Глава 29

Мара проснулась, и глаза ее остановились на окне, расположенном напротив кровати, на которой она лежала. После сегодняшних нежных ласк сон ее был спокойным и глубоким, пока, по какой-то неизвестной причине, она вдруг не проснулась.

Непонятно, что могло ее разбудить, в комнате стояла мертвая тишина. За окном было еще почти темно, солнце только начало вставать, с трудом пробиваясь сквозь густые облака, оставшиеся после вчерашнего дождя. Огонь в камине давно погас, но она чувствовала рядом с собой тепло тела Адриана, одна рука которого лежала поперек ее живота.

Но тут же Мара опять услышала этот звук — звук, который, видимо, и нарушил ее мирный сон.

Похоже было на то, как будто кто-то царапает стену за окном где-то внизу, не очень громко, почти неслышно; потом царапанье затихло и вновь возобновилось.

Некоторое время она лежала тихо, прислушиваясь и ожидая, что будет дальше, и чем дольше слушала, тем больше ее разбирало любопытство по поводу возможного источника этих звуков.

Тут Мара почувствовала, как лежащий рядом с ней Адриан зашевелился во сне, и, прикрыв ему рот, чтобы он, проснувшись, не наделал шума, тронула его за руку.

— Послушай, — шепнула она.

Звук раздался опять, на этот раз немного громче.

Он, казалось, доносился прямо из-под пола, там, где стояла кровать.

— Что это, черт побери, может быть? — сказал Адриан, откидывая покрывало и собираясь спрыгнуть с кровати.

— Какая комната находится под твоей спальней, Адриан? — тихо спросила она.

— Мой кабинет.

Стараясь не шуметь, Адриан поднялся с кровати, надел халат, завязал пояс и направился к двери.

Мара следовала за ним по пятам. , — Останься здесь, — сказал он, увидев, что она вышла за ним в коридор. — Это может быть вор, и я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности.

— Нет, Адриан, я хочу пойти с тобой. Мне будет намного безопасней под твоей защитой, чем одной в спальне.

Адриан, нахмурясь, посмотрел на нее:

— Ладно, можешь идти, но веди себя тихо и держись все время позади меня. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Мара согласно кивнула.

К тому времени, когда они подошли к лестнице, ведущей на первый этаж, звуки затихли. В тусклом свете, проникающем сквозь выходящие на восток высокие окна, они могли видеть, что дверь в кабинет Адриана приоткрыта, что казалось странным, потому что, будучи человеком постоянных привычек, он всегда закрывал ее, когда не находился внутри.

Адриан сделал ей знак рукой, и они спустились вниз по лестнице. Подходя к двери, ведущей в кабинет, Мара постаралась держаться поближе к стене. Адриан ногой открыл дверь. Мара выглянула из-за его плеча, пытаясь разглядеть, что там внутри.

В кабинете было темно, скудные лучи света, проникающие сквозь окно, полосами лежали на узорчатом ковре, что тоже было странно, поскольку у Адриана в такую же привычку вошло обыкновение плотно задергивать занавеси перед уходом.

Адриан шагнул внутрь, Мара последовала за ним, стараясь из-за его плеча получше рассмотреть, что происходит в комнате. В кабинете, казалось, все было по-прежнему: мебель стояла на месте, его стол тоже был в полном порядке. Она взглянула на книжные полки — там тоже как будто ничего не изменилось, даже три высоких тома, за которыми скрывался тайник, стояли как полагается. Мара внимательно осматривала комнату, пока не остановила свой взгляд на висящем над камином портрете матери.

Дальше искать не было необходимости. Стараясь получше разглядеть портрет, она прищурилась. Картина была разрезана с двух сторон, один угол свисал подобно флагу, ваза, обычно стоящая под портретом, лежала на полу, разбитая на мелкие осколки.

— Адриан, портрет матери.

В этот момент что-то выскочило на них из темноты, врезалось подобно пушечному ядру в грудь Адриана и отбросило его назад. Мара, в свою очередь, отлетела от него прямо на стену. Она вскрикнула, сильно ударилась головой о стену и сползла по ней вниз.

— Кто здесь? — крикнул Адриан.

В холле послышался шум бегущих наг и скрип открываемой двери.

— С тобой все в порядке, Мара? — Адриан стоял уже рядом с ней — он тряс ее за плечи, заглядывая в глаза и пытаясь определить, в сознании ли она.

— Да, — ответила она, принимая предложенную ей руку — Просто немного оглушена. — Мара встряхнула головой, чтобы она немного прояснилась. — Кто это был? И почему хотел украсть портрет моей матери?

— Этого я не знаю, но зато догадываюсь, куда он мог деваться.

Адриан быстро вышел из комнаты и направился в проход, ведущий в старую часть Кулхевена. Мара следовала за ним. Огромная дубовая дверь, покрытая зарубками и трещинами, была «открыта, Адриан вошел в нее и сразу направился к лестнице, ведущей на вершину Кровавой башни. Не очень далеко от них Мара могла уловить хорошо слышимые в тишине шаги какого-то человека, бегущего наверх по загибающимся спиралью ступенькам лестницы.

Адриан и Мара последовали за ним. Когда они достигли верха лестницы, дверь, ведущая наружу, была распахнута настежь. Освещенная утренним светом площадка была пуста.

— Куда он делся, Адриан? Не понимаю…

Почувствовав на своей шее чужую руку, она вскрикнула, но рука зажала ей рот и потащила ее назад. Почувствовав на своем горле что-то острое и холодное, она замерла.

— Стойте, где стоите, Сент-Обин, или она полетит вниз.

Оуэн! Мара попыталась обернуться, но он крепко прижимал ее к себе.

Адриан замер на месте, его глаза потемнели и таили в себе угрозу.

— И вы убьете свою сестру, Оуэн?

— Теперь она, как и ее мать, стала английской шлюхой. Ни одна истинно ирландская женщина не опустится до того, чтобы согревать постель англичанину. Кроме того, из нее больше нельзя извлечь никакой пользы. Она выполнила все, на что была способна.

Пытаясь понять, действительно ли Оуэн собирается выполнить свою угрозу, Адриан сделал шаг вперед.

Оуэн оттащил Мару подальше и еще сильнее вдавил лезвие в ее шею.

— Я сказал — не подходить. Вы хотите, чтобы я пролил кровь?

Адриан не ответил на вопрос.

— Я не спрашиваю, как вам удалось ускользнуть из рук палача, потому, что вы уже не раз доказывали свои способности к добегу из английских тюрем, но никак не могу понять, зачем вам было возвращаться в Кулхевен. Судя по ножу, который вы держите у ее горла, отнюдь не для того, чтобы попрощаться с сестрой.

У вас должна была быть какая-то важная причина для этого. Должны же вы понимать, что власти преследуют вас по пятам и в первую очередь будут искать вас там, где поймали.

Оуэн ухмыльнулся:

— Я не собираюсь быть здесь, когда за мной придут. Я здесь только до тех пор, пока не овладею одной вещью, слишком ценной, чтобы оставлять ее. , — Не могу поверить в то, что вы имеете в виду портрет своей матери, Оуэн, которую вы только что назвали английской шлюхой.

Совсем забыв, что он держит острое лезвие у ее шеи, Мара попыталась повернуться.

— Это гобелен. Ты вернулся за кулхевенским гобеленом, не так ли?

Оуэн улыбнулся, в тусклом свете его лицо приняло дьявольское выражение.

— Довольно умно с твоей стороны, сестра. Но все же не настолько умно. Ты так и не поняла, что, пока ты носилась как курица с отрубленной головой, готовая сделать все, о чем я тебя ни попрошу, только бы заполучить этот никчемный кусок истории Кулхевена, он все это время был здесь, совсем близко, под самым твоим носом.

— Ты спрятал его под портрет матери. Я спрашивала Адриана, но он сказал мне, что среди вещей, оставшихся после штурма замка, гобелена не было.

— Он был там, но знал об этом только один я, потому что, как ты видишь, вынув гобелен из тайника в ее спальне, спрятал его под портрет, чтобы никто. другой не смог найти его.

— Но откуда ты знал, где он находится? Секрет тайника мать открыла только мне одной.

— Да, да, тебе, дорогой дочери, следующей хозяйке Кулхевена. В тот день, когда она показывала тебе тайник, я подслушивал у дверей. И как только вернулся в Кулхевен, решил проверить, на месте ли он. Я же говорил тебе, что его лучше продать, но ты не стала даже слушать меня. Что ж, теперь он поможет мне оказаться далеко отсюда, очень далеко. Он стоит целое состояние, собственно говоря, у меня уже есть покупатель — один богатый старикашка, интересующийся древностями.

— Но ты не можешь продать гобелен, Оуэн. Он, принадлежал нашей семье несколько поколений, со времен Руперта де Калевена.

— Чушь! Ты, кажется, забыла, что семьи больше не существует. Твой муж и ему подобные уничтожили нашу семью и отобрали все, чем мы владели, все, кроме нас самих. И сейчас ты, моя кровь, единственная оставшаяся у меня родственница, поможешь мне уйти отсюда, Вон там веревка, которая свисает с площадки, Мара.

Возьми ее. Давай.

Он еще крепче прижал лезвие ножа к ее шее. Не зная, как ей поступить, Мара взглянула на Адриана.

Он кивнул ей.

Мара схватила веревку и дрожащими пальцами подала ее брату. Чтобы встать позади нее и взять у нее веревку, Оуэн должен был ослабить свою хватку. В этот момент налетел яростный порыв ветра, поднявший с площадки накопившийся в углах мусор и сухие листья.

Чтобы защитить глаза от сора и пыли, Оуэн должен был на мгновение отпустить Мару. Воспользовавшись подвернувшимся случаем, Адриан схватил Мару за руку и отшвырнул вне пределов досягаемости брата.

— Ну, иди сюда!

Направив лезвие ножа ему в грудь, Оуэн пошел на Адриана. Тот схватил его за руку, когда лезвие было уже в опасной близости от груди. Бессильная что-нибудь предпринять, Мара могла только следить за тем, как они борются за нож. Вскоре нож выпал из рук Оуэна и, прыгая по каменным плитам, улетел в дальний угол. Мара бросилась за ним, а когда обернулась, Оуэн каким-то образом сумел заставить Адриана стать спиной к краю башни и сейчас пытался спихнуть его вниз.

— Нет! — Мара подняла нож над головой как копье и, собрав все силы, бросилась на Оуэна. Он обернулся на крик, и как раз в тот момент, когда она собралась вонзить нож в его сердце, он нагнулся и угодил плечом прямо ей в живот. Нож выпал, дыхание перехватило, и Мара, скорчившись, упала из пол, держась за живот и жадно хватая воздух.

Голос Адриана перекрыл шум ветра:

— Мара!

Она взглянула вверх, не способная произнести ни одного слова, даже предупредить Адриана. Мара могла только беспомощно наблюдать за тем, как Оуэн, крича как сумасшедший, бросился на Адриана, чтобы спихнуть его вниз.

Но когда он уже почти настиг его, Адриан каким-то образом ухитрился уклониться. Оуэн сорвался с края со страшным криком, затихшим только тогда, когда он долетел до подножия скалы.

Адриан тут же оказался рядом :с Марой.

— У тебя все в порядке? Он сделал тебе больно?

— Все нормально. Просто застал меня врасплох. Я никак не могу восстановить дыхание.

— Дыши поглубже, пока не сойдет напряжение.

Вот и все. — Он улыбнулся ей. — Теперь, когда я увидел, как ты бросилась на своего брата с поднятым ножом, крича и пытаясь спасти мне жизнь, я действительно поверил в то, что ты богиня войны Морриган.

— Он больше не был мне братом, по крайней мере тем братом, которого я знала раньше. Война изменила его, превратила в кого-то другого, в кого-то, кто мне не нравился. Он пугал меня.

Теперь Маре удалось в достаточной мере восстановить дыхание, чтобы подняться на ноги. Адриан помог ей.

— Теперь все это кончено, Мара. Кроме одного… — Он нагнулся и поднял небольшую сумку, которую она не заметила. — Я думаю, что внутри лежит кое-что принадлежащее тебе.

Мара взяла сумку и расстегнула пряжку. Потом бережно достала оттуда кусок ткани и развернула его; золотые и серебряные нити сверкнули с тканого изображения. Огненноволосая дева Грейни и воин, ее, любимый, ехали вдвоем на резвом и могучем боевом коне, а за их спинами ярко сияло солнце. Он был великолепен — этот кулхевенский гобелен.

И тут до этого яростно дувший ветер вдруг утих и вокруг воцарилась мирная тишина. Листья, которые до этого бешеным вихрем крутились вокруг них, опять опустились на пол — Да, — сказал Адриан, обнимая ее рукой за плечи и увлекая за собой к двери на лестницу, — теперь наконец-то кулхевенский гобелен оказался в нужном месте и верных руках.

Эпилог

Замок Кулхевен. Август 1662 года

— Миледи, к замку скачет всадник в одежде королевского посланца.

Заслонясь ладонью от позднего летнего солнца, которое уже начало заходить за горы Килкени, Мара смотрела на Дейви, который бежал к ней, огибая живую изгородь из благоухающих кустов боярышника вдоль усыпанной гравием дорожки. Перед тем как подняться с земли, она воткнула маленькую железную лопатку во вскопанную черную почву и вытерла запачканные руки о передник. Это потребовало от нее некоторых усилий, потому что Мара была на последнем месяце беременности, но наконец, с помощью низко свисающих ветвей растущего рядом большого дуба, ей удалось встать.

Выращенные ею прекрасные розы — красные, розовые, желтые и белые — теперь оттенялись рядком прелестных пурпурных фиалок, которые она только что закончила высаживать в саду, разбитом еще ее матерью. В середине его на мраморной подставке стояли сверкающие на солнце бронзовые солнечные часы, привезенные для нее Адрианом из Дублина. Взглянув на циферблат, Мара увидела, что почти уже наступило время ужина.

— Я сейчас приду, Дейви. Ты уже предупредил его светлость?

Парень, который теперь уже стал почти мужчиной, запыхавшись, с трудом выговорил:

— Нет… пока еще нет… сейчас пойду… поищу его.

Выражение приятного веснушчатого лица юноши было полно энтузиазма, за эти годы он умудрился вымахать выше шести футов ростом и был так худ, что походил, как недавно отметил Адриан, на жердь — одни лишь руки и ноги и неиссякаемая энергия, как и полагается юноше, которому вот-вот стукнет двадцать. И вот, совсем недавно, она услышала от его милой матери, что Дейви по уши влюбился в молодую девушку из деревни, красавицу с золотистыми волосами по имени Анна.

— Его светлость вместе с твоим отцом должны быть возле конюшен. Они собираются устроить новый загон, чтобы успеть к тому времени, как Мунин ожеребится, и прикидывают, сколько им понадобится леса, Беги и скажи ему, что у нас гость из Англии. Да, и когда вернешься в дом, скажи миссис Филпот, что к ужину будет еще один человек.

— Да, миледи.

Дейви побежал предупредить Адриана, а Мара нагнулась, чтобы поднять своего сына Роберта, играющего под ветвями дуба с деревянным солдатом, появившимся у него после последнего визита Адриана в Дублин.

— Пойдем, мой мальчик, — сказала она, поцеловав ребенка, крепко обвившего своими ручонками ее , шею, в макушку.

Роберт, со своими темно-каштановыми волосами, озорными золотистыми глазами и ямочкой на решительном подбородке, был вылитый отец. Поставив сына на пока еще не очень твердые ножки, Мара взяла его за ручку, и они направились к замку, чтобы встретить неожиданного гостя.

— А, вот и мои дорогие — тоже ковыляют навстречу таинственному гостю.

Мара повернулась и сердито взглянула на мужа.

— Хотела бы я посмотреть, как ковылял бы ты, если бы тебе привязали к животу десятифунтовую тыкву.

Адриан приложил руку к ее вздутому животу, который, казалось, с каждым мгновением становился все больше, и поцеловал ее в лоб.

— Может быть, ты смилостивишься, если я скажу, что ты ковыляешь грациознее всех в Ирландии?

— Почему бы тебе не поторопиться, — ответила она, ущипнув его за руку. — Мне не хотелось бы, чтобы из-за моего «ковыляния» ты задерживал своего гостя.

— И чтобы моя жена не услышала, зачем этот посланец короля проделал столь долгий путь? Никогда!

Адриан схватил визжащего и хохочущего мальчика своими сильными руками и, посадив к себе на плечо, пошел вместе с ней к замку.

Мара улыбнулась. Ей нравилось, когда она видела их вместе; как Роберт, пытаясь понять объяснения Адриана, хмурил свои бровки, как будто более важной задачи и быть не может. Совсем как отец.

Почувствовав внутри, себя шевеление новой жизни, она приложила руку к животу. Следующий ребенок будет девочкой, зеленоглазой и рыжеволосой, как и полагается кулхевенской женщине. Садбх предсказала это еще до того, как Мара почувствовала себя беременной, и она не сомневалась в том, что так оно и будет.

Мара назовет ее Эданой, в честь покойной матери, и почувствовала, что та одобряет это, когда позавчера сужала на ее могиле свежие кусты роз. А когда дочери исполнится десять лет, она покажет ей бесценный кулхевенский гобелен и передаст девочке шкатулку, доставшуюся от ее бабушки.

Когда они свернули к дому, стоящий на верхней ступеньке лестницы Торних оглушительно лаял на вновь прибывшего посетителя. Вышедшая из двери миссис Денбери отогнала пса подолом юбки и, бормоча себе под нос что-то о никчемных созданиях, заперла его в винный погреб.

— Вы Адриан Август Росс, граф Сент-Обин? — спросил всадник, спешиваясь и делая шаг вперед. Будучи королевским посланцем, он был одет в платье из фиолетового с золотом сатина, цвета нового короля Англии, Карла II.

Адриан посадил Роберта на ступеньку лестницы возле одного из каменных львов.

— Да, я лорд Сент-Обин из замка Кулхевен. Чем могу быть вам полезен?

— Я Тобиас Джемисон, посланец его королевского величества, Карла II, короля Англии. Я прибыл прямо от его величества, чтобы доставить вам его послание. Он сказал, что ему нужен ответ и чтобы я дождался его.

Адриан взял письмо с королевской печатью.

— Прекрасно, Джемисон, тогда вам лучше зайти в дом и отдохнуть с дороги, пока я не узнаю, чего от меня желает его величество.

Новость о прибытии посланца короля распространилась по дому, как огонь по скошенному полю в знойный день. Из каждого окна выглядывали лица любопытствующих слуг, пытающихся понять, зачем королевский посланец проделал столь долгий путь из Лондона. Пока Адриан и Мара провожали посланца в дом, мистер Шипли грозным взглядом заставил прислугу заняться своими делами. При виде лорда и леди они, шепчась и поглядывая украдкой, разошлись по своим местам. — Адриан открыл дверь в свой кабинет и прошел внутрь.

— Не хотите ли освежиться после долгой дороги, Джемисон? — спросил он, усаживая Роберта в кресло за свой заваленный бумагами стол. — Леди Сент-Обин делает такие вкусные вишневые и смородиновые настойки, что они, без сомнения, быстро приведут вас в порядок, Джемисон снял с себя украшенную плюмажем шляпу и поклонился.

— Благодарю вас, лорд Сент-Обин.

Мара подошла к стоящему возле окна буфету, налила посланцу хорошую порцию настойки и, протянув ему бокал, была вознаграждена дружелюбной улыбкой.

Адриан тем временем вскрыл письмо и при общем молчании прочел его.

Окончив читать, он положил письмо на стол, но по его лицу сделать какие-либо выводы о содержании послания было невозможно.

— Я отвечу его величеству после того, как мы поужинаем, Джемисон. Полагаю, что миссис Филпот приготовила свое коронное блюдо — жареную баранину с бобами и морковью. Вы любите баранину, Джемясон?

Молодой человек кивнул, на его лице ясно было написано, что он с самого утра ничего не ел.

— Да, милорд, с удовольствием.

— Отлично. Тогда вы поужинаете вместе с нами, поскольку я уверен, что моя жена уже распорядилась насчет этого. Пока мы будем ужинать, вам приготовят одну из комнат для гостей. Вы сможете выехать с рассветом.

— О нет, лорд Сент-Обин. Я должен выехать, как только будет готов ваш ответ.

Адриан улыбнулся и похлопал Джемисона по спине.

— Но мне на ответ понадобится довольно много времени. Может быть, мне, придется писать его всю ночь и даже часть утра.

Он отвел молодого Человека от Мары и понизил голос, как бы для того, чтобы она не услышала.

— Есть старая ирландская поговорка, гласящая, что нельзя отпускать гостя до тех пор, пока он не почувствует горячую пищу в желудке и мягкую подушку под головой. Моя жена ужасно на меня рассердится, если вы не согласитесь остаться. — Он сделал жест в ее сторону. — Поверьте мне, Джемисон, хотя она и выглядит сейчас как сама доброта и невинность, все-таки беременность дает знать себя.

Вам никогда не приходилось попадать ей под горячую руку, а мне приходилось, и, уверяю вас, приятного в этом мало.

Не в силах отказать столь любезному хозяину, молодой человек улыбнулся:

— Благодарю вас, лорд Сент-Обин. Весьма признателен за ваше гостеприимство.

Адриан, широко улыбаясь, двинулся к двери.

— Прекрасно. Тогда нам, может быть, лучше пройти в столовую? — Он сделал жест в направлении ожидающего в дверях верного дворецкого. — Мистер Шипли, будьте добры, проводите мистера Джемисона в столовую. Леди Сент-Обин и я сейчас присоединимся к нему. Я чувствую, что она, как, впрочем, и все остальные, умирает от любопытства узнать, что написал мне его величество. Но моя жена имеет в этом преимущество, и я сперва должен обсудить вопрос с ней, иначе она может меня не так понять. А я не хочу брать на себя ответственность за преждевременные роды.

Когда Джемисона проводили из кабинета, Мара осталась стоять. Она с нетерпением ждала, пока Адриан закроет за ним дверь и повернется к ней.

— Ну что? — спросила Мара, скрестив руки на выступающем животе. — Что написал тебе его величество?

— Кажется, моя дорогая, меня вызывают в Лондон.

— В Лондон? Но ты не можешь оставить меня сейчас, когда Сайма сказала, что я должна родить к концу месяца.

— Но его величество требует этого, мадам.

Мара повысила голос:

— А мне все равно. Пусть подождет. Разве ты мало для него сделал? Сражался за него, шпионил для него, рисковал жизнью, здоровьем и помог вновь взойти на трон. И теперь он решил снова вызвать тебя? Теперь ты женатый человек и не обязан являться по первому его зову. Теперь моя очередь, Адриан. Мне ты нужен больше.

Внезапно Адриан расхохотался, лицо его покраснело, на глазах даже выступили слезы, и Мара испытала желание расколотить об его голову новый чайный столик из розового дерева.

— Что ты нашел в этом смешного? Я не вижу никаких поводов для веселья, Адриан. Если я буду вынуждена родить девочку без тебя, то постараюсь, чтобы она вышла замуж за сына самого бедного цыгана-лудильщика.

— И тогда я буду вынужден запереть ее до тех пор, пока она не достигнет зрелого тридцатилетнего возраста. — Он взял ее за руку, — Беременность, определенно, не улучшила твоего характера. Но не надо так нервничать. Я отправлю ответ и напишу его величеству, королю Карлу II, что мы сможем прибыть в Лондон в начале следующего года. Тогда мы всей семьей, включая Роберта и младенца, отправимся туда. Король хочет видеть не одного меня, мадам. Он требует присутствия всех нас. Собственно говоря, я полагаю, что ему не терпится встретиться с женщиной, которая рискнула выдать себя за крестницу Кромвеля, чтобы жениться на пьянице вроде меня.

Мара подозрительно сузила глаза:

— Почему он захотел увидеть нас всех?

— Я дам тебе почитать самой. — Адриан подошел к столу и взял лежавшее на нем письмо. Роберт, который по-прежнему сидел в огромном кресле отца, прикорнул на одном из обитых бархатом мягких подлокотников.

Мара взяла письмо и, бегло просмотрев его, замедлила темп, когда достигла места, касающегося их приглашения в Лондон.

…и по вашему настоянию с первого февраля 1663 года все земли и все права на владение имением под названием Кулхевен, графство Килкени в Королевстве Ирландия, будут возвращены в руки Мары Диспенсер Росс, законной наследницы Чарльза Диспенсера…

Сердце Мары отчаянно забилось, она перестала читать и с изумлением взглянула на улыбающегося мужа.

— Так это сделал ты?

— Да, боюсь, что я. И не хочу выслушивать от тебя никаких возражений. Знаю, ты сотни раз говорила мне, что это для тебя больше ничего не значит.

Что твое, то мое, что мое, то твое, в горе и в радости — и всякая такая чушь. Но это значит кое-что для меня. Кулхевен твой, по праву и по закону. И я хочу, чтобы, когда мы оба с тобой покинем этот мир, об этом было известно всем.

От такого неожиданного и драгоценного подарка у счастливой Мары на глазах выступили слезы. Уронив письмо на ковер, она обняла и крепко поцеловала мужа.