как и она.

— Благодарю, Родерик, — сказал Дуглас, настороженно глядя на Элизабет, словно ждал, что она в любой момент может броситься на него. — Можешь идти.

— Ты уверен?

— Я думаю, мисс достаточно умна и поймет, что если она меня убьет, то дело примет для нее другой оборот. Сейчас я — единственный, кто не позволит увезти ее на остров Святой Хильды.

Элизабет молча смотрела в пол.

— Может, мне ее связать? — спросил Родерик. — Безопасности ради.

— Нет, вряд ли это необходимо.

Дуглас подождал, пока Родерик не ушел, прошелся по комнате, взял стул и поставил его прямо перед Элизабет. Потом сел. Она молча смотрела на него с мрачным видом. Ее глаза не обещали ему ничего хорошего.

Ничего хорошего она не думала.

— Я вам все объясню.

— Очередная ложь? — Она вздернула упрямый подбородок.

— Нет, правда, Элизабет.

Слава Богу, она его слушает.

— У вас есть полное право презирать меня. Я обманывал вас с самого начала по многим причинам. Кое-что я солгал, потому что у меня не было выбора. Кое-что — потому что это был единственный способ вас защитить. Да, мы с вашим отцом уговорились, что, если я пробуду с вами в супружестве два месяца, он поможет мне вернуть мои владения. Они принадлежат мне по праву рождения и были конфискованы у моего отца за его участие в восстании якобитов тридцать лет назад. Я собирался рассказать вам правду, но ваш отец настоял на том, чтобы я… — Дуглас тщательно выбирал слова, — чтобы я поддерживал вашу уверенность в том, что я простой шотландский скотовод. Так я и сделал. Поначалу мне хотелось преподать вам урок так же, как того хотелось и вашему отцу. Брак с вами очень осложнил мою жизнь.

— Еще бы! В особенности если учесть, что вы уже были обручены с другой.

— Это так. Я был помолвлен еще в колыбели. Это не брак по любви. Я ее даже не знал. Это возможность положить конец вражде между кланами Маккиннонов и Маклинов, которой уже более трех столетий.

— Какая нелепость.

— Не большая, чем ваши сакские браки, которые заключаются из финансовых или династических интересов.

При этих словах Элизабет нахмурилась. Брак ее родителей был именно таким.

— Вы не разбираетесь в жизни горцев, — продолжал Дуглас. — Мой дядя — глава нашего клана. Он для всех нас отец, король и вождь. Его слово никогда не подвергается сомнению. Именно он устроил мой брак, когда я только что родился, и я согласился уважить его решение ради блага моих родичей. Я — вождь. Я в ответе за тех, кто живет в Дьюнакене. Наш клан слабеет, и с каждым новым поколением нас становится меньше. Я бы мог отказаться от этого брака, но решил пожертвовать своим личным счастьем ради благополучия будущего моего клана. И мне казалось, что я смогу это сделать. Точнее, я убедил себя в этом. Пока не встретил вас.

От этих четырех слов готовность Элизабет защищаться несколько ослабла. Ей не хотелось верить Дугласу. Она была уверена, что он опять лжет, чтобы не позволить ей разрушить его планы. Но она не могла отрицать, что его глаза светятся искренностью, а голос превратился в страстный шепот.

Он заглянул ей в глаза.

— Я никогда не встречал таких женщин, как вы. Я тоже судил о вас ошибочно, когда мы встретились. Я думал, что вы испорченная, избалованная девчонка, что вы рассматриваете меня как пешку в вашей игре против отца. Но за те недели, что мы прожили вместе, я понял, что вы гораздо лучше, что вы… просто замечательная.

Элизабет закрыла глаза, стараясь удержаться от слез.

— Но ведь я слышала ваши слова и ответ вашего дяди этим людям. Вы же сказали, что намерены отослать меня обратно в Англию.

