Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943

Но далее адмирал фон Ингенол не направился к оговоренной точке встречи, а просто-напросто вернулся в Гельголандскую бухту. Более того, он даже не информировал об этом адмирала Хиппера, так что командующий рекогносцировочными силами ничего не знал об изменении планов до тех пор, пока не получил сообщения о местоположении основных сил флота, отступившего далеко за Гельголанд, уже ближе к вечеру.

Наша первая мысль была о том, что дивизион вражеских линейных кораблей может попытаться перехватить нас где-то на полпути между Хартлпулом и Гельголандом. Чтобы избежать столкновения с намного более сильным противником, адмирал Хиппер резко развернул нашу группу линейных крейсеров прямо на север, обходя с фланга вражеские силы. Его анализ и сделанный из него логический вывод были совершенно правильными, поскольку впоследствии оказалось, что британские линейные крейсера проследовали всего только в нескольких милях от нас, не заметив наши корабли.

Тем временем ветер крепчал, начиная переходить в штормовой. Поскольку более старый «Кольберг» не мог идти полным ходом, то лишь после наступления темноты мы почувствовали, что смогли выбраться из ловушки и теперь на нашем пути к Гельголанду нам снова ничего не угрожает.

Но по возвращении в бухту Джаде утром 17 декабря нами овладели смешанные чувства. Задание было успешно выполнено; связь в рекогносцировочных силах работала четко; обстрел береговых объектов прошел как запланировано, и моральный настрой экипажей был на высоте. Но, с другой стороны, мы испытывали огромное разочарование из-за неспособности основных сил флота прийти к назначенному месту встречи. Если бы утром 16-го числа основные силы флота действовали так, как было условлено, то их намного превосходящие силы разметали бы британские линейные крейсера адмирала Битти, по которым бы вдобавок нанесли свой удар еще и возвращающиеся линейные крейсера адмирала Хиппера. Такая подавляющая концентрация наших сил наверняка закончилась бы нашей громкой победой. Но эта золотая возможность была упущена – возможность, которой, скорее всего, уже не суждено повториться.

Сражение при Доггер-банке

Одним из результатов этой операции стало то, что командующий флотом отказался от своего оборонительного психоза, хотя в тот момент мы еще не знали об этом.

Пока что, вплоть до конца месяца, мы продолжали ставить мины, ожидая нападения неприятеля. Разведка информировала нас, что британцы будут прилагать усилия, чтобы закрыть нам все выходы из Гельголандской бухты в Северное море блокшивами и минными заграждениями.

Но единственным воплотившимся в действие шагом противника стал, однако, довольно слабый рейд неприятельских подводных лодок, самолетов и минных заградителей. В первый раз заговорили противовоздушные орудия наших крейсеров и зенитки, расположенные в Куксхафене. Вражеские минные заградители начали устанавливать минные заграждения против наших подводных лодок в районе Амрум-банки у Гельголанда.

Девятнадцатого января 1915 года мы получили сообщение от одного из наших дозорных аэропланов, что значительные британские силы приближаются к Гельголанду с северо-запада. Подводным лодкам был отдан приказ образовать заградительную линию на пути подхода врага. Были также предприняты и другие оборонительные меры. Однако враг повернул на обратный курс еще до того, как мы вступили с ним в визуальный контакт, так что все наши старания оказались напрасными.

С минованием угрозы вражеского нападения командующий флотом вернул флот в обычное состояние готовности, которое давало возможность нашим судам не только вставать на текущий ремонт, но и проводить боевую подготовку в Балтийском море. Он также лично заверил командующего рекогносцировочными силами, что для линейных крейсеров не предвидится никаких операций наступательного характера в ближайшем будущем, так что адмирал Хиппер отправил «Фон дер Танн» участвовать в маневрах на Балтике.

Однако всего лишь несколько часов спустя адмирал фон Ингенол приказал адмиралу Хипперу взять обе бригады крейсеров и два дивизиона торпедных катеров и выйти в море 24 января для проведения рекогносцировки в направлении Доггер-банки. Операция эта, как стало известно позднее, родилась в голове контр-адмирала Эккермана, начальника штаба флота.

