Предоставим гвардейцам кардинала сражаться на улицах Парижа, захватывая в первую очередь здания частных парижских банков, а Д’Арнатьяну и Потросу – ехать навстречу своей неизбежной судьбе.
      Ехали они, впрочем, недолго. Спустя некоторое время они увидели роту всадников, скачущих во весь опор. Клубы пыли и газов, которые выпускали на езду всадники и лошади, не внушали гасконцу доверия.
      - Спрячемся в кустах, - предложил Д’Арнатьян, выказывая определенную сноровку в таких делах. Потрос смело последовал его совету, и вскоре оба уже замерли в зарослях кустов. Всадники приближались, осматривая окрестности.
      - Может быть, они едут вовсе не за нами? – высказал догадку Потрос, наморщив лоб.
      - Может быть, - согласился Д’Арнатьян, делая знак Потросу заткнуться.
      - Господа, может, вы едете вовсе не за нами? – спросил глупый Потрос, высовываясь из кустов.
      - Идиот! – только и успел вымолвить гасконец, пока его вместе с толстым другом не связали в мгновение ока и не заткнули рот.
      Связав пленников как булонскую колбасу, всадники с гиканьем принялись обыскивать, а затем и делить (по справедливости) имущество пленников. После того, как на тридцать пистолей осталось в живых тридцать претендентов (из ста двадцати семи), пленников грубо подняли с земли и потащили за собой.
      - Потери спишем на сопротивление пленных при аресте, - авторитетно заявил де Коменж, взявший предводительство отрядом на себя после скоропостижной смерти предыдущего главаря после трех огнестрельных ранений в голову. Затем, под предлогом того, что необходимо собрать документы у погибших, он присвоил себе их кошельки, бумажники и кредитные карточки. Весело напевая песню, гвардейцы поскакали к кардиналу, посадив пленников на две свободные лошади. Песня в переводе с французского звучала примерно так:
 
Мы смелые рыцари, слуги кардинала
За полпистоля любого зарежем
И даже не поморщимся
А кардинал отпустит нам все грехи
Припев:
За полпистоля, за полпистоля, за полпистоля!
Когда врагов вдвое меньше, чем нас
Всегда мы побеждаем
Всех врагов проткнем насквозь так,
Чтобы острие вышло из груди
Припев
За полпистоля, за полпистоля, за полпистоля!
Никогда не встречали мы лучше человека
Чем этот прощелыга от бога - Замарини
Нам все разрешает, на путь истинный наставляет
И все грехи прощает
Припев
За полпистоля, за полпистоля, за полпистоля!
 
      

      По приезду в Париж, де Коменж рапортовал кардиналу Замарини об удачно проведенной под его руководством операции. Мушкетеры, мать их так, арестованы, потери гвардейцев девяносто семь человек, но могли быть больше, если бы не его, де Коменжа доблесть.
      Замарини вскочил как ужаленный, узнав о том, что гасконец со своим толстым другом уложили почти сотню доблестных гвардейцев. Однако, рассудив, что награду за операцию придется платить всего тридцати головорезам, Его Преосвященство моментально утешился настолько, что немедленно вознаградил эту доблестную тридцатку, выплатив каждому около десяти процентов того, что он обещал. На недоуменные выкрики головорезов кардинал пообещал призвать на их голову гнев господень и топор палача. Будучи сторонником максимальной экономии средств, кардинал пришел просто в восторг от подобной экономии средств. Мушкетеров же он распорядился отвезти в Рюэй, где у кардинала был летний лагерь (концентрационный). Разделавшись с этим, кардинал продолжил начатое дело, подписав указ о создании отрядов налоговых террористов, призванных выколачивать налоги из французов любыми способами. Вместо зарплаты Замарини повелел выплачивать террористам двадцать пять процентов от награбленного, в смысле собранного. Закончив с указом, Его Преосвященство на этом не остановился и занялся государственными пенсиями, а именно – принялся наугад вычеркивать фамилии с целью экономии средств. При этом он как всегда старался вычеркнуть как можно больше фамилий. Занимаясь всеми этими важными государственными делами, первый министр Франции весело насвистывал непристойную итальянскую песенку.
