Спустя десять минут, когда все улеглось, друзья начали решать вопрос, что же делать дальше. За ночь кто-то сожрал почти всю провизию, мешки с воблой тоже начали показывать дно. Вся шелуха и остатки неожиданно обнаружились в рюкзаке Передаста. Все били его долго и сосредоточенно. Тот уже не отпирался и привычно стонал что-то про "мохноногую заразу с волосатыми ушами". Отряд сначала рассчитывал пробиться к Дому Высокого и Тропе Соцветий, но дорога бы заняла несколько месяцев, а добывать пропитание охотой, никак не получалось. Жалкие попытки хоббита и дорфаков привели лишь к окончательному истреблению единственного слепоглухонемого суслика в окрестных местах.
      Фолко же сразу же вспомнилась одна из историй из Красной Книги, про суслика. Она ему так нравилась, что он выучил ее наизусть и рассказал как-то в школе, отправив в глубокий обморок свою классную руководительницу, учительницу ботаники и директора школы. От смеха в классе отвалилась известка от потолка, так что потом еще и пришлось делать ремонт.
      Про суслика.
      Прекрасной Лючиэнь, как-то на день рождения, Радагаст, (тогда еще Двукарий), подарил прирученного суслика. Несчастное животное было вырвано из рук зоофилов, (зоофилам при этом не поздоровилось). Суслик оказался инвалидом. Полным. Его ротовые мышцы парализовало при рождении, и поэтому на его грустной морде постоянно сияла улыбка. Вдобавок из-за перенесенных в детстве травм, он оказался очень маленьким, не больше обычного хомячка. Назвали суслика просто и ласково - Гуимплен (человек, который всегда смеется). Лючиэнь в нем души не чаяла. Суслик жрал и спал в свое удовольствие, пока в один прекрасный день не решил прогуляться по огромным покоям своей хозяйки. Хозяйку он об этом, естественно, не предупредил. А в эту ночь к ней пришел ее кавалер, Берель. Поскольку он пришел к ней ночью, крадучись, то свет естественно не зажигали. И, надо же так было случится, он в темноте наступил на него. Берель, хотя и был легок на ногу, суслику мало не показалось. Быстро отлюбив...(вырезано цензурой)...Лючиэнь и, дождавшись, пока она пошла принимать душ, Берель зажег свечу и, едва не упал в обморок от огорчения, наблюдая за корчами суслика. Он корчился, крючился и улыбался, а умирать не собирался. Зная, как любит суслика его любимая, он решился прервать мучения зверька. Взяв любимые тапочки Лючиэнь, стоявшие возле ее ложа, он пару раз приложил суслику по ушам тапочкой. Простая такая тапочка. Суслик - на том сусличьем свете, а Берель в смятении, что делать с трупиком? На улице зима, в снег закапывать неудобно - весной сусликоубийство обнаружится, да и холодно в снегу копаться. После недолгого раздумья, находчивый Берель поступил проще - взял грызуна за лапу и выкинул в форточку. Суслик взмыл в небо и пропал в ночи. Берель радостно задернул занавеску и лег спать, дожидаясь Лючиэнь. Но представьте ужас Береля, когда утром, отдернув занавески, Лючиэнь обнаружила весело улыбающегося хомяка, застрявшего в карнизе с обратной стороны окна. Суслик застыл в распятой позе (в той, которой раздавили) и смотрел на Лючиэнь из-за стекла. И весело так улыбался.
      Замок стоял высоко в горах, где был вечный холод. Окно в покоях не открывалось, начиная с середины Первой эпохи. И суслик улыбался Лючиэнь до самой ее смерти, а также ее детям и детям ее детей, до самого конца Второй Эпохи Средиземья, пока в одной из бесчисленных войн Саурона с эльфами, Черный Властелин не осадил замок, и его доблестные обитатели не начали один за другим умирать с голода. И тогда Исилдур, из последних сил державшийся на ногах, решился разбить окно. Замороженный суслик прекрасно сохранился, и Исилдур зажарил суслика на отцовском копье Айглос прямо в камине, том самом копье, которое потом сломалось в битве с Сауроном. Подкрепившись маленькой тушкой суслика. Исилдур вышел на бой с Сауроном и, ухитрился отрубить тому палец. Пока Саурон выл от боли, Исилдур, будучи все еще страшно голодным, быстро зажарил палец на огне и съел. Испуганный Саурон бежал с поля сражения, потеряв во время бегства кольцо всевластья. А нашедший его Исилдур расчувствовался не в меру и тут же назвал в честь Гуимплена залив, откуда шли поставки на экспорт чудесного рассола.
