– Где в Писании?

– Например, в заповеди о том, что должно почитать отпа своего и мать свою.

– И что при этом имеется в виду?

– В Манускрипте, если с человеком что-то не так, вся вина перекладывается на родителей, а это подрывает устои семьи.

– А мне казалось, в нем говорится о том, что нужно покончить со старыми обидами и по-новому, более положительно, оценить свое детство.

– Нет, – отрезал следователь. – Манускрипт уводит с пути истинного. Начнем с того, что никаких отрицательных чувств никогда не должно и быть.

– Разве родители не могут ошибаться?

– Родители делают для детей все, что в их силах. Дети должны прошать их.

– Но ведь это как раз и растолковывается в Манускрипте! Разве не желание простить приходит, когда мы осознаем все хорошее в своем детстве?

– Но от чьего имени говорится все это в Манускрипте? – повысил он голос, выйдя из себя. – Как можно верить какой-то рукописи?

Священник обошел вокруг стола и рассерженно уставился на меня сверху вниз:

– Вы ведь даже не понимаете, что говорите. Вы что, ученый богослов? Лумаю, что нет. Вы сами являете пример того, какое смятение в умах производит Манускрипт. Неужели не понятно, что в мире существует порядок только потому, что есть закон и власть? Как же вы можете подвергать сомнению действия властей в этом вопросе?

Я ничего не ответил, и от этого мой следователь, похоже, разъярился еше больше.

– Вот что я вам скажу, – заявил он. – Наказание за совершенное вами преступление предусматривает не один год тюрьмы. Вы не бывали в перуанской тюрьме? Может быть, вы, как все янки, сгораете от любопытства и хотите узнать, что собой представляют наши тюрьмы? Я могу вам это устроить! Понятно? Я могу это устроить!

Он с глубоким вздохом умолк. Потом поднес руку к глазам, по всей видимости, стараясь успокоиться, – Я здесь для того, чтобы выяснить, у кого имеются списки и откуда они поступают. Спрашиваю еше раз: откуда у вас эти переводы?

Вспышка его гнева заставила меня всерьез встревожиться. Своими вопросами я лишь усугублял свое положение. Что предпримет этот человек, если я не стану отвечать? Но ведь не мог же я назвать имена падре Санчеса и падре Карла!

– Мне нужно немного подумать, прежде чем я все вам расскажу, – наконец нашелся я.

На какой-то миг у меня создалось впечатление, что сейчас следователь разразится еше одной вспышкой гнева. Но потом внутреннее напряжение у него спало; он, похоже, очень устал.

– Даю вам срок до завтрашнего утра, – произнес он и жестом приказал стоявшему в дверях конвоиру увести меня. Я последовал за солдатом обратно в камеру.

Ни слова не говоря, я прошел к своей койке и лег, чувствуя крайнюю усталость. Пабло смотрел в окно через решетку.

– Вы говорили с падре Себастьяном? – поинтересовался он.

– Нет, это был другой священник. Он хотел узнать, откуда у меня списки.

– И что он говорил?

– Ничего. Я сказал, что мне нужно время подумать, и он дал мне срок до завтра.

– Этот человек что-нибудь говорил про Манускрипт? Я взглянул Пабло в глаза, и на этот раз он не опустил голову.

– Священник говорил, что Манускрипт подрывает освященные традицией истины, – сказал я. – А потом вышел из себя и стал угрожать.

Пабло, похоже, искренне удивился:

– Это был шатен в круглых очках?

– Да.

– Его зовут падре Костус. Что он еше говорил?

– Я не согласился с тем, что Манускрипт подрывает традиции, – ответил я. – Тогда он начал угрожать мне тюрьмой. Как вы считаете, он это серьезно?

– Не знаю, – проговорил Пабло. Он подошел и сел на свою койку напротив меня. Было видно, что у него есть еше какие-то соображения, но я так устал и был настолько напуган, что закрыл глаза. Проснулся я от того, что Пабло тряс меня.

