Улыбаясь, Дженсен встал:

– Может быть, мне удастся найти ддя вас место у нас в группе. Нам нужны люди. Я считаю, что там, куда мы собираемся, относительно безопасно. А если что-то пойдет не так, по дороге у вас будет возможность найти способ добраться домой.

Археолог пристально посмотрел на меня:

– Однако вам придется быть готовым к тому, чтобы слушаться меня во всем.

Я взглянул на Марджори. Она по-прежнему смотрела на Роберта. Я не знал, как мне поступить. «Может, следует подумать над предложением Дженсена, – размышлял я. – Если он на хорошем счету у властей, то это может оказаться для меня единственной возможностью легально вернуться в Штаты. Может быть, я пытаюсь обмануть себя? Может быть, Дженсен прав в том, что я влип по самую завязку?»

– Мне кажется, вам стоит подумать над тем, что говорит Роберт, – высказала свои соображения Марджори. – Одному здесь очень опасно.

Я знал, что она, возможно, и права, но верил в Уила, в то, что мы делаем. Мне хотелось высказать эту мысль вслух,

НИНно когда я попытался заговорить, то понял, что не могу точно выразить ее словами. Я был не в силах ясно мыслить.

В комнату вернулся знакомый мне здоровяк и поглядел в окно. Дженсен быстро поднялся, тоже посмотрел в окно, а потом повернулся к Марджори и как ни в чем не бывало произнес:

– Там кто-то приехал. Сходите, пожалуйста, за Кении и попросите его подойти сюда.

Кивнув, она вышла. Через окно был виден свет фар приближавшегося грузовика. Машина остановилась сразу за ограждением, метрах в пятнадцати.

Археолог открыл дверь, и в это время я услышал, что снаружи кто-то назвал меня по имени.

– Кто это? – спросил я. Дженсен строго взглянул на меня.

– Ведите себя спокойно, – проговорил он. Вместе со здоровяком он вышел на улицу и закрыл за собой дверь. За окном в свете фар вырисовывалась чья-то одинокая фигура. Первым побуждением было остаться в доме. После оценки Дженсеном моего положения меня переполняло чувство какой-то тоски. Но в фигуре стоящего около грузовика человека было что-то знакомое. Я открыл дверь и вышел на улицу. Заметив меня, Дженсен быстро повернулся и направился в мою сторону.

– Что вы делаете? Возвращайтесь в дом. Мне почудилось, что за гудением генератора я снова услышал свое имя.

– Немедленно возвращайтесь в дом! – повысил тон археолог. – Возможно, это ловушка. – Он стоял прямо передо мной и загораживал собой грузовик. – Возвращайтесь в дом сейчас же!

Я был в полном замешательстве и никак не мог принять решение. Тут человек, стоявший в свете фар, подошел поближе и уже ясно вырисовывался за фигурой Дженсена. До меня отчетливо донеслось: «…подойдите сюда, мне нужно поговорить с вами!» Как только он приблизился, в голове у меня прояснилось, и я понял, что это Уил. Я рванулся мимо Дженсена.

– Что с вами случилось? – быстро спросил Уил. – Нам надо выбираться отсюда.

– А как же Марджори?

– Сейчас мы ничего для нее сделать не сможем. Дуч-ше поедем.

Мы зашагали было прочь, но тут послышался голос Дженсена:

– Вам лучше остаться здесь. У вас ничего не выйдет. Я оглянулся.

Уил остановился и смотрел на меня, предоставляя мне возможность самому выбрать – ехать или нет.

– Поехали, – решительно проговорил я.

Мы прошли мимо грузовика, на котором приехал Уил, и я заметил двух человек, которые ждали его на переднем сиденье. Когда мы сели в джип Уила, он попросил у меня ключи зажигания, и машина тронулась. Друзья Уила поехали следом.

Уил повернулся ко мне:

– Дженсен заявил, что вы решили остаться с его группой. Что произошло?