Помимо необъяснимого и неожиданного изменения намерений, приказ этот обеспокоил нас еще и в том отношении, что в нем ничего не было сказано о взаимодействии с основными силами флота, поддержка которых, в свете полученного 16 декабря опыта, была жизненно необходима. Ко всему этому, что было хуже всего, приказ об операции был передан по радио, несмотря на то что «Зейдлиц», на котором держал свой флаг командующий рекогносцировочными силами, стоял на якоре на рейде Вильгельмсхафена, куда он мог прекрасно быть передан визуальными средствами.

Уже в течение некоторого времени мы подозревали, что британцы перехватывают и расшифровывают наши радиосообщения. Для противодействия этому наши коды часто менялись, а все важные оперативные сообщения передавались особыми кодами. Однако, вне зависимости от того, какие коды были использованы, дешифровщик мог понять суть сообщения, имей он в своем распоряжении наши книги сигналов, вокруг которых и строились все коды.

Собственно говоря, британцы смогли заполучить в свое распоряжение экземпляр нашей книги сигналов, что произошло при довольно необычных обстоятельствах. Германский легкий крейсер «Магдебург» потерпел крушение в Финском заливе на первом месяце войны, и русские водолазы смогли разыскать среди его обломков и поднять боевую книгу сигналов. Позднее они передали ее британцам. С ее помощью, повозившись несколько часов, британские дешифровалыцики могли расшифровать любой из наших закодированных сигналов. Так что теперь переданный по радио приказ адмирала фон Ингенола, содержавший самые подробные данные о наших силах, задействованных в планируемом рейде, а также точное время и курс, стал известен британскому адмиралтейству еще до того, как мы снялись с якорей. Британцам оставалось только выбрать место, где им было удобнее всего нас перехватить, и собрать превосходящие нас по численности силы.

Перехват этот был осуществлен ими в то самое утро, когда мы вышли в море, так что мы даже не удивились, когда наши передовые дозоры на рассвете сообщили о визуальном контакте с британскими легкими крейсерами. Почувствовав неладное, адмирал Хиппер немедленно изменил курс к юго-востоку, по направлению к Гельголанду, чтобы не попасть в лапы британских линейных крейсеров поддержки, которые, скорее всего, скрывались где-то за британскими легкими крейсерами.

Разворот наших сил на новый курс был осуществлен довольно быстро, так что наши легкие силы оказались впереди и по другую сторону относительно курса неприятеля. Когда рассвело, стали ясно различимы пять линейных крейсеров адмирала Битти несколько позади и справа по курсу от трех наших линейных крейсеров и «Блюхера». Легкие боевые корабли обеих сторон были прикрыты более крупными кораблями.

Стрельба началась немедленно и на предельной дистанции, которая быстро сокращалась, поскольку британские корабли быстро нагоняли наши силы, скорость хода которых сдерживал старый «Блюхер». От большинства британских снарядов мы уклонились зигзагообразным курсом, но вот «Зейдлиц» получил попадание в корму, отчего обе его кормовые башни с 280-миллиметровыми орудиями вышли из строя. Погибло 159 членов экипажа. В крейсер попало еще два снаряда, но благодаря умелым действиям экипажа по борьбе с огнем и за живучесть корабля пожар был погашен и крейсер остался на ходу.

Однако «Блюхер», имевший более медленный ход и более легкую броню, оказался в трудном положении. Британские линейные крейсера сконцентрировали свой огонь на нем, поскольку он был последним в кильватерной колонне. Затем, вдобавок к граду снарядов, «Блюхер» был поражен торпедой ниже ватерлинии, отчего потерял управление и ход и стал дрейфовать.

Враг тоже не ушел невредимым, поскольку мы наблюдали разрывы наших снарядов, поражавших британские корабли. Британский флагманский корабль, шедший во главе колонны линейных крейсеров, замедлил ход и вышел из строя, сильно задымив. Офицеры «Мольтке» вроде бы видели, как он затонул, но в дыме и тумане ничего нельзя было как следует разобрать.

Рассчитывая на предельную дистанцию, на которой находились теперь от нас наши враги, адмирал Хиппер решил отдать приказ торпедным катерам атаковать неприятеля с тем, чтобы несколько облегчить положение «Блюхера». Но на этом этапе сражения только одному из торпедных катеров – из нашего 5-го дивизиона – удалось выпустить свою торпеду, и он оптимистично доложил, что она поразила один из вражеских линейных крейсеров.