– Время обедать, – сообщил юноша.

Мы поднялись за охранником наверх, где нам подали по тарелке жесткой говядины с картошкой. Двое мужчин, которых мы видели в прошлый раз, вошли после нас. Марджори с ними не было.

– А где Марджори? – обратился я к ним, стараясь говорить шепотом. Они пришли в ужас от того, что я заговорил с ними, а солдаты пристально посмотрели на меня.

– Думаю, они не говорят по-английски, – сказал Пабло.

– Но где же она? – грустно произнес я.

Пабдо что-то сказал в ответ, но я опять не слушал его. Мне вдруг представилось, что я куда-то убегаю, мчусь по какой-то улочке, а затем ныряю в дверь, ведущую к свободе.

– О чем вы думаете? – спросил Пабло.

– Мне почудилось, что я вырвался на свободу, – ответил я. – АО чем вы говорили?

– Постойте, – сказал Пабло. – Не упустите свою мысль. Может быть, это важно. Каким образом вы вырвались на свободу?

– Я бежал по какому-то переулку или улочке, а потом шмыгнул в какую-то дверь. Было такое впечатление, что побег удался.

– И что вы думаете об этом видении?

– Не знаю, – признался я. – Похоже, здесь нет логической связи с тем, что мы обсуждали.

– А вы помните, о чем мы говорили?

– Да. Я спрашивал о Марджори.

– А вам не кажется, что Марджори и ваше освобождение как-то связаны между собой?

– Никакой явной связи я не усматриваю. – А как насчет неявной?

– Не вижу, какая здесь может быть связь. Какое отношение к Марджори могут иметь мои фантазии об освобождении? Вы считаете, она уже на свободе?

Вид у него был задумчивый:

– Вам подумалось, что на свободе оказались вы.

– Ну да, верно. Может быть, я вырвусь на свободу без нее. – Тут я взглянул на Пабло. – А может, вырвусь на свободу с ней.

– Я остановился бы именно на таком предположении, – сказал он.

– Но где же она тогда?

– Не знаю.

Обед мы заканчивали молча. Я был голоден, но пища казалась слишком тяжелой. Почему-то я чувствовал себя усталым и вялым. Чувство голода быстро прошло.

Я обратил внимание, что Пабло тоже не ест.

– Думаю, нам нужно вернуться в камеру, – сказал он.

Я кивнул, и он жестом попросил охранника отвести нас обратно. Придя в камеру, я растянулся на койке, а Пабло сел и стал смотреть на меня.

– У вас, похоже, снизился уровень энергии, – проговорил он.

– Да, – подтвердил я. – Не могу понять, что случилось.

– Вы не пробовали вбирать в себя энергию? – спросил юноша.

– Думаю, что нет. А от этой пиши никакого толку.

– Но если вбирать в себя все, не нужно много пиши. – И Пабло обвел рукой перед собой, чтобы подчеркнуть это «все».

– Это я знаю. Однако в подобном положении для меня непросто изливать потоком любовь.

Мой собеседник в недоумении посмотрел на меня:

– Но если так не делать, вы причините себе вред.

– Что значит – причиню себе вред?

– Ваше тело колеблется на определенном уровне. И если вы допускаете значительное снижение своей энергии, то от этого страдает и тело. В этом и заключается связь между подавленным состоянием и болезнью. Дюбовь – способ поддержания энергии. Благодаря ей мы сохраняем здоровье. Вот насколько это важно.

– Дайте мне несколько минут, – попросил я.

Я принялся выполнять то, чему меня учил падре Сан-чес. И тут же почувствовал себя лучше. Все вокруг выступило более отчетливо. Я закрыл глаза и сосредоточился на этом ощущении.

– Вот, хорошо, – донеслось до меня.

