Глава 21

От неожиданности Мара чуть не упала.

— Адриан!

Это был действительно он, здесь, в ее спальне, и лежал он на пуховой перине кровати, засунув под голову четыре подушки. Небрежно скрещенные и обутые в ботинки ноги слегка свисали с края вышитого покрывала. Он был не в Дублине, как она предполагала, а лежал здесь, перед ней, во всей своей красе. Его волосы были растрепаны, как после быстрой и длительной скачки, а ботинки все в лепешках грязи. Адриан снял свой шейный платок и куртку для верховой езды, потрудившись тщательно сложить их и повесить на спинку кресла; он расстегнул две верхние пуговицы рубашки и даже аккуратно закатал ее рукава.

Все еще не в, состоянии поверить в то, что он действительно здесь и лежит в ее постели, она молча смотрела на него, а он улыбался и как будто был рад видеть ее, но что-то в выражении его глаз, какой-то странный и опасный блеск, привело ее в замешательство.

Она даже не поняла, почему всего за несколько мгновений она заметила эти детали.

— Вы рано вернулись из Дублина, — выпалила она и тут же поняла, что в ее словах слишком ясно прозвучало сожаление.

— Да, рано. Вы удивлены, Арабелла? А я надеялся, что вы будете рады. Мне захотелось уехать из Дублина раньше, чем я планировал, потому, что безумно устал обсуждать вопросы размещения войск и военную стратегию с людьми, которые навевают на меня невообразимую скуку, и понял, что скучал по обществу своей жены. — Он встал, и его золотисто-карие глаза сверкнули в свете огня. — Особенно по ночам.

Мара продолжала стоять в дверях, вцепившись в косяк. Тон его речи стал совершенно иным, и почему-то это начало пугать ее. Но почему она должна бояться, спросила она себя? Он был ее мужем и только что сказал, что соскучился по ней. Она должна радоваться этим словам.

— Как это мило с вашей стороны, Адриан. Мне столько надо вам рассказать — за время вашего отсутствия много всего произошло. Я тоже скучала по вашему обществу.

— А сейчас? — Он встал и все с тем же странным блеском в глазах подошел к ней. — Сейчас мы посмотрим, нельзя ли это как-нибудь исправить.

Он потянулся к ней, но Мара выскользнула из его рук и отошла.

— Милорд, почему бы нам не подождать до вечера?

— Зачем? Мы здесь вдвоем, и оба признались в том, что соскучились друг по другу. Зачем же откладывать? Я и так ждал достаточно долго и хочу вас, Арабелла. Сейчас.

— Но неужели вам не хочется услышать, что произошло в Кулхевене за время вашего отсутствия? Здесь столько новостей.

Адриан встал перед ней:

— Позже. Сейчас мне хочется только узнать, насколько моя жена соскучилась по мне.

Мара отчаянно пыталась придумать что-нибудь, чтобы отвлечь его внимание. Ее взгляд упал на стоявшую возле камина ванну, от которой поднимался соблазнительный пар.

— Мне нужно принять ванну. Я целый день провела верхом и хотела бы быть чистой и хорошо пахнуть, когда мы…

— Прекрасная идея! Думаю, что я должен к вам присоединиться, потому что тоже весь день провел в седле. Ничто не освежает лучше, чем ванна.

И Адриан начал снимать бриджи.

— Не надо!

Он остановился и, удивленно приподняв бровь, взглянул на нее. В его взгляде было по-прежнему то же самое непонятное выражение.

Мара неуверенно улыбнулась:

— Ванна слишком мала для двоих человек.

— Ничего, вы можете сесть мне на колени. Зачем нам лишний раз беспокоить миссис Филпот и готовить вторую ванну, когда мы и так отлично устроимся.

Мара взглянула на ванну.

— Может быть, нам лучше подождать? Похоже на то, что вода слишком горяча. Будет лучше, если она немного остынет. — Она подошла к свисающему со стены шнуру колокольчика и ухватилась за него как утопающий за соломинку. — Не хотите ли пока выпить чаю? Я могу распорядиться.