Положение «Блюхера» было отчаянным. И никакой надежды на то, что основные силы нашего флота придут на помощь, хотя мы и дали им знать в тот момент, когда заметили вражеские корабли. Более того, легкий крейсер «Штральзунд» доложил о том, что он видит на горизонте густой дым, возвещающий приближение новых вражеских сил – по всей вероятности линкоров.

Британские линейные крейсера теперь обратили все свое внимание на беспомощный «Блюхер». Отчаявшись что-либо сделать, адмирал Хиппер дал приказ изменить курс к югу, чтобы отвлечь врага от «Блюхера», и как раз в этот момент капитан 1-го ранга Егиди, командир «Зейдлица», доложил, что не только его кормовые башни и артпогреба совершенно уничтожены пожаром, но подходят к концу и боеприпасы для баковых орудий.

Задерживаться долее у «Блюхера» значило подвергаться риску потерять другие корабли, а возможно, и все рекогносцировочные силы. С тяжелым сердцем адмирал Хиппер отменил свой предыдущий приказ и приказал продолжать следовать курсом на юг по направлению к Гельголанду. Мы плакали, глядя, как погружающийся в воду «Блюхер» скрывается в дыму у нас за кормой.

Враг нас не преследовал.

Наша скорбь по погибшему «Блюхеру» была больше еще и потому, что все команды кораблей считали, что ее можно было избежать, если бы приказ об операции был бы отправлен не по радио, во-первых; если бы флот ждал надлежащим образом в море, чтобы оказать нам помощь, во-вторых; и, в-третьих, если бы «Фон дер Танн» участвовал в операции, а не был вместо этого отправлен на рутинные маневры на Балтике.

В тот момент нас не утешали даже поступившие сведения о том, что британский флагманский корабль «Лев» получил столь значительные повреждения, что потерял ход и управление и был вынужден вернуться в порт на буксире. Если бы основные силы германского флота заняли позицию, откуда они могли бы оказать поддержку рекогносцировочным силам, то не только «Блюхер» мог бы остаться в строю, но и «Лев» мог быть уничтожен полностью.

Зная теперь, что британцы, обладая нашими книгами сигналов, имели полную возможность устроить полную и ошеломляющую ловушку нашим рекогносцировочным силам, трудно понять, почему они ограничились тем малым, что они сделали.

Со своей стороны мы в рекогносцировочных силах испытывали гордость за свои решительные действия. Наш артиллерийский огонь был превосходным по меткости; связь работала без всяких сбоев; приказы исполнялись без промедления. Наш адмирал являл собой вдохновляющий пример невозмутимой отваги, а каждый офицер и матрос стойко исполнял свой долг на вверенном ему посту. Мы получили крещение огнем, и все чувствовали, что в следующих боях сможем еще лучше проявить себя.

Но последствия сражения 15 – 16 декабря и битвы 24 января у Доггер-банки мы все испытали в начале февраля, когда император лично посетил базу флота в Вильгельмсхафене. Первое, что он сделал, – снял адмирала фон Ингенола и контр-адмирала Эккермана с их постов. Адмирал фон Поль, начальник штаба адмиралтейства в Берлине, стал новым командующим флотом, а капитан 1-го ранга Михаэлис, чрезвычайно способный командир линкора «Тюрингия», стал новым начальником штаба флота. Контр-адмирал Эккерман был переведен командовать 1-й эскадрой флота, заменив на этом посту адмирала фон Ланса.

Будучи начальником штаба адмиралтейства в Берлине, адмирал фон Поль имел тесные служебные контакты с канцлером империи фон Бетманн-Холлвег[23]. Возможно, находясь под влиянием канцлера, который был противником подводной войны против коммерческих судов, адмирал фон Поль даже не представил на одобрение военно-морскому министру адмиралу Тирпицу декларацию о запретных для военных действий зонах у побережий Британии и Франции до того, как она была представлена на подпись императору. Это прямо противоречило собственной директиве императора о том, что все значительные решения оперативного характера, прежде чем вступить в действие, должны быть рассмотрены министром Тирпицем. Адмирал фон Поль, по разговорам, был известен тем, что пускал в дело флот с изрядной осторожностью и только при наличии самых благоприятных обстоятельств. Все это никак не могло снискать ему расположения мыслившего наступательными категориями адмирала Тирпица.

