– Вы познакомились со всеми откровениями, кроме двух – Седьмого и Восьмого. В Седьмом речь идет о сознательной эволюции человека, о постоянной готовности к любому стечению обстоятельств, ко всем ответам, которые посылает нам Вселенная.

Он вручил мне тоненькую папку:

– Это Седьмое откровение. Оно очень краткое и носит общий характер. В нем говорится, что нам часто бросаются в глаза такие веши и приходят на ум такие мысли, которые наставляют нас на путь истинный. Что касается Восьмого откровения, в свое время вы сами придете к не 1197/му. В нем объясняется, как мы можем помочь другим людям, которые доставляют нам искомые ответы. Более того, там описывается целый свод этических правил, которыми должны руководствоваться люди в своих отношениях, чтобы облегчить друг другу эволюцию.

– Почему же вы не можете передать мне Восьмое откровение прямо сейчас?

Падре Карл улыбнулся и положил мне руку на плечо:

– Потому что, по нашему мнению, этого не следует делать. Мы тоже должны следовать тому, что нам подсказывает интуиция. Вы обретете Восьмое откровение, как только верно поставите вопрос.

Я сказал, что мне все понятно. Священники обняли меня и пожелали всяческих благ. Падре Карл подчеркнул, что вскоре нам суждено встретиться вновь и что я действительно найду ответы, ради которых здесь и нахожусь.

Мы уже собирались разойтись по машинам, когда Сан-чес вдруг обернулся ко мне:

– Интуиция подсказывает, что я должен сказать вам следующее. Пусть на вашем пути вас ведет восприятие красоты и воображение. Те места и те люди, которые дадут вам нужные ответы, будут выглядеть светозарными и необыкновенно привлекательными. Более подробно узнаете об этом позже.

Кивнув, я сел в машину падре Карла и следовал за ними по каменистой дороге несколько миль, пока мы не подъехали к развилке. Санчес помахал мне рукой из заднего окна машины, и они с падре Карлом направились на восток. Я какое-то время смотрел им вслед, а потом повернул старый грузовичок на север, в сторону бассейна Амазонки.

Я чувствовал, как во мне растет раздражение. За три с лишним часа я преодолел немалое расстояние, а теперь стоял на развилке и никак не мог решить, которую из двух дорог выбрать.

Одна дорога уходила налево. Судя по карте, она на протяжении ста миль шла на север у подножия гор, а потом уходила на восток, к Икитосу. Другая вела направо и пролегала через тропический лес, чтобы в конце концов соединиться с первой дорогой.

Я глубоко вздохнул и попытался расслабиться, потом бросил взгляд в зеркало заднего вида. Никого. В самом деле, я уже больше часа никого не встречал – ни машин, ни бредущих по дороге местных жителей. Я попытался стряхнуть охватившее меня беспокойство, понимая, что должен расслабиться и сохранять сопричастность, если хочу принять верное решение.

Я сосредоточил внимание на том, что меня окружало. Дорога справа, проходя между несколькими огромными деревьями, вокруг которых из земли выступали массивные валуны, уходила вдаль к лесу. Громадные камни были окружены густыми зарослями тропических растений. Другая дорога – через горы – казалась голой. Там росло лишь одно дерево, другой растительности было очень немного, весь остальной пейзаж составляли скалы.

Я опять перевел взгляд на дорогу, ведущую к лесу, и попробовал вызвать состояние любви. Там ярко зеленели. деревья и кустарники. Я обратил взгляд налево и попытался проделать то же самое. Тут же бросилась в глаза полоска цветущих трав на обочине. Сами травинки были блеклые и в пятнышках, однако белые цветы, если охватить сразу всех взглядом, создавали неповторимый узор. «Интересно, – думал я, – как это я раньше их не заметил?» Теперь они-' уже чуть ли не светились. Я попытался охватить взглядом, то, что там было. Небольшие камни и коричневатые участки гравия, казалось, приобрели необычно четкие очертания, и их цвета стали значительно ярче. Все переливалось янтарными, фиолетовыми и даже темно-красными отблесками.

Я снова бросил взгляд на путь, ведущий в джунгли. Сама дорога, деревья и кустарники были красивы, но теперь не шли ни в какое сравнение с видом напротив. «Как это может быть, – недоумевал я. – Ведь сначала лесная дорога казалась более привлекательной». Я бросил еще один взгляд налево, и мое интуитивное впечатление стало еще ярче. Изящество форм и богатство красок просто поражали.

