Глава четвертая

НИРО ВУЛЬФ ИЗ СУДОСТРОЯ

Олег впал в какое-то мучительное, тягостное оцепенение. Снова и снова он запускал запись с нашлемной камеры Пятницы – то ли пытаясь разглядеть на экране что-нибудь новое, то ли втайне надеясь, что увиденное вдруг исчезнет само собой, как наваждение, как кошмарный сон.

После того как Наговицын прокрутил пленку раз десять, он откинулся на кресле и обхватил голову руками. Факт убийства на острове не вызывал у него никаких сомнений. Надо было что-то решать.

Перед ним встали два вечных и грандиозных, как египетские пирамиды, вопроса: «что делать?» и «кто виноват?».

И хотя найти ответ на вопрос «кто виноват?» (или, другими словами, – кто убийца), было, безусловно, важнее, Олега сейчас куда больше занимал другой вопрос – что делать? Как поступить в сложившейся ситуации лично ему, руководителю программы? Как распорядиться записью: передать ее Охримчуку? Но это означает немедленный конец съемкам на острове, да и всему проекту, вероятно, тоже. Или…

Мысли Олега метались, а вернее – летали бешеным неудержимым маятником, причем крайними точками его амплитуды были два взаимоисключающих мнения.

«Что ж я сижу?.. Ведь на острове – убийство! Надо немедленно звонить в милицию! Может быть, Охримчук по горячим следам…» – растерянно думал Олег, а уже через мгновенье:

«Все!!! Аллее! Программе теперь – каюк! Закроют, это как два пальца… Меня, ясен пень, тоже попрут – хорошо, если назад, в ассистенты… Кому нужны неудачники?.. Еще и всех собак, как водится, навесят… Вот гадство-то! Нет, черт бы вас всех побрал, я кровь из носу должен сделать эту программу! Упустить такой шанс?! Да ни за что!!!»

А следом:

«Боже мой, о чем это я?.. На острове – убийство, а я… А если это маньяк? Если он начнет всех подряд мочить?!.. И потом, ведь, кажется, есть такая статья – недоносительство… или укрывательство… Как там?.. Есть, что-то в этом роде точно есть… Если я не заявлю об убийстве, меня же самого за такие дела – на цугундер…»

И снова:

«Бляха-муха!!! Столько сил, столько времени – и все коту под хвост! Все – прахом! Все! Господи, ну что ж за непруха-то!! Не хочу, не хочу опять в ассистенты, в «подай-принеси»! Да пропади все пропадом, буду молчать, пока не закончу съемки! А там – будь что будет!!!»

Подспудно, вторым планом, Олег понимал, что лучший выход из создавшегося положения как обычно находится где-то посредине, что ему нужно срочно успокоиться и обстоятельно, без горячки все обдумать. Но потрясение от увиденного было столь велико, что остановить безумный маятник своих растерянных, панических мыслей ему никак не удавалось.

Наговицын вскочил и заметался вдоль шеренги горящих экранов. Его взгляд упал на неубранные столы, и тут он понял, что должно ему помочь.

Он пробежался вдоль ряда столов, обшаривая взглядом бутылки, но коллеги потрудились на славу – все до одной они были пусты. И все же Олегу удалось найти то, что искал. Под стулом, на котором сидел Леха Баукин, он обнаружил его традиционную заначку – недопитую на четверть бутылку «Столичной». Олег решительно вылил ее содержимое в стакан и одним махом опрокинул его.

От чрезмерной для него дозы у Наговицына разом перехватило дыхание. Он, утирая выступившие слезы, потянулся к закускам, выудил из миски огурец побольше и с треском откусил половину. Водка ударила в голову, разлилась теплом по всему телу и почти мгновенно привела его в чувство.

Дожевывая огурец, Олег направился назад, к мониторам, и пока шел эти пять-шесть метров, почти все для себя решил.