Во время своего посещения Вильгельмсхафена император наградил адмирала Хиппера и меня орденом Железного креста 1-го класса. После первого похода линейных крейсеров против Ярмута мы были уже награждены орденами Железного креста 2-го класса, но знали, что эта операция была далека от реализации всех возможностей, так что не надевали наград вплоть до успеха под Хартлпулом.

Пытаясь выманить противника сразиться ближе к побережью с германскими базами, а заодно и при других благоприятствующих обстоятельствах, адмирал фон Поль разработал программу выходов всего флота в частые, но довольно близкие рейды. Поскольку такие выходы совершались в районах, где британские надводные корабли более не наблюдались в дневное время, офицеры и матросы считали, что им не удастся вступить в схватку с неприятелем. К тому же такие рейды подвергали корабли флота серьезной опасности со стороны бродивших здесь порой британских подводных лодок и минных полей, которые минные заградители врага ставили ночами, – опасности, никак не соизмеримой с возможностью схватиться лицом к лицу с врагом.

Единственным дальним походом, проведенным в Северном море, была постановка мин на Доггер-банке – операция, проведенная исключительно по инициативе адмирала Хиппера. Эти минные поля были поставлены нашими легкими крейсерами, которые провели операцию ночью, а затем быстро отошли под прикрытие наших тяжелых сил, расположенных в районе Гельголанда. Минные поля были поставлены с тем расчетом, чтобы противник понес на них потери, если попытается подойти к Гельголанду, так что даже эти операции заслуживают названия оборонительных, но никак не наступательных.

В таких обстоятельствах мы в группе линейных крейсеров только обрадовались возможности оставить бездействие в Северном море, когда получили приказ оказать содействие операциям армии на Балтике. Армия в этот момент пыталась выдавить русские войска из района Рижского залива. Еще нас воодушевляло то, что мы должны были действовать под командованием адмирала флота принца Генриха Прусского, верховного командующего всеми силами в районе Балтийского моря, и вице-адмирала Эрхарда Шмидта, начальника оперативного командования.

Под прикрытием остальных кораблей эскадры линейных крейсеров «Фон дер Танн» обстрелял и уничтожил береговые батареи на острове Уто, лежащем у входа в Финский залив. В ходе этой операции «Мольтке» был обстрелян и получил повреждение от торпеды, выпущенной с британской подводной лодки. После обстрела Уто линейные крейсера и другие части основных сил флота возвратились в Киль и в район Вильгельмсхафена.

После нашего возвращения с Балтики мы обнаружили, что флот пребывает в глубоком унынии. Британский флот, осторожный не менее нашего, отошел к своему западному побережью и расположился в районе своей сильно укрепленной базы Скапа-Флоу, что до крайности осложнило возможность добраться до него даже силами наших подводных лодок. Рейд в Северное море основных сил нашего флота 26 октября 1915 года был отменен адмиралом Полем еще до того, как корабли миновали траверз плавучего маяка Хорн-риф к северу от Гельголанда, поскольку были получены известия, что наблюдаются приближающиеся британские силы флота.

Известия о растущем недовольстве флота достигли адмирала фон Тирпица и адмирала фон Мюллера, главы военно-морского кабинета. Либо адмирал фон Мюллер, либо принц Адальберт Прусский, бывший тогда командующим флотом, довел это до сведения императора. Император в срочном порядке инициировал резкое распоряжение кабинета министров, порицающее все виды критики военных действий, осуществляющихся по его приказам.

Но мнение флота долее нельзя было не принимать во внимание. Капитан 1-го ранга фон Трота, командир линкора «Кайзер», пользовавшийся повсеместным уважением, откровенно доложил суть происходящего по официальным каналам. В январе 1916 года капитан 1-го ранга фон Леветцов, столь же уважаемый командир «Мольтке», попросил встречи с адмиралом фон Полем и доложил ему, в совершенно однозначных выражениях, о неудовольствии флота. Адмирал Бахман, начальник штаба адмиралтейства в Берлине, также расходился во взглядах на действия флота с командующим флотом.