Это меня убедило. Я завел машину и двинулся по горной дороге, уверенный в том, что принял верное решение. Машину трясло: на дороге было полно камней и выбоин. Меня подбрасывало на сиденье – весь вес приходился на ягодицы, спина и шея – прямые, и ощущение было такое, что тело стало легче. Руки лежали на руле, но не опирались на него.

Часа два я ехал без происшествий, то и дело доставая что-нибудь из корзинки, которую собрал падре Карл. Дорога была совершенно пустынна и петляла то вверх, то вниз среди невысоких холмов. Забравшись на один из них, я заметил среди небольших деревьев две машины, которые выглядели просто развалинами. Они прижались к самому краю обочины. Людей не было видно, и я решил, что машины брошены. Дальше дорога резко поворачивала влево и серпантином спускалась в широкое ущелье. С вершины холма было видно на несколько миль вокруг.

И тут я резко затормозил. На пути в ущелье по обеим сторонам дороги притаилось несколько военных машин. Рядом стояли солдаты. По спине пробежал холодок: дорога перекрыта. Я дал задний ход, чтобы убраться с вершины холма, поставил машину между двух больших валунов, затем вышел из нее и вернулся к месту, где ушелье было видно как на ладони, чтобы еще раз взглянуть, что там делается. Одна из военных машин двинулась в противоположную сторону.

Неожиданно позади послышались какие-то звуки, я резко обернулся. Это был Фил, эколог, с которым я познакомился в Висьенте.

Он был поражен не меньше меня.

– Что вы здесь делаете? – воскликнул ученый, бросаясь ко мне.

– Пытаюсь попасть в Икитос.

На липе Фила была написана явная тревога:

– Мы тоже, только власти совсем с ума посходили с этим Манускриптом. Пытаемся вот решить, стоит ли рискнуть и попробовать пробраться через этот заслон. Нас четверо. – Фил кивнул в сторону. За деревьями я действительно заметил несколько человек.

– А вам зачем в Икитос? – поинтересовался он.

– Пытаюсь разыскать Уила. Мы потеряли друг друга в Кула. Но, по слухам, он направился в Икитос на поиски оставшейся части Манускрипта.

От моих слов ученый, похоже, пришел в ужас:

– Он не должен делать этого! Военные запретили иметь у себя списки. Вы слышали о том, что произошло в Висьенте?

– Да, кое-что слышал, а что вам известно об этом?

– Меня самого там не было, но, насколько мне известно, военные ворвались туда и арестовали всех, кто имел списки. Были задержаны и допрошены все туристы. Дейла и других ученых куда-то увезли. Никто не знает, что с ними.

– А вы не знаете, отчего власти придают такое значение Манускрипту? – спросил я.

– Не знаю. Но когда я выяснил, насколько здесь становится опасно, я решил вернуться в Икитос, чтобы забрать результаты своих исследований и сразу же уехать из страны.

Я подробно рассказал о том, чо случилось со мной и У илом после отъезда из Висьенте, не забыв и о перестрелке в горах.

– Черт возьми, – проговорил он. – И вы по-прежнему играете во все это?

Его слова немного смутили меня, но я сказал:

– Послушайте, если мы ничего не предпримем, власти не оставят от Манускрипта и следа. Мир лишится знаний, которые несут откровения, а я считаю, что это очень важно.

– Настолько важно, что за это можно отдать жизнь? В это мгновение до нас донесся шум моторов. Машины военных двинулись по ушелью в нашу сторону.

– О, черт! – выругался Фил. – Вот и они.

Не успели мы и пошевелиться, как послышался рев двигателей и с другой стороны.

– Мы окружены! – закричал Фил. Казалось, его охватила паника.

Я подбежал к машине и быстро переложил содержимое корзины с продуктами в небольшой пакет. Вынув папки с Манускриптом, я тоже было положил их в пакет, но потом передумал и засунул под сиденье.

Рев моторов нарастал, и я метнулся за Филом через дорогу. Буквально скатившись по склону, я наткнулся на прижавшихся за камнями Фила и его спутников. Я присоединился к ним. Оставалось уповать на то, что военные проедут мимо, посчитав, как и я, что машины брошены. Моего грузовичка видно не было.

Первыми подъехали военные, которые двигались с юга, и, к нашему ужасу, остановились у якобы брошенных машин.