Значит, так… Мог он после пьянки отправиться вместе со всеми спать? Мог. Следовательно, по крайней мере до утра у него время есть. Даже не до утра, а, скажем, до обеда – раньше из группы все равно никто не очухается.

Далее. Записи с нашлемных камер Пятницы и Лисовца вполне можно временно потерять – засунуть куда-нибудь подальше, а через денек-другой случайно найти и уж тогда бить во все колокола. А за это время, глядишь, и игра закончится… Во всяком случае кое-какой материал для монтажа программы уже поднакопится, можно будет хоть что-то из него слепить… Потом приправить съемки игры кадрами убийства, материалами следствия, версиями,, слухами – вот тебе и стопудовый хит!

Постепенно – то ли под воздействием выпитого, то ли в силу того, что Олег уже начал свыкаться со случившимся, – мысли его перестали метаться и путаться, да и общий их настрой несколько изменился. От первоначального шока и отчаяния, через попытки хладнокровного анализа новых обстоятельств – к более или менее спокойному их восприятию и даже некоторому, весьма, впрочем, осторожному, оптимизму.

Убийство Лисовца перестало казаться непреодолимым препятствием для его программы. Наоборот – столь неординарное событие уже представлялось Олегу ни много ни мало подарком судьбы, козырным тузом, нежданно-негаданно подкинутым ему изменчивой и взбалмошной фортуной в самый разгар игры.

В самом деле, если спокойно, без паники и лишних эмоций взглянуть на произошедшее…

Убийство на съемках!.. Это же удача, черт побери! Да, удача, невероятная удача! У кого еще такое бывало, а?! Не в дешевом голливудском боевичке, от начала и до конца высосанном из пальца ушлыми сценаристами, а на самых что ни на есть настоящих телесъемках!!! И где? Подумать только – у нас, в России!! К тому же не в Москве, не в Питере, а вообще хрен знает где – в какой-то богом забытой дыре, в самой глухой глухомани, на крохотном островочке в Белом море, на его, наговицынской, программе!!! Вот ведь штука-то какая…

От него сейчас требовалось одно – самым тщательным образом продумать, как обратить все минусы сложившейся ситуации в плюсы и выжать из новых обстоятельств максимум возможного.

Понятно, что теперь программу надо было полностью перекраивать – главным событием в ней, конечно же, должно стать убийство, а главными героями – Лисовец и его неизвестный пока убийца. Все остальное – и затеянная Олегом телеигра, и ее участники – досужие охотники за приключениями – в новом варианте передачи могли служить лишь экзотическим фоном для разыгравшейся на Чернеце трагедии.

Да, именно так: убийство будет не приправой к игре, оно само станет основным, фирменным блюдом, а «Семи Пятницам» со всеми ее игрушечными страстями в будущей передаче будет отведена скромная роль гарнира.

Всерьез обсуждать перипетии борьбы резвящихся игроков за главный приз в сложившейся ситуации – глупо и смешно. Но и полностью отказываться от снятого материала не стоит. Во-первых, он послужит первоклассным вторым планом для новой передачи. Можно очень эффектно сыграть на контрастах и противопоставлениях: там – игра, здесь – жизнь; там – понарошку, здесь – всерьез… А во-вторых…

Во-вторых – надо смотреть вперед. Если после этого жуткого случая наговицынскии проект не закроют, то передача про убийство Лисовца станет потрясающей рекламой для будущих программ цикла. Надо только сделать ее как можно лучше, эффектней – и тогда от желающих поучаствовать в нашумевших «Семи Пятницах» не будет отбоя!..

Сразу же следом сама собой, против воли Олега, налетела стайка мыслей о том, как надо будет выстроить новую передачу, кое-какие соображения по ее форме, структуре, монтажу… Наговицын увлекся, прикидывая про себя, какой может выйти эта программа, и тут его осенила грандиозная идея!

А что если главным героем этой самой передачи станет не покойный миллионер Лисовец, и даже не его таинственный убийца, а… он сам, Олег Наговицын?..