Никто и никогда не поднимал вопрос о личной храбрости или тактических способностях адмирала фон Поля – и меньше всех я, знавший его лично по моей службе штурманом под его командованием. Но дела не могли далее идти так, как они шли. Возможно, вмешалась сама милостивая судьба, но адмирал фон Поль был внезапно госпитализирован по подозрению на рак, от которого и умер 26 февраля, спустя менее чем через месяц.

Адмирал Шеер принимает командование флотом

В середине января на должность командующего всем флотом император назначил вице-адмирала Рейнгардта Шеера, командира 2-й эскадры флота.

Адмирал Шеер, истинный морской волк, обладал не только громадным практическим опытом, здравым смыслом и острым восприятием, но и таким редким качеством, как ответственность. Его прозвище – Bobschiess[24] – указывало на редкую нелюбовь, которую он питал к пессимистам и занудам. Но доверие флота к нему еще более упрочилось, когда он назначил капитана 1-го ранга фон Трота начальником штаба, а капитана 1-го ранга фон Леветцова – начальником оперативного управления штаба.

Команда получилась прекрасная, поскольку Леветцов отличался импульсивным характером, в то время как фон Трота был холодным и рассудительным советником.

Осознав насущную необходимость восстановить боевой дух флота, адмирал Шеер собрал совещание флаг-офицеров, командующих эскадрами и командиров кораблей, которым он изложил свою новую программу сжато, но выразительно. Вкратце она заключалась в следующем. Решено было возобновить обстрелы британского побережья, как только представится возможным, а рейды против вражеского судоходства будут распространяться вплоть до верхних сегментов Северного моря. Имелась определенная надежда, что такое давление вынудит британцев выползти из их баз и принять сражение на условиях, диктуемых нами. Некоторая надежда была и на отмену действующих ограничений, введенных Берлином в отношении подводных лодок, которым при встрече с торговыми судами предписывалось всплытие на поверхность, обыск торговых судов и перед потоплением удаление с них экипажей. В случае снятия этих ограничений подводные лодки смогли бы действовать против вражеских торговых судов непосредственно у вражеского побережья, а также взаимодействовать с флотом в наступательных операциях против неприятельского флота.

И последнее, накануне и во время всех операций флота должна осуществляться исчерпывающая воздушная разведка и наблюдение с помощью дирижаблей.

Эта программа возобновления наступательных действий была с воодушевлением принята всеми слушателями, и наступившее сердечное согласие было закреплено во время общения с адмиралом за чашкой кофе по окончании совещания.

Когда на следующий месяц император посетил нового командующего флотом, адмирал Шеер изложил перед ним свои идеи, и император публично санкционировал новую программу в ходе совещания всех старших офицеров, которое было собрано сразу после разговора с адмиралом.

Изгнав начисто старый оборонительный дух, флот с энтузиазмом приступил к боевой подготовке, призванной вернуть кораблям и их экипажам максимальную боевую действенность. Отрабатывались тактические эволюции, перестроения из походного строя в боевые порядки и движение в боевом порядке. Пятого марта 1916 года флот предпринял пробный выход в район Хуфдена, хотя противника там и не обнаружил.

Следующим шагом в программе значились рейды для обстрела английского побережья, но еще до этого, 25 марта, отряд британских легких кораблей произвел обстрел нашего сигнального поста на острове Зильт в непосредственной близости у датской границы и ангаров для дирижаблей в Тондерне. Адмирал Шеер немедленно отдал приказ всем соединениям легких и тяжелых кораблей выйти в северном направлении для перехвата неприятеля, в особенности поврежденного британского эсминца «Медуза», который, по нашей информации, столкнулся с другим кораблем и сейчас следовал на свою базу на буксире.

Рейд был предпринят в весьма неблагоприятную погоду, которая к тому же еще ухудшилась с наступлением ночи. Наши передовые дозоры вступили в контакт с противником, в темноте наш торпедный катер «G-194» был протаранен и потоплен британским легким крейсером «Клеопатра». Затем все усиливающийся шторм загнал все наши легкие корабли обратно в порт, но отряд линейных крейсеров, усиленный догнавшим нас «Лютцовом», продолжал преследование неприятеля за траверз Хорн-рифа и прекратил его, только перехватив британское сообщение по радио о том, что «Медуза» была оставлена ночью тонущей.