      Обратимся теперь к Отосу и Амарису. Они договорились с друзьями встретиться в Париже. Но Париж удивил их так, что Амарис даже не стал радостно стрелять по воробьям и окнам домов, в честь возвращения. Из каждого окна торчало дуло мушкета, по улицам ходили народные патрули, вооруженные отмычками, фомками и ломами, изредка заходивших в подъезды домов. В ратуше военные попугаи-вербовщики зазывали на военную службу глупых воробьев, обещая в качестве награды каждому по кормушке пшена и резиновой надувной воробьихе. Каждый воробей, принеся присягу, получал оружие – таблетку слабительного, которые они должны были принимать перед боем. Узнав об этом, кардинал начал принимать на службу кошек, выдавая им индульгенции на право съедения воробьев. Кошкам-офицерам предоставлялось также право охоты на мышей в королевских владениях. Повстанцы под предводительством Бофора, де Гонди, Конти и прочие высокопородных дворян сформировали в ответ роту собак-полканов. Однако Замарини в ответ разбросал с вертолетов пакетики тухлых «Педигрипалов», в результате чего, собаки все передохли и не съели кошек, которые съели всех воробьев, которые бомбардировали гвардейцев нечистотами.
      Отос и Амарис бродили по ставшему незнакомым городу, ища Д’Арнатьяна и Потроса, попутно обыскивая по пути безоружных прохожих, представляясь, то королевским, то повстанческим патрулем. Подозрительные монеты в кошельках конфисковывались вместе с подозрительными кольцами, сережками, брошками, бусами или на худой конец кредитными карточками и депозитными сертификатами. Однако, забредя в один из районов Парижа, где, по слухам, свирепствовал сумасшедший бандит по кличке Рауль-Пустая Башка, друзья вспомнили, что им надо нанести визит к английской королеве и рассказать о последних минутах жизни короля Карла. Этот долг чести настолько подчинил их себе, что они даже не поспешили за угол, откуда раздавались громкие крики о помощи.
      Придя к королеве, Отос с Амарисом увидели, что у нее находятся на приеме два королевских гонца де Коменж и некий Фламаран, прославившийся тем, что несколько раз в месяц лечился от венерических болезней.
      - Отос, я по дружбе советую не пожимать руку господину Фламарану, поскольку я не поручусь, что он в настоящий момент не болен какой-нибудь странной и интересной болезнью, - прошептал Амарис, косясь глазами на Фламарана.
      - Я вижу, что, косясь глазами на меня, Вы шепчете что-то графу де Ла Фер, - заявил Фламаран, проверяя, хорошо ли еще держится у него нос при третьей стадии сифилиса.
      - Ваше Величество! – обратился Отос к королеве Английской, плюнув невзначай в Фламарана, - Вы знаете, что произошло с Вашим супругом?
      - Вот эти господа, коих по доброте душевной прислал кардинал Замарини, принесли мне эту радостную весть. Я уже знаю, что он победил всех врагов и повесил Кромвеля, - радостно сказала королева.
      - Она ничего не знает, - шепнул Амарис графу де Ла Фер. – Надо ей осторожно сообщить.
      - Предоставляю это Вам, - сказал Отос, пытаясь изобразить на своем хитром лице горестное выражение.
      - Ваше Величество, примите от нас с Отосом эти полпистоля. Это пособие от церкви, которую я, представляя в своем лице, вдове великого короля, которого казнили, как разбойника с большой дороги, отрубив ему голову. Кровь брызгала вокруг на несколько метров, но мы мужественно не стали стирать наши походные костюмы, полагая, что Вы захотите приобрести их у нас, что с Вами? - проговорив предложение, удивился Амарис.
      - А как же утверждения этих господ? – воскликнула потрясенная услышанным королева.
      - Лживы до последнего слова, как и они сами, - проинформировал королеву благородный Отос. – Как солдат, я не умею врать Вам, Ваше Величество. Вас обманули, как последнюю дуру.
      - Как, вы смеете утверждать, что мы закоренелые обманщики и гнусные вруны? – возмущенно сказал Фламаран, увидев, что потрясенная до глубины души королева сползла на грязный пол.
      Ее быстро привели в чувство, выплеснув на нее ведро воды с грязной тряпкой, которой до этого вымыли пол.