Я открыл глаза и увидел, что Пабло расплылся в улыбке. Облик у него был еше совсем мальчишеский, но глаза казались теперь исполненными зрелой мудрости.

– Я вижу, как вы наполняетесь энергией, – сообщил паренек.

Вокруг тела Пабло было различимо чуть заметное поле зеленого цвета. Свежие цветы, поставленные им в вазу на столе, казалось, тоже излучали мерцание.

– Для того чтобы уяснить для себя Седьмое откровение и действительно встать на путь эволюции, – произнес он, – нужно действовать в соответствии со всеми откровениями, превратив их в образ жизни.

Я ничего не ответил, а юный индеец спросил:

– Можете ли вы сказать, как откровения изменили ваше мировоззрение? Я задумался:

– Полагаю, что я проснулся и увидел: мир – это тай-на, где будет послано все, в чем нуждаешься, если суметь раскрыться и встать на путь истины.

– И что потом? – продолжал расспрашивать он.

– Потом мы готовы включиться в поток эволюции.

– И как же мы можем сделать это? Я снова задумался:

– Тем, что четко представляем себе вопросы, стоящие перед нами в жизни. А затем стараемся не упустить указа 2)19ia ния, которые посылаются во сне либо приходят к нам в виде интуитивного озарения, а бывает, что мы начинаем просто видеть окружающее в совершенно новом свете, все просто бросается нам в глаза.

Я опять помолчал, пытаясь мысленно охватить все откровения, а потом добавил:

– Мы заряжаемся энергией и целиком сосредоточиваемся на том, что происходит с нами сейчас и какие вопросы стоят перед нами. Затем интуитивно постигаем некое наставление, открывающее нам, куда идти и что делать, и вот тогда-то и происходит стечение обстоятельств, которое позволяет нам реально осуществить наши помыслы.

– Ла! Да! – воскликнул Пабло. – Именно так: стечения обстоятельств приводят нас к чему-то новому, мы растем, наша жизнь становится более наполненной, и в конце концов мы переходим к существованию на более высоком уровне колебаний.

Пабло склонился ко мне, и я заметил вокруг него невероятных размеров энергетическое поле. Он просто лучился и больше не казался юношески застенчивым, от него исходила какая-то мошь.

– Пабло, что с вами произошло? – поразился я. – При нашей первой встрече вы не казались таким уверенным, знающим и совершенным.

Он рассмеялся:

– Когда вы появились, я рассеял свою энергию. Поначалу я полагал, что вы поможете мне с потоком энергии, но потом понял, что вы еще не научились этому. Это знание постигается из Восьмого откровения.

Я был озадачен:

– И чего же я не сделал?

– Вы должны запомнить, что все ответы, которые являются нам каким-то непостижимым образом, на самом деле приходят от других людей. Поразмыслите над всем, что вы узнали с тех пор, как попали в Перу. Разве все ответы вы получили не через поступки других людей, с которыми непонятно почему встретились?

Я задумался. Юноша был прав. Я встречался именно с теми людьми, которые мне были нужны в самые подходящие для этого моменты, – с Чарлин, Лобсоном, Уилом, Дэйлом, Марджори, Филом, Рено, падре Санчесом и падре Карлом и вот теперь – с Пабло.

– Ведь даже сам Манускрипт написан каким-то человеком. – добавил Пабло. – Однако не у всех, с кем вы встречаетесь, может быть достаточно энергии или ясности мышления, чтобы открыть вам ту весть, которую они несут вам. Вы должны помочь этим людям, посылая им энергию. – Пабло помолчал. – Вы как-то говорили, что научились изливать свою энергию на растение, сосредоточившись на его красоте, помните?

– Помню.

– Так вот. к человеку необходим такой же подход. Когда энергия входит в него, она помогает ему понять свою истину, и тогда этот человек сможет передать эту истину вам.