А что, в самом деле, чем он не герой?! Чем не супермен – молодой и талантливый руководитель телепрограммы, раскрывший прямо отсюда, из-за монтажного стола, сложнейшее, чрезвычайно запутанное убийство, одной лишь силой своего недюжинного интеллекта безошибочно вычислив личность коварного злодея?! Этакий Ниро Вульф XXI века, взявший себе в помощники не суетливого Арчи Гудвина, а бесстрастную телеаппаратуру, камеры и мониторы?! Это же будет гвоздь сезона, сенсация, бомба, самая настоящая бомба!!!

Олег ясно, как на телеэкране, увидел себя – уже не в дурацком камуфляже, а в строгом, безукоризненно сидящем костюме, – напряженно вглядывающегося в ряды горящих мониторов, задумчиво прогуливающегося по дощатому пирсу, озабоченно выясняющего что-то по телефону…

И – апофеоз: галечный пляж на Чернеце, шеренгой стоят растерянные, испуганные игроки… «Кто?» – спрашивает Олега сурово насупившийся, хмурый Охримчук. Наговицын нарочито медленно обходит строй горе-Робинзонов, все замерли от напряжения… Наконец Олег останавливается и, приставив к груди убийцы неотвратимый, как перст судьбы, палец, коротко бросает: «Он!» На безвольно повисших руках злодея защелкиваются наручники. Вчерашний мордастый сержант ведет, подталкивая в спину, убийцу к милицейскому катеру. Перед тем как ступить на его борт, тот оборачивается и бросает последний взгляд на невозмутимого Олега. В этом взгляде отчетливо читается животная злоба и нескрываемое удивление… Нет, черт, – восхищение!.. Все. Стоп-кадр, титры, фанфары, салют… Уф-ф-ф-ф…

Наговицын шумно вздохнул, переводя дух, – настолько его захватила представленная картина. И в этот момент, разом возвращая его к действительности, на мониторе дернулось изображение с нашлемной камеры Пятницы!

Кто-то невидимый поднял шлем (на экране беспорядочно замелькали земля, трава, кусты), шагнул к ближайшему дереву и… Олег увидел стремительно надвигающийся ствол дерева, раздался глухой удар, и экран монитора покрылся сплошной рябью. Камера Пятницы приказала долго жить.

«Твою мать!..» – выругался про себя Олег. То, что случилось со шлемом Пятницы, могло означать только одно – убийца шел по следам свидетеля своего преступления!

«Твою мать!!!» – снова повторил Олег, теперь уже вслух и с куда большим чувством. До него вдруг разом дошло, какая серьезная опасность угрожала сейчас там, на острове, худосочной журналисточке… Ведь если убийце удалось ее разглядеть, то он пойдет за нею до конца, выследит, настигнет рано или поздно и свернет шею этой беззащитной дурочке, как цыпленку!

Наговицыну сразу вспомнились вчерашние съемки вводной передачи и сама Пятница – маленькая, хрупкая, такая несуразная в грубой армейской одежде. Совсем еще девчонка, неловко и наивно пытающаяся спрятать за напускной бодростью и раскованностью свою растерянность и робость…

Проклятье, ну что же делать?! Неужели все-таки придется звонить Охримчуку и останавливать съемки?!

Олег вскочил и, потирая руками виски, заметался по комнате. Отказаться от съемок – съемок той самой передачи, которую он только что так ясно себе вообразил, – это было выше его сил. Но и подвергать страшному риску жизнь Пятницы, сознательно и хладнокровно «подставлять» постороннего, абсолютно безвинного человека – на это он тоже решиться не мог. Круг замкнулся, и выхода из него Наговицын не видел.