      - А Вы, господин Фламаран, которого давно разыскивает венерологическая полиция, когда последний раз пользовались контрацептивами? – вместо ответа спросил Амарис и вместе с Отосом громко рассмеялся тонкому юмору вопроса.
      Услышав это, королева Англии вторично повалилась на пол, и уже не было воды, ни чистой, ни грязной, чтобы привести ее в чувство.
      - Может, наберем воды из бачка унитаза? - предложил рассудительный Амарис, но был прерван Фламараном и де Коменжем, которые, изрыгая грязные проклятия и ругательства, тонко намекнули господам де Ла Фер и Д’Эрблю, что они были бы очень рады встретиться с ними на улице, чтобы двумя болячками на заднице общества стало меньше, в чем с ними вполне согласился бы любой здравомыслящий человек, ненавидящий как и они, де Коменж и Фламаран, всяких гребаных недоносков и отъявленных сволочей, которые только лишнее место на этом свете занимают, из-за чего честным людям иногда водки, денег и девочек не хватает, и что как бы было хорошо, мать их так, если кто-то благородный и смелый раза по три, нет, по семь раз выстрелил бы им в спину, аминь.
      Разъяренный Амарис и благородный Отос согласились с ними по первому пункту и отмели вторые, третьи и последующие. В конце концов, спустя полчаса, после того, как даже у такого человека, как де Коменж кончились ругательства, было решено продолжить философский диспут на улице.
      Вскоре, к вящему удовольствию соседей, прохожих и просто шалопаев, началась дуэль, так живо напоминавшая времена великого Ширелье.
      Отос одной рукой сорвал одуванчик, а второй выхватил шпагу и принялся отражать натиск де Коменжа, нюхая одуванчик. То и дело удлинявшийся кончик шпаги Амариса заставлял отступать подлого Фламарана. Зрители тут же принялись биться об заклад. Услышав это, благородный Отос одной рукой поставил на себя десять пистолей, а затем смело отбросил шпагу и, выхватив из-за пояса пистолет, без помех разрядил его в де Коменжа. Коменж страшно выругался и рухнул замертво. Амарис же, все еще продолжал биться с подлым Фламараном. Клинки продолжали высекать искры. Фламаран пытался, несмотря ни на что проткнуть Амариса, а сам Амарис, видя, что удлиняющийся кончик, тем не менее, не позволяет без помех проткнуть противника, решил воспользоваться зазубринами на своем клинке, нанесенные таким образом, что с одной стороны шпага напоминала длинную ножовку по металлу. Помахав еще шпагой с минуту, Амарис добился своего – клинок Фламарана переломился, когда допилить оставалось совсем немного. Возникшая разница в длине шпаг позволила Амарису легко проколоть Фламарана пять-шесть раз, после чего как добрый самаритянин, благочестивый аббат поинтересовался, не может ли он чем-нибудь помочь умирающему.
      - О, да! Сделай одолжение, заткнись, - прохрипел Фламаран и плюнул в аббата Д’Эрблю.
      Зрители бурно приветствовали победу Амариса. Больше всех радовался Отос, поставивший на него двадцать пистолей. Благочестивый Амарис тут же принялся проповедовать что-то о добре и зле, после чего попросил присутствующих скинуться на похороны погибших. Собрав приличную сумму, друзья взвалили каждый по противнику на плечи и отрпавились на ближайшее кладбище.
      Завернув за угол, друзья решили немного отдохнуть. Во время отдыха, Отос под предлогом поиска адреса, по которому надо бы выслать родным и близким погибшего не то письмо, не то само тело, принялся беззастенчиво обшаривать карманы усопшего. Найдя три пистоля в грязных носках, Отос, увидел, что Амарису повезло несколько меньше. Тот нашел письмо и принялся читать его. Письмо гласило:
      «Его Высокопреосвященству Замарини, зиг его хайль!
      Согласно Вашей просьбе, высылаем подкрепление для охраны этих двух говнюков, мать их так, Д’А. и П. Этим подкреплением будет спецотряд гвардейцев-десантников из ЗАД (Запасная Амьенская Дивизия). Кстати, вчера королева курила марихуану, должно быть нашла Вашу заначку.