– В качестве примера можно привести падре Косту-са, – продолжал юноша. – Он должен был сообщить что-то важное, но вы не помогли ему открыть вам это. Вы лишь пытались получить у него ответы, и это превратилось в борьбу между вами за энергию. Когда падре почувствовал это в разговоре, возобладала его детская ролевая установка, его «следователь».

– А что мне нужно было сказать? – спросил я.

Пабдо не ответил. Мы снова услышали, что кто-то приблизился к двери.

И в камеру вошел падре Костус.

Он кивнул Пабло, и на лице его промелькнула улыбка. Пабло буквально весь засветился, словно священник на самом деле ему очень нравился. Падре Костус перевел взгляд на меня, и выражение его лица стало суровым. Внутри у меня все сжалось от тревожного предчувствия.

– О вас спрашивал кардинал Себастьян, – проговорил он. – Сегодня днем вас перевезут в Икитос. Я посоветовал бы вам отвечать на все его вопросы. – Зачем я ему? – недоумевал я.

– Затем, что машина, которая была у вас в момент ареста, принадлежит одному из наших священников. Мы понимаем, что вы получили свои списки Манускрипта от него. Если один из священников нашей Церкви пренебрегает законом – это дело серьезное. – И падре Костус с решительным видом посмотрел на меня.

Я бросид быстрый взгляд на Пабло, который ободряюще кивнул, и снова обратился к падре.

– Вы считаете, что Манускрипт подрывает вашу веру? – осторожно спросил я.

Он посмотрел на меня снисходительно:

– Не только нашу, но и веру всех людей. Неужели вы думаете, что не существует предопределения для мира сего? Все в руках Господа. Он определяет, что нам суждено. Наше дело – следовать законам, ниспосланным Господом. Эволюция – это миф. Господь творит будущее по промыслу своему. Утверждать, что люди сами могут прийти к эволюции, – значит, отрицать волю Божию. Это толкает людей к самовозвеличиванию и отчуждению. Они начинают придавать большее значение своей эволюции, а не Божьему предопределению. Друг к другу они станут относиться еще хуже, чем теперь.

Я не знал, о чем еше спросить падре Косгуса. Священник какое-то время смотрел на меня, а потом почти добродушно произнес:

– Надеюсь, вы поможете кардиналу Себастьяну.

Он повернулся к Пабло. и в его взгляде чувствовалось, что он горд тем, как ответил на мои вопросы. Пабло лишь улыбнулся и снова кивнул. Священник вышел, и охранник запер за ним дверь. Пабло на своей койке наклонился и посмотрел на меня: он сиял и по-прежнему выглядел совсем другим человеком, и в его взгляде сквозила уверенность.

Я посмотрел на него и улыбнулся.

– Я выяснил, что мое положение хуже, чем я полагал. Юноша рассмеялся:

– А что еще?

– Не совсем понимаю, к чему вы клоните.

– Какие вопросы стояли перед вами, когда вы попали сюда?

– Я хотел найти Марджори и У ила.

– Так, одного из них вы нашли. А другой вопрос?

– У меня было такое чувство, что все эти священники выступают против Манускрипта не по злобе, а потому, что не понимают его. Мне хотелось узнать, что они думают о древней рукописи. Почему-то у меня сложилось представление, что можно убедить священников отказаться от противостояния откровениям. – Сказав это, я вдруг поняд, к чему клонил Пабло. Я встретился здесь с падре Костусом для того, чтобы выяснить, что его так страшит в Манускрипте.

– И какую же весть вы получили? – спросил молодой человек.

– Весть?

– Ну да, весть.

Я посмотрел на него:

– Их тревожит мысль об участии в эволюции?

– Да.

– Можно себе представить, – продолжал я. – Мало было идей о физической эволюции. А тут еще это понятие распространяется на повседневную жизнь, на то, что решения принимает каждый из нас, на саму историю. Это совершенно неприемлемо. По их мнению, с таким пониманием эволюции люди сойдут с ума, отношения между ними станут хуже. Неудивительно, что они хотят, чтобы о Манускрипте никто не знал.

