От автора

Эта книга, – являясь продолжением «Селестинских пророчеств», – своего рода приключенческая притча, попытка проиллюстрировать духовное преобразование, происходящее в наши дни.

Надеюсь, в обеих этих книгах мне удалось обрисовать то новое восприятие, те чувства и явления, которые, всё в большей степени, определяют нашу жизнь на пороге третьего тысячелетия.

По-моему, мы совершаем величайшую ошибку, полагая, что досконально выяснили и поняли всё, касающееся духовной стороны человеческой жизни.

Если история учит нас чему-нибудь, то лишь тому, что культура и знание – постоянно эволюционируют. Устоявшимися и догматичными бывают только индивидуальные представления.

Истина же, гораздо более динамична, и великая радость жизни состоит как раз в том, чтобы самому открыть её для себя, донести эту свою собственную, особую истину до других и затем, наблюдать, как она эволюционирует и обретает более четкую форму именно тогда, когда становится необходимой, чтобы оказать важное влияние на чью-либо жизнь.

Все мы вместе идём куда-то, и каждое поколение продолжает строить здание, опираясь на то, что создано предыдущим, хотя, мы лишь смутно помним о цели, во имя которой это здание возводится.

Все мы переживаем непростой процесс пробуждения, постепенного открытия для себя того, кто же мы такие на самом деле и чего ради мы пришли в этот мир.

И всё же, я твёрдо уверен, что если мы всегда будем следовать лучшим из созданных до нас традиций, не забывая об упомянутом процессе, то любая проблема, с которой нам придётся столкнуться на нашем пути, любой межличностный конфликт могут быть преодолены, и в этом преодолении, будет что-то от неизбежности и что-то от чуда.

Вовсе не собираясь преуменьшать важности проблем, по сей день стоящих перед человечеством, я хочу только пояснить, что решение их зависит от каждого из нас и что каждый участвует в их решении по-своему.

Осознав и признав, что жизнь – величайшее таинство, мы поймём, что оказались именно там, где надо, именно в том пространстве и времени, благодаря чему, мы сможем изменить этот мир.

Дж. Р.

Весна 1996 года

…Я взглянул, и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос, который я слышал как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего.

И тотчас я был в духе, и вот престол стоял на небе… и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду.

И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды…

И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…

Откровение

В поисках тропы

Я подошёл к самому краю гранитного выступа и взглянул на север. Там, внизу, простиралась одна из аппалачских долин, изумительно красивая и довольно обширная: миль шести-семи в длину и миль пяти в ширину. Я видел её сбоку.

Вдоль долины вилась река, прокладывая себе путь среди лугов и густого, переливающегося всеми оттенками зелени леса. Лес был старый – деревья достигали нескольких сот футов в высоту.

Я перевёл взгляд на наспех набросанный план, который держал в руке. Всё в долине точно соответствовало рисунку: обрывистый выступ, на котором я стоял, дорога, ведущая вниз, ландшафт, река, плавные очертания склонов вздымающихся за нею гор.

Это наверняка то самое место, которое попыталась изобразить Чарлин в записке, найденной в её офисе. Почему она сделала это? И почему исчезла?

Уже более месяца минуло с тех пор, как Чарлин в последний раз связывалась со своими коллегами по исследовательской фирме, в которой работала, и к тому моменту, когда одному из них – Фрэнку Симсу пришло в голову позвонить мне, он уже был явно встревожен.

– Вообще-то, она часто уезжает вот так, по своим делам, – сказал он. – Но ещё не бывало, чтобы она отсутствовала так долго, да ещё когда назначены встречи с давними и постоянными клиентами. Тут что-то не так.

– Почему вы решили позвонить именно мне? – спросил я.

В ответ, он процитировал часть письма, которое я написал Чарлин несколькими месяцами раньше и в котором говорилось о моих приключениях в Перу.

Письмо, пояснил он, было обнаружено в её офисе, а при нём записка, с моим именем и телефоном.

– Я обзваниваю всех известных мне знакомых Чарлин, – добавил Фрэнк. – Пока что, похоже, никто ничего не знает. Судя по записке, вы – один из её друзей. Я надеялся, что у вас есть какая-нибудь информация.

– К сожалению, нет, – ответил я. – Мы не общались уже несколько месяцев.