      С уважением, канцлер Сега.»
      - Не кажется ли Вам, уважаемый граф, что упомянутые в письме говнюки Д’А и П удивительно смахивают на наших друзей, Д’Арнатьяна и Потроса? – спросил Амарис, стараясь незаметно поднять подписной абонемент, выпавший из кармана Фламарана. Отос только хмыкнул, увидев мельком название «Для старых развратников».
      - Надо спасти Потроса и Д’Арнатьяна, который должен мне полпистоля, - еще раз хмыкнув, сказал благородный Отос.
      - Если Вы еще раз хмыкнете, друг мой, я Вам завтра плюну в кофе, - пригрозил Амарис.
      - Хм, - сказал граф де Ла Фер, - Вы хотите, чтобы я ухмылялся? – ухмыльнулся он, озираясь по сторонам в поисках проститутки.
      - Перестаньте оглядываться по сторонам в поисках проститутки и лучше хмыкайте, черт с Вами, - взмолился Амарис, взглянув в ухмыляющуюся рожу Отоса.
      

      Примерно через полчаса, придя, наконец, к согласию, друзья решили отправиться спасать Д‘Арнатьяна и Потроса. Засунув в помойку тела Фламарана и Коменжа, друзья остановили карету, и выпрягли из нее лошадей, предварительно выстрелив в муху, севшую на лоб кучера.
      Примерно в это же время, началось сражение между королевскими солдатами и слегка подвыпившими повстанцами. Королевские отряды под предводительством принца Конде, подогретые обещанием объявить Париж свободной мародерской зоной на три дня, весьма решительно двинулись в бой. Повстанцы, крича “Анархия-мать порядка”, “Да здравствует Бофор, обещавший всем по пистолю” и “Ура, коадьютор Гонди обещал всем пиво”, весьма смело и необдуманно бросились бежать. Сражение могло бы еще долго продолжаться в виде догонялок, если бы не тактическая неточность, проявленная принцем Конде. Ввиду того, что у него двоилось в глазах после вчерашней попойки во дворце, он повел свои отряды влево, тогда, как повстанцы убегали вправо. Историки отмечают, что многие в этот день проявили доблесть, метко стреляя в спину зазевавшимся повстанцам, или же, притворившись мертвым, неожиданно ударяя ножом какого-нибудь сострадательного противника. В числе отличившихся в этой битве был маршал Планше со своим полком. Его полк засел на крышах, сбрасывая на головы сражающимся куски шифера. Однако доподлинно осталось неизвестным, на чьей стороне воевал этот отряд. Маршал Планше наградил полковника Базена, лейтенанта Гримо и рядового Мушкетона, подарив им конфеты петарды.
      - Они взрываются во рту, а не в руках, - эта историческая фраза Планше известна и поныне.
      Тем временем, Отос и Амарис пытались найти следы друзей. Обходя все публичные дома и трактиры, друзья повсюду расспрашивали о Д’Арнатьяне и Потросе. Совершенно случайно, Д’Арнатьяну удалось послать письмо Отосу. Он подкупил тюремщика, обещая тому награду, когда он вручит ему письмо Отосу. Тюремщик был настолько глуп, что поверил гасконцу и на полном серьезе потребовал вознаграждение за свои труды, чем немало огорчил благородного Отоса, считавшего, что добрые дела делаются из благородства, а не из-за денег. Все кончилось тем, что тюремщик остался лежать у обочины связанный как кукла с подожженной динамитной шашкой, засунутой ему глубоко за шиворот, а Отос и Амарис спрятались в придорожных кустах, чтобы показавшаяся вдалеке брачная процессия не помешала им прочитать письмо.
      Взрыв, брызги крови и куски продажного тюремщика, надолго запомнились брачующимся и их гостям. Больше всего негодовал жених, возмущавшийся тем, что взрывом не убило тещу и тестя, вместе взятых.
      Но для отважных друзей все остальное словно перестало существовать. Они с трепетом развернули письмо и прочли следующее:

      «Дорогие друзья!