– Не двигаться! Полиция! – раздался громкий голос. Мы замерли, сзади к нам подошли несколько военных. Все были вооружены до зубов и вели себя очень настороженно. Они обыскали нас с ног до головы, забрали все, что у нас было, а затем заставили выйти обратно на дорогу. Солдаты уже обыскивали наши машины. Фила и его спутников посадили в один из армейских грузовиков. Когда он проезжал мимо, я успел заметить Фила, бледного как смерть.

Меня отвели в другую сторону и предложили подождать на вершине холма. Рядом встали несколько человек с автоматами наизготовку. Через некоторое время подошел офицер, который швырну/i к моим ногам папки со списками откровений. Сверху он бросил ключи от грузовичка падре Карла.

– Ваши списки? – осведомился офицер. Я взглянул на него, но ничего не ответил.

– Эти ключи были у вас, – сказал он. – В машине мы обнаружили списки. Спрашиваю еше раз, они ваши?

– Я не собираюсь отвечать, пока не увижу адвоката, – пробормотал я, запинаясь. Мои слова вызвали у офи 202 иера саркастическую усмешку. Он что-то сказал солдатам и ушел. Меня отвели в один из джипов и посадили вперед, рядом с водителем. На заднее сиденье сели двое конвоиров с автоматами. Несколько солдат расположились в другой машине. Вскоре оба джипа уже спускались в ущелье.

В голове мелькали тревожные мысли. Куда меня везут? Почему я повел себя так неосторожно? Даром меня готовили священники-, меня не хватило даже на один день. Там, на развилке, я был абсолютно убежден, что выбрал верную дорогу. Этот путь показался мне более заманчивым. Я был так уверен в своем решении. Где я допустил ошибку?

Глубоко вздохнув, я попытался расслабиться, думая о том, как вести себя. Буду говорить, что ничего не знаю, думал я, и представляться сбившимся с пути безобидным туристом. Скажу, что просто попал не в ту компанию. Отпустите, мол, домой.

Руки у меня лежали на коленях и слегка дрожали. Один из сидевших позади конвоиров предложил мне флягу с водой. Я взял ее, но пить не смог. Солдат был молодой парень, и когда я возвращал флягу, он улыбнулся. На лице его не было и тени враждебности. На мгновение я вспомнил панический взгляд Фила. Что-то будет с ним?

Мне пришло в голову, что эта встреча с Филом – стечение обстоятельств. Но что оно может значить? О чем мог пойти разговор, если бы нас не прервали? По сути дела, я лишь отметил исключительную важность Манускрипта, а он предупредил, что здесь опасно, и посоветовал выбираться отсюда, пока меня не схватили. К сожалению, он опоздал с советом.

Мы ехали уже несколько часов, и никто не произнес ни слова. Местность за окном становилась все более ровной. Потеплело. Самый молодой из солдат передал мне открытую банку консервов – что-то вроде тушеной говядины, – но мне снова ничего не лезло в горло. Зашло солнце, и стало быстро темнеть.

Я ехал, ни о чем не думая и тупо глядя вперед, на дорогу, освещенную светом фар, а потом незаметно погру 20.3I зился в беспокойный сон. Мне снилось, что я от кого-то скрываюсь. Я бежал изо всех сил, спасаясь от неведомого врага; вокруг пылали сотни громадных костров, и я знал, что где-то здесь наверняка есть тайный ключ, который откроет путь к знанию и спасет меня. Вдруг я увидел этот ключ посреди одного из гигантских костров и рванулся, чтобы выташить его.

Я дернулся и проснулся весь в поту. Солдаты с подозрением глядели на меня. Встряхнув головой, я прислонился к дверце машины. Всматриваясь в выступающие сквозь темноту очертания местности, я боролся с подступающей паникой. Я был совсем один, меня куда-то везли под конвоем во мраке ночи, и никому не было дела до моих кошмарных снов.

Около полуночи мы подъехали к большому, тускло освещенному зданию. Двухэтажное, оно было сложено из каменных блоков. Мы прошли по дорожке мимо главного входа и вошли в боковую дверь. Ступеньки вели вниз в узкий коридор. Внутри здания стены тоже были каменные, а потолок был устроен из грубо оструганных досок, прибитых к широким балкам. Дорогу освещали подвешенные к потолку электрические лампы. Миновав еще одну дверь, мы попали в помещение, где располагались камеры. Нас догнал солдат, который по дороге на некоторое время куда-то исчез. Он открыл дверь одной из камер и жестом предложил мне зайти.

