ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На следующее утро Бартоломью поднялся рано. Он оделся, разжег огонь в камине и растопил плиту, старясь не шуметь, чтобы Эри поспала подольше. Когда он подоил коров и вернулся, то услышал плеск воды, раздающийся из-за занавески спальни.

– Бартоломью? Это вы?

Звук его имени, слетевший с ее губ, наполнил его теплом:

– Я принес молока, куда его поставить?

– Молоко? Ну, не знаю. Я что, должна с ним что-то сделать? «Истинная горожанка», – с ухмылкой подумал Бартоломью.

– Его нужно процедить и сепарировать. Когда накормлю коров, вернусь и покажу, – он направился в сарай.

Эри надела свежую английскую блузку и плиссированную шерстяную юбку изумрудно-зеленого цвета. Она принялась искать молотый кофе, но нашла только зерна. Вспомнив, как в детстве она иногда помогала кухарке молоть кофе, Эри разыскала кофемолку и принялась за работу. К тому времени, когда вернулся Бартоломью, кофе был готов, а на плите исходил паром горшок с овсяной кашей, приправленной корицей.

– Пахнет хорошо, – он закрыл дверь и постоял минутку, наслаждаясь после дождя и холода двора ароматами кухни и тем чувством, которое он испытал при виде Эри, готовящей ему завтрак.

Эри принесла оловянную кастрюльку с молоком, оставленную Апхемами в ящике, вмонтированном в окно кухни, и они сели завтракать. Бартоломью решил ничего не говорить ей по поводу комков в каше и плохо перемолотых кофейных зерен. Потом он помог ей вымыть посуду и показал, как сцеживать молоко.

– А что делать, если марля соскальзывает, когда льешь на нее молоко? – спросила она.

– Тогда приходится начинать все сначала.

Эри деланно застонала. На самом деле ей нравилось работать вместе с ним. Она вспомнила его рассказы о том, что на маяке тоже есть коровы:

– Мне придется делать это, когда я выйду замуж за мистера Монтира?

– Сейчас это делает Хестер, но я полагаю, она рассчитывает, что вы ее смените. Кроме того, вам придется взбивать масло и собирать яйца.

На этот раз стон Эри был неподдельным. Она вовсе не была уверена, что справится с такими задачами. Работать снаружи казалось ей намного более приятным занятием, чем гнуть спину у горячей плиты или взбивать масло:

– Быть может, я смогу заняться сбором яиц, это похоже на игру.

Его глаза засверкали от сдерживаемого смеха, когда он улыбнулся ей:

– У вас хватит духу совершить со мной налет на курятник, ведь снаружи идет дождь? Мне нужно накормить кур.

Она рассмеялась в ответ:

– Я не сахарная, не растаю. Кроме того, мне нравится дождь.

– Тогда пойдемте.

Они надели свои дождевики, Эри шутки ради обулась в рабочие сапоги Джона-младшего, представляя, как они выглядят на ее изящных ножках.

Когда они зашли в курятник, Эри потянулась погладить красную род-айлендскую несушку, сидящую в своем гнезде:

– О, они симпатичные, – наседка резко закудахтала, захлопала крыльями и клюнула Эри в руку. Она отпрыгнула, поскользнулась на свежем помете, который покрывал грязный пол, и упала бы, если бы Бартоломью не подхватил ее за талию.

– Они совсем не похожи на домашних птиц, знаете ли, – он поставил ее прямо перед собой, улыбнувшись рассерженному взгляду, которым она его одарила.

– Это что, означает, что они совсем дикие?

Когда Бартоломью насыпал корм в кормушку, несушки в ворохе перьев слетели со своих насестов, изрядно напугав Эри.

Она попятилась в угол, а стая кур у ее ног, пронзительно крича, сражалась за еду.

– А теперь ступайте и соберите яйца, – сказал Бартоломью, закончив насыпать корм.

Эри боялась повернуться спиной к свалке у ее ног, поэтому, проверяя гнезда, одним глазом посматривала на куриц. При виде очередного маленького коричневого яйца она радостно вскрикивала, как будто находила драгоценность, осторожно брала его и укладывала в корзинку.

– Не могу дождаться того момента, когда я увижу ваших фазанов, – сказала Эри, когда они вышли из курятника.

– Мне следовало устроить вам экскурсию по хозяйству Олуэллов, может быть, нам удалось бы увидеть парочку. Мы с Неемией несколько лет назад выпустили там стадо фазанов, и они хорошо прижились, – он фыркнул. – Прошлой весной один из самцов-фазанов изгнал белого петуха-леггорна и присвоил себе его несушек. Это привело Джо в бешенство почище, чем то, что охватывает его при виде двух котов со связанными хвостами.

Эри нахмурилась:

– Святая Сэди! Каким это образом два кота могут связаться хвостами?

Бартоломью уставился на нее, захлопав глазами, а потом разразился своим хриплым, гортанным смехом, очарованный как экспрессивностью, с какой во время их разговора она подчеркивала свои слова жестами, так и ее наивностью:

– Это один из способов, какими иногда развлекаются мальчишки.

– Но как они смеют? Это же так жестоко!

Бартоломью поскучнел, вспомнив о запертых дверях и несбывшихся надеждах:

– В жизни много жестокого.

Мысли Эри тоже сразу стали мрачными.

– Так оно и есть, – пробормотала она.

Они шли через грязный двор к сараю – он пообещал дать ей взглянуть на новорожденных котят.

Бартоломью пожалел, что испортил Эри настроение, так что он был рад отвлечь ее видом котят. Эри уселась на замусоренный сеном пол и собрала себе в подол пять черно-белых, пушистых комочков. Когда один из них удрал к своей матери, та тщательно облизала его, как будто старалась уничтожить запах человеческого существа, посмевшего коснуться ее котенка.

– Когда я была маленькой, то мечтала о том, чтобы жить на ферме, где будет много животных, – Эри потерлась носом о холодный влажный носик котенка. – А вы всегда жили в Орегоне?

Бартоломью улыбнулся:

– Вы спрашиваете меня или котенка? Она нарочито сердито взглянула на него:

– Вас, конечно.

– В таком случае, да, я вырос здесь. Хотя родился в другом месте. Моему отцу быстро все надоедало, поэтому он много ездил по стране. Они с матерью поженились в Питтсбурге – он работал барменом в гостинице, которой владел ее отец. Теперь там заправляет мой брат Джон.

С колен Эри чуть не свалился котенок, но Бартоломью подцепил малыша своей широкой ладонью и подал его ей. Котенок прижался к мягким холмам ее грудей, и Бартоломью как ножом пронзило желание.

– Сколько у вас братьев и сестер? – спросила Эри, не понимавшая причины его молчания.

Он густо покраснел, хотя она даже не заметила, куда был устремлен его взгляд. Чтобы избавиться от наваждения, охватывающего его при виде ее груди, он отошел, присел на перевернутое ведро и принялся рассматривать порванную упряжь, которую нашел в сарае.

– Три брата и одна сестра. Хотя я никогда не видел Ричарда – он умер до моего рождения.

Котята заснули на коленях у Эри. Кошка, решив, должно быть, что не получит назад свое потомство, потихоньку влезла девушке в подол и замурлыкала. Бартоломью заметил, в каком восхитительном местечке устроилась кошка, и почувствовал, что возбудился при мысли о том, что он тоже мог бы положить свою голову туда. Он еще ниже наклонился над упряжью.

– Вы не поверите, но я родился в крытой повозке, на ежегодной сельскохозяйственной выставке, причем в разгар урагана, – сказал он несколько напряженным голосом. Эри захихикала и отмахнулась от него ладошкой:

– Не поверю. Вы подшучиваете надо мной.

Он поднял руку ладонью вперед:

– Честное слово! Мама всегда поддразнивала меня, говоря, что неистовство у меня в крови как раз из-за этого. Она любила называть Кельвина, Мэри и меня «тремя маленькими обманщиками», потому что они родились в городке Каунсил-Блаффс[5], а я – возле местечка Скоттс-Блафф на дороге Оверленд. Каждый раз, когда она так говорила, папа спрашивал: «Значит ли это, что Джон – единственный, честный парень во всей этой компании?»

Оба засмеялись. Эри снова принялась гладить шелковистую шерстку котенка, устроившегося у нее на груди, а Бартоломью осознал, что представляет, как бы хорошо было испробовать мягкость ее груди. Внезапно он почувствовал, что больше не может сидеть здесь. Еще пару минут, и он опрокинет ее на спину. Он повесил упряжь на крюк и поднялся на ноги:

– Вы, пожалуй, не поверите, но утро уже прошло. Я голоден.

На полпути к дому Эри остановилась, как вкопанная. Он проследил за ее взглядом и увидел старого рыжего пса Апхемов, трусившего им навстречу:

– Это всего лишь Боунз. Он стар и еще более безобиден, чем Пудинг.

Тем не менее, Эри придвинулась поближе к Бартоломью:

– Здесь что, у каждого есть собака?

Наслаждаясь тем, что она рядом, он обнял ее одной рукой:

– Хорошая собака на ферме просто незаменима, она оберегает цыплят от мелких тварей вроде опоссумов и енотов, а также предупреждает человека о появлении в округе медведей или диких кошек.

Собака остановилась в нескольких футах поодаль, задрав нос и принюхиваясь к их запахам. Бартоломью присел на корточки и взъерошил шерсть собаки. Глядя снизу на Эри, он сказал:

– Дайте ему понюхать вашу руку, чтобы он знал, что вы – друг.

Не желая, чтобы Бартоломью посчитал ее трусихой, она собрала все свое мужество и робко протянула руку вперед. Боунз выгнул шею, втягивая ее запах. Он высунул розовый язык и лизнул ее пальцы. Она взвизгнула и отдернула руку.

– Видите? Вы ему нравитесь, – Бартоломью выпрямился и ободряюще пожал ее руку.

Боунз сел у ее ног, высунув язык, и принялся бить хвостом по земле, разбрызгивая грязь, – он выражал таким образом свою приязнь. Глядя на грязную, шелудивую собаку, Эри сказала:

– Мне кажется, я предпочитаю кошек.

К ее неудовольствию, пес последовал за ними к дому. Оказавшись внутри целой и невредимой, Эри повесила свой дождевик на крючок. Когда она присела у стола, чтобы снять свои грязные сапоги – она не горела желанием мыть пол еще раз, – Бартоломью опустился перед ней на колено и снял ее обувь сам. Сделать такое для Хестер ему бы и в голову не пришло. Но даже если бы он и сделал это, его жена обязательно изобрела бы причину упрекнуть его за это.

Было время, когда он прилагал все усилия, чтобы сделать Хестер счастливой, пока не решил однажды, что некоторых вещей просто невозможно добиться.

Он отставил грязные сапоги в сторону, затем сел, чтобы снять свои собственные. Оставшись в чулках, Эри на цыпочках подбежала к плите, чтобы налить горячий кофе. Все, что они делали здесь, было самым обычным, но ему показалось, что у него наконец-то начинается настоящая жизнь. Ах, как бы он хотел, чтобы это было на самом деле!

Усевшись перед камином, Эри обхватила замерзшими пальцами теплую чашку, и у нее на лице появилось задумчивое выражение:

– Должно быть, очень хорошо иметь такую большую семью. А у меня были только мои мама и папа.

– Ни дяди, ни тети, ни двоюродного брата?

– Нет. Были дядя Лу и тетя Ида, но они не были настоящими родственниками – Лу был папиным компаньоном.

Бартоломью отбросил полотенце и сел за стол:

– Компаньоном по адвокатской практике? Причард сказал, что его дядя услышал о вас от своего партнера в бизнесе. Это дядя Лу уговорил вас принять предложение Причарда?

– Собственно говоря, это была моя идея. Я работала секретарем в адвокатской конторе, так что это я первой вскрыла и прочла письмо адвоката мистера Монтира. Когда мой отец умер, я вспомнила о письме. Покинуть Цинциннати и начать совершенно новую жизнь в новом месте казалось мне хорошим способом оставить прошлое позади, поэтому я написала ответ и приняла предложение.

– Почему же вы не могли остаться у своих друзей?

– Положение было очень сложным, мистер Нун.

Он прошел к камину:

– Сегодня утром я был Бартоломью. Мне нравится, когда вы называете меня по имени.

Она взглянула на него и попыталась улыбнуться:

– Простите меня… Бартоломью.

– Не обращайте внимания, – он наклонился и поворошил поленья кочергой. – Эри, у вас неприятности?

Ее глаза тревожно расширились:

– Нет, нет, конечно же, нет.

Резко повернувшись к ней, Бартоломью поймал ее руку в свою. Его взгляд, устремлённый на нее, был серьезным и вопрошающим:

– Если это так, я бы хотел помочь.

Боясь, что расплачется или опозорит себя еще больше, бросившись к нему в объятия, она отняла свою руку и пошла готовить обед.

Бартоломью смотрел на нее, ухватившись за спинку стула так, что у него побелели костяшки пальцев, он боролся с желанием подойти к ней. Если у нее были неприятности, то это дело Причарда, а вовсе не его. Но эта мысль не принесла ему облегчения, ведь еж знал, каким туповатым и бесчувственным был этот юноша. Бартоломью смотрел на нежный изгиб ее спины и грациозный наклон головы – она изучала содержимое шкафа. Как же он жаждал поцеловать эту белую лебединую шейку! Он представил, как она поворачивается в его объятиях, предлагая ему свои губы. Кровь его разгорелась, а сердце мчалось галопом, как молодой бычок на родео. Он презрительно рассмеялся про себя над тщетностью своих мечтаний; вот он страдает из-за любви к женщине, обладать которой он не будет никогда, даже если произойдет чудо и она ответит ему взаимностью. Еще никогда он так не сожалел о своей женитьбе.

– Бартоломью?

Он судорожно вздрогнул при звуках своего имени.

– Вы не расскажете мне о мистере Монтире? О том, какой он, я имею в виду.