Олег метнулся к столам, но спиртного больше не было ни капли. Зато нашлась забытая кем-то пачка сигарет. Он жадно закурил, опустился на стул и отсюда, из-за стола, стал наблюдать за мониторами. Мыслей не было никаких – Наговицын просто курил и ждал, когда что-нибудь с экранов подскажет ему, как следует поступить…

Едва отдышавшись, Саша огляделась в поисках подходящего укрытия. Страх не отпускал ее, нестерпимо хотелось как можно скорее спрятаться, забиться в какую-нибудь щелку, затаиться так, чтоб никто и никогда не смог ее отыскать.

Она попыталась встать и не смогла – от усталости или от пережитого ужаса ноги не слушались, предательски дрожали и подгибались словно тряпичные.

Саша выбрала себе ближайшую ель и на четвереньках заползла под ее густые и раскидистые нижние лапы. Ее тряс озноб, зубы, клацая, выбивали звонкую дробь. Свернувшись калачиком, девушка легла на колкую опавшую хвою и затихла, стараясь успокоиться, а если удастся, то и уснуть.

О случившемся она старалась не думать. Странно, но ее, как она сама считала, – журналистку по призванию, сейчас совсем не интересовала ни личность убийцы, ни мотивы его дерзкого преступления, не было даже жаль несчастного здоровяка Субботу. Наоборот, дрожа от страха под старой елью, Саша хотела только одного – забыть об ужасном преступлении, свидетелем которого ее угораздило стать, выкинуть его из памяти, стереть напрочь, как нелепый ночной кошмар.

Вот бы сейчас уснуть, а проснуться дома, в Москве… И чтоб не было ничего – ни идиотской телеигры, ни холодного, неприветливого северного моря, ни этого островка с таким мрачным названием… А самое главное – чтоб не было вчерашнего чудовищного убийства и того беспредельного и нескончаемого ужаса, который заполнил ее до краев…

Смертельно уставшая, измученная девушка вскоре действительно уснула, если только можно назвать сном ее короткое и беспокойное забытье. Не прошло и двух часов, как Саша резко, как от толчка, проснулась, разом вспомнив все страшные события минувшей ночи. Она чуть привстала и не сдержала тихого жалобного стона: все тело мучительно ныло от ушибов, полученных во время бегства, противно саднили бесчисленные порезы на руках и ногах, а лицо, как обожженное, горело от комариных укусов.

Сквозь еловые ветки было видно, что восточный край неба посветлел, вот-вот должно было взойти солнце.

Покряхтывая, Саша выбралась из-под дерева, поднялась и растерянно огляделась, совершенно не представляя себе, что же ей теперь делать. Об убийстве надо было сообщить на Большую землю, но как? Милицейская рация осталась в рюкзаке, а где, в какой стороне осталось ее уютное гнездышко под елкой, Саша не, имела ни малейшего понятия.

Тем временем взошло солнце. Показало свой край из-за горизонта, мазнуло бледно-розовым по верхушкам деревьев, и разом ожил сонный лес. Зазвенели на все лады птичьи голоса, легкий ветерок качнул тяжелые еловые лапы и пошел на пару с первыми солнечными лучами гулять среди ветвей, наполняя все вокруг своим живым дыханием.

Приласкало солнышко и Сашу – пригрело, ласково коснулось воспаленной щеки, мгновенно подняв девушке настроение. Саша, блаженно щурясь, подставила лицо под мягкие, чуть щекотные первые лучики просыпающегося светила. И уже через две-три минуты ужас минувшей ночи, наконец, оставил ее. Картина ночного убийства словно размылась, отдалилась куда-то, растаяла…

«А было ли вообще-то оно – убийство?..» – подумалось неожиданно Саше.

Нет, мужик с камнем, конечно же, был, – галлюцинациями она никогда не страдала, – но вот относительно того, что лежало на земле… В темноте, из-за густых кустов за человеческую фигуру можно было принять все что угодно – смятый спальник, кучу веток, горку камней… Да и тот факт, что за Сашей никто не погнался, тоже о чем-то говорил… Может, Суббота просто собирал камни для какой-то одному ему ведомой цели?.. Может, действительно, никакого убийства и не было?!