Внутри было три койки, деревянный стол и ваза с цветами. Удивило то. что в камере было очень чисто. Когда я входил, из-за двери на меня робко глянул молодой перуанец лет восемнадцати. Конвоир запер за мной дверь и ушел. Я присел на одну из коек, а юноша достал керосиновую лампу и зажег ее. Когда она осветила его лицо, я увидел, что он – индеец.

– Вы говорите по-английски? – спросил я.

– Да, немного, – отозвался паренек.

– Где мы находимся?

– Недалеко от Пуллкупа.

– Это тюрьма?

– Нет, сюда привозят, чтобы допрашивать о Манускрипте.

– Вы здесь давно?

Юноша застенчиво поднял на меня карие глаза:

– Два месяца.

– И что они с вами делают?

– Пытаются заставить разувериться в Манускрипте и рассказать о тех, у кого есть списки.

– И как же они это делают?

– Они со мной беседуют.

– Просто беседуют, не угрожают?

– Просто беседуют, – повторил он.

– Они не говорили, когда отпустят вас?

– Нет.

На какой-то миг я замолчал, и мой собеседник вопросительно посмотрел на меня.

– Вас задержали со списками Манускрипта? – спросил он.

– Да. А вас?

– Тоже. Я живу здесь неподалеку, в приюте. Директор приюта учил тому, о чем говорится в Манускрипте. Он разрешал мне учить детей. Ему удалось скрыться, а меня арестовали.

– Сколько же откровений вы прочитали? – поинтересовался я.

– Все, что найдены. А вы?

– Э-э, я прочел все, кроме Седьмого и Восьмого. У меня было Седьмое, но не было времени прочитать, а тут нагрянули солдаты.

Юноша, зевнув, спросил:

– Может, ляжем спать?

– Да, – рассеянно согласился я. – Конечно.

Я лег на койку, закрыл глаза, а в голове не переставая вертелись мысли. Что теперь делать? Как же я так попался? Удастся ли бежать? Я набросал не один стратегический план и сценарий действий, и лишь потом задремал.

205Мне снова приснился сон, в котором все было как наяву. Я опять искал тайный ключ, но на этот раз заблудился в дремучем лесу. Я долго шел напропалую, и мне очень хотелось, чтобы что-нибудь помогло найти верный путь. Через какое-то время налетела страшная гроза, и все вокруг затопило. Потоком воды меня смыло в глубокое ушелье, а потом – в реку, которая понесла меня туда, где я стал тонуть. Я изо всех сил выгребал против течения и барахтался в реке, как мне казалось, не один день. В конце концов мне удалось выбраться из потока и прибиться к скалистому берегу. Я стал карабкаться вверх по камням и обступавшим реку отвесным утесам, забираясь все выше. Подниматься становилось все опаснее. Я собрал всю силу воли и мобилизовал весь свой опыт, чтобы преодолеть эти утесы, но в какой-то момент почувствовал, что стою, прижимаясь к поверхности скалы, и не могу двинуться дальше. Посмотрев вниз, я, пораженный, понял, что река, с которой я столько боролся, вытекает из леса и величаво разливается среди великолепия берегов и пойменного луга. На лугу среди цветов я увидел ключ. Неожиданно оступившись, я с криком рухнул вниз, в реку, и ушел под воду.

Задыхаясь, я резко подскочил на койке. Юный индеец, который, по всей видимости, уже не спал, подошел ко мне.

– Что случилось?! – спросил он.

Я отдышался и огляделся, соображая, где я. Я успел заметить, что в комнате есть окно и что снаружи уже светло.

– Всего лишь дурной сон, – проговорил я. Юноша улыбнулся, будто ему понравилось то, что я сказал.

– В дурных снах – самые важные вести, – заметил он.

– Вести? – переспросил я, вставая и накидывая рубашку.

Казалось, он озадачен тем, что это нужно объяснять.

– О снах говорится в Седьмом откровении, – проговорил он.

– И что же там о них говорится?

– Там рассказывается, как… э-э…

– Толковать сны?

– Ла. С '. ' \,

– И как же?

– Нужно сравнивать происходящее во сне с тем, что происходит в вашей жизни.

На какое-то мгновение я задумался, не совсем понимая, что это значит.

– Что значит – сравнивать с тем, что происходит? Юный индеец отвел взгляд:

– Хотите, истолкуем ваш сон?