– Откуда вы узнали, как его зовут? – запинаясь, проговорил я.

– Просто до меня все время доходили слухи об этом типе, – пояснил Уил. – Он работает на перуанские власти. Он действительно археолог, но задался целью сохранить в тайне все, что касается Манускрипта, чтобы взамен получить исключительные права на его изучение. Однако Дженсен не имел права отправляться на поиски недостающего откровения. Скорее всего он пошел на нарушение договоренности. Говорят, что он вскоре собирается за Девятым откровением. Когда я узнал, что Марджори с ним, я решил, что лучше отправиться сюда. Что он вам говорил?

– Дженсен утверждал, что мне угрожает опасность, что я должен присоединиться к нему и что, если я захочу, он поможет мне выбраться из страны.У ил покачад головой:

– Да, здорово он вас обработал.

– О чем это вы?

– Посмотрели бы на свое энергетическое поле. Оно почти полностью перетекло в его поле.

– Не понимаю.

– Помните спор Сары с перуанским ученым в Висьен-те?.. Если кто-то одерживает верх, убедив другого в своей правоте, то хорошо заметно, как энергия уступившего в споре перетекает в поле того, кто взял верх. Побежденного охватывает чувство опустошенности, слабости и замешательства. Помните, как выглядела неловкая девочка в той перуанской семье? Так вот, так же, – тут он улыбнулся, – выглядите сейчас вы.

– Вы видели, что со мной происходило? – поразился я.

– Да, – подтвердил он. – И вам было чрезвычайно трудно выйти из-под его контроля и оторваться от него. В какой-то момент мне показалось, что вам это не удастся.

– Господи, – вырвалось у меня. – Должно быть, он действительно гнусный тип.

– Не совсем, – сказал У ил. – Скорее всего он лишь наполовину ведает что творит. Ему кажется, что он вправе управлять людьми, контролировать ситуацию, и, вне всякого сомнения, он давно уже понял, что может успешно осуществлять это, применяя определенную стратегию. Сначала этот археолог прикидывается другом, затем находит какое-нибудь слабое место – в вашем случае это то, что вы подвергаетесь опасности. По сути дела, он незаметно подрывает в вас уверенность в выбранном пути, пока вы не начнете отождествлять себя с ним. Как только это происходит, вы у него в руках.

Уил посмотрел мне прямо в глаза:

– Это всего лишь один из множества способов вытянуть энергию у ближнего. О других вы узнаете позже, в Шестом откровении.Я не слушал его: все мои мысли были о Марджори. Меня вовсе не устраивало, что мы оставили ее там.

– Как вы считаете, следует ли нам попытаться вызволить Марджори? – спросил я.

– Только не сейчас, – ответил Уил. – Я не думаю, что ей угрожает опасность. Завтра, когда будем уезжать, можно заехать туда и попробовать поговорить с ней.

На несколько минут воцарилось молчание, а потом

Уил СПрОСИД:

– Вам понятны мои слова о том, что Дженсен не ведает что творит? Он ничем не отличается от большинства людей. Он всего лишь делает то, от чего начинает чувствовать себя сильнее всех.

– Нет, все-таки это непонятно. Уил задумался:

– У большинства людей подобные вещи пока происходят бессознательно. Мы можем лишь сказать, что ощущаем себя слабыми, а когда подчиняем себе других, чувствуем себя лучше. Мы не понимаем, чего стоит ближнему это улучшение нашего самочувствия. Это их энергия, которую мы у них украли. Большинство людей всю жизнь стремятся отнять у ближнего энергию.

Уил смотрел на меня, и в глазах его загорелся лукавый огонек:

– Хотя бывает, что это выражается и по-другому. Иногда нам встречается человек, который, по крайней мере ненадолго, добровольно посылает нам свою энергию.

– К чему это вы?

– Помните тот момент, когда вы вдвоем с Марджори ужинали, а я вошел в ресторанчик?