«Ну хорошо, – рассуждала Саша, – разыщу я сейчас свой рюкзак, вызову милицию… Те, конечно, сразу же примчатся, игроков изолируют, перероют тут все в поисках трупа… А вдруг никакого трупа-то и нет, а?..»

Саша представила себе, что за этим последует: срыв съемок, скандал, гнев (а может – презрение?) этого мерзкого Наговицына… И она, опытная журналистка, в роли полной дуры, паникерши и неврастенички! Ужас!

Нет, прежде чем бить во все колокола, надо убедиться, что вчерашнее жуткое убийство действительно было, а не померещилось ей в ночной темени…

Саша не слишком опасалась встречи с убийцей – вряд ли тому могло прийти в голову остаться на месте преступления до утра. Скорее всего, он давно уже на другом конце острова, готовится изображать добросовестного, активного игрока или наоборот – прикидывает, как бы ему половчей подставиться под чей-нибудь выстрел, да и выбыть скорей из игры.

Так или иначе, но встретить убийцу возле трупа Саша не боялась. Не боялась она и встречи с самим трупом – за время работы в газете она успела насмотреться всякого, и вид мертвого человека давно уже не вызывал у нее шока.

Беспокоило Сашу совсем другое. Во время своего ночного бегства она потеряла не только ставшие бесполезными шлем и пистолет, но и вещь ей абсолютно необходимую – свои очки. Те самые очки-велосипеды, так раздражавшие накануне Наговицына. Как она будет со своими минус тремя искать в лесу труп, а потом еще и свой рюкзак – было не очень понятно! Но зато ее грела слабая надежда наткнуться где-нибудь на потерянные очки, без которых Саша была как без рук.

«Да, как ни крути, а идти надо!» Девушка еще раз огляделась, прикидывая свой маршрут, и двинулась навстречу разгорающейся заре.

Наговицын докурил сигарету до фильтра и взял следующую. На мониторах ровным счетом ничего не происходило. Время бежало, а ситуация нисколько не прояснялась, и ничего мало-мальски толкового на ум не шло.

Он встал и подошел к окну. Начинало светать, солнце за горизонтом, как набухшая почка в апреле, готовилось в очередной раз распустить над Судостроем свой ослепительный листок.

Олег вздохнул, сунул сигарету в рот и, поворачиваясь к мониторам, щелкнул зажигалкой.

«О, черт!..»

Так и не зажженная сигарета выпала изо рта – еще один монитор, уже третий по счету, запестрел уже привычной рябью! Еще одна камера на Чернеце была выведена из строя!

«Кто?.. Кто теперь?..» – испуганно думал Олег, бросившись к монтажному столу. Трясущимися руками он схватил Витину шпаргалку и уткнулся в нее. Под пятнадцатым номером в списке режиссера значился «морг».

««Морг»?.. Избушка для выбывших игроков? Но зачем она ему?..» – растерялся Олег. И тут, не успев ответить на этот вопрос, он понял нечто совсем другое, но несравненно более важное, и шумно, с огромным облегчением вздохнул.

Преступник не стал преследовать Пятницу. Разбив ее шлем, он повернул назад, на восток, и направился к «моргу». Значит, ночью он ее не разглядел, не узнал, а следовательно, – ее драгоценной жизни ничего не угрожает!!

«фу-у-у… – еще раз вздохнул Наговицын и пробормотал: – Ну, слава богу!.. Просто камень с души…»

Теперь, когда его больше не грызла ответственность за безопасность журналистки, можно было сосредоточиться на главном – на подготовке будущего суперхита о Ниро Вульфе XXI века!..

Итак, по порядку. За каким лешим убийца полез в «морг»? И не засветил ли он там, часом, свою злодейскую физиономию? Ну-ка, ну-ка…

Олег перемотал немного назад запись с «морговской» камеры и включил воспроизведение.