      Я как раз собирался отослать Вам, граф де Ла Фер, мой дорогой друг, те самые полпистоля, которые как Вы почему-то утверждаете, я задолжал, ну да ладно. Так вот, только я, значит, хотел послать их Вам по почте почтовым переводом (три су за пересылку), как подлые негодяи и грязные подонки, эти гвардейцы кардинала, напали на нас с Потросом. Их было много, но мы смело сопротивлялись и убили семьдесят и ранили еще больше этих ублюдков, но их было гораздо больше, остальные арестовали нас и я так и не успел послать эти злополучные полпистоля. Если эти полпистоля все еще Вас интересуют, то приезжайте и спасите нас. Если можете, то спасите нас поскорее, а то Потрос уже надоел, храпит по ночам, как буйвол, поет песни, скоро я его сам прирежу, честное слово!
      С уважением, Д’Арнатьян
      P.S. Отосик, Амарисик, спасите НАС!
      P.P.S. ПОЖАЛУЙСТА!
      P.P.P.S. Все, Потрос меня достал, завтра прирежу толстого придурка!

      - Д”Арнатьян, я спасу тебя, - воскликнул Отос, выстрелив в проходящего мимо гвардейца.
      - Да, но как? – спросил рассудительный Амарис, обшаривая карманы трагически погибшего гвардейца. В поисках, по-видимому, новых писем от друзей. – Упокой господи его душу, - добавил он, увидев, что у гвардейца несколько зубов золотые. Воровато озираясь по сторонам, достопочтенный аббат Д’Эрблю вытащил клещи и принялся рвать зубы, или как он объяснял Отосу «собирать пожертвования для церкви».
      - Действительно, как? – задумался Отос. – Этот придурок исписал полстраницы, но забыл написать свой адрес. – Но он мой друг, и я отдам жизнь за него, а он отдаст мне мои полпистоля, - мечтательно произнес благородный граф де Ла Фер.
      В это время из-за угла вынырнул всадник-лихач, который, крича что-то неразборчиво, проскакал мимо и ни с того, ни с сего, выстрелил в Отоса и Амариса по два –три раза и скрылся за углом, страшно довольный. Вскоре за следующим углом вновь послышались выстрелы.
      - Это же был Рауль, - изумленно сказал граф де Ла Фер. – Но он нас не узнал, - отеческая слеза радости появилась в левом глазу Отоса.
      - Он ужасно похож на своего отца в молодости, - льстиво сказал Амарис. – Но он в нас не попал, и на том спасибо.
      - Надо догнать его, мальчик совсем растерялся в Париже.
      - Я бы так не сказал, - сказал Амарис, сопоставив вдруг, имена Рауля де Бражелона и известного бандита Рауля Пустая Башка, орудовавшего в этом районе. – Кроме того, нам надо спасти Потроса и этого прощелыгу Д’Арнатьяна, который еще в Англии украл у меня надувную резиновую женщину, которую я купил только для того, чтобы она изображала кающуюся Марию-Магдалену в нашем аббатстве. Честное слово, - добавил он.
      Если бы благородный Отос не был бы так занят тем, что принялся с помощью карманной подзорной трубы изучать семейную жизнь коадьютора Гонди, то он бы непременно заметил как из кармана Амариса при его словах выпал велосипедный качок. Разочаровавшись в подзорной трубе, когда коадьютор задернул шторы, Отос решил идти к королеве, чтобы спасти друзей, о чем тут же сообщил своему другу.
      Услышав это, Амарис предположил, что Отос опять накурился марихуаны. Однако Отос настоял на своем, ибо им двигали благородные мотивы, а это заставляли его отринуть заботы о собственной безопасности.
      - Как хотите, - протянул Амарис, крутя пальцем у виска. – Но запомните, в тюрьме травку будет достать труднее, чем здесь.
      Поняв, что в конечном итоге ему придется одному спасать всех, аббат Д’Эрблю пошел набирать армию спасения (друзей). С этой целью он направился в казино «Три джокера», где намеревался найти доблестного Планше, скрывающегося там от Гримо, Базена и Мушкетона.