— Не надо. Вода остынет, а я предпочитаю мыться в горячей. Давайте, Арабелла, хватит скромничать. Помоемся вместе. Чай может подождать.

Он подошел к ней, отцепил ее пальцы от шнура и начал расстегивать пуговицы на ее жакете. Другой рукой он погладил ее по плечам, по щеке, и она, закрыв глаза, расслабилась от этих ласк. Потом опять открыла глаза, посмотрела на него и отшатнулась.

— Нет, Адриан, мы не должны этого делать.

Он ухмыльнулся:

— Почему же нет?

— Это неприлично. Что подумают слуги? Они, конечно, поймут…

— Ну и черт с ними, пусть думают что хотят. Они просто скажут, что лорд и леди соскучились друг по другу. Мы женаты недавно, Арабелла. Пора уже нам вести себя положенным образом. А то мне начинает казаться, что вам не нравится мое общество.

— Не говорите глупости, конечно, я хочу быть с вами.

— Отлично. Сейчас я решил принять ванну вместе со своей женой, а если уж я что-то решил, то не успокоюсь, пока не сделаю этого. Вы сами разденетесь или мне сделать это за вас?

— Но действительно, Адриан, ванна слишком мала. Мы не сможем вдвоем…

— Ну что ж, если уж вас так смущает перспектива показаться обнаженной перед своим мужем, мы можем пренебречь раздеванием и помыться так, как есть.

И прежде чем Мара смогла ему что-либо ответить, Адриан схватил ее и перекинул через, плечо.

— Адриан!

Не обращая внимания на ее крики, он в три шага пересек комнату и бесцеремонно опустил ее во всей одежде в ванну. Вода выплеснулась через края ванны, намочив ковер, и потекла по полу под кровать. Мара начала отчаянно барахтаться, пытаясь выбраться из ванны, прежде чем вода намочит окрашенные волосы.

Адриан отошел на шаг и посмотрел на нее.

— Когда-то у меня, была кошка, которая вела себя так же, когда я пытался ее выкупать. Но скоро она привыкла.

Мара вцепилась руками в края ванны и попыталась встать. Адриан удержал ее. Потом он схватил губку и выжал воду прямо ей на голову.

«Боже мой, не надо», — хотела крикнуть Мара, но в рот ей попала вода, и она начала кашлять и отплевываться, как тонущая крыса, — Клянусь честью, милочка, вы не шутили, говоря, что нуждаетесь в ванной. Вода становится чернее, чем в гнилом болоте. Теперь возьмем губку и смоем с вас эту грязь.

При этих словах Мара начала отбиваться и кричать еще сильней, но все было бесполезно. Адриан крепко держал ее за руку, а другой рукой выжимал воду из губки ей на голову. Наконец, спустя некоторое, показавшееся ей бесконечным, время, он неожиданно отпустил ее и, отойдя в сторону, стал наблюдать за ее попытками выбраться из ванны.

Мара с трудом умудрилась встать на ноги, промокший вельвет ее костюма стал очень тяжелым и тянул вниз. Ее волосы намокшими прядями свисали на плечи, и она чувствовала, что по лицу все еще стекает вода. Ей не надо было смотреть на себя, чтобы знать, что вместе с водой стекает и краска. У нее было лишь единственное желание — провалиться сквозь землю. Мара пыталась придумать, что же сказать, хоть бы какое-нибудь подобие объяснения тому, что у нее изменился цвет волос, но, подняв голову, увидела в трех футах от себя Адриана, стоявшего, скрестив руки, и гневно смотревшего на нее.

И внезапно она поняла, что день, которого она с таким ужасом ждала с момента прибытия в Кулхевен, наступил.

— А теперь, — сказал он с ледяным спокойствием, — вы можете начать рассказывать мне, кто, черт побери, вы такая и что сделали с моей настоящей женой.

Мара постаралась отогнать страх.

— Ваша жена — я, милорд.

— Это все обман. Правда, мне понадобилось некоторое время, но все-таки я раскусил вас. Дьявольщина, не знаю, кто вы такая, но определенно не Арабелла.

Вопрос в том, что случилось с настоящей Арабеллой.

Вы знаете, что полагается за убийство?

Убийство? Может быть, она и обманщица, выдавала себя за другую, но никогда не отнимала ни у кого жизни.

— Я не убийца.

— Тогда что вы сделали с Арабеллой? Арабеллой вы тоже можете быть, но не Арабеллой Вентворт, на которой я должен был жениться.

Мара молча смотрела на него.

— Спрашиваю вас в последний раз: где Арабелла?

Голос Адриана звучал угрожающе. Казалось, что он может убить ее, если она не ответит. Отделаться ложью здесь не удастся. Необходимо говорить правду, однако правда выглядела настолько безумной, что невозможно было в нее поверить.

— Арабелла жива, невредима и находится в Англии, где ей и положено быть.

— Так ли это? И кто вы такая, чтобы решать, где чье место.

Мара подняла голову и выбралась из ванной со всей торжественностью, на которую была способна в данных обстоятельствах.

— Мое имя Мара. Мара Кэтрин Диспенсер из замка Кулхевен.

Если Адриан и был поражен ее заявлением, то ничем не выказал этого. Он только кивнул, как будто иного не ожидал, и сказал ровным голосом:

— У вас есть ровно пять минут на то, чтобы рассказать мне, зачем, черт побери, вы выдаете себя за мою жену и живете в моем доме.

— В вашем доме? Между прочим, милорд, этот дом был моим задолго до того, как вы украли его у моей семьи.

— И вы хотите, чтобы я поверил, что вы дочь Чарльза Диспенсера, бывшего владельца Кулхевена?

Вся семья его была убита.

— Да, моя семья была убита вами и вам подобными.

И вы еще обвиняете меня в убийстве. Если бы не вы и ваши соплеменники, члены моей семьи не лежали бы в безымянных могилах на земле родной Ирландии. Но вернемся к вашему вопросу. Если вы помните, никто не знает, что случилось с дочерью Диспенсера. Когда пришли ваши солдаты-убийцы, они не завершили своего дела. Мне удалось ускользнуть.

Адриан нахмурился:

— Это были не мои солдаты. И я никогда не приказывал им делать то, что они сделали.

— Вы, может быть, нет, но ваш предводитель Ом-вер Кромвель приказывал. Такой богобоязненный человек, такой благочестивый и справедливый! Он хотел быть уверенным, что в живых не останется никого, кто смог бы вернуться и предъявить свои претензии на эту землю, землю, которая по праву принадлежит им. — Она достала из кармана юбки вымокший листок, который нашла в камине кабинета, и помахала им перед самым его носом. — Скажите мне, добрый лорд Сент-Обин, была ли приписка на листе под фамилией моей семьи такой же — «Разрушить. В живых не оставлять»?

Адриан потянулся за листом, но Мара отдернула руку.

— Где вы это взяли?

— Это не имеет значения. Почему вы не спросите меня; каково спать под одной крышей с человеком, которого считаешь ответственным за убийство своей семьи?

Адриан шагнул вперед и, схватив ее за плечи, начал трясти.

— Я не имею никакого отношения к тому, что произошло с вашей семьей. Если бы мог, я бы предотвратил это. Ваши родители отказались отдавать земли, конфискованные Протекторатом. Если бы они «сразу сдали Кулхевен, то остались бы в живых.

— Тьфу! — Она плюнула ему в лицо. — Остались бы в живых и прозябали в изгнании, как все другие землевладельцы, которых загнали в Коннот! И вы еще говорите мне, что бороться за то, что принадлежит тебе, — нехорошо? Значит, убивать для того, чтобы украсть землю, на которую не имеешь никакого права, да еще делать это во имя Божье — лучше? Ваш лорд-протектор смотрит на ирландцев не как на людей, а как на вещи. Как на что-то, что можно приобрести и уничтожить. Но ирландцы виноваты только в том, что сражались за принадлежащее им по праву. И вы ничем не отличаетесь от остальных. Вы ведь делали это всю свою жизнь, не правда ли? Сражались за то, что, по вашему мнению, вам причитается.

— Что вы знаете о моей жизни?

— Во всяком случае, я знаю, что собственный отец отказывался признавать вас и даже пытался навесить на вас ярлык незаконнорожденного, так как полагал, что ваша мать обманывала его с его собственным братом. Но ему это не удалось, и вы стали следующим графом, несмотря на то, что отец, скорее, предпочитал, чтобы ваш семейный титул прекратил свое существование, чем оставить его вам.

Я также знаю, что ваш дядя, Джон, с которым ваша мать состояла в незаконной связи, оставил вам это владение, собственность моей семьи, как некоторого рода компенсацию за действия вашего отца. Но вам было все равно, что эта земля краденая. Для вас имело значение только то, что таким образом вы становились более богатым и респектабельным. Каким еще способом незаконнорожденный граф мог сделать карьеру?

Тут Мара почувствовала, что зашла слишком далеко. Пальцы Адриана впились в ее плечи еще сильней, и она закрыла глаза, ожидая удара, который, по ее мнению, должен был последовать. Но его все не было.

Когда она опять открыла глаза, он хмуро, с каким-то странным выражением на лице, смотрел на нее.

— И чтобы потребовать обратно семейное владение, вы ждали все это время, целых пять лет?

Сначала Мара решила не отвечать. Какая ему разница, по каким причинам она сделала то, что сделала?

Но потом поняла, что хочет рассказать, объяснить причину своего пребывания здесь. Она расскажет ему все.

— Поначалу, после того как солдаты захватили Кулхевен, я ждала, когда окончится это безумие, думая, что оно не может длиться долго. Но я ошибалась. Оно продолжалось, гибло все больше невинных людей.

Потом начала ждать возвращения на трон наследника, Карла II, думая, что он вернет конфискованные земли законным владельцам и снова настанет мирное время.

Но этому не суждено было случиться. По крайней мере пока жив Кромвель.

Когда я услышала о том, что вы собираетесь, жениться на Арабелле, мне показалось, что появилась возможность вернуть то, что принадлежало мне по праву.

Вы никогда не встречались с ней, и как же вы могли бы отличить Арабеллу от меня, выдающую себя за нее?

Адриан отпустил Мару, сел в кресло и теперь, кажется, действительно решил выслушать ее.

— Я и не смог бы этого сделать, потому что, как вы сказали, наша свадьба была оговорена заочно. Мы никогда не встречались. Но скажите мне, неужели вы думали, что сможете всю жизнь выдавать себя за Арабеллу? Вы же не могли не понимать, что рано или поздно я узнаю правду?

— Да, я понимала, что узнаете, собственно говоря, собиралась даже сама сказать вам об этом, но только после того, как осуществится мое мщение. — Мара помедлила, не зная, стоит ли ей продолжать. — Видите ли, я знала историю вашей жизни, о том, что сделал ваш отец еще до того, как вы рассказали мне об этом, и решила выйти за вас замуж, родить от вас ребенка, а потом рассказать вам все. Я не верила в то, что, если у нас будет ребенок; вы прогоните меня и расторгнете брак. Потому что если бы вы это сделали, то совершили бы такой же поступок, за который презираете собственного отца. Сделали бы своего ребенка незаконнорожденным, изгоем, как это хотел сделать с вами ваш отец?

— И у вас будет ребенок? — Его голос дрогнул, как будто он боялся услышать ответ.

— Я не знаю, Адриан помолчал. На его лице отразилась целая гамма чувств — боль, гнев и даже жалость, — и Мара понимала, что их источником является именно она.

— Да, надо отдать вам должное, вы превосходно продумали свой план.

— До малейших деталей. Я ошиблась только в одном.

— В чем же?

— Мне казалось, что я смогу наказать вас, сама не почувствовав за собой никакой вины. Думала, что смогу отомстить вам и не буду чувствовать ничего, кроме удовлетворения. Я ненавидела вас за то, что произошло с моей семьей, потому что у вас было положение. Тех солдат, которые ворвались сюда той ночью, даже того, кто спустил курок и убил мою мать, я не знала. Но вас знала. На вас я могла возложить всю тяжесть вины. И никогда не предполагала, что смогу испытывать к вам какое-либо иное чувство, кроме ненависти, — Немного помолчав, она добавила:

— Но я ошиблась. — Теперь она смотрела ему прямо в глаза. — Я ошиблась, Адриан, не предполагала, что, начав выполнять свой план, — лгать вам и предавать вас, — начну чувствовать себя виноватой, даже ненавидеть себя за это. Не знала, что буду разрываться на части, желать прийти и рассказать вам правду и вместе с тем понимать, что если сделаю это, то потеряю все. Я не знала, не могла даже представить себе, что полюблю вас.

Адриан смотрел ей в глаза, пытаясь уловить хоть малейшую крупицу неискренности, но не увидел в них ничего, кроме правды. У нее были все основания лгать ему, сказать ему что угодно, лишь бы он не послал ее на виселицу. Она была с ним совершенно откровенной, выложила все, что было у нее на душе. Даже сказала, что любит его, человека, которого считала своим врагом.

Чего он не ожидал, так это своей собственной реакции на ее слова. Она была права, сказав, что всю свою жизнь он чувствовал себя изгоем. Несмотря на то, что король отказался объявить его незаконнорожденным, ни одна из знатных женщин никогда бы не приняла его в своем доме. Титулованная знать смотрела на него с презрением, как будто он был причиной, а не следствием измены матери и последующей смерти отца. И вот перед ним стоит эта женщина, единственная, у которой есть причины ненавидеть его больше всего на свете, с которой жизнь обошлась еще хуже, чем с ним, и тем не менее она говорит, что любит его.

После того как прошло первоначальное потрясение от этого открытия, Адриан понял, что не может винить ее. Она боролась за то, что считала своим по праву, сделала то, что всю свою жизнь делал он. Она была достойна уважения хотя бы за смелость своего поступка — прибыть в Кулхевен, выдавая себя за другую женщину. Он знал многих мужчин, даже солдат, которые не рискнули бы этого сделать. К тому же она преуспела.

До сегодняшнего дня.

Адриан удивлялся своим чувствам, потому что эта женщина разрушила все бастионы, которые он возвел, пытаясь отгородиться от своего прошлого. Но теперь это, казалось, не имело никакого значения. Он был ее врагом, человеком, на которого можно было возложить вину за гибель ее семьи. И все же, зная, что ничего от этого не выигрывает, она призналась ему в любви, открыла свое сердце.

Даже его собственная мать не делала этого. Вопрос теперь в том, как следует поступить ему.

— Пойдемте со мной.

Адриан взял Мару за руку и направился к двери.

Глава 22

Адриан почти тащил Мару за собой по коридору, ведущему к лестнице. Ее платье было по-прежнему мокрым, на толстом ковре за ней оставалась узкая влажная полоска.

Даже понимая, что должно произойти после того, когда он узнает правду, и допуская, что это может случиться, Мара все-таки никак не могла до конца поверить в то, что он решит сделать подобную вещь.

Он собирался передать ее властям, которые повесят ее за то, что она сделала.

Мара проклинала себя за непростительную глупость. Как только могла она подумать, что, открывшись ему до конца, сможет изменить что-то? Для него ничего не значило даже то, что у нее может быть ребенок. Он был англичанином, человеком без всякой жалости, и вот его одурачила какая-то юбка. Это, несомненно, было болезненным ударом по его самолюбию.

И все же она не будет умолять отпустить ее, предстанет перед ним как настоящая владычица Кулхевена и бесстрашно примет все последствия своего поступка.

Когда они начали спускаться по лестнице, вероятнее всего к кладовой, куда он запрет ее, пока не подоспеют солдаты и не уведут с собой, то столкнулись с поднимающейся в этот момент наверх Саймой. Та отступила, чтобы пропустить их, и с первого взгляда на свою хозяйку, на ее отмытые от краски волосы и ужасный вид, поняла, что их план раскрыт.

И точно знала, что собирается делать.

Адриан не сказал ни слова и просто прошел мимо служанки, направляясь к своему кабинету. К этому времени вся прислуга уже вышла из своих комнат в главный холл, чтобы выяснить, что это там был за шум. И все недоуменно смотрели, как их лорд втащил женщину, которая вроде бы была их леди, в кабинет и закрыл за собой дверь.

Адриан отпустил Мару посредине комнаты и прошел дальше, к своему столу.

— Садитесь.

Вызывающе сложив руки на груди, она осталась стоять, ожидая, что он скажет. Над его головой она видела портрет матери. И каким-то образом он придал ей силу, которая была ей так нужна.

— Вы знаете, что я собираюсь сделать, мисс Диспенсер?

Мара гордо подняла голову, стараясь не выказывать страха, от которого у нее все дрожало внутри.

— Догадываюсь.

— Неужели? И что же?

— Вы собираетесь послать за отрядом солдат. Запрете меня в кладовой до их прибытия, а потом передадите в их руки. Меня в цепях отвезут в Дублин, где бросят в тюрьму до того дня, пока не повесят.

Адриан молча смотрел на нее. На его губах появилась легкая усмешка.

Неужели он настолько бессердечен, что может улыбаться, зная, что посылает ее на смерть?

— Что ж, мне жаль вас разочаровывать, но вы ошибаетесь, сильно ошибаетесь в своих предположениях.

Мара в недоумении заморгала:

— Извините?

— Я не собираюсь отправлять вас в цепях и вовсе не хочу, чтобы вас повесили. Вы претендуете на то, что хорошо знаете меня, мисс Диспенсер. Неужели вы действительно полагаете, что я на это способен?

— Надеюсь, что нет.

Адриан сел за стол и откинулся на спинку кресла.

— Послушайте, может быть, вы сядете? Даю слово джентльмена, что у меня нет намерения запирать вас в кладовой. Я хочу кое-что сказать вам. Это может занять некоторое время, так что вы можете устроиться более удобно, насколько это, разумеется, возможно в мокром платье.

Мара села в стоявшее напротив стола мягкое кресло.

— Благодарю вас. Мисс Диспенсер, помните ли вы тот день, когда вы сообщили мне, что видели, как лорд Блеквуд скакал на моем жеребце?

Почему он спрашивает об этом сейчас?

« — Да.

— Ну что ж, вы были правы. Рольф действительно скакал в тот день на Хугине, но делал это лишь для отвлечения внимания.

Мара совершенно не понимала, зачем он говорит ей все это.

— Для отвлечения?

— Да. Я полагаю, вам в тот день сказали, что я уехал в город, чтобы купить вам лошадь, не правда ли?

— Да.

Адриан кивнул:

— Недавно я обнаружил, что за мной тайно следит один из солдат кромвелевской армии, наверняка докладывающий о моих действиях. Рольф в тот день действительно взял Хугина и действительно возвратился на нем. Но в промежутке между этими событиями на Хугине сидел я, а не он.

Мара на минуту задумалась:

— Значит, это вы ехали в коттедж на встречу с Оуэном?

Теперь уже настала очередь Адриана удивляться:

— Откуда вы знаете о встрече в коттедже?

— Я тоже приезжала туда на встречу с Оуэном и убежала, когда услышала, как кто-то поднимается по холму. Узнала Хугина, а потом, увидев, как лорд Блеквуд выходит из конюшни, предположила, что встречался с Оуэном именно он.

— А откуда вы знаете имя этого ирландского тори?

— Я должна его знать. Он мой брат.

Адриан подался вперед.

— А, значит, это вы передали ему сведения. А я никак не мог догадаться, каким образом в его руки попала схема расположения постов на восточном побережье. Даже проверил, не удалось ли ему как-то украсть мою карту, но она оказалась по-прежнему спрятанной там, где я ее оставил.

— В тайнике, скрытом за книгами с метеорологическими данными по этому району.

Адриан удивленно взглянул на нее:

— Но карта была спрятана и заперта.

— Этот замок легко открыть.

Адриан скрестил руки на груди и улыбнулся:

— Значит, моя жена не только лгунья и самозванка, но еще и взломщика. Разве обучение подобным профессиям входит в учебную программу молодых ирландских девушек?

Мара нахмурилась:

— Я передала Оуэну сведения не о всех постах и намеренно не сказала об одном из постов в Вексфорде.

И давала ему их не добровольно. Сразу после моего прибытия в Кулхевен Оуэн отыскал меня. И предупредил, что, если я не передам ему сведений, жизненно важных для его планов, он расскажет вам, кто я такая на самом деле. Я» вынуждена была сообщать ему эти сведения. У меня не было другого выхода. Оуэн обещал, что после того, как получит от меня все необходимое, он уберется отсюда навсегда. Но чем больше я ему давала, тем больше ему было нужно.

— И что еще вы ему передали?

— Ему также понадобился список ближайших советников Кромвеля, который хранится в ящике вашего стола. А потом, в последний раз, он захотел, чтобы я подделала приказ об освобождении кого-то из Дублинской тюрьмы, подписалась вашим именем и оттиснула внизу вашу печать.

Улыбка сползла с лица Адриана.

— И на чье имя был этот приказ?

— Я не знаю этого человека. Его имя Джон Мак-Дуган.

— Я должен был догадаться. — Адриан потер глаза, как будто был очень утомлен. Потом сказал громко:

— И вы отдали вашему брату этот приказ?

— Нет. Пока еще нет. Мы должны были встретиться с ним сегодня ночью в коттедже. Я только что приложила к приказу печать и случайно нашла в камине этот список, указывающий, кто следующий должен быть лишен своего имущества. — Она внезапно вспомнила приписку под фамилией Коннелли, — О, Адриан, я знаю, что вам это должно быть безразлично, но одна из семей, находящихся в этом списке, хорошо мне знакома. Если их не предупредить, на них нападут и уничтожат, как уничтожили мою семью.

— Мне очень жаль, мисс Диспенсер, но я не могу позволить вам предупредить их.

Мара подошла к столу и оперлась на него руками.

— Но вы сказали, что не одобряете того, как «круглоголовые» поступили с моей семьей. Что если бы смогли, то предотвратили это. Теперь у вас есть возможность сделать так, чтобы подобное не случилось с другой семьей. Как же вы можете пройти мимо и позволить, чтобы их убили?

— В этом случае у меня нет никакого выбора. Видите ли, я единственный человек, который знает о существовании этого списка. Если Коннелли предупредят о нападении, Протекторат будет знать, что это предупреждение каким-то образом исходит от меня. Я не могу подвергаться подобному риску.

— Но их же убьют!

Глаза Мары наполнились слезами, она смотрела на него, не понимая причины отказа. Адриан помедлил, пытаясь решить, стоит ли объяснять ей. Если он расскажет ей правду, действительную причину того, почему он решил жениться именно на Арабелле, то все, над чем он трудился эти семь лет, может рухнуть. И глядя на это лицо, покрытое темными дорожками там, где стекала окрашенная краской вода, он думал, можно ли довериться ей. Адриан совершенно не знал ее, а ведь выведав то, о чем он собирался ей рассказать, она могла купить себе свободу.

С другой стороны, даже после краха своих планов, думая, что он сдаст ее «круглоголовым», она все же рассказала ему о себе все, Теперь настала его очередь сделать то же самое.

— Садитесь, мисс Диспенсер. Я хочу вам кое-что рассказать.

Первым побуждением Мары было отказаться, но что-то в его тоне сказало ей, что лучше сделать то, что он просит. Она молча села в кресло.

— Я уже рассказывал вам, что во время своего пребывания в Дублине никогда не участвовал в активных боевых действиях. Но не рассказывал, что до того, как меня послали в Дублин, я служил в пехоте в Англии.

До своего отъезда в Ирландию я участвовал только в одной битве — битве при Ворчестере.

Мара взглянула на него:

— Ворчестер? Не та ли это битва, после которой наследник, Карл II, бежал во Францию?

— Да. Мы тогда прочесывали поросшую густым лесом местность возле имения по названию Боскобел.

Наш отряд решил, что будет лучше, если мы разделимся и каждый станет действовать по своему усмотрению.

Однако этой ночью мы были не слишком удачливы — все, что нам удавалось найти, были совы и ежи, хотя не могу сказать, чтобы я очень старался преуспеть в поисках. Все мы очень устали, так как были на ногах уже вторые сутки Поэтому я присел на минуту отдохнуть под ветвями огромного дуба и вскоре понял, что рядом находится кто-то еще. Вернее, прямо надо мной, на дереве.

Мара догадалась:

— Карл II. Вы сидели под «королевским» дубом.

— Да. Он смотрел прямо на меня и напугал меня больше, чем я его.

Мара улыбнулась:

— И вы помогли ему убежать, не так ли? Спасли жизнь наследнику престола?

— Не совсем так, как написано в книгах по истории, но в целом правда — я сделал это. Видите ли, я встал на сторону сторонников парламента вскоре после того, как Кромвелю удалось обезглавить Карла I. И присоединился к ним не для того, чтобы помогать, а для того, чтобы расстраивать их планы.

— Я не понимаю, — Я не мог верно служить человеку, стремление к власти которого так велико, что он смог оправдать цареубийство цитатой из Библии, и понял, что должен остановить Кромвеля.

— Так, значит, вы шпион?

Адриан взглянул на нее и произнес:

— По-моему, это не соответствует истине. Когда началась гражданская война, я был слишком молод, чтобы понимать ее причины. Мой дядя Джеймс, который был для меня скорее отцом, чем дядей, тогда был не согласен с проводимой Карлом I политикой абсолютной монархии без противовеса парламента. Он использовал значительную часть своего состояния на то, чтобы помочь Кромвелю прийти к власти. Но дядя не предвидел убийства короля. Когда в качестве награды за эту финансовую помощь он получил Кулхевен, то чуть было не отказался от него. Но, ненавидя то, во что превратилась тогда Англия, ненавидя себя самого за то, что способствовал этому, и думая, что ваша семья уничтожена, он, чтобы не быть больше вынужденным держать сторону парламента, решил принять предложение. Если бы он тогда отказался от Кулхевена, мисс Диспенсер, то замок достался бы кому-нибудь другому.

Мара некоторое время молчала, глядя на узоры ковра у нее под ногами и обдумывая то, что сказал Адриан. Он был шпионом. Поверить в это было почти невозможно. С тех пор как Мара вновь вернулась в Кулхевен, она вела двойную жизнь, отчаянно стараясь, чтобы он не обнаружил этого. И вот, оказывается, в это же время он делал то же самое. Мара посмотрела ему в глаза:

— Благодарю вас за то, что были со мной столь откровенны. Скольким людям эта война покалечила жизнь. И именно поэтому я не могу сидеть спокойно и разрешить, чтобы погибла еще одна семья.