Над входом в избушку была установлена камера с широкофокусным объективом, поэтому картинка на экране монитора была чуть искаженной, выпуклой. Зато она отражала абсолютно все пространство перед домиком – от угла до угла, – и незаметно подобраться к «моргу» не было никакой возможности.

Олег пристально вглядывался в экран, но там ничего не происходило. Довольно обширная полянка, плотные кусты можжевельника слева и редкий подлесок напротив входа и правее. Совершенно никакого движения на мониторе (если б не бегущий счетчик времени в углу, изображение вообще можно было бы принять за стоп-кадр), и вдруг – ничтожное мгновение темноты, а дальше – сплошная рябь.

«Неужели обычный отказ аппаратуры? Выходит, убийца здесь ни при чем?.. Но раз его нет у «морга», значит, он… Да нет, быть того не может, тут он должен быть, тут…»

Олег с величайшим вниманием просмотрел запись еще раз – ничего. Снова перемотал назад и пустил пленку с максимальным замедлением. И только тогда он разглядел: из можжевеловых зарослей стремительной черной тенью вылетел пущенный чьей-то меткой рукой камень и угодил прямехонько в объектив камеры!

«Но зачем ему понадобился «морг»?.. Что он там забыл, гад?! – недоумевал Олег. – Ну не за водкой же он полез, не за жратвой, в самом деле… Что там еще есть?.. Телевизор, четыре койки, примус, телефон… О, черт!! Ну конечно – телефон!!! Это же единственная ниточка, связывающая игроков с остальным миром! И эту ниточку ему нужно оборвать – вот оно что! Но раз убийца полез за мобильником в «морг», значит, милицейскую рацию он уже опробовал, значит, знает, что это туфта, пустышка?.. Ишь шустрый какой, и когда только успел, постреленок?!» – усмехнулся про себя Олег.

«Погоди, погоди, – пришла ему в голову парадоксальная мысль. – Это что же получается?.. И убийце, и мне – нам обоим нужно одно и то же: чтобы игра продолжалась… Надо же… Занятно, занятно… Понятно, конечно, что цели-то у нас с ним разные. Он хочет замести следы, а я – вычислить его, голубчика, но тем не менее… Да, черт возьми, занятно…»

Но на этой любопытной мысли Наговицын задерживаться не стал. С этой минуты его интересовал только один вопрос – кто убийца? Классическое «кто виноват?», дождавшись своего часа, поднялось во всей своей исполинской грандиозности и разом отодвинуло все остальные вопросы на второй план.

Олег возбужденно потер руки. Пора было браться за дело, приступать к самому интересному – раскрытию преступления.

Никогда прежде ему не доводилось заниматься ничем подобным, но Наговицына это ничуть не смущало. Задача, стоявшая перед ним, вовсе не казалось ему невыполнимой.

Во-первых, круг подозреваемых был естественным образом ограничен участниками телеигры. Во-вторых, Олег всерьез рассчитывал на записи – их тщательный анализ мог ему существенно помочь. И, наконец, в-третьих, – он был абсолютно уверен, что это дело ему по зубам.

Каким должен быть успешный детектив – такой как Ниро Вульф, Эркюль Пуаро или, на худой конец, майор Пронин? Чем он, в первую очередь, должен обладать? Развитой логикой, наблюдательностью и настойчивостью – все эти качества, по глубокому убеждению Наговицына, были присущи ему в полной мере. Все, что ему требовалось – это сесть и, обстоятельно изучив ночные записи каждого игрока, сделать вывод о возможности его присутствия в час пятьдесят две на месте гибели Лисовца.

Впрочем, кое-кого из списка подозреваемых можно было исключить прямо сейчас. Олег достал ручку и на обороте режиссерской шпаргалки набросал столбиком: «Пн., Вт., Ср., Чт., Пт., Сб., Вс».

«Ну вот, а теперь – только вычеркивать! Тэ-э-экс… Воскресенье – жертва. Долой. Пятница – свидетель. Долой. Суббота – алиби: во время убийства где-то бродил, неугомонный. Тоже долой!.. Итак, осталось всего четверо гавриков… Вычеркнуть еще троих – и дело в шляпе!»