Бартоломью провел ладонью по затылку и скривился:

– Причард? Он молод, тридцатого января ему исполнилось двадцать два. Невысокий… Примерно вашего роста, но симпатичный, – слова застревали у него в горле.

– Эффи сказала, что он любит бейсбол, – напомнила она.

– Это его страсть. Я сомневаюсь, что он думает о чем-либо еще.

Эри дразняще улыбнулась. Она пыталась открыть ножом банку с бобами:

– Наверное, по сравнению с вами он будет выглядеть довольно… мелко.

Со вздохом Бартоломью отправился открывать для нее консервную банку, пытаясь придумать что-нибудь лестное, что мог бы сказать о своем племяннике:

– Он здоров, честен и никогда не причинил никому зла. Я уверен, что он сделает все, что в его силах, чтобы стать вам хорошим мужем.

Когда она брала у него открытую банку, их руки мимолетно соприкоснулись, и она почувствовала возбуждение внизу живота. Поставив бобы разогреваться, Эри смешала муку с содой и молоком, чтобы испечь печенье. Она раздумывала над тем тусклым описанием, которое Бартоломью дал ее будущему мужу – кажется, ее надежды на счастливую жизнь приказали долго жить.

Причард, – как странно – она никогда не думала о нем иначе, как о мистере Монтире, тогда как имя «Бартоломью» пришло к ней совершенно естественно. Она подумала, что все это вполне объяснимо. В конце концов, ей еще предстоит встретить Причарда, тогда как его дядя уже казался ей добрым знакомым. Она искоса взглянула на Бартоломью – он нарезал ветчину на разделочной доске у раковины.

Немного найдется мужчин, столь же красивых, как Бартоломью Нун. Дело было не только в его темном загаре и мускулистом теле; он был умным, чувствительным и заботливым, а эти качества Эри ставила превыше всего. Даже то темное и загадочное в его душе, что он скрывал внутри себя и что наверняка оттолкнуло бы большинство людей, привлекало и интриговало ее. Ей даже в голову не приходило ужаснуться тем фактом, что она хотела бы, чтобы он не был женат, но ей было неприятно сознавать, что у нее уже развивалась неприязнь к женщине, которую она еще никогда не встречала.

– Расскажите мне побольше о том, что значит жить на маяке, – попросила она, поставив противень с бисквитами в духовку.

Бартоломью положил ветчину на горячую сковороду. Маяк описать легче, чем своего племянника. Он с энтузиазмом принялся за дело:

– Собственно маяк располагается на самом кончике узкого мыса, выступающего в океан. Дома смотрителей стоят на тысячу футов дальше. У нас имеется амбар и большой огород.

– А цветы там есть?

– Только те, что цветут сами по себе. Хестер считает, что неразумно тратить время на то, что нельзя съесть.

– А есть там деревья? Он хмыкнул:

– Их просто море, они покрывают почти весь мыс ели, в основном. Но есть и бузина, ольха.

Лицо Эри просветлело:

– Как чудесно. А есть в лесу дикие животные? Или птицы?

– Олени, дикие кабаны, кролики, опоссумы, даже медведь или лось иногда попадаются. Дальше, по направлению к Иетартс-Бэй, встречаются дикие буйволы, низкорослые красные безрогие коровы, которые появились здесь после того, как много лет назад на мысе Лукаут потерпел кораблекрушение испанский корабль. И великое множество птиц, – добавил он.

– О, я не могу дождаться, чтобы все это увидеть.

Улыбка Бартоломью угасла. Он занялся переворачиванием ветчины и постарался не думать о том, как его страшит возвращение домой. Хестер будет наблюдать за ним, как изголодавшийся хищник. Едва ли он осмелится заговорить с Эрией. А мысль о том, что Эри будет жить с Причардом, спать с ним… У Бартоломью задрожали руки, и кусок ветчины упал на пол. Он подхватил его, прополоскал под колонкой и бросил обратно на сковородку. Горячий жир зашипел, в разные стороны полетели брызги.

Эри положила свою руку ему на плечо:

– Да вы дрожите! Я вас расстроила? Бартоломью изобразил на губах подобие улыбки:

– Нет, я просто отвлекся, прикидывая, сколько времени уйдет на ремонт дороги. Это нелегкое дело, и для того чтобы хотя бы начать, придется ждать, пока не прекратится дождь.

Она убрала руку и помешала бобы:

– Кто будет ее ремонтировать?

Какое-то мгновение Бартоломью не отвечал. В обычных условиях он бы отправился к переправе сам и посмотрел бы, что можно сделать, хотя он знал, что в городе уже должны знать о несчастье и планировать ремонт. Но сейчас покинуть домик было последним, что ему хотелось бы сделать. Во всяком случае, сейчас этот уголок мира принадлежит только ему и Эри.