Однако, даже после того, как я произнёс эти слова, мне всё ещё не верилось, что, на самом деле, прошло столько времени.

Получив моё письмо, Чарлин вскоре позвонила мне и наговорила «на автоответчик длинное послание. Её взволновало то, что я писал ей об Откровениях; а ещё она заметила, что информация о них, похоже, распространяется очень быстро.

Я вспомнил, что прослушал сообщение Чарлин несколько раз, но ответный звонок отложил, сказав себе, что позвоню завтра или через пару дней.

Я знал, что в разговоре с Чарлин мне придётся вспоминать и объяснять ей подробности, связанные с Манускриптом, и решил, что мне нужно ещё раз обдумать всё: так сказать, переварить то, что произошло.

На самом деле, проблема заключалась в том, что мне всё ещё не удавалось в полной мере постичь Пророчество.

Конечно, я не утерял способности пополнять свою внутреннюю духовную энергию, и это спасало, поскольку с Марджори у меня всё разладилось и я много времени проводил в одиночестве.

Кроме того, мое интуитивное восприятие мыслей и снов, а также яркости окружающей меня обстановки было остро, как никогда.

А вот со случайно-неслучайными совпадениями дело обстояло значительно хуже.

Например, я буквально переполнялся энергией, чувствуя, что речь идёт о главнейшем вопросе моей жизни, и, обычно, отчётливо ощущал, как мне надлежит поступить или куда направиться, чтобы отыскать ответ.

Я следовал этому внутреннему голосу, однако, слишком уж часто не происходило ничего важного. Я не обнаруживал никакого послания, никаких совпадений.

Так бывало особенно тогда, когда интуиция толкала меня на контакт с более или менее знакомым мне человеком – с каким-нибудь старым приятелем или кем-то связанным со мной по работе.

Случалось, что мы находили, так сказать, новую точку соприкосновения, но, несмотря на все мои усилия, направленные на передачу своей энергии собеседнику, моя инициатива либо встречала полное неприятие, либо вызывала неожиданно резкие отрицательные эмоции.

Хотя, все эти неудачи и не привели меня к разочарованию, я понял, что, когда речь идёт о том, чтобы жить, следуя Откровениям, мне чего-то не хватает.

В Перу я действовал под влиянием момента, зачастую спонтанно; мною руководило нечто вроде веры, порождённой отчаянием.

Вернувшись же домой, в своё обычное окружение, и нередко сталкиваясь с откровенными скептиками, я, похоже, утратил твёрдую веру в то, что интуиция действительно способна привести меня куда-то.

Видимо, какая-то жизненно важная часть Знания стёрлась из моей памяти… а может быть, я ещё не открыл её для себя.

– Я просто ума не приложу, что делать дальше, – продолжал коллега Чарлин. – У неё есть сестра, по-моему, в Нью-Йорке. Вы не знаете, как связаться с ней? Или с кем-нибудь ещё, кто может знать, где она живёт?

– К сожалению, нет, – повторил я. – Мы с Чарлин действительно старые друзья, но только недавно начали общаться снова после долгого перерыва. Я не помню никого из её родственников и не знаю, кто её нынешние друзья.

– Что ж, пожалуй, мне придётся обратиться в полицию, если только у вас нет никакой идеи получше.

– Я думаю, это разумно. А никаких других ниточек нет?

– Только какой-то рисунок – может быть, план местности. Трудно сказать.

Позже он переслал мне по факсу всю записку, найденную в офисе Чарлин, включая и кое-как нацарапанный план – множество пересекающихся линий, цифры и неразборчивые пометки на полях.

Я засел за свой письменный стол, вооружившись «Атласом Юга», и попытался сопоставить данные наброска с цифровыми обозначениями дорог, в результате чего и обнаружил место, весьма похожее на изображенное.

Вслед за этим, перед моим внутренним взором возник яркий, живой образ Чарлин, точно такой же, какой представился мне в Перу, когда мне сообщили о существовании Десятого откровения.

Означало ли это, что исчезновение Чарлин каким-то образом связано с Манускриптом?

Дуновение ветра, коснувшееся лица, пробудило меня от размышлений. Я снова вгляделся в раскинувшуюся подо мной долину.

Далеко слева, в её западной оконечности, я различил ряд полускрытых зеленью крыш. По-видимому, это был тот самый городок, что Чарлин изобразила на своём плане. Сунув листок бумаги в нагрудный карман жилета, я вернулся к дороге и сел в свой «пасфайндер».