Теперь ему предстояло по ночным записям определить других невиновных, и эта задача представлялась ему достаточно простой. «Человек не может спать абсолютно неподвижно, – рассуждал Олег, – он шевелится во сне, меняет положение, переворачивается с боку на бок, и если на пленке что-то подобное есть, значит, этого человека можно смело вычеркивать. Значит, он действительно спал и к убийству никаким боком не причастен».

«Ну-с, начнем по порядку…» – Наговицын включил запись Понедельника. Тот лег спать сравнительно рано, поэтому Олег сразу перемотал пленку вперед – на роковые час пятьдесят.

Камера фиксировала немного: клочок земли, едва покрытой редкой травкой, несколько сосновых шишек и ствол поваленного дерева, густо облепленный пушистым светлым мхом. Цифры в углу кадра менялись, а сама картинка – нет. Прошло десять, пятнадцать, двадцать минут – на экране ничего не происходило. Наговицыну это стало надоедать, и он включил пленку на ускоренное воспроизведение.

Цифирки, отсчитывающие минуты и секунды, замелькали с утроенной скоростью, но только этим все и ограничилось. В остальном все на экране оставалось без изменений – и травка, и шишки, и пушистый мох…

Подождав еще немного, Олег, измученный однообразием, наконец-то сообразил, что просматривать всю запись от начала до конца – глупая и пустая трата времени. Вполне достаточно сравнить первоначальную картинку (когда игрок засыпал) с тем, что нашлемная камера передавала сейчас!

В случае с Понедельником совпадение было полным. Это означало, что тот, оставив шлем на месте ночевки, вполне мог в час пятьдесят две грохнуть камушком бедолагу Лисовца.

«Чудненько! Первый подозреваемый есть!» – Олег взял список, поставил против Понедельника жирный знак вопроса и приступил к следующей записи.

Но с пленкой Вторника получилась та же история – картинка с его нашлемной камеры за всю ночь нисколечко не изменилась. В списке подозреваемых появился еще один знак вопроса. А потом и еще один – против Среды. Тот тоже либо спал, замерев, как солдат из почетного караула на посту номер один, либо снял к чертям собачьим шлем и…

«А что, собственно, «и»?.. – с внезапным раздражением подумал Олег. – Что – «и»?.. Все предельно просто: спать в этом дурацком шлеме неудобно, вот его все и снимают!.. Проще пареной репы… Ничего мне эти записи не дадут, вот что… Ерунда это все!» – с тоской подытожил он.

На всякий случай Наговицын проверил и пленку Четверга – результат оказался тем же самым. Сомнений не осталось: все четверо подозреваемых свои шлемы на ночь снимали.

Вывод напрашивался сам собой – для отсеивания непричастных к убийству нужно было искать какие-то другие критерии, но какие?.. Олег выкурил последнюю в пачке сигарету, сделал несколько задумчивых кругов по «читалке», но ровным счетом никакой новой идеи у него не появилось.

С беспощадной очевидностью всплыл неутешительный итог мучительных раздумий: Ниро Вульфу XXI века все-таки не обойтись без своего Арчи Гудвина. Позарез была необходима еще одна, – по возможности, ясная голова. Наговицыну пришлось задуматься о том, кто из съемочной группы смог бы справиться с этой ролью.

«Баукин? Башка у него, конечно, варит – может, что дельное и подскажет, но… Балабол и трепач, завтра же весь Судострой будет знать, что на Чернеце – убийство!..

Завьялов? Хороший мужик, но лентяй и рохля. Инициативы – никакой, все время его подгонять надо. Да и соображает туговато… Нет, толку от него не будет никакого…

Ратьковский? Темная лошадка, в группе появился перед самыми съемками. А вдруг заложит? Настучит Охримчуку или в Москву, начальству?.. Нет, Витя тоже не годится…

Вот черт, и выбрать-то некого! Ну не с Ленкой же Стрельниковой, в конце-то концов, мне распутывать это убийство!..»

Стоп! А почему бы, собственно, и не с ней?! Стрельникова хладнокровна, умна, расчетлива, она прекрасно разбирается в людях – чем не кандидат на роль Арчи? К тому же Ленка, кажется, все еще неровно к нему дышит, а это значит – не сдаст, не заложит, еще и прикроет в случае чего!

Наговицын подумал немного, прикидывая и так и эдак, – по всему выходило, что лучше Ленки Стрельниковой здесь, у черта на куличках, ему помощника не найти. Он вздохнул и, бросив контрольный взгляд на мониторы (судя по ним, все игроки еще спали), отправился будить Лену.

Поначалу Саше казалось, что во время своего панического бегства с места убийства она, обезумевшая от страха, ничего вокруг не замечала. Поэтому вероятность отыскать маршрут ночного отступления представлялась ей крайне незначительной. Она шла практически наобум, придерживаясь лишь основного направления – на восток.

Однако вскоре выяснилось, что кое-что запомнить ей все-таки удалось. Сначала Саша узнала огромное поваленное дерево, о которое едва не переломала ноги, а чуть позже – заросли какого-то невероятно колючего кустарника, оставившего на ее теле не одну глубокую царапину.

От этих находок Саша приободрилась и уже неторопливо, как заправский следопыт, стала пробираться вперед, время от времени натыкаясь на следы своего бегства – сломанные ветки, смятые кусты, ободранный мох… А вскоре, как награду за старание, она обнаружила и то, что искала.

Солнечный луч, отразившись от стекла в траве, попал ей прямо в глаза, Саша бросилась на этот отблеск и – о, чудо! – увидела свои очки! Увы, радость девушки, едва вспыхнув, тут же погасла – ее находка оказалась абсолютно бесполезной.

Любимые «велосипеды», разбитые на множество осколков, были самым непоправимым образом раздавлены, вмяты в грунт неосторожной ногой.

Саша присела на корточки и принялась бездумно выковыривать из земли кусочки стекла, закусив губу от досады.

«Как же так?.. – думала она. – Ведь слетев с лица, очки должны были упасть позади меня… Разве могли они отлететь вперед, мне под ноги?.. Странно как-то…»

Приглядевшись получше, она заметила, что примятая трава довольно четко сохранила очертания ноги, раздавившей очки. След этот показался Саше огромным. Она выпрямилась и поставила свою ногу рядом с отпечатком на траве. Сомнений не было – след был значительно крупнее.

Получалось, что ночью убийца какое-то время все-таки преследовал ее? Тогда почему же он остановился? Потерял ее след, отстал или…

Саше снова стало страшно. Мысль о том, что где-то поблизости, возможно – совсем рядом, ходит убийца, занозой засела в ее мозгу. В памяти всплыла картина убийства, темная мужская фигура с огромным камнем над головой… Нет, возвращаться на это страшное место Саше совсем не хотелось. Но и повернуть назад, не убедившись в наличии трупа, она не могла.

Опустив голову, она вяло перебирала на ладони осколки очков и никак не могла принять решение. Но в конце концов чувство профессионального долга взяло верх над вполне объяснимым страхом. Саша резко отбросила в сторону кусочки стекла, а вместе с ними – и все свои сомнения. Она должна дойти до злосчастной поляны – и она дойдет до нее! Надо только быть при этом крайне внимательной и предельно осторожной.

Стараясь не задерживаться на открытых местах, Саша двинулась дальше. Без очков было невероятно сложно, поэтому она, что называется, держала ушки на макушке, чутко прислушиваясь к малейшему шороху.

Утренний лес, в отличие от ночного, был полон самых разных звуков, и некоторые из них время от времени казались Саше подозрительными. Тогда она замирала на полушаге, приседала на корточки или пряталась за деревом и продолжала движение только убедившись, что никакой опасности нет.