Он поцеловал ее в висок, в веки и проговорил куда-то в волосы:

— Я бы сказал что угодно, лишь бы вам не причинили вреда.

Элизабет не выдержала, и слезы ручьями побежали по ее лицу. Господи! Как же ей хотелось ему поверить.

— Я была для вас только обузой, — прошептала она.

— Нет, вы ошибаетесь.

Дуглас отошел, но только для того, чтобы достать что-то из жилетного кармана. Элизабет увидела сквозь пелену слез, что это кольцо. Простой золотой ободок.

— Мне следовало подарить его вам уже давно.

Он взял ее руку и надел кольцо на палец. Оно было немного велико, и Дуглас сжал вокруг него ее пальцы, а потом накрыл ее руку своей.

— Это кольцо принадлежало моей матери, отец подарил ей его, когда они поженились. Оно простое, самое обыкновенное, но дороже этого кольца у нее ничего не было. Я прошу вас носить его… как мою жену. Потому что я люблю вас, дорогая.

Элизабет заморгала, отчаянно надеясь, что расслышала его слова верно.

— А как же условие, которое поставил перед нами мой отец?

— К черту условия! — Он дотронулся до ее губ. — Вы моя жена. Элизабет Маккиннон из Дьюнакена. И так будет до конца моей жизни.

Элизабет почувствовала, как при этих словах горло у нее сжалось.

— Только по имени!

— Это можно исправить.

Дуглас прижался к ней губами и поцеловал ее долгим пылким поцелуем, вложив в него всю свою любовь.

Потом поднял Элизабет на руки и отнес на кровать, осыпая поцелуями ее лицо, шею, губы. Она закрыла глаза, позволяя ласкать себя, отдаваясь этому человеку, своему мужу.

Он наклонился над ней, темноволосый и крепкий горец. В комнате было так тихо, что Элизабет могла бы поклясться: она слышит, как бьется его сердце. Время остановилось. Оба молчали. Они просто смотрели друг на друга, запоминая эти мгновения.

Она ощутила на щеке его жаркое дыхание, и его губы сомкнулись на ее губах. Она запрокинула голову, наслаждаясь его поцелуями. Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.

— Все время в мире принадлежит нам, дорогая. До конца нашей жизни.

Он протянул руку и освободил Элизабет от всех ее одежд. Теперь она лежала перед ним нагая.

— Ты красивее, чем это возможно, дорогая.

Он шептал ей по-гэльски слова любви, ласкал ее нежную кожу и целовал, целовал…

Откуда он знает, что нужно делать, как прикасаться к ней так, чтобы она чувствовала, что ее тело жаждет большего? Она напряглась, безмолвно умоляя его даровать ей необыкновенное наслаждение.

И когда он сделал это, она громко вскрикнула, а ее тело судорожно изгибалось, стараясь удержать в себе его крепкую, но такую нежную плоть, подарившую ей блаженство.

Он оторвался от губ Элизабет, и она медленно открыла глаза. Он возвышался над ней, опираясь на руки.

— Посмотри на меня, дорогая. Скажи мне, что ты будешь моей женой навсегда.

Элизабет посмотрела ему в глаза и прошептала слова, которые должны были связать их крепко-накрепко:

— Я буду твоей женой, Дуглас. Навсегда!

— Милая, милая моя Элизабет, — прошептал он, снова устремляясь вперед. Она полностью подчинилась ему, и их тела двигались в такт, пока не достигли высшей точки наслаждения. Дуглас застонал. Ему хотелось, чтобы сладостное слияние с Элизабет никогда не кончалось. Когда же Дуглас наконец пришел в себя, привлек к себе Элизабет и нежно поцеловал ее. Теперь она была его женой в самом главном смысле этого слова.

Небо над коттеджем потускнело, а потом потемнело с наступлением ночи, а Элизабет с Дугласом безнадежно запутались в простынях. Она лежала обессиленная, прислушиваясь к ровному, тихому биению его сердца. Внезапно она поняла, что должна что-то ему сказать.