Утвердительно кивнув, я рассказал ему о приснившемся.

Он внимательно выслушал, а потом предложил:

– Сравните главные события сна с тем, что у вас было в жизни.

Я посмотрел на него:

– Ас чего начать?

– С самого начала. Что вы сначала делали во сне?

– Искал ключ в лесу.

– И что вы при этом чувствовали?

– Чувствовал, что заблудился.

– Сравните эту ситуацию с вашей сегодняшней.

– Может, они и на самом деле как-то связаны, – предположил я. – Я ищу ответы, касающиеся Манускрипта, и на самом деле, черт возьми, чувствую, что заблудился.

– А что еще произошло с вами в действительности?

– Меня задержали. Как я ни старался, меня заключили в тюрьму. Единственное, на что я могу теперь надеяться, – это уговорить кого-нибудь отпустить меня домой.

– Вы не хотели, чтобы вас поймали?

– Конечно нет.

– Что было во сне после этого?

– Я боролся с течением.

– А почему?

Тут я стал соображать, куда он клонит:– Лумал, что утону.

– А если бы не боролись?

– То меня вынесло бы к ключу. Вы хотите сказать, что даже не пытаясь изменить сложившуюся ситуацию, я смогу все же получить искомые ответы?

Мой собеседник озадаченно произнес:

– Я ничего не хочу сказать. Говорит сон. Я задумался. Верно ли это толкование? Юный индеец снова поднял на меня глаза:

– Если бы вы снова очутились в этом сне, что бы вы сделали по-другому?

– Я не стал бы бороться с течением, даже если бы мне казалось, что я тону. Я уже понимал бы, что к чему.

– Что представляет для вас угрозу сейчас?

– Наверное, военные и то, что я арестован.

– Так в чем же состоит посланная вам весть?

– Вы считаете, весть этого сна в том, что нужно положительно отнестись к аресту?

Он ничего не сказал в ответ, а только улыбнулся.

Я сидел на койке, прислонившись к стене. Это толкование взволновало меня. Если оно точно, то, значит, в конце концов никакой ошибки на развилке я не допустил, это лишь часть того, что должно было произойти.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Пабло.

Улыбнувшись, я тоже представился, а потом вкратце рассказал, почему оказался в Перу и что из этого вышло. Пабло сидел на койке, упершись локтями в колени. V него были коротко подстриженные черные волосы, и он был очень худым.

– Почему вы оказались здесь? – спросил он.

– Я пытался выяснить все насчет Манускрипта.

– А конкретнее?

– Чтобы узнать о Седьмом откровении и о моих друзьях – Уиле и Марджори… и, я думаю, чтобы понять, отчего Церковь так настроена против Манускрипта.

– Священников здесь хватает, есть с кем поговорить.

Какое-то время я размышлял над его последними словами, а потом спросил:

– А что еше говорится о снах в Седьмом откровении?

Пабло стал рассказывать, что сны посылаются для того, чтобы мы узнали, чего нам не хватает в жизни. Потом он говорил о чем-то еше, но я не слушал, а отдался мыслям о Марджори. Мне ясно представлялось ее лицо, я подумал – где же она может быть, и тут же увидел, что она, улыбаясь, бежит ко мне.

Ло меня вдруг дошло, что Пабло перестал рассказывать. Я взглянул на него:

– Прошу прошения, задумался. О чем вы сейчас говорили?

– Ничего, ничего. – успокоил меня юноша. – А вот о чем вы задумались?

– Так, о своем приятеле. Ничего особенного.

У Пабло был такой вид, будто он собирается настоять на своем вопросе, но в это мгновение мы услышали, что кто-то подошел к двери. Через решетку было видно охранника, который отпирал засов.

– Пора завтракать, – пояснил Пабло.

Стражник распахнул дверь и кивнул головой, предлагая выйти. Я пошел за Пабло по каменному коридору. Мы дошли до лестницы и, поднявшись на один пролет, очутились в небольшой столовой. В углу стояло человек пять солдат, а в очереди за завтраком – люди в гражданском: двое мужчин и женщина.

Я остановился, не веря своим глазам. Эта женщина была Марджори. Она тоже увидела меня и, прикрыв рукой рот, широко раскрыла глаза от удивления. Я бросил взгляд на сопровождавшего нас солдата. Он с беззаботным видом направился к другим военным, улыбаясь на ходу и обращаясь к ним по-испански. Пабло прошел через столовую и встал в конец очереди. Я последовал за ним.