Городок был невелик, население всего две тысячи человек, как было указано на щите возле первого – и единственного – светофора. Большинство магазинов и учреждений сосредоточились на одной улице, вытянувшейся вдоль берега реки.

Проехав светофор, я заметил неподалёку от входа в Национальный лесной заповедник небольшой мотельчик и направился на его автостоянку, рядом с которой располагались ресторан и паб.

Пока я ставил машину, в ресторан вошли несколько человек, среди них высокий, смуглый, черноволосый мужчина с объёмистым рюкзаком. В дверях он обернулся, наши взгляды встретились, и мгновенно возникло ощущение контакта.

Я выбрался из машины и запер её. Что-то подсказывало мне, что, прежде, чем искать его в мотеле, следует заглянуть в ресторан.

За столиками было мало народу – лишь те несколько человек, что вошли до меня, да кучка молодых ребят – по всей видимости, туристов – возле, стойки бара.

Моё появление почти не привлекло внимания, однако, оглядывая зал, я снова встретился глазами с тем же смуглым черноволосым человеком: он шёл через ресторан, направляясь к задней двери. Он слегка улыбнулся мне, потом, помедлив секунду, отвёл взгляд и вышел.

Я последовал за ним. Он остановился футах в двадцати от двери и, опустив свой рюкзак на землю, склонился над ним.

Ковбойка, джинсы и высокие ботинки; на вид я дал бы ему лет пятьдесят. Позади него солнце, начинавшее клониться к закату, вычерчивало на траве длинные тени от высоких деревьев, а в стороне, в полусотне ярдов, струилась река, готовясь начать свой путь через долину.

Смуглый человек поднял взгляд на меня и неуверенно улыбнулся:

– Тоже приехали посмотреть на заповедник?

– Ищу одну приятельницу, – ответил я. – Мне показалось, что вы можете помочь мне.

Он кивнул, внимательно оглядывая меня с головы до ног, потом подошёл и назвал себя: Дэвид Одинокий Орёл, пояснив, как будто мне было важно знать это, что является прямым потомком индейцев, некогда населявших эту долину.

Только теперь я заметил тонкий шрам, пересекавший левую сторону его лица от брови до подбородка, минуя лишь глазную впадину.

– Хотите кофе? – спросил Дэвид. – У них там, в салуне, неплохой «Перрье», но кофе паршивый. – Он кивнул в сторону небольшой палатки, стоявшей на берегу реки в тени трёх больших тополей.

Я увидел вокруг неё множество людей, сновавших туда-сюда; несколько человек направлялись по тропе к мостику, за которым находился вход в Национальный лесной заповедник. Что ж, кемпинг, как кемпинг.

– Да, – ответил я. – Это было бы кстати.

Мы добрались до кемпинга. Дэвид разжёг маленькую газовую плитку, налил воды в котелок и поставил его на конфорку.

– Как зовут вашу приятельницу? – поинтересовался он наконец.

– Чарлин Биллингс.

Ничего не ответив, Дэвид взглянул на меня, и, пока мы смотрели друг другу в глаза, я мысленным взором вдруг ясно увидел его – но в иные времена.

Он был моложе, чем теперь, всю одежду его составляли штаны из оленьей кожи, а лицо покрывала боевая раскраска.

Он сидел у большого костра, вокруг располагалось ещё несколько человек – в большинстве своём индейцев, но среди них было и двое белых: женщина и очень крупный мужчина.

Спор был в разгаре. Одни требовали войны, другие стояли за примирение. Дэвид вмешался в накалявшийся с каждой минутой разговор, насмехаясь над последними: нас уже столько раз обманывали, сказал он, а вы по-прежнему остаётесь наивными, как дети.

Белая женщина, похоже, понимала его чувства, однако, попросила, всё же, выслушать её. Она утверждала, что войны можно избежать, а долину защитить, если духовное воздействие окажется достаточно сильным.

Он полностью отверг все её доводы, после чего, высказавшись не слишком лестно по адресу собравшихся, вскочил на своего коня и уехал. Большинство его соплеменников последовало за ним.

– Что ж, интуиция не подвела вас, – звук голоса Дэвида оторвал меня от моего видения. Расстелив на земле домотканое одеяло, индеец жестом пригласил меня сесть на него. – Я действительно кое-что знаю о ней. – Он взглянул на меня вопросительно.