– Ну и что?

– Не знаю уж, о чем вы тогда говорили, но, очевидно, ее энергия целым потоком изливалась на вас. Когда я вошел, мне это было ясно видно. Скажите, что вы ошушали в ту минуту?

– Мне было хорошо, – признался я. – То, о чем я рассказывал тогда Марджори, представлялось мне с кристальной ясностью. Мне было очень легко выражать свои мысли. Однако что же это значило? Он улыбнулся:

– Иногда другой человек по доброй воле передает свою энергию с тем, чтобы мы поняли, в каком состоянии он пребывает, – так поступила Марджори по отношению к вам. В такие мгновения чувствуешь себя сильнее, однако дар отдавать энергию недолговечен. Большинство людей – в том числе и Марджори – недостаточно сильны, чтобы все время отдавать энергию. Вот почему большинство союзов со временем превращаются в противоборство за власть. Люди объединяют свою энергию, а затем начинают борьбу за полное обладание ею. И платит за это всегда тот, кто терпит поражение.

Тут он прервал свой рассказ и посмотрел на меня:

– Теперь вы уяснили для себя Четвертое откровение? Подумайте над тем, что произошло с вами. Вы увидели, как энергия перетекает от человека к человеку, и задались вопросом, что это значит. Потом мы встретили Рено, который рассказал, что психологи уже ищут, как объяснить стремление людей подчинять себе друг друга.

Все это было продемонстрировано на примере перуанской семьи. Вам стало ясно, что, довлея над другими, применяющий свою власть чувствует, что обладает силой и знанием, но при этом он высасывает жизненно необходимую энергию из тех, к кому эта власть применяется. Убеждаем ли мы себя в том, что делаем это для блага этого человека, или говорим, что это наши дети и мы обязаны осуществлять над ними контроль, – дела не меняет. Все равно причиняется вред.

Затем вы столкнулись с Дженсеном и испытали на себе эти ощущения. Вам стало понятно, что когда над вами устанавливают психологический контроль, вас, по сути дела, лишают разума. Не то чтобы вы потерпели поражение в некоем интеллектуальном споре с Дженсеном. Для ведения спора у вас не оставалось ни энергии, ни ясности ума. Все ваши умственные способности перешли к Дженсену. К coжалению, подобное психологическое насилие происходило на всем протяжении человеческой цивилизации, и зачастую люди совершают его с самыми добрыми намерениями.

Мне ничего не оставалось, как только согласно кивать головой. У ил абсолютно точно объяснил, что со мной произошло.

– Постарайтесь в полной мере проникнуться Четвертым откровением, – продолжал мой собеседник. – Посмотрите, насколько оно соответствует тому, что вам уже известно. С Третьим откровением вы уяснили, что материальный мир представляет собой лишь обширную энергетическую систему. А теперь, в Четвертом, отмечается, что в течение длительного времени люди, не ведая того, состязались за обладание единственной частью этой энергии, которая им доступна, той, что перетекает между самими людьми. Вот из-за чего разгорались все человеческие конфликты, начиная с семейных ссор и трудовых споров и кончая войнами между народами. Все это результат неуверенности, слабости и потребности завладеть чьей-либо энергией, чтобы почувствовать себя лучше.

– Минуточку, – запротестовал я. – Но вести некоторые войны было необходимо. Это были справедливые войны.

– Конечно, – согласился Уил. – Однако невозможность тотчас же уладить какой бы то ни было конфликт объясняется лишь тем, что одна из сторон занимает неразумную позицию, обусловленную потребностью в энергии.

Казалось, Уил о чем-то вспомнил. Покопавшись в сумке, он достал оттуда пачку скрепленных вместе бумаг.

– Чуть не забыл! – воскликнул он. – Я нашел список Четвертого откровения.

Уил передал его мне и, не сказав мне больше ни слова, целиком сосредоточился на дороге.