      Третий день отряд шел в глубь гор, вокруг становилось все мрачнее и угрюмее. Настроение у всех становилось все гаже и гаже. Леса исчезли, а вот мошкара нет. Склоны покрывали кустарники, тропа постоянно петляла и пряталась. А в глазах Недаста еще и двоилась. Однако очень скоро выяснилось, что тропа уже облюбована не только ими. По пути им попался уже четвертый труп, заколотый в спину и валяющийся прямо поперек тропы.
      - Похоже, местные достопримечательности пользуются популярностью, - глубокомысленно изрек хоббит, убедившись, что в карманах усопшего ветер свищет. - Уже четвертый турист, а от карманов вообще ничего осталось, даже подкладки. - Короче надо держать ухо востро!
      Дорфаки закивали. После общения с хоббитом они стали вдесятеро осторожнее, слух стал еще более чутким, чутье обострилось до звериного, и все равно хоббит на очередном привале умудрялся устроить какую-нибудь новую пакость.
      Келаст тронул поводья. Глубокое и узкое ущелье, по которому они ехали, плавно заворачивалось морским двойным узлом на юго-восток, постепенно расширяясь. Впереди расстилался туман, но подул свежий ветерок и отряд приободрился. Как оказалось зря, ибо из тумана донеслось конское ржанье. Похоже, они были в этом ущелье не одни.
      - Полундра! - пискнул хоббит, опуская забрало.
      - Засада! - завопил Передаст и, от испуга его конь понесся прямо навстречу опасности.
      Вслед за ним тронулся и конь косоглазого Недаста. Сплюнув, Келаст обнажил свой клинок, и со словами "там коней на два триалона только" ринулся вслед за ними.
      - Стойте! - завопил хоббит. - Мне Келаст вчера в карты проиграл, кому же я расписку то предъявлять буду? - С этими словами он пришпорил своего коня.
      Не разобравшийся в ситуации Малыш с гиканьем вонзил шпоры в бока своего мерина, и тот, встав на дыбы, понесся вслед за всеми.
      Торин вздохнул, пробормотал что-то типа "без этой мохноногой подлюги как-то скучно даже", и тоже ринулся вперед, навстречу опасности.
      Они мчались настолько быстро, насколько позволял туман. Трижды они налетали на небольшие засады, но проносились мимо так быстро, что никто не успевал опомниться; крики оставшиеся позади, свидетельствовали о том, что кто-то был сбит и затоптан копытами. Все смешалось в гулком ущелье, крики раненых все еще звенели в ушах, а маленький отряд продолжал нестись навстречу судьбе. Безумная скачка длилась несколько часов, пока отряд не вылетел из ущелья в долину. Конь, мчащегося первым Передаста, с громким ржаньем запнулся об какую-то корягу, и всадник полетел в густую пелену тумана. Остальные успели затормозить, подняв коней на дыбы. Фолко каким-то шестым чувством почуял опасность и, соскочив с лошадки, внимательно всмотрелся в зыбкую пелену. Небольшая долина, где все деревья были мертвыми и сухими, изобиловала густым буреломом. Где-то там впереди, сквозь туман зоркий глаз хоббита заметил неприметную фигурку, вздымающую руки. В воздухе словно загудела невидимая струна. Послышалась заунывная мелодия, больше всего напоминающая прелюдию к началу какой-нибудь тайной оргии. Всем вокруг вдруг стало страшно. Исказившиеся до неузнаваемости лица друзей подсказали хоббиту, что медлить нельзя. Он вдруг понял, что неведомый колдун плетет странное заклинание, используя при этом звуки не то волынки, не то крики свиньи, когда ее режут тупым перочинным ножом.