Надо сказать, что уже позднее мы узнали, что отряд британских линейных крейсеров находился тем утром севернее Хорн-рифа, держа курс на юг, так что встреча двух групп линейных крейсеров была вполне вероятна. Но даже если бы это произошло, сражение между ними вряд ли имело бы место, поскольку шторм достиг такой силы, что ни одна из сторон не смогла бы открыть огонь. Тем не менее все предприятие еще раз доказало, что даже в операциях, предпринятых меньшими силами, жизненно необходимо иметь основные силы флота на позициях, позволяющих им при необходимости прийти на помощь легким кораблям.

Новые рейды на вражеское побережье

Возобновление рейдов на британское побережье было запланировано на апрель, но обстоятельства препятствовали этим планам вплоть до ночи 24 апреля, когда рекогносцировочные силы вышли в море для обстрела Лоустофта и Ярмута. По совпадению это произошло в то самое время, когда британцы предприняли операцию по постановке мин и сетевых заграждений у побережья Фландрии, с тем чтобы закупорить подводные лодки, действовавшие с расположенных там баз.

Контр-адмирал Бедикер, командующий отрядом легких крейсеров, временно принял командование и объединенными рекогносцировочными силами, замещая адмирала Хиппера, попавшего в госпиталь с серьезным приступом ишиаса. Некоторые из командиров выразили свои опасения по поводу предстоящей операции, но я не мог их разделить. За исключением опасности от баров и отмелей, а также поставленных неприятелем у английского побережья минных полей, штаб рекогносцировочных сил не видел ничего особенно рискованного в этой операции. Точность моего предсказания подтвердилась очень скоро, когда флагманский корабль «Зейдлиц» подорвался на мине, ведя рекогносцировочные силы к северо-западу от Гельголанда в водах, которые считались совершенно свободными от мин.

Однако вместо того, чтобы отдать приказ о прекращении операции, адмирал Бедикер перевел свой штаб на «Лютцов», отправил поврежденный, но сохранивший ход «Зейдлиц» обратно в Вильгельмсхафен и продолжил движение на Лоустофт. Я был рад узнать, что командиром нашего нового флагманского корабля был капитан 1-го ранга Хардер, тот самый, который командовал группой легких крейсеров во время предыдущего рейда на Хартлпул.

В предрассветные сумерки 25 апреля мы встретились с двумя нашими подводными лодками, которые указали нам безопасный проход в английских прибрежных водах, и с рассветом начали обстрел Лоустофта и Ярмута. Вдобавок к обстрелу фортов мы заметили и потопили британский патрульный катер. Затем мы вступили в бой с вражеским легким крейсером, который, однако, после краткой перестрелки от боя уклонился и спасся на мелководье, где мы не могли его преследовать.

Закончив свою миссию, мы легли на обратный курс. Сопровождавшие нас торпедные катера по дороге потопили несколько мелких британских судов. Одним из них был паровой траулер «Король Стефан», который не предпринял никаких мер к спасению тонущего экипажа германского цеппелина «L-19», когда этот дирижабль был сбит над Северным морем некоторое время тому назад. Теперь же экипаж траулера горячо отрицал, что он был на борту траулера в то время, когда подбитый дирижабль тонул.

На обратном пути нас некоторое время преследовали британские легкие силы, но держались они на почтительном расстоянии от нас. Чуть позже мы обнаружили, что за нами идут также и британские линейные крейсера, но они сразу же отстали, как только мы приблизились к точке встречи с основными силами флота.

В середине мая адмирал Хиппер вышел из госпиталя, оправившись от своего недуга, хотя и был удручен тем, что ему пришлось теперь временно перенести свой флаг на «Лютцов», поскольку «Зейдлиц» находился на ремонте. Но он повеселел, узнав, что вернулся как раз вовремя, чтобы принять участие в запланированном рейде на Сандерленд, который должен был быть предпринят, как только «Зейдлиц» закончит ремонт и вернется в строй.