Я взял небольшой фонарик, который был у Уила под рукой, и в течение двадцати минут читал этот небольшой по объему документ. Постижение сути Четвертого откровения, говорилось в нем, заключается в выработке взгляда на мир как на необозримое поле борьбы за энергию и соответственно за власть.

И все же, говорилось далее в этом откровении, когда люди поймут, за что идет борьба, они немедленно приступят к тому, чтобы свести на нет это противостояние. Мы откажемся от борьбы за человеческую энергию… потому что в конечном счете нам будет дано получать энергию из другого источника.

Я взглянул на У ила:

– Из какого другого источника?

Он улыбнулся, но так ничего и не сказал.

Послание миcmukoв

На следующее утро я проснулся, услышав, что встает Уил. Мы заночевали в доме одного из его друзей. Он быстро одевался, сидя на койке у противоположной стены. На улице было еше темно.

– Давайте укладываться, – шепотом сказал он.

Мы собрали одежду, а потом несколько раз ходили к машине, чтобы перенести закупленные У илом припасы.

До центра города не было и пятисот метров, однако сквозь темноту пробивались лишь отдельные огоньки. На востоке рассвет обозначился узкой светлой полосой. Кругом было тихо, и только птицы то тут, то там возвещали, что уже наступило утро.

Когда мы закончили укладываться, я остался у джипа, а Уил пошел переговорить со своим другом, который все это время с сонным видом ждал нас на крыльце. Неожиданно с перекрестка до нас донесся рев двигателей. По свету фар можно было определить, что к центру города проехали три грузовика.

– Очень может быть, что это Дженсен, – предположил Уил. – Давайте сходим туда и посмотрим, что они затевают, только тихо.

Мы прошли несколько улиц и добрались до переулка, выходившего на главную дорогу метрах в тридцати от того места, где остановились грузовики. Два из них заправлялись горючим, а еще один остановился перед лавкой. Перед входом в нее стояли какие-то люди. Я увидел, как из лавки вышла Марджори, что-то положила в грузовик, а затем как ни в чем не бывало направилась в нашу сторону, разглядывая соседние лавки.

– Подойдите к ней и попробуйте уговорить ехать с нами, – прошептал Уил. – Я буду ждать вас здесь.

Я повернул за угол и направился к Марджори. Однако, пока я шел, меня охватил ужас. Только сейчас я обратил внимание, что у некоторых из стоявших перед лавкой людей Дженсена в руках были автоматические винтовки. Спустя несколько мгновений я испугался еще больше. По другой стороне улицы, низко пригибаясь к земле, к группе Дженсена приближались вооруженные солдаты.

В ту секунду, когда Марджори увидела меня, люди Дженсена наконец заметили военных и бросились врассыпную. Воздух прорезала автоматная очередь. Марджори смотрела на меня, ее глаза были полны ужаса. Я рванулся вперед и схватил ее за руку. Мы нырнули в ближайший переулок. Раздалось еше несколько очередей, послышались злобные крики военных. Споткнувшись о кучу картонных коробок, мы упали, и наши лица почти соприкоснулись.

– Бежим! – бросил я и вскочил на ноги. Она попробовала встать, но тут же потянула меня вниз, кивком указав в конец переулка. Повернувшись к нам спиной и оглядывая соседнюю улицу, там пытались укрыться двое вооруженных людей. Мы застыли на месте. Наконец они перебежали улицу и помчались дальше, к лесу.

Я понимал, что нужно возвращаться к дому друга Уил-сона, где остался джип. Я был уверен, что Уил отправится туда. Мы осторожно, ползком, приблизились к следующей улице. Справа доносились выстрелы и злобные крики, но никого не было видно. Я посмотрел налево: тоже никого, Уила и след простыл. Наверное, он опередил нас.

– Бежим к лесу, – повернулся я к Марджори, которая уже собралась с духом и вид у нее был решительный.