      - Вперед, в рукопашную, - вдруг услышал Фолко голос своего клинка. - Всех убью, один останусь! - хоббит услышал свой срывающийся голос как бы со стороны. Он рванул из-за плеча эльфийский лук и принялся стрелять направо и налево, да так быстро и с такой скоростью, что его соратники немедленно бросились на землю, и вовремя. Половина колчана опустела, с десяток стрел прошило воздух в тех местах, где только что стоял весь отряд.
      Фигура колдуна начала расти в размерах, вытягивать вверх свои длинные руки. Еще секунда и всех ослепила неведомая вспышка. А когда они протерли глаза, на них со всех сторон бежали несметные полчища врагов и чудовищ.
      - Таких чудовищ не бывает! - подумал хоббит, увидев Кинг-Конга, Годзиллу, Удава Каа и банду бандерлогов. На заднем плане какие-то папуасы везли на тележке страшную акулу из фильма Челюсти. Со стороны Торина и Малыша набегал злой разбойник Бармалей из фильма Айболит-66 и старуха Шапокляк, а на Келаста, Недаста и Передаста во весь опор неслась толпа врачей-проктологов в белых халатах с резиновыми перчатками на руках.
      - Даешь фистинг! - кричали проктологи. Передаст и Недаст упали в обморок. Келаст, воровато оглядевшись по сторонам, схватил кинжал и, зажав его между боком и рукой, притворился мертвым.
      Фолко пустил наугад еще одну стрелу в сторону колдуна и, неожиданно, морок рассыпался. Все упали на колени, обессиленные пережитым.
      - Я думал мне совсем конец уже, - слабым голосом простонал Передаст. Как увидел этих врачей, меня аж передернуло. У кого есть чистые штаны взаймы?
      Все брезгливо посмотрели на дорфака. Он смутился и принялся плести что-то насчет того, что нападение застало его врасплох в кустиках, но все прекрасно помнили, что в кустики он ходил еще с полчаса тому назад. Смущенный донельзя дорфак вновь скрылся в кустиках, откуда начали доноситься звуки обдираемых листьев. Затем вдруг оттуда донесся крик.
      - Эй, стоять уроды, сымайте штаны! Спустя секунду, из кустарника вынеслось с десяток стрел. То, что это не морок, сполна ощутили на себе Торин и Малыш, принявшие их на грудь. Стрелы, бессильно звякнув, упали к их ногам. Хоббит их тут же подобрал и, притворно вздохнув по судьбе погибшего Передаста, выпустил одну за другой стрелы в густой кустарник. Оттуда донеслись стоны раненых.
      - Они по нам стреляют! Значит это не призраки! - воскликнул Торин.
      - У них есть луки! - глубокомысленно заявил маленький гном, потирая грудь в том месте, где доспех принял на себя стрелу в упор.
      - У них луки! Они нас всех перестреляют! - завопил Недаст, собираясь дать деру.
      - Идиот! У нас тоже есть луки! - заорал на него хоббит.
      В следующую минуту все вокруг пришло в движение. Из-за всех щелей, из-за всех кустов повылазили неведомые чудовища - сборище лилипутов, размером с палец хоббита, страшные чудовища размером с кулак хоббита, и страшные саблезубые муравьи, размером с хоббичий ноготь. Из кустов на наших героев выскочили небольшой Кинг-конг, ростом с хоббита и помесь Годзиллы с орком, ростом с Торина.
      - Барук казад! - завопили Торин с Малышом и вдвоем напали на чудо-юдо орка-годзиллу.
      - Айну мину кукареку! - хоббит выкрикнул древний эльфийский клич. - Белег кураре хана! - хоббит заботливо повторял то, что нашептывал ему клинок. Неожиданно туман перед хоббитом словно рассеялся. Келаст и Недаст принялись рубить Кинг-конга на шашлык, заботливо повторяя движения Торина и Малыша, поваливших своего противника на землю и отрубающих у того понемножку усы, лапы, хвосты. Вскоре четвертованные чудовища уже лежали на земле. Все принялись топтать муравьев, лилипутов и чудовищ, а хоббит увидел своего врага. Злобный колдун, окружив себя каким-то странным туманом с голубым оттенком, плел свои страшные заклинания.
      - О Манда Сулима! - вскричал хоббит, уперев свой лук одним концом в землю и, оттянув изо всей силы тетиву, послал свою самую длинную стрелу по высокой траектории.
      Колеблющаяся тень колдуна под прикрытием голубого тумана презрительно захохотала, но неожиданно, колдун поскользнулся и, когда, восстановив равновесие, выпрямился, то стрела ударила его в плечо. Неведомый колдун, хотя по размеру его последних творений, его можно было назвать "колдунишкой", с воплем согнулся пополам.
      После ранения колдуна все его твари, те которые еще не были растоптаны коваными сапогами бойцов отряда, с громким визгом побежали кто-куда. Фолко с интересом увидел толпу удирающих саблезубых муравьев и, подкараулив их около дерева, принялся прыгать со всей силы по тропе. Муравьи пищали, гибли, но продолжали бежать под подошвы смелого хоббита. Фолко еще долго еще топтался бы над бедными муравьями, но краем глаза увидел убегающую фигуру колдуна.
      - Стой, стрелять буду, - зачем-то крикнул Фолко и, не дожидаясь ответа, послал очередную стрелу. Неведомый колдун обернулся, подняв было руки, и тут же получил стрелу в ухо. Вопли зарезаемой свиньи были ничем, по сравнению с раздавшимся после этого воем. Колдун разъярился, и что-то выкрикнул, причем такое, отчего его фигуру окутал голубой смерч, который начал раскручиваться с бешеной силой, а затем двинулся вперед, на маленький, но смелый отряд.
      - Голубой вихрь! - мелькнуло в голове у хоббита. - Он не должен тебя коснуться и краем! - вспомнил он слова Нууигада. - Вихри враждебные веют над нами, - стал напевать он.
      - Крутится, вертится вихрь голубой, крутится, вертится над головой, - шептал бесстрашный Торин. - Крутится, вертится, хочет упасть. Че бы такого гному украсть?
      - Вставай, заклятьем заклейменный, - начал свою арию Малыш.
      Вихрь приближался. Неожиданно из кустов прямо навстречу вихрю выбежал уже похороненный всеми Передаст в совсем новых штанах, почти не разорванных штанах. Голубой смерч целиком засосал его в свою воронку и, словно резко подпрыгнув, оказался совсем рядом с остальными членами отряда.
      - Зачем вы потревожили меня? - вдруг из вихря донесся голос. Фолко обнажил клинок, и тот дернулся в его руках. Приглядевшись, хоббит узрел в вихре очертания лица, издревле знакомого каждому, кто сталкивался с серебряными монетами Изенгарда.
      - Саруман! - воскликнул Фолко. - Теперь все понятно! - не оставалось ни секунды времени. Вихрь не должен коснуться и краем? - эта фраза билась в висках хоббита, он нащупал на груди рукоять эльфийского тесака и обнажил его. Вихрь неожиданно остановился, словно раздумывая, и тут хоббит, словно по наитию, ткнул клинком в вихрь. Вновь мелькнуло за пыльным занавесом искаженное нечеловеческой болью лицо Сарумана, и вихрь начал бессильно опадать, пока полностью не развеялся. На земле остался лежать бесчувственный Передаст, рядом с которым остался стоять грязный, лохматый пес, но когда он обернулся, то все вздрогнули. У пса было человеческое лицо. Лицо Сарумана.
      Саруман предстал перед потрясенными друзьями в своем нынешнем облике - тело и задние лапы пса, голова и передние лапы - человеческие". Руками он тут же весьма сноровисто принялся шарить по котомкам путников и их карманам, за что немедленно получил по кумполу от хоббита. Он заскулил, пытаясь убежать, но все встали вокруг него так, что убежать не было никакой возможности. Фолко обнажил клинок, на котором загорелись руны "Тесак эльфийский, нож для разделки мелких домашних животных". На лице Сарумана застыло безнадежное отчаяние.