Подошла очередь Марджори. Лвое мужчин уже взяли свои подносы и, о чем-то разговаривая, сели за один столик. Марджори несколько раз оглядывалась и, встречая мой взгляд, еле сдерживалась, чтобы не сказать что-нибудь. Когда она обернулась во второй раз, Пабло догадался, что мы знакомы, и вопросительно посмотрел на меня. Марджори отнесла свой завтрак за пустой стол, и мы, получив еду, подошли туда же и подсели к ней. Солдаты по-прежнему разговаривали между собой и, похоже, не обращали на нас внимания.

– Господи, как я рада увидеть вас! – проговорила Марджори. – Как вы здесь очутились?

– Я некоторое время скрывался у одних священников, – ответил я. – Потом поехал искать У ила, а вчера меня арестовали. Вы уже давно здесь?

– С тех пор, как меня обнаружили тогда на склоне. Я заметил, что Пабло пристально наблюдает за нами, и представил его девушке.

– Насколько я понимаю, это должна быть Марджори, – проговорил он.

Они обменялись несколькими фразами, а затем я спросил ее:

– Что с вами произошло еще?

– Не так уж много. Я даже не знаю, почему меня арестовали. Каждый день приводят на допрос к одному из священников или офицеров. Они хотят знать, с кем я была связана в Висьенте и известно ли мне, у кого еще имеются списки. Раз за разом одно и то же!

Марджори улыбнулась и показалась мне такой беззащитной, что я снова ощутил сильное влечение. Она незаметно бросила на меня внимательный взгляд. Мы оба негромко рассмеялись. За завтраком все молчали, под коней распахнулась дверь и в сопровождении военного, по всей видимости старшего офицера, вошел священник в парадном облачении.

– Этот у священников самый главный, – пояснил Пабло.

Офицер что-то бросил солдатам, вытянувшимся по стойке «смирно», после чего он со священником направился через столовую в кухню. Священник посмотрел прямо на меня, наши взгляды встретились на миг, который показался мне вечностью. Я отвернулся и продолжил трапезу, не желая привлекать к себе внимания. Офицер со священником вышли на кухне через какую-то дверь.

– Это один из тех, с кем вы говорили? – обратился я к Марджори.

– Нет, – ответила она. – Я его в первый раз вижу.

– Я знаю этого священника, – проговорил Пабло. – Он приехал вчера. Его зовут кардинал Себастьян. Я так и подскочил на стуле:

– Это был Себастьян?

– Похоже, вы о нем слышали, – заметила Марджори.

– Слышал, – подтвердил я. – Он – главный, кто стоит за противодействием Церкви Манускрипту. Я считал, что он находится сейчас в миссии падре Санчеса.

– А кто такой падре Санчес? – заинтересовалась Марджори.

Я хотел было рассказать о нем, но в это время к столику подошел наш конвоир и жестом предложил мне и Пабло следовать за ним.

– Время прогулки, – проговорил Пабло. Мы с Марджори переглянулись. В ее глазах была ' скрытая тревога.

– Не волнуйтесь, – успокоил я ее. – Поговорим за обедом. Все будет хорошо.

Шагая на прогулку, я задумался: а обоснован ли мой оптимизм? Эти люди могли в любой момент сделать так, что мы исчезнем бесследно. Солдат провел нас через небольшой холл, вывел на лестницу и встал у выхода. Мы спустились во дворик, окруженный высокой каменной стеной. Пабло кивком предложил мне пройтись по периметру дворика. Пока мы прогуливались, он несколько раз наклонялся, чтобы сорвать цветок с разбитых около стен клумб.

– О чем еше говорится в Седьмом откровении? – спросил я.

Он наклонился и сорвал еше один цветок. – В нем говорится, что не только сны подсказывают нам, как быть. Наставления посылаются и в помыслах, и в ^видениях. – – .», pjy да^ Qg этом Говорил падре Карл. Расскажите, каким образом наставления посылаются в видениях.

– Вам могут привидеться определенные события, которые укажут на все, что может произойти с вами. Если отнестись к этому со вниманием, то можно быть готовым к любому повороту в своей жизни. ^•"~~ Я посмотрел на него:

– Знаете, Пабло, мне привиделось, что я встречу Марджори. И я встретил ее.

Он улыбнулся.