– Я беспокоюсь, – объяснил я. – Никто не знает, куда, она делась. Я просто хочу убедиться, что с ней всё в порядке. И потом, нам нужно поговорить.

– О Десятом откровении? – улыбнулся Дэвид.

– Откуда вы знаете?

– Просто догадался. Многие из тех, кто приезжает в эту долину, рвутся сюда не просто ради того, чтобы полюбоваться красотами заповедника. Они жаждут поговорить об Откровениях. Они думают, что Десятое скрыто где-то здесь. И некоторые даже заявляют, что им известно, о чём оно.

Повернувшись к плитке, он заварил кофе. Что-то в тоне его голоса навело меня на мысль, что меня проверяют, пытаются выяснить, действительно ли я тот, за кого себя выдаю.

– Где Чарлин? – спросил я.

Он указал пальцем на восток.

– В лесу. Сам я не знаком с вашей приятельницей, но однажды вечером, в ресторане, слышал, как она назвала себя, знакомясь с кем-то, а с тех пор видел её ещё пару-тройку раз. В последний раз – несколько дней назад; она была одна и направлялась в долину. А, судя по экипировке, думаю, что она все ещё там.

Я взглянул в указанном направлении. С того места, где мы находились, долина выглядела огромной.

– Куда, по-вашему, она могла пойти? – спросил я. Несколько мгновений он смотрел на меня, потом ответил:

– Вероятно, в каньон Сипси. Как раз там обнаружено одно из окон. – Он явно наблюдал за моей реакцией.

– Одно из окон?

Он загадочно улыбнулся.

– Да. Одно из окон в другое измерение. В моей памяти отчётливо всплыло то, что произошло среди руин Селеетины. Я придвинулся поближе к Дэвиду:

– Кто знает обо всём этом?

– Очень немногие. Пока, в основном, всё на уровне слухов, интуиции, обрывков информации. Никаких рукописей никто не видел.

Большинство из тех, кто приезжает сюда в поисках Десятого откровения, ощущают, что их ведёт что-то, и они искренне стараются постичь Девять откровений, хотя и жалуются, что совпадения ведут их некоторое время, а потом всё обрывается. – Он усмехнулся. – Но ведь, это происходит со всеми нами, не так ли?

– Десятое откровение касается полного осознания и понимания всего – улавливания таинственных совпадений, растущего духовного сознания на Земле, исчезновений, связанных с Девятым откровением, – с более высокой перспективы другого измерения. Это поможет нам понять причины происходящих изменений и с большей отдачей участвовать в них.

– Откуда вы знаете?… – спросил я. Бросив на меня пронзительный взгляд, он неожиданно зло отрезал:

– Знаю!

Ещё секунду-другую его лицо оставалось напряжённым, потом смягчилось. Потянувшись к котелку, Дэвид налил две чашки кофе и подал одну мне.

– Мои предки жили в окрестностях этой долины многие тысячи лет, – заговорил он. – Они верили, что этот лес – священное место на пути между верхним миром и средним миром, находящимся здесь, на Земле.

Наши люди приходили в долину, чтобы получить ответы на наиболее важные вопросы, обрести особый дар, излечиться от болезни или узнать, по какой тропе им следует идти в жизни.

– Мой дед, – продолжал индеец, – рассказывал мне о шамане, который пришёл из какого-то дальнего племени и научил наш народ искать то, что он называл состоянием очищения.

По его совету люди пускались в путь, прихватив в собой только нож, – а путь начинался как раз отсюда, – и шли до тех пор, пока животные не подавали им какого-нибудь знака, и они следовали этим знакам и, в конце концов, находили то, что они называли священным входом в верхний мир.

Если они оказывались достойными, если они очищались от низменных чувств, говорил шаман, им даже могло быть дозволено войти туда и пообщаться с предками, и там они могли вспомнить не только свои собственные видения, но и видение всего мира.

Разумеется, всё кончилось, когда пришёл белый человек, – после секундной паузы добавил он. – Уже мой дед не мог вспомнить, как это делается, а я – тем более не могу. В общем, нам, как и всем остальным, приходится только воображать себе, как что было.

– Значит, вы тоже приехали сюда в поисках Десятого откровения? – спросил я.