– А потом, – добавил я, – повернем налево и будем держаться края леса. Джип в той стороне.

– Хорошо, – согласилась она.

Мы быстро перебежали улицу. До дома оставалось метров тридцать. Джип стоял там же, но рядом никого не было. Мы приготовились пересечь последнюю улицу и домчаться до него, но в эту секунду слева из-за угла вывернул грузовик, полный военных, и медленно направился по направлению к дому. В это время показался Уил, он пробежал через двор к джипу, завел его и на полной скорости помчался прочь. Военные рванулись вдогонку.

– Проклятье! – вырвалось у меня.

– Что нам теперь делать? – На лице Марджори появилось выражение панического страха.

Где-то совсем рядом раздались выстрелы. Впереди был лес, становившийся гуще по мере того, как он забирался вверх по склону горного хребта, который возвышался над городком и тянулся с севера на юг. Это был склон, который я уже видел по дороге сюда.

– Полезем наверх, – проговорил я. – Быстрее!

Мы вскарабкались по склону на несколько десятков метров. На одном из уступов мы остановились и оглянулись вниз на городок. По улицам одна за другой двигались военные машины, а солдаты, похоже, прочесывали дом за домом. Внизу, у подножия склона, послышались приглушенные голоса.

Мы бросились наверх. Теперь нам оставалось только бежать.

Все утро мы пробирались по хребту на север, останавливаясь только, чтобы прижаться к земле, когда слева по склону, тянувшемуся параллельно нашему, проезжала машина. В основном это были военные джипы серовато-стального цвета, хотя иногда появлялись и обычные машины. По иронии судьбы эта дорога была единственным ориентиром среди окружавшей нас дикой природы.

Впереди оба хребта сходились, и их склоны становились круче. Заостренные выступы скал защищали лежавшую между ними долину. Неожиданно мы заметили, что с севера в нашу сторону движется машина, похожая на джип Уила. Она на всем ходу свернула на одну из грунтовых дорог, которая, петляя, спускалась в долину.

– Похоже на Уила, – напряженно всматриваясь, проговорил я.

– Давайте спустимся туда, – предложила Марджори.

– Погодите. А если это ловушка? Что если они захватили его и хотят при помоши джипа выманить нас отсюда? Ее лицо помрачнело.

– Оставайтесь здесь, – приказал я. – Я спущусь, а вы следите за мной. Если все в порядке, я дам знак, чтобы вы шли ко мне.

Она согласилась, хотя и не сразу, – и я стал спускаться по крутому горному склону туда, где остановился джип. Кто-то вышел из машины, но за листвой было не различить, кто именно. Цепляясь за невысокие кусты и деревья и то и дело подскальзываясь на толстом слое перегноя, я пробирался среди скал.

Наконец я оказался прямо напротив машины, от которой меня отделяло каких-то тридцать метров. Водитель стоял, прислонившись к заднему бамперу, и его лица я по-прежнему не мог различить. Чтобы всмотреться, я подался вправо. Уил! Я рванулся еше дальше и почувствовал, что съезжаю вниз. В последний момент я ухватился за какой-то ствол и подтянулся на руках обратно. От страха у меня живот подвело: внизу был десятиметровый обрыв. Еще чуть-чуть, и я сломал бы себе шею.

Держась за дерево, я встал и попытался привлечь внимание Уила. Он пристально оглядывал склон над моей головой, потом опустил глаза, и его взгляд остановился прямо на мне. Он вскочил и направился в мою сторону через кусты. Я указал на отвесные скалы.

Он оглядел дно ушелья и крикнул:

– Я вижу, тут не перебраться. Вам придется спуститься вниз.

Я кивнул и хотел было подать сигнал Марджори, как издалека донесся рев мотора. У ил одним прыжком вскочил в джип и помчался назад к главной дороге. Я принялся торопливо карабкаться вверх. Сквозь листву было видно, что Марджори направляется ко мне.

В это мгновение откуда-то послышались громкие возгласы и топот. Марджори юркнула под скальный навес. Я изменил направление движения и осторожно, насколько это, было возможно, кинулся влево. На бегу я всматривался между деревьями, иша глазами Марджори. Но когда мне наконец удалось увидеть ее, моему взору предстала страшная картина: двое солдат, схватив девушку за руки, поднимали ее с земли. Я услышал крик Марджори.

Низко пригибаясь, я ринулся вверх по склону, а перед глазами стоял ее полный ужаса взгляд. Добравшись до вершины хребта, я помчался вперед. Панический страх не отпускал, сердце бешено колотилось.

Пробежав больше мили, я остановился и прислушался. Сзади не было слышно ни шагов, ни голосов. Упав навзничь, я попытался расслабиться и привести в порядок мысли, однако все затмевала страшная картина пленения Марджори. Зачем я оставил ее одну? Что мне теперь делать?

Я сел и, глубоко вздохнув, принялся вглядываться в дорогу на противоположном склоне. Пока я бежал, никакого движения на ней заметно не было. Я снова и снова напряженно вслушивался: ничего, кроме обычных лесных звуков. Я стал понемногу успокаиваться. В конце концов, Марджори только задержали. Ее вина лишь в том, что она испугалась перестрелки. Скорее всего ее будут держать под стражей лишь до тех пор, пока не установят, что она уче ный и пребывает в Перу на совершенно законных основаниях.

Я снова двинулся на север. Ныла спина. Я физически ошушал, насколько я грязный, как я устал, а желудок разрывало от спазмов голода. Два часа подряд я брел напропалую, так никого и не встретив.

Неожиданно я услышал, что справа от меня кто-то кубарем спустился по склону. Замерев, я снова прислушался: топот не утихал. Кроны деревьев здесь были раскидистее, солнечные лучи не пробивались до земли, подлесок был реже. Видно было метров на двадцать. Нигде никакого движения. Стараясь ступать как можно тише, я миновал большой валун и несколько деревьев. На моем пути лежали еше три каменные громады, и я прошел мимо двух из них. По-прежнему ничего. Но когда я обошел третий, сзади послышался хруст валежника. Я медленно обернулся.

Рядом с валуном стоял бородач, которого я видел на ферме у Дженсена. В его блуждающем взгляде сквозил панический страх, и он трясущимися руками направил мне в грудь автоматическую винтовку. Казалось, он силился вспомнить, кто я такой.

– Постойте, – запинаясь, проговорил я. – Я знаком с Дженсеном.

Он вгляделся пристальнее и опустил винтовку. И в это же мгновение в лесу послышались шаги. Бородач с винтовкой в руке тут же сорвался с места, и я, ничего не соображая, кинулся за ним. Мы бежали изо всех сил, натыкаясь на стволы деревьев и камни и время от времени оглядываясь.

Через несколько сотен метров он споткнулся и упал, а я промчался мимо. Между двумя валунами я рухнул на землю, чтобы отдышаться и посмотреть, нет ли кого сзади. Метрах в пятидесяти я заметил военного, который целился из винтовки в пытавшегося встать бородача. Не успел я и рта раскрыть, чтобы предупредить его, как солдат выстрелил. Грудь бородача распороли пули, которые прошили его насквозь, а меня залило его кровью. Эхо выстрелов повисло в воздухе.»'• Г.

Какой-то миг бородач стоял неподвижно с остекленевшими глазами, потом его тело выгнулось вперед, и он упал. Вне себя от страха, я вновь кинулся прочь, стараясь, чтобы между мной и тем местом, откуда стреляли, все время были деревья. Склон становился все более неровным и каменистым, а затем резко пошел вверх.

Смертельно уставший и объятый ужасом, я дрожал всем телом, протискиваясь между валунами. Один раз, набравшись смелости, я оглянулся. Убийца подошел к телу жертвы. Я шмыгнул за камень как раз в ту секунду, когда он поднял глаза и, казалось, посмотрел на меня. Прижимаясь к земле, я прополз мимо еше нескольких валунов. Потом склон стал ровнее, солдат уже не мог меня видеть, поэтому я снова вскочил на ноги и помчался во весь дух меж камней • и деревьев. Казалось, я лишился рассудка. Унести поскорее ноги – вот все, о чем я был в состоянии думать. Оглядываться я больше не осмеливался, но был уверен, что слышу топот бегущего за мной солдата.

Начался подъем, и я продирался вверх, чувствуя, что силы начинают покидать меня. Подъем перешел в ровное место, на котором росли высокие деревья и был густой подлесок. Дальше за этим леском вздымалась сплошная каменная стена. Я тщательно осмотрел ее в поисках выступов, за которые можно было бы ухватиться или встать на них. Я взобрался-таки на эту стену, и тогда моему взору открылась картина, от которой внутри все упало. Стена обрывалась вниз метров на тридцать. Идти дальше было некуда.

Я был обречен, все кончено. Позади со скалы посыпались камни, значит, убийца скоро будет здесь. Я рухнул на колени. Выбившийся из сил, измученный, я вздохнул в последний раз и прекратил всякое сопротивление, отдавшись на милость судьбе. Я знал, что еше немного – и просвистят пули. И что интересно: как избавление от страха смерть казалась чуть ли не желанной. Я ждал, а в сознании мелькали воспоминания о воскресных днях в детстве и о тех невинных размышлениях о Боге. Как это – умереть? Я пытался раскрыть себя, чтобы понять это.

Ожидание длилось так долго, что я потерял всякое представление о времени. Неожиданно до меня дошло, что ничего не происходит! Я огляделся и понял, что нахожусь на самой высокой точке горы. Все остальные отроги и утесы лежали ниже этого места и передо мной, куда ни кинь взгляд, открывались необъятные дали.

Какое-то малозаметное движение привлекло мое внимание. Там, далеко внизу, по склону, обращенному на юг, шел в противоположную от меня сторону тот самый солдат, а через руку у него была перекинута винтовка, принадлежавшая человеку Дженсена.

По телу разлилось тепло, и я зашелся в приступе беззвучного смеха. Я каким-то чудом остался в живых! Повернувшись в другую сторону, я сел, скрестив ноги, чтобы насладиться этим блаженным состоянием. Мне хотелось остаться здесь навсегда. В синеве небес сверкало солнце, и все вокруг сияло.

Я сидел на вершине, пораженный тем, как близко подступили далекие, окрашенные в алое холмы, вернее, ощущением того, что они стали ближе. Такими же близкими казались проплывавшие над головой редкие клубы облаков. Было такое впечатление, что можно дотянуться до них и потрогать руками.

Подняв руку к небу, я заметил, что ощущения моего тела стали другими. Рука скользнула вверх невероятно легко, и я без труда держал спину, шею и голову абсолютно прямо. Я сидел скрестив ноги, а затем совершенно свободно, без помощи рук, встал. Я потянулся, меня охватило ощущение всеобъемлющей легкости.

Взглянув на далекие горы, я заметил на небе дневную луну, которая вскоре должна была уже зайти. По всей видимости, она была в первой четверти и висела над горизонтом подобно перевернутой чаше. Я тут же понял, почему у нее такая форма. Прямо надо мной сияло солнце, которое в миллионах миль отсюда освещало лишь верхнюю часть предзакатной луны. Я смог различить линию между солнцем и лунной поверхностью, и это каким-то образом позволило мне мысленно выйти за пределы Земли.

Мне удалось представить себе Луну, которая уже скрылась за горизонтом, ее форму, какой она предстала перед теми, кто живет западнее и пока еше может видеть ее. Затем я представил, как она будет выглядеть, когда переместится на другую сторону планеты, прямо подо мной. Для живущих там людей Луна предстанет полной, потому что Солнце у меня над головой светит прямо на Луну.

От этой картины по позвоночнику тут же поднялась какая-то волна, и я почувствовал, что у меня под ногами образовалось пространство, подобное тому, которое я привык ошушать над головой. Моя спина, казалось, выпрямляется все больше и больше. Впервые в жизни я познал, что Земля круглая, и это было не мысленное представление, а реальное ошушение.

Это понимание взволновало меня, но в то же время казалось обычным и естественным. Хотелось лишь одного – целиком отдаться ощущению движения в бесконечном пространстве. Я стоял и чувствовал: теперь мне не нужно отталкиваться ногами от земли, чтобы преодолеть ее притяжение, я стремился вверх благодаря какой-то внутренней силе, словно воздушный шар, наполненный гелием настолько, чтобы висеть над самой землей. Я ошушал такую легкость, движения мои были настолько скоординированы, что это состояние не шло ни в какое сравнение с ощущениями спортсмена, находящегося в прекрасной форме после года интенсивных тренировок.

Я опять сел на камень, и все, казалось, еще более приблизилось: и неровный утес, на котором я находился, и далекие могучие деревья ниже по склону, и горы на горизонте. Ветви деревьев слегка раскачивались на ветру, и созерцание этого движения было не просто зрительным восприятием, но и физическим ощущением, словно это были не ветви, а волосы у меня на теле.

Все вокруг каким-то образом стало частью меня самого. Я сидел на вершине горы, любуясь раскинувшимися куда ни глянь внизу подо мной далями, и чувствовал себя так, точно мое бренное тело, каким я привык его ощущать, было лишь головой большего тела, состоявшего из того, что я вижу. Вселенная бесстрастно взирала на себя самое моими глазами.

Это ощущение вызвало всплеск в памяти. Мысленно я устремился в прошлое: позади осталось начало моей поездки в Перу, детские годы, мое рождение… Я познал, что, по сути дела, моя жизнь началась не с зачатия и рождения на этой планете. Она началась значительно раньше, с образованием моего действительного тела, самой Вселенной.

На меня всегда наводило тоску учение об эволюции, однако сейчас, когда я мысленно продолжал движение назад во времени, мне стало приходить на ум все, что было прочитано на этот счет, в том числе и разговоры с моим приятелем, похожим на Рено. Я вспомнил, что как раз эта тема его и интересовала – эволюция.

Все мои знания, казалось, слились воедино с нахлынувшими на меня совершенно реальными воспоминаниями. Все, что происходило во Вселенной, каким-то образом всплывало в памяти, и эти воспоминания позволяли взглянуть на эволюцию по-новому.

Я увидел, как в результате взрыва первичной материи образовалась Вселенная, и понял, как и отмечалось в Третьем откровении, что материю на самом деле никак нельзя считать твердой. Материя – это всего лишь энергия, которая испытывает определенный уровень колебаний, и вначале существовала только простейшая форма ее колебаний – элемент, называемый нами водородом. Из этого поначалуи состояла Вселенная – один водород.

Я наблюдал, как атомы водорода начали притягиваться друг к другу, словно главенствующий первоисточник, творческое начало этой энергии было готово начать переход к более сложному состоянию. И когда сгустки водорода в достаточной степени уплотнились, он стал нагреваться и гореть, чтобы превратиться в то, что мы называем звездой. При горении атомы водорода сливались между собой, переходя на более высокий уровень колебаний, и образовывали элемент, который назван нами гелием.

Я продолжал смотреть, а первые звезды уже старели и в конце концов взрывались, извергая оставшийся водород и вновь образованный гелий во Вселенную. И весь процесс начинался снова. Водород и гелий притягивались друг к другу до тех пор, пока не нагревались до температуры, необходимой для образования новых звезд, после чего, в свою очередь, начали слияние атомы гелия, образуя элемент литий с еше более высоким уровнем колебаний.