– Могли бы вы убедить их, что это не так? – спросил Пабло.

– Нет… То есть я не настолько хорошо в этом разбираюсь.

– А что нужно для того, чтобы убедить их? – Нужно познать истину. Нужно узнать, как люди станут относиться друг к другу, если каждый будет жить по откровениям и эволюционировать.

Казалось, Пабло был доволен.

– В чем дело? – спросил я. тоже улыбаясь вслед за ним.

– О том, как люди будут относиться друг к другу, говорится в следующем, Восьмом откровении. На ваш вопрос, почему священники выступают против Манускрипта, есть ответ, и этот ответ, в свою очередь, стал еше одним вопросом.

– Да, – произнес я в глубокой задумчивости. – Мне необходимо найти Восьмое откровение. Мне нужно выбраться отсюда.

– Не спешите, – предупредил Пабло. – Вы должны убедиться, что в полной мере уяснили для себя Седьмое откровение, прежде чем двигаться дальше.

– А как по-вашему, я уяснил его? Вошел в поток эволюции?

– Вы войдете в этот поток, если никогда не будете забывать о том, что необходимо держать в уме стоящие перед вами вопросы. Даже те, кто до сих пор пребывает в неведении, могут натолкнуться на ответы и осознать происходившие с ними в прошлом стечения обстоятельств. Осознание Седьмого откровения приходит со способностью видеть эти ответы, когда они посылаются нам. Это поднимает наш повседневный опыт на новую высоту.

Мы должны понять, что каждое событие имеет свое значение и несет свою весть, которая каким-то образом имеет отношение к стоящим перед нами вопросам. Особо это относится к тому, о чем мы обычно отзываемся плохо. В Седьмом откровении говорится, что главное – найти хорошее в любом событии, какое бы впечатление оно ни производило. Вы поначалу считали, что раз вас арестовали, то все пропало. Однако теперь вам стало понятно, что вы должны были оказаться здесь. Именно здесь вам суждено было обрести ответы на ваши вопросы.

Пабло был прав, но если я получаю здесь ответы и поднимаюсь на более высокий уровень, то и с Пабдо, несомненно, должно происходить то же самое.

В эту минуту из коридора донеслись шаги. Пабло посмотрел мне прямо в глаза, и лиио его приняло серьезное выражение.

– Послушайте, – сказал он. – Запомните, что я вам скажу. Следующим для вас будет Восьмое откровение. В нем речь идет об этике отношений между людьми, о том, как нужно вести себя с другими, чтобы получить и донести как можно большее количество вестей. Но не забывайте, что торопиться не следует. Будьте всегда начеку: все внимание обращайте на то, что происходит вокруг вас. И еще: скажите, какие перед вами стоят вопросы?

– Я хочу выяснить, где Уил. Хочу познать Восьмое откровение. И найти Марджори.

– И что же вам подсказывает интуиция о Марджори? На какой-то миг я задумался:

– Что я обрету свободу… что мы обретем свободу. Было слышно, как кто-то подошел уже к самой двери.

– А я вам принес весть? – торопливо спросил я.

– Конечно. Когда вы появились, я не знал, зачем я здесь. Я понимал, что это каким-то образом связано с передачей кому-то Седьмого откровения, но сомневался в своих способностях. Мне казалось, что я недостаточно хорошо знаю его. Благодаря вам, – продолжал он, – теперь я знаю, что могу это делать. Это была одна из принесенных вами вестей.

– А разве была и другая?

– Да, подсказанная вам интуицией мысль, что священников можно убедить принять Манускрипт, тоже стала для меня вестью. Поэтому я склоняюсь к тому, что нахожусь здесь, чтобы переубедить падре Костуса.

Юноша умолк, и в это время охранник открыл дверь и жестом предложил мне выйти.

Я взглянул на Пабло.

225– Мне хочется сказать вам об одном из положений следующего откровения, – торопливо проговорил он.

Стражник кинул на индейца недобрый взгляд и, схватив меня за руку, вывел за дверь. Он запер ее и куда-то повел меня. Пабло провожал меня глазами через прутья решетки.

– В Восьмом откровении есть одно предупреждение, – крикнул он вдогонку. – Ваш рост может приостановиться… Это может случиться, если вы попадете в зависимость от другого человека.

3muka Взаимоотношений меЖду людьми

Поднявшись за конвоиром по ступенькам, я вышел на яркий солнечный свет. В голове звучало предупреждение Пабло. Зависимость от другого человека? Что он имел в виду? Какая зависимость?

Конвоир вывел меня по дорожке на стоянку, где двое солдат стояли^около военного джипа. Пока мы шли, они пристально наблюдали за нами. Подойдя к машине поближе, я заметил, что на заднем сиденье уже кто-то есть. Марджори! Она была бледна и встревожена. Не успел я встретиться с ней взглядом, как стоявший позади солдат схватил меня за руку и подтолкнул на сиденье рядом с ней. Лвое других расположились впереди. Сидевший за рулем обернулся и мельком оглядел нас, потом завел машину и повел ее по дороге, ведущей на север.

– Вы говорите по-английски? – обратился я к солдатам.

Сидевший рядом с водителем здоровяк тупо посмотрел на меня, проговорил что-то непонятное по-испански и тут же отвернулся.

Я переключил внимание на Марджори.

– Как вы? – шепотом спросил я.

– Я… – Тут ее голос дрогнул, и я увидел на ее лице слезы.

– Все будет хорошо, – проговорил я, обнимая ее. Она взглянула на меня, пытаясь улыбнуться, а потом положила голову мне на плечо. Желание волной прокатилось по моему телу.

Мы тряслись по немошеной дороге битый час. Пейзаж за окном машины стал все больше походить на джунгли: растительность была пышная и густая. За одним из поворотов среди зарослей тропического леса нашим взорам открылся небольшой городок. По обеим сторонам дороги стояли в ряд деревянные домики.

Впереди, метрах в тридцати, путь нам перегородила большая машина. Военные на дороге замахали, чтобы мы остановились. Дальше стояло еше несколько машин, некоторые были с желтыми мигалками. Я насторожился. Мы затормозили, к нам подошел один из солдат и что-то сказал. Мне удалось уловить лишь слово «гасолина» – бензин. Наши конвоиры вышли из джипа и вступили в переговоры с военными. Время от времени они поглядывали на нас: оружие у них было при себе.

Я обратил внимание на небольшую улочку, выходящую под небольшим углом на дорогу, и стал разглядывать расположенные на ней магазинчики. Неожиданно мое восприятие изменилось. Очертания и цвет домов стали выступать более явно и четко.

Я шепотом окликнул Марджори и почувствовал, как она встрепенулась, но не успела девушка произнести и слова, как джип буквально подбросило от чудовищного взрыва. Впереди поднялся столб огня, и военные рухнули как подкошенные. Все вокруг тут же окутало дымом и пеплом, так что ничего не было видно.

– Бежим! – крикнул я, вытаскивая Марджори из машины. Среди всей этой неразберихи мы нырнули в небольшую угловую улочку, которую я только что внимательноразглядывал. Сзади слышались крики и стоны. Мы пробежали метров пятнадцать, по-прежнему окутанные клубами дыма. И тут слева я заметил дверь.

– Сюда! – крикнул я. Дверь была не заперта, и мы заскочили в дом. Навалившись на дверь, я плотно захлопнул ее. Обернувшись, я увидел, что на нас смотрит какая-то женщина средних лет. Мы вломились в чье-то жилише.

Глядя на женщину и пытаясь изобразить приветливую улыбку, я обратил внимание, что на лице у нее не отразилось ни страха, ни гнева при виде незнакомых людей, ввалившихся к ней в дом после того, как невдалеке раздался страшный взрыв. Напротив, она с удовольствием, чуть ли не улыбаясь, рассматривала нас, и это было, скорее, выражение покорности судьбе, словно она предполагала, что мы можем появиться, и теперь должна была что-то сделать. Рядом с ней на стуле сидела маленькая девочка лет четырех.

– Скорее! – проговорила женышна по-английски. – Вас будут искать!

Она провела нас через скудно обставленную гостиную, по коридору и дальше вниз по деревянной лестнице в какой-то длинный погреб. Левочка шла рядом с ней. Мы быстро прошли через погреб, поднялись по ступенькам и вышли через заднюю дверь, которая вывела нас в переулок.

Там стоял совсем маленький автомобиль. Женщина открыла дверцу машины и предложила нам быстро забраться в нее. Мы легли на заднем сиденье, она закрыла нас сверху одеялом и повела машину, похоже, на север. Пока все это происходило, я не произнес ни слова, захваченный ее инициативой. Когда я в полной мере осознал, что случилось, целая волна энергии захлестнула меня. Свершилось то избавление, которое было подсказано мне интуицией.

Марджори лежала рядом, крепко зажмурившись.

– Ты как, нормально? – прошептал я.

Она подняла на меня заплаканные глаза и кивнула.

Минут через пятнадцать женщина сказала:

– Теперь, я думаю, вы можете сесть.

Я откинул одеяло и огляделся. Похоже, мы ехали той же дорогой, что и до взрыва, только севернее.

– Кто вы? – обратился я к женщине.

Обернувшись, она чуть улыбнулась мне. Это была статная женщина лет сорока, и темные волосы ниспадали ей на плечи.

– Меня зовут Карла Диас, – назвалась она. – А это моя дочка, Марета.

Девочка, улыбаясь, поглядывала на нас своими большими глазами, в которых сквозило любопытство. У нее тоже были длинные, черные как смоль волосы.

Я рассказал, кто мы такие, а потом спросил:

– Как вы узнали, что нам нужна помощь? Улыбка Карлы стала шире:

– Вы же скрывались от военных из-за Манускрипта?

– Да, но как вы об этом догадались?

– Я тоже знакома с откровениями.

– А куда вы нас везете?

– Этого я не знаю. В этом мне должны помочь вы. Я бросил взгляд на Марджори. Пока я разговаривал, она пристально наблюдала за мной.

– Сейчас я не знаю куда, – проговорил я. – До того, как меня арестовали, я пытался добраться до Икитоса.

– А зачем вам нужно было туда?

– Я хочу найти своего друга. Он ищет Девятое откровение.

– Это дело опасное.

– Знаю.

– Мы доставим вас туда, правда, Марета? Девочка улыбнулась и не по годам рассудительно подтвердила:

– Конечно.

– Что же это взорвалось? – поинтересовался я.

– Думаю, что бензозаправка, – ответила Карла. – Недавно там была авария, утечка бензина.Не переставая удивляться тому, как быстро отважная женшина приняла решение помочь нам, я решился все же

СПРОСИТЬ об ЭТОМ:

– Как же вы узнали, что мы бежали от солдат? Она перевела дух:

– Вчера через поселок прошло на север много машин военных. Раньше такого не было, и это заставило меня вспомнить, как два месяца назад забрали двух моих друзей. Мы вместе изучали Манускрипт. У нас единственных в поселке были все восемь откровений. Потом пришли солдаты, и моих друзей арестовали. И никаких вестей от них до сих пор нет.

А вчера, когда я смотрела на проезжающие машины, я поняла, что военные продолжают охотиться за списками Манускрипта и что другим людям, как и моим друзьям, понадобится помошь. Я сказала себе, что если это будет в моих силах, я помогу этим людям. Конечно, я подумала, что это пришло мне в голову именно тогда не просто так. Поэтому не удивилась, когда вы появились в моем доме.

Помолчав, она спросила:

– А у вас такое бывало?

– Да, – подтвердил я.

Карла притормозила. Впереди была развилка.

– Думаю, нам надо свернуть направо, – сказала она. – Это будет дольше, зато безопаснее.

Когда Карла поворачивала машину, Марете пришлось ухватиться за сиденье, чтобы не свалиться с него. Девочка рассмеялась. Марджори смотрела на нее с восхищением.

– Сколько лет Марете? – спросила она у Карлы. Карлу это, похоже, задело, но она мягко проговорила:

– Пожалуйста, не надо говорить о девочке так, словно ее здесь нет. Если бы она была взрослой, вы адресовали бы этот вопрос прямо к ней.

– О, прошу прошения, – извинилась Марджори.

– Мне пять лет, – с гордостью произнесла Марета.

– Вы изучали Восьмое откровение? – поинтересовалась Карла.

Нет, – ответила Марджори. – Я читала лишь Третье.

– А я остановился на Восьмом, – сказал я. – У вас есть списки?

– Нет. Все списки забрали военные.

– А в Восьмом откровении рассказывается о том, как нужно вести себя с детьми?

– Да, в нем говорится о том, как со временем люди будут относиться друг к другу, и рассказывается о многом другом – как, например, передавать энергию другим людям и как избегать зависимости от них.

Опять это предупреждение. Я собрался было спросить Карлу, что оно означает, но тут к ней обратилась Марджори.

– Расскажите нам о Восьмом откровении, – попросила она.

– В Восьмом откровении, – начала Карла, – речь идет о том, как использовать по-новому энергию при общении с людьми вообще, но начинается все с самого начала, с детей.

– – – И как мы должны подходить к детям? – спросил я.

– Мы должны усматривать в них то, что они являют собой в действительности, рассматривать их как крайние точки эволюции, ведущие нас вперед. Но чтобы научиться эволюционировать, детям постоянно нужна наша бескорыстная энергия. Худшее, что можно причинить детям, это выкачивать из них энергию, говоря, что они делают что-то, не так. Именно из-за этого, как вы уже знаете, у них формируются ролевые установки. Однако ребенок может этого избежать, если взрослые вне зависимости от ситуации будут предоставлять всю необходимую ему энергию. Вот почему дети всегда должны принимать участие в беседе, особенно если речь идет о них самих. И брать на себя ответственность следует лишь за такое число детей, скольким вы сможете уделить внимание.

– В Манускрипте говорится об этом? – спросил я. – Да, – подтвердила Карла. – И особо подчеркивается про число детей.

Меня это повергло в смущение:

– Почему так важно, сколько у тебя детей? Взгляд Карлы был устремлен на дорогу, и она только мельком глянула на меня:

– Потому что любой взрослый способен одновременно сосредоточиться лишь на одном ребенке, чтобы уделить ему внимание. Если детей больше, чем взрослых членов семьи, то взрослые оказываются перегружены и не могут отдавать достаточное количество энергии. Дети начинают соперничать между собой за то, чтобы взрослые уделили им больше времени.

– Детская ревность, – проговорил я.

– Да, но в Манускрипте отмечается, что эта проблема гораздо важнее, чем мы привыкли думать. Взрослые зачастую приукрашивают представление о больших семьях и о детях, растущих вместе. Но ведь дети должны познавать мир от взрослых, а не от других детей. Слишком много стало стран, где дети собираются в шайки. Люди постепенно осознают, говорится в Манускрипте, что не следует производить детей на свет, если нет хотя бы одного взрослого, который был бы готов сосредоточить все внимание на ребенке, отдавать ему все свое время.

– Но погодите, – возразил я. – Нередко зарабатывать на жизнь приходится и отцу, и матери. Получается, что они не имеют права заводить детей.