По спине у меня пробежал холодок. Похоже, я на самом деле оказался там, где нужно. То, что я интуитивно предвидел, сбылось. Мне не раз приходила в голову мысль, что я найду Марджори, и вот теперь это случилось. Произошло стечение обстоятельств. Я почувствовал себя легче.

– Такие мысли приходят нечасто, – признался я. Пабло отвернулся в сторону:

– В Седьмом откровении говорится, что таких мыслей у всех нас гораздо больше, чем мы это сознаем. Для того чтобы распознать их, мы должны быть очень наблюдательны. Когда что-то приходит в голову, необходимо задаться вопросом – почему? Почему сейчас я подумал именно об этом? Какое это имеет отношение к стоящим передо мной в жизни вопросам? Если мы постараемся думать таким образом все время, то это поможет избавиться от необходимости за всем постоянно следить. Таким образом, мы оказываемся в потоке эволюции.

– А как насчет черных мыслей? – спросил я. – Например, страха перед тем, что может случиться что-то плохое: пострадает любимый человек или не удастся достичь чего-то очень желанного?

– Очень просто, – объяснил Пабло. – В Седьмом откровении сказано, что видениям, вызванным страхом, как только они появляются, нужно ставить заслон. После этого, необхадимр» волевым усилием представить, что все кончается хорошо. И черные мысли практически перестанут одолевать вас. Ваша интуиция будет настроена на положительное. Если же будет представляться что-то плохое и после этого, то, говорится в Манускрипте, к этому следует подойти со всей серьезностью и не следовать за воображением. Если, например, вам пришло в голову, что вы попадете в автомобильную катастрофу, то следует ответить отказом на предложение подвезти вас на машине.

Мы обошли дворик кругом и приближались к конвоиру. Когда мы проходили мимо, ни один из нас не произнес ни слова. Пабло сорвал цветок, а я глубоко вздохнул. Было тепло, воздух был влажный. Стены нашей тюрьмы окружала густая тропическая растительность. Я заметил москитов.

– Пошли! – неожиданно скомандовал солдат. Он проводил нас в здание, и мы вернулись в свою камеру. Пабло вошел первым, а мне солдат загородил дорогу рукой.

– Тебе нет, – сказал он и кивком велел следовать за ним по коридору. Потом мы поднялись вверх по какой-то лестнице и вышли на улицу там, где меня ввели в здание вчера вечером. На стоянке перед домом на заднее сиденье большого лимузина усаживался падре Себастьян. Водитель захлопнул за ним дверцу. На какое-то мгновение Себастьян 'взглянул на меня, потом отвернулся и что-то сказал водителю. Машина рванула с места.

Конвоир подтолкнул меня к главному входу. Мы вошли, и он привел меня в какой-то кабинет. Мне было предложено сесть на деревянный стул, стоявший напротив белого металлического стола. Через несколько минут вошел невысокий светловолосый священник лет тридцати и, не' обращая на меня внимания, расположился за столом. В течение минуты он листал какую-то папку, а потом поднял глаза. В своих круглых очках в золотой оправе он производил впечатление интеллигентного человека.

– Вы арестованы за то, что имени при себе документы, запрещенные по закону, – проговорил он невыразительным голосом. – Я здесь для того, чтобы разобраться,

212правильно ли вам предъявлено обвинение. Надеюсь, вы мне в этом поможете.

Я согласно кивнул.

– Откуда вы взяли эти переводы?

– Не понимаю, – сказал я, – почему считаются незаконными списки старинной рукописи?

– У правительства Перу свои соображения на этот счет, – проговорил он. – Пожалуйста, отвечайте на вопрос.

– А какое отношение к этому имеет Церковь? – спросил я.

– Потому что этот Манускрипт идет вразрез с традициями нашей веры, – начал священник. – В нем в ложном свете представлен дух нашей Церкви. Где…

– Послушайте, – перебил я его. – Я только пытаюсь понять это. Я всего лишь турист, и мне показался интересным этот Манускрипт. Я ни для кого не представляю угрозы. Мне лишь хочется узнать, почему он вызывает такую тревогу?

Следователь, похоже, растерялся и словно пытался решить, какую тактику лучше применить по отношению ко мне. Я же сознательно давил на него, чтобы выведать подробности.

– Церковь считает, что этот Манускрипт сбивает наш народ с толку, – старательно выговаривал священник. – Он создает впечатление, что люди сами в состоянии решить, как им жить, пренебрегая тем, о чем говорится в Писании.