      - Чего ты хочешь, славненький хоббит, - заскулил Саруман. - Я отвечу тебе, спрашивай, только не убивай. На твоем месте я бы этого не делал! Неизвестно что может последовать за этим!
      - Ну, так говори! - воскликнул хоббит, довольный тем, что перед ним пресмыкается сам Саруман. - А если солжешь, то твоя шерсть пойдет на коврики для бездомных поросят. - Саруман заплакал от бессилия и заговорил.
      Да, это был Саруман - точнее то, что от него осталось. Исключенный Валар из Ордена, он лишился почти всей своей силы, но нашел было приют в его хоббита, родной стране, и если бы не эти четыре придурка, сумел бы установить в ней справедливый порядок (взамен царившей там анархии) и, привел бы подданных к небывалому процветанию, если бы не эта змея, которую он пригрел на своей груди (речь шла о Гнилозаде). Его тело погибло, а дух не пустили в Валинор, так что он бежал на восток. У него почти ничего не осталось, но потом, что-то произошло в нашем мире, и его Сила начала понемногу прибывать, но это была злая и вообще нехорошая сила. А он хотел отомстить, он ненавидел этого мошенника Гэндальфа, его эльфийских прихвостней. И он не отказался от предложенного дара. Вскоре пришел человек, который приказал ему идти на Запад под именем Храпудуна, чтобы разорять деревни, ссорить людей и мошенничать в карты. Но ничего особенного у него не вышло. Большинство деревень кто-то разнес на дрова до него, причем все вспоминали о какой-то придурковатой троице, пившей всласть и евшей вдосталь, а после того как еда кончалась, или у них требовали деньги за постой, одна деревня разносилась за другой по бревнышкам. Ему удалось поссорить лишь две деревни, бородатого Эйрика и Суттунга. Он напал на след разрушителей и явился к ним под видом придурковатого старикашки, пакостил им, как мог, но, в конце концов, умаялся и вернулся сюда.
      - Вот кто тогда в суп нагадил! - догадался Малыш. - И Тотошу на нас натравил около Мории. У, пес смердящий! - он нехорошо посмотрел на мага и, провел кривым пальцем по лезвию своего клинка.
      - Кто тебе приказал? - допытывался тем временем Фолко.
      - Есть один человек, он ищет места падения Небесного Огня. У него была сила, я не мог не повиноваться ему. Идти в Арнор приказал мне он.
      - Имя, имя, колись доберман-пинчер! - заорал на него Фолко. - Как его зовут?
      - Олмер! - выдохнул Саруман. - В нем черная сила, дарованная кем-то неведомым, наверное, богом разбойников, мерзавцев и страховых агентов. Он пришел сюда в ущелье, и я сам словно окаменел.
      И сказал он мне:
      - Теперь Тотошка, будешь служить мне.
      - И я повиновался. Я стал выполнять то, что он мне приказывал.
      - А что такое Дом Высокого, и сможет ли он туда попасть? Что такое тропа соцветий? Кто такие Черные гномы? А Зеленые гномы бывают? А в казино, на что лучше ставить, на красное или на черное? - начал перечислять хоббит.
      - Че молчишь? - спросил маленький гном, недобро улыбаясь. - Отвечай, когда тебя хоббиты спрашивают.
      Саруман потрясенно уставился на Фолко.
      - Да, недооценил я вас, хоббитов. Таких маленьких подлюк надо было еще в детстве в ведре топить. А теперь уже поздно. Вон ты, каким стал. Уже и про Дом Высокого и Тропу соцветий узнал. Не всякому эльфу-то такие вещи знать положено, а тут хоббит. А Черные гномы, был такой товарищ среди Валар, Ауле звали. Так он вечно пылал страстью ко всяким гномам, вот как-то и согрешил с гномихой. От нее и пошел весь род Черных гномов. Те еще придурки. Выстроили себе Черный Замок, никого туда не пускают. Разрабатывают всякие бомбы с часовым механизмом, браслеты-самоубийцы и прочую дребедень. Верят всяким там Орлангурам и Демагоргонам, чуть что, сразу в лоб, - Саруман досадливо почесал лапой шишку на своем лбу.
      - А как можно проникнуть в Черный замок, - спросил Фолко.
      Саруман пригорюнился и боязливо закрыл лапой лицо.
      - Мне не сносить головы, если я вам расскажу, - сказал несчастный Саруман.
      - Тебе точно не сносить головы, если ты нам не расскажешь, - пригрозил Фолко, поднося свой обнаженный клинок к горлу Сарумана.
      Тот понурился и тихо продолжил.
      - Скажи им "ахумуразда калды чпонь", - сказал Саруман. - Тогда тебя точно впустят. - А когда впустят, добавь "Ауле бамбарбия киргуду, эльфыказлы".
      Фолко долго молчал, запоминая услышанное. А потом решился и спросил про Орден Магов.
      Саруман долго молчал, почесываясь, то ли думая, то ли пытаясь вычесать лишних блох, но, в конце концов, заговорил. Он словно заново переживал события, его страдания все высвечивались на его лице так явно, что Фолко засмотрелся и не заметил, как Саруман задрал лапу и обмочил его сапоги.
      - Шел триста тридцать седьмой съезд Великого Совета Валар, размышляя о том, как противостоять Саурону в Средиземье. Минуло первое тысячелетие третьей эпохи, Правители Гондора бились с пиратами Умбара, Зеленый лес поглотило зло, и его назвали Чернолесьем. Саурон после многочисленных скандалов с подрядчиками, все-таки возвел стены Дур-Гулдура и в честь сдачи объекта устроил свой Черный бал, причем набрался такой наглости, что послал приглашения всем членам Совета с угрожающей и неподобающей припиской, что-то вроде "Приходите к нам засранцы, будет выпивка и танцы". Правители Запада не могли вновь устраивать Нуменорский потоп, это вызвало бы страшный скандал в канун перевыборов Эру Илуватара, поэтому решили послать в Средиземье пятерку магов-ниндзя. Долго глашатаи выкликивали добровольцев. Никто не хотел умирать во славу смертных, и тогда все вспомнили о двух беспробудных пьяницах Курумо и Олорине, про дружбу которых говорили "не разлей здравур". Им грозил серьезный срок за последнюю выходку, когда они, понаделав долгов на сумму, сопоставимую с государственным бюджетом Средиземья, по пьяни прибили файерболами двух драконов, стороживших вход в Валинор, и заявили, что драконы своим огненным дыханием сожгли все деньги. В доказательство, пьяные в дупель друзья размахивали обгоревшей купюрой. После непродолжительной беседы, оба майара согласились поехать на Черный Бал и начистить рыло всем, кто еще туда придет. А остальных троих участников похода предложили набрать самим, причем отказываться было запрещено. Два майяра быстро приволокли в Совет на тележках своих приятелей, Айвендила, Алатара и Палландо. Эти не проспались на Совете и очнулись только уже в Средиземье.
      - Ты в какой блудняк нас втравил, серый козел! - заорали Алатар и Палландо на Олорина, как только разобрались в сути произошедшего. - Не, на это мы пойтить не могем, - с этими словами они исчезли в степях Средиземья. Вместе с ними пропали наручные часы Олорина, бумажник Курумо и порнографические игральные карты Айвендила. Айвендил после этого немного сбрендил, вступил в местный Гринпис, а потом, пользуясь дипломом мага, взял себе звучное имя Радагаст Двукарий. Он стал покровителем всех обитателей местной живодерни, и прославился тем, что, не колеблясь, протестировал оборудование этого учреждения на его хозяине. Олорин и Курумо взяли себе звучные имена Гэндальфа и Сарумана. Но их дружбе пришел конец после исчезновения Алатара и Палландо, ибо во время очередной пьянки из кармана у Гэндальфа выпал бумажник Курумо, сделанный из кожи, срезанной с яйца живого дракона (Дракон после этого стал немым). Как потом Гэндальф не оправдывался, что всего лишь хотел подшутить над Саруманом, и что у него самого, пропали наручные часы, у Сарумана на душе оставался неприятный осадок. Он стал еще более неприятным, когда у Гэндальфа на очередной стоянке из кармана выпали игральные карты с голыми эльфийками. К счастью для Гэндальфа, Радагаст к этому времени уже пошел вступать в Гринпис, а в одиночку бить Олорина Курумо не решился.