– Конечно… конечно! А для чего же ещё? Но, похоже, я только и делаю, что прощаю – как будто кто-то наложил на меня епитимью.

Его голос снова зазвучал холодно и резко, и мне вдруг показалось, что он говорит не столько со мной, сколько с самим собой.

– Всякий раз, как я пытаюсь сделать шаг вперёд, какая-то часть меня не может преодолеть злобы и ярости, порождённых тем, что произошло с моим народом.

Время идёт, а ничего не меняется. Как могло случиться, что нашу землю украли, а нашу привычную жизнь разрушили? Как, почему это было допущено?

– Мне очень хотелось, чтобы этого никогда не было, – сказал я.

Он обвёл взглядом окрестности и едва заметно усмехнулся:

– Я верю вам. Но всё же, во мне так и поднимается ярость, при одной лишь мысли о том, что творят с этой долиной…

– Видите этот шрам? – вдруг спросил он, указывая на своё лицо. – В тот день я мог бы избежать драки. Это были накачавшиеся спиртным техасские ковбои. Я мог бы уйти, если бы не ярость, вспыхнувшая во мне.

– А разве большая часть долины не относится к заповеднику? – удивился я.

– Чуть меньше половины, к северу от реки, но политики постоянно грозятся продать её или разрешить её, так сказать, освоение.

– А другая половина? Кому она принадлежит?

– Долгое время ею владели частные лица. Теперь эти земли пытается скупить некая корпорация, зарегистрированная за пределами США. Мы не знаем, кто стоит за всем этим, но некоторым из нынешних хозяев земель в долине предлагают просто фантастические деньги.

Глянув по сторонам и, словно решившись, он произнес:

– Я хочу, чтобы в прошедших трёх столетиях все происходило иначе. Меня бесит, что европейцы обустраивались на этом континенте, презрев тех, кто уже жил здесь.

Я хочу, чтобы всё было иначе, как будто могу что-то изменить в прошлом. Наш образ жизни имел огромное значение.

Мы постигали ценность воспоминания. То было величайшее послание, которое европейцы могли бы воспринять от моего народа, если бы только удосужились остановиться и послушать.

Под звук его голоса я опять словно бы начал грезить наяву. Двое людей – индеец и та же белая женщина, которую я уже видел, – разговаривали на берегу небольшой, но бурной реки.

Позади них вздымался густой лес. Через некоторое время, стали подходить другие краснокожие; они кольцом окружили собеседников и внимательно слушали.

– Мы можем исцелить это! – говорила женщина.

– Боюсь, нам известно ещё слишком мало, – возразил индеец. На его лице читалось глубокое уважение к белой женщине. – Большинство других вождей уже уехали.

– Но почему нет? Вспомни, сколько мы спорили. Ты же сам сказал, что если вера достаточно велика, то мы можем исправить это.

– Да, – подтвердил он, – однако вера – это уверенность, порождённая знанием того, каким должен быть порядок вещей. Предки знали это, но среди нас слишком мало тех, кто достиг этого знания.

– Но, может быть, мы можем достичь этого знания теперь! – умоляюще воскликнула женщина. – Мы должны попытаться!

Мои мысли прервало оживление на мосту, где несколько мужчин в форме рейнджеров «Службы леса вышли навстречу пожилому мужчине в отнюдь не походных брюках и накрахмаленной рубашке. Седые волосы незнакомца были аккуратно подстрижены. Я заметил, что он чуть прихрамывает.

– Видите этого человека – там, с рейнджерами? – спросил Дэвид.

– Вижу. А что?

– Я вижу его здесь уже в который раз за последние две недели. По-моему, его зовут Феймэн. Фамилии не знаю. – Дэвид наклонился ко мне, и в его голосе я впервые за все время услышал полное доверие:

– Послушайте, происходит нечто странное. Вот уже несколько недель Служба леса, похоже, считает, сколько туристов уходит в лес. Такого ещё никогда не было, а вчера один человек сказал мне, что Служба полностью перекрыла доступ в его самую дальнюю восточную часть.

Там есть места, от которых до ближайшего шоссе добрый десяток миль, так что рисковать забираться в эту чащобу охотников немного. Более того, оттуда стал доноситься какой-то странный звук.

– Что это за звук?

– Не знаю. Большинство людей воспринимает его, как нечто чуждое, диссонирующее.

Внезапно он поднялся на ноги, и торопливо принялся снимать палатку.