Сандерленд и сражение при Скагерраке

Поскольку Сандерленд расположен в устье Тайна и находится поблизости от нескольких крупных британских военных баз, каждый из нас понимал, что его обстрел будет гораздо более опасным предприятием, чем предыдущие рейды на цели, расположенные южнее. Для уменьшения опасности было решено расположить несколько подводных лодок у каждой из этих баз, как для предупреждения о том, что неприятель выходит из базы, так и для того, чтобы атаковать его, когда он попытается это сделать. Подводные лодки приняли на борт достаточный запас топлива, чтобы находиться на своих позициях до конца мая.

В качестве одного из условий для проведения операции предполагалось осуществить тщательную воздушную разведку обстановки, однако после 20 мая погодные условия стали такими, что сделать это в течение нескольких дней оказалось невозможным. Поэтому адмирал Шеер принял решение отменить операцию в отношении Сандерленда и предпринять вместо нее рейд против британского торгового судоходства в направлении Скагеррака и побережья Норвегии. Провести подобную операцию без воздушной разведки представлялось гораздо более безопасным делом, чем операцию против Сандерленда.

Я хорошо помню, что, когда контр-адмирал фон Трота, начальник штаба флота, спросил мое мнение при обсуждении изменения программы, я решительно высказался в пользу рейда к Норвегии, если уж нам суждено обходиться без воздушной разведки.

Особые предосторожности были предприняты в том отношении, чтобы противник не узнал о наших планах проведения такого рейда. Как только в рейд вышел флагманский корабль флота «Фридрих Великий», он должен был соблюдать радиомолчание, а все радиопереговоры флота велись через оставшийся в Вильгельмсхафене корабль. Мы надеялись ввести этим трюком в заблуждение противника, который, следя за эфиром, не заподозрит, что флот вышел в поход, но будет думать, что он по-прежнему находится в Вильгельмсхафене[25]. В этом случае британские линейные крейсера, если они решатся ввязаться в бой с предполагаемым отрядом наших линейных крейсеров, будут введены в заблуждение и окажутся вынужденными сражаться с основными силами флота – как это и случилось впоследствии.

Глава 4. Скагеррак

Сражение при Скагерраке – или Ютландский бой – было описано и критически проанализировано со всех возможных точек зрения, причем не только историками всего мира, но и видными морскими офицерами, участвовавшими в нем. Адмирал Г. С. Гроос в официальной германской «Истории войны на море» дал самое талантливое его описание, как это сделал также и капитан 3-го ранга Фрост, офицер ВМС США, в своей книге «Ютландский бой», объективном и беспристрастном исследовании большой научной ценности. Однако, по мнению тех, кто лично участвовал в этом реальном сражении, многие из историков и аналитиков недостаточно принимают во внимание тот факт, что информация, которую имели в своем распоряжении военачальники противостоящих сторон и на основании которой они принимали свои решения, была зачастую весьма скудной, а порой и основанной на совершенно ошибочных умозаключениях. Наибольшее расхождение в оценках этой битвы мы находим между позициями тех авторов, которые считают, что адмирал сэр Джон Джеллико, британский командующий флотом, был прав в своем нежелании поставить на карту британское господство над морями ради единственного морского сражения, и тех, кто утверждает, что вице-адмирал Битти был прав в своем стремлении сокрушить более слабый германский флот, даже ценой значительных британских потерь. Что же касается меня самого, то я ограничу себя тем, что мне лично известно лучше всего, то есть прежде всего действиями линейных крейсеров.

Как единодушно утверждают все историки, германский военно-морской флот вышел в море ночью 30 мая с целью совершить рейд к Норвегии. Рано утром следующего дня поступило донесение от двух германских подводных лодок, что британские линкоры вышли из своих баз. Сообщение это вселило в адмирала Хиппера и всех нас надежду на то, что в течение дня мы наконец-то сможем вступить в контакт с неприятелем. Первая схватка произошла почти случайно – торпедные катера нашей передовой дозорной линии остановили для досмотра подозрительный пароход, который оказался небольшим судном нейтрального государства. Наши торпедные катера, однако, были замечены британским легким крейсером «Галатея», несшим дозорную службу на северном фланге исключительно мощной эскадры адмирала Битти, состоявшей из 6 линейных крейсеров, которых поддерживали 4 быстроходных новых крейсера, а прикрывали 15 легких крейсеров и 27 эсминцев.