      Ушедших в неизвестность Алатара и Палландо, Средиземье больше узнало как Голубых Магов.
      - Голубых, - простонал Передаст, распростертый на земле. - О, голубых, - странным тянучим голосом протянул он и, открыв глаза, начал подниматься. С трудом встав на ноги, он узрел своих друзей и радостно направился к ним. При этом он немного шатался.
      - Голубая луна! - завопил Передаст, и начал вилять задом, одновременно подмигивая всем. - Голубая луна! - добавил он. - Верность только ты хранила, голубая луна, - начал напевать он.
      - Что ты с ним сделал! - вскричал хоббит.
      - Это то немногое, что у меня осталось из прежних сил. Оружие, действующее не сразу, а через какое-то время, - видно было, что Саруман говорил с очень большой неохотой.
      - Как оно действует, и как ему можно противостоять? - спросил молчавший доселе Келаст.
      В глазах пса-волшебника мелькнула злоба. Но затем, лицо вновь приняло страдальческое выражение.
      - Простите, но против этого нет противоядия. Он навсегда останется таким, будет приставать к вам все чаще и чаще, а когда вы отвергнете его, он будет делать вам маленькие пакости.
      - Мы его здесь не бросим! - угрожающе заявил Келаст. Ты все врешь, Саруман!
      - Келаст, - раздался восторженный вопль Передаста. - Милый ты мой, какое счастье, что ты жив, - с этими словами Передаст бросился обнимать оторопевшего земляка, и попытался поцеловать. - Отвали, ты, пидарас, - завопил тут же Келаст, почувствовавший, что за этим стоит нечто большее, чем простая радость товарища. Он отпихнул Передаста и заехал ему кованым сапогом поддых.
      - Ы-ыыыы, - только и сказал Передаст, обиженно глядя на своего товарища.
      Над поляной повисло молчание, которое взялся разрядить хоббит.
      - Слышь, Саруман. А почему у тебя вся шерсть на спине и загривке висит клочьями? - тут же поинтересовался хоббит, приглядевшись, как следует.
      - Да вчера соседского тузика трахнул, так он пидор, мне всю спину при этом искусал, - смущенно ответил Саруман и покраснел. Услышав такое, хоббит принялся кататься по траве. Ему вторили оба гнома, складывающиеся пополам от смеха.
      - Да, был ты Саруман Белый, потом Саруман Радужный, а теперь на старости лет Саруман Голубой стал, - захлебываясь от смеха, простонал хоббит.
      Смущенный Саруман не знал, куда ему деться от смеха, но потом, увидев, что все катаются по земле от смеха, он рванул к спасительным зарослям. Никто его не преследовал, все никак не могли остановиться и смеялись, смеялись, смеялись. Перед тем как скрыться в зарослях, Саруман злобно сверкнул глазами, подбежал к пожиткам наших героев и задрал лапку.
      - Ах ты, блин, голубой щенок, - сквозь смех прорыдал хоббит.
      Не смеялся лишь Передаст.
      - Злые вы, уйду я от вас, - заявил он и с явно читаемыми на его лице недвусмысленными намерениями, скрылся в зарослях. - Эй, собачка, кис-кис-кис, - донеслось до наших друзей. Затем донесся визгливый голос Сарумана, и уговаривающий голос Передаста.
      - Убери свои руки, извращенец, - донесся до наших друзей угасающий голос Сарумана. - Брысь, я на тебя Радагасту пожалуюсь, ааааа, он из вас, зоофилов чучело сделает!!! Спасите, помогите! Уберите от меня этого зоофака.
      Хоббиту послышалось, что где-то там, в ущелье Сарумана тонко-тонко зазвенела, а потом лопнула натянутая струна.
 

Глава 9. Цитадель Олмера.