– Что это вы делаете? – поинтересовался я.

– Я не могу оставаться здесь, – отозвался он, сворачивая тент. – Я должен идти в долину.

Впрочем, мгновение спустя он прервал свое занятие и снова взглянул на меня:

– Послушайте… Вам следует знать кое-что. Этот Феймэн… Я несколько раз видел с ним вашу приятельницу.

– И…?

– Они просто разговаривали. Но, повторяю вам, здесь что-то не так.

Он продолжал укладывать палатку. Пару секунд я молча смотрел на него. Я не знал, что и думать обо всём этом, но чувствовал, что Дэвид прав: Чарлин где-то в долине.

– Подождите минутку, – обратился я к Дэвиду, – я пойду с вами, вот только прихвачу своё имущество.

– Нет, – отрезал он. – Каждый должен ощутить долину сам. Сейчас я не могу взять вас с собой. Я должен найти своё собственное видение.

– Вы можете сказать мне, где точно находится каньон Сипси?

– Просто идите мили две вдоль реки до её северного притока. По нему пройдёте ещё с милю и окажитесь у самого входа в каньон Сипси.

Я кивнул и пошёл было прочь, но он остановил меня, положив руку на плечо.

– Слушайте, – быстро проговорил он, понизив голос. – Вы найдёте вашу приятельницу, если сумеете повысить свой энергетический уровень. Там, в долине, есть особые места, которые помогут вам сделать это.

– Окна в иное измерение?

– Да. Там вы можете открыть для себя перспективу Десятого откровения. Но для того чтобы отыскать эти места, вы должны понять истинную природу проявлений своей интуиции и научиться удерживать эти мысленные образы.

Кроме того, присматривайтесь к животным, и вы начнёте вспоминать, чего ради вы пришли в эту долину… почему все мы находимся здесь – вместе.

Но, будьте крайне осторожны. Постарайтесь, чтобы они не заметили, как вы входите в лес. – На мгновение он задумался, потом продолжал: – Там, в долине, находится ещё один человек – мой друг Кэртис Уэббер. Если увидите его, скажите, что мы с вами общались и что я его непременно разыщу.

Слегка улыбнувшись на прощание, он снова занялся палаткой.

Мне хотелось уточнить, что он имел в виду, говоря о проявлениях интуиции и о наблюдении за животными, однако, Дэвид, похоже, не хотел встречаться со мной глазами и не поднимал головы.

– Спасибо, – сказал я.

Не отрываясь от дела, он поднял одну руку и помахал мне.

Я тихо прикрыл за собой дверь мотеля и шагнул навстречу лунному свету. От прохладного воздуха и напряжения по всему телу волной пробежал озноб.

«Зачем я это делаю?» – подумал я. Ведь, нет никаких доказательств того, что Чарлин всё ещё находится в долине и что подозрения Дэвида обоснованны.

Но я, как говорится, нутром чуял, что действительно здесь что-то не так. На протяжении нескольких часов я обдумывал, не стоит ли связаться с местным шерифом.

Но, что я ему скажу? Что моя приятельница исчезла, что её видели входящей в лес, причём без всякого принуждения, по доброй воле, хотя, возможно, у неё и правда какие-то проблемы? И что весь сыр-бор загорелся из-за малопонятной записки?

Для того чтобы прочесать эти дебри, потребуется не одна сотня людей, и я знал, что никто не возьмётся за такое трудоёмкое дело без основательных причин.

Я приостановился и взглянул на почти полную луну, поднимавшуюся из-за деревьев. Мой план заключался в том, чтобы перебраться через реку гораздо восточнее поста рейнджеров, а затем пробраться в долину по главной тропе.

Я рассчитывал, что луна будет освещать мне путь, но никак не думал, что она будет светить так ярко. Видимость была прекрасная – по меньшей, мере ярдов[1] на сто.

Обогнув угол паба, я направился туда, где стояла палатка Дэвида. Теперь там не было ничего. Индеец даже рассыпал на этом месте листья и сосновые иголки, чтобы не осталось и следа после него.

Чтобы перейти реку там, где я планировал, мне предстояло преодолеть около сорока ярдов в пределах прямой видимости рейнджеров.

Отсюда их пост был, как на ладони, а через его боковое окно хорошо просматривалось то, что происходило внутри помещения, где находились двое рейнджеров. Один из них, поднявшись из-за стола, взялся за телефон.

Пригнувшись как можно ниже, я взвалил на плечи рюкзак и осторожно ступил сначала на прибрежный песок; а потом и в воду. Ноги скользили на гладких речных камешкак, порой я едва не падал, споткнувшись о топляк.

Целый хор древесных лягушек и сверчков сопровождал меня. Я снова глянул на домик рейнджеров: они были заняты разговором, не подозревая о моем побеге.

В самых глубоких местах вода доходила мне лишь до бёдер, и, чтобы пересечь реку, достигавшую футов тридцати в ширину; мне понадобилось всего пара минут.

Я нырнул в небольшой соснячок на берегу и осторожно двинулся вперёд, пока не вышел на ведущую в долину туристскую тропу.

Она терялась в темноте, и когда я глянул туда, на восток, в голове моей зашевелилось ещё больше сомнений. Что это за Таинственный звук, так тревожащий Дэвида? На что я могу наткнуться во мраке этой чащобы? Но я отогнал страх. Я знал, что должен идти вперёд.

В качестве своеобразного компромисса, я прошёл по тропе с полмили, потом, свернув с неё, углубился в лес, поставил палатку и провёл в ней оставшуюся часть ночи, несказанно довольный, что могу, наконец, снять и просушить свои мокрые ботинки. Продолжить путь было разумнее днём.

Проснувшись на рассвете, я задумался о загадочных словах Дэвида относительно удержания интуитивных ощущений; лёжа в спальном мешке, я пытался проанализировать своё собственное понимание Седьмого откровения.

Согласно ему, каждый из нас, досконально разобравшись в своём прошлом, может найти в нём моменты и детали, определившие его жизнь, карьеру, отношения с другими людьми, места жительства, поведение в той или иной ситуации.

И тогда, если это понимание пришло, интуиция, или «внутренний голос», будет подсказывать, куда следует направиться, что сделать или с кем поговорить, чтобы найти ответ на тот или иной вопрос.

Вслед за этим, разумеется, должно произойти какое-либо совпадение, объясняющее, почему следует поступить именно так, а не иначе, дающее новую информацию, как-то связанную с данным вопросом, и, таким образом, помогающее сделать очередной шаг в жизни.

Значит, нужно постоянно прислушиваться к «внутреннему голосу»?

Выбравшись из спального мешка, я откинул полог палатки и выглянул наружу. Ничего необычного, вроде бы, не происходило. Тогда, я вылез из палатки на ядрёный осенний воздух, вернулся к реке и умылся её прохладной водой.

Потом, собрав свои пожитки, вскинул на спину рюкзак и двинулся на восток, жуя плитку сухого завтрака и стараясь держаться, как можно ближе к окаймлявшим реку высоким деревьям.

Я прошёл около трех миль, когда вдруг отчётливо ощутил всем своим существом тревогу и страх, а вслед за ними – усталость.

Я сел, прислонившись к дереву, и постарался сосредоточиться на том, что меня окружало, чтобы пополнить свою внутреннюю энергию.

Небо было безоблачно, утреннее солнце так и играло в ветвях деревьев и на траве. Футах в десяти от себя я заметил маленький кустик, усыпанный жёлтыми цветами, и сосредоточился на его красоте.

Уже целиком залитый солнечным светом, кустик был зелен и свеж; и вдруг он показался мне ещё ярче, а его листья стали, прямо-таки, изумрудными. Меня обдало волной аромата, смешанного с запахом прелых листьев и чернозёма.

В тот же момент лес наполнился утренними звуками.

Сосредоточившись на слушании, я вдруг стал ясно различать в утреннем лесном хоре десятки отдельных звуков: птичьи голоса в кронах деревьев надо мной, жужжание шмеля в диких маргаритках, растущих у самой реки, журчание воды вокруг камней и шорох упавших веток… и потом что-то ещё, едва уловимое.

Это был странный низкий звук, напоминавший отдалённое гудение. Я поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Что бы это могло быть?

Подхватив рюкзак, я снова зашагал на восток. Опавшие листья шуршали под ногами, так что мне приходилось останавливаться и прислушиваться. Но звук не исчезал.

Лес кончился; я вышел на обширный, должно быть около полумили в длину, луг, густо заросший высокой, по колено, травой и усыпанный яркими цветами.