— Дуглас, — прошептала она.

— Да?

— Я люблю тебя.

Он еще крепче сжал ее в объятиях.

— Я знаю, дорогая.

Он прижался губами к ее волосам и нежно поцеловал в лоб. Элизабет погрузилась в сон, ощущая тепло и безопасность в объятиях своего мужа. Больше она не боялась темноты.

Дуглас вернулся в Дьюнакен вместе с Элизабет, чтобы повидаться с Йеном Дабом и сообщить ему новости. Хотя глава клана и был недоволен тем, что Дуглас нарушил свою помолвку с Мойрой Маклин, он не мог отрицать, что его племянник счастлив с этой сакской девушкой.

Однако будет нелегким делом сообщить обо всем Малкольму Маклину.

Дуглас, Йен Даб, Родерик и молодой Йен вместе решили, что лучше подождать с этим до тех пор, пока они благополучно не вывезут принца с острова Скай. Если Маклин потребует возмещения за то, что он, без сомнения, сочтет оскорблением своему клану, это только усложнит их задачу. Что бы Маклин ни предпринял, они будут держаться заодно… и сражаться вместе.

Они подумали, что ни к чему посвящать Элизабет в подробности их плана. Они решили, что она будет только развлекать гостей и занимать их, разыгрывая роль, играть которую ее учили с детства. Роль благородной леди и хозяйки замка. Кроме этого, ей и знать ничего не надо.

Спустя два дня Дуглас и Элизабет стояли рядом на крепостном валу замка Дьюнакена и смотрели, как одномачтовое судно «Горделивый» подходит по тихим водам пролива, разрезая туман, словно огромный призрак, а солнце медленно опускается за горизонт.

Дуглас повернулся к жене:

— Вы уверены, что хотите этого? Вы можете отказаться даже сейчас, если сочтете нужным. Мое мнение о вас не изменится.

Элизабет покачала головой:

— Я делаю это только потому, Дуглас, что считаю это правильным.

Дуглас поцеловал и крепко обнял Элизабет, а потом они пошли во двор замка, чтобы встретить гостей.

Элизабет смотрела на группу мужчин, приближающихся по дороге, идущей от моря. В ярко-красных мундирах, украшенных галунами и пуговицами, в начищенных черных сапогах, они ступали по цветущему вереску. На них были черные треуголки с большой кокардой королевской армии, сверкающие мечи бряцали о шпоры. Их появление в долине ничего хорошего не сулило, так что жители Дьюнакена попрятались по домам, мучимые дурными предчувствиями.

Англичане остановились перед Элизабет и Дугласом, и сердце у девушки быстро забилось. Наверное, волнение отразилось у нее на лице. Она почувствовала, как Дуглас взял ее за руку и успокаивающе ее погладил. С любезной улыбкой она невозмутимо стояла рядом с мужем.

— Маккиннон, — сказал генерал, пожимая протянутую руку Дугласа. — Давненько мы с вами не виделись.

Джон Кэмпбелл из Мэймура был истинным джентльменом, нарядным и элегантным. Его пудреный парик был причесан волосок к волоску, безупречный генеральский мундир сверкал знаками отличия и богатым шитьем.

— Вы правы, сэр, — ответил Дуглас. — Очень давно. Как поживает Джон?

Кэмпбелл усмехнулся:

— У моего сына все прекрасно. Много воды утекло с тех пор, как вы с ним учились в университете, не так ли? Сейчас он в свите герцога Камберлендского и надеется вскоре перебраться в Лондон.

Дуглас кивнул:

— Прошу вас передать ему мои наилучшие пожелания.

Кэмпбелл повернулся к человеку, стоявшему рядом с ним:

— Дуглас, разрешите представить вам капитана Джона Фергюссона с корабля флота Его Величества «Горделивый».

Элизабет смотрела, как Дуглас здоровается с человеком, люди которого подвергли жестокому разрушению западное побережье Шотландии.

Капитан бросил на Дугласа совершенно безразличный взгляд. У него были глаза честолюбца. Капитан Фергюссон публично поклялся, что захватит беглого принца Чарлза, и шел к своей цели, не заботясь о собственной репутации. Рассказывали о непомерной жестокости, проявленной им на островах, его действия потрясали своим вероломством. Под предводительством капитана Фергюссона его подчиненные убивали, грабили и насиловали, оправдывая свои поступки условиями военного времени.

Вежливость требовала, чтобы капитан протянул руку Дугласу, и он сделал это вопреки собственному желанию:

— Маккиннон.

Дуглас едва кивнул капитану, выказав все свое презрение, и тут же отвернулся. Элизабет заметила, что глаза Фергюссона сверкнули яростью.

— Генерал Кэмпбелл, капитан, позвольте представить вам леди Элизабет Маккиннон, мою жену.

На лице генерала выразилось неподдельное удивление.

— Что вы сказали? Вашу жену? Как это могло случиться?

— Эту историю лучше рассказывать за бренди, сэр.

— Тогда поспешим, Дуглас.

По дороге в замок Дуглас наплел генералу невесть что об обстоятельствах их встречи с Элизабет, об их бракосочетании и злоключениях. Когда он кончил свой рассказ, они уже сидели в огромном холле замка, наслаждаясь бренди у ревущего огня.

— Значит, ваш отец — герцог Сьюдли? — спросил Кэмпбелл. — Я знаком с ним. Кажется, он говорил, что у него пять дочерей…

— Так оно и есть, сэр. Я старшая.

Элизабет подняла голову и увидела в дверях Эйтни, которая молча кивнула ей головой.

— Кажется, ужин готов, джентльмены. Не пройти ли нам в столовую?

Глава 21

Элизабет выскользнула из замка и, ступая осторожно через темный двор, направилась к конюшням. Она то и дело оглядывалась, чтобы убедиться, что никто за ней не идет. Было новолуние, замок был погружен в полутьму, и только издали доносился шум моря. Перед тем как выйти из замка, Элизабет переоделась в более удобное холщовое платье, которое не шуршит при ходьбе и не выдаст ее солдатам. Ей было известно, что их пост находится сразу же за замковой стеной.

За ужином все ощущали некоторое напряжение. Время от времени разговоры замолкали и воцарялась настороженная тишина. Недоверие, разделявшее сидевших за столом, все усиливалось. Элизабет делала все, что могла, чтобы развлечь гостей и занять их внимание — она пыталась завести общий разговор, играла на фортепьяно, в общем, исполняла ту роль, которую на ее глазах множество раз исполняла ее мать. Наконец, когда уже близилась полночь, она оставила мужчин в обществе портвейна и трубок и ушла к себе, сославшись на усталость.

На самом деле ее внимания ждал еще один человек.

Она погладила собаку, лежавшую у входа в конюшню, и осторожно подняла щеколду. Открывшаяся дверь тихонько скрипнула. Молодая женщина быстро проскользнула в конюшню. Оказавшись внутри, она не стала зажигать свет и ощупью пробиралась мимо многочисленных стойл, осторожно ступая по устланному соломой проходу. Какая-то лошадь тихо заржала во тьме, почувствовав присутствие человека. У последнего стойла Элизабет остановилась и вошла.

— Тише, девочка, — сказала она кобылке по кличке Каледония. Потом поставила на землю корзину, которую принесла с собой, и погладила мягкую лошадиную морду. Угостив Каледонию кусочком сахара, Элизабет опустилась на колени и легко пошарила руками по соломенной подстилке. Вскоре ее пальцы ухватились за небольшой скрученный кусок веревки. Она потянула за нее и почувствовала, как из открывшегося в полу люка потянуло прохладным ветерком.