      

      Благородный граф де Ла Фер же, направился во дворец, просить аудиенцию у королевы Анны Австрийской. Всучив швейцару фальшивый пистоль, Отос пошел по коридору, пинком раскрывая все двери и заглядывая в каждые покои. Во дворце же шла обычная придворная жизнь: в помещениях, арендуемых оппозиционными газетами, то и дело раздавались взрывы со смертельными исходами, канцлер Сега вел популярное шоу под названием «В замочную скважину», налоговые террористы избивали шимпанзе, требуя признаться в неуплате налогов, наконец, кардинал Замарини проводил пресс-конференцию, объясняя, почему налоги надо платить. Чтобы повысить популярность подобных пресс-конференций, Замарини каждые пять минут показывал карточные фокусы или обыгрывал журналистов в наперсток.
      Граф де Ла Фер нашел королеву в гардеробе, где она обчищала карманы пальто, срезая меховые воротники и присваивая меховые манто. Если ничего в карманах не было, то владельцы пальто и шуб с удивлением обнаруживали позднее в своих карманах, зашитых капроновыми нитками, вырванные с корнем пуговицы. Очень часто зашитыми оказывались и рукава, а однажды, герцогиня де Лонгвиль обнаружила, что замки на сапогах вшиты вовнутрь, а у ее перчаток отрезаны все пальцы. Кроме того, на спине несмываемыми буквами появилась надпись «Одарю любовью крошка, если у тебя есть ГКОошка». Начавшийся после этого бум на фондовой бирже заглушил возмущенные крики герцогини, к дому которой очередь выстраивалась с шести утра. Поскольку герцогиня слыла первой красавицей Франции, котировки кардинальских ГКО возросли выше номинала. Больше всех на бирже закупился старый развратник канцлер Сега, пристававший к герцогине каждые полчаса. Вскоре вся женская половина французского двора обзавидовалась такому вниманию и принялись одеваться в панковские перчатки, зашивать замки на сапогах вовнутрь и писать всякие игривые фразы на спине и на той части женского тела, что находится пониже спины. Так появилась мода, но это все так к слову.
      Надвинув кепку на глаза, Отос согласно этикету сделал шпагат, сальто-мортале, плюнул в карман одного из пальто и поцеловал руку королеве. Та небрежно кивнула и незаметно стряхнула пепел на кепку Отоса.
      - Пройдемте в мои покои, - высокомерно сказала королева, прикидывая, как бы заткнуть рот «этому головорезу», чтобы никто не узнал о маленьких слабостях королевы.
      Входя в покои королевы, Отос умудрился наступить ей на ногу и зацепить ножнами шпаги портьеру, за которой стоял и как всегда подслушивал (да и подглядывал) известный развратник канцлер Сега.
      Услышав шум, Замарини перестал рыться в ящике с нижним бельем королевы и притворился, что занят важными государственными делами в покоях Ее Величества. С этой целью он схватил проходившую мимо кошку за хвост и начал насильно ее гладить.
      - Пройдемте в мой кабинет, - сказал Замарини, отпуская бедную кошку.
      Отос, королева и кардинал прошли в то, что кардинал называл своим кабинетом. Дверь за ними закрылась. Канцлер Сега недобро улыбнулся, вынул расческу, чтобы причесать свою лысину, после чего начал приставать к бедной кошке.
      Проследуем же в кабинет Замарини. Он представлял из себя огромный зал, посредине которого стоял золотой унитаз, вокруг которого кругом стояли письменные столы с табличками «Понедельник», «Вторник» и т.д. до «Воскресенья», причем столов с табличкой «Пятница» было семь, а «Субботы» вообще не было. Следующая окружность после столов, представляла из себя спальные кровати, размер которого, позволял устроить две-три дискотеки с последующими оргиями на каждой. Спинки кровати были сделаны в виде автоматов для продажи баночного пива, что позволяло не ходить в магазин за покупками слишком часто. В углу кабинета был натянут батут, на котором прыгал маленький король Блюдовник Четырнадцатый. На стенах вместо обоев была липкая лента для ловли мух и комаров. Этой лентой был обклеен и потолок, о чем свидетельствовал неудачно высоко подпрыгнувший стражник, приклеившийся к потолку.
      - Итак, что Вам надо от Ее Величества? - начал разговор Замарини, приготовившись вколоть себе приличную долю героина.
      - Ваше Величество, - смиренно начал Отос после того, как нацепил ордена, большую часть которых он собирал, как трофеи у павших противников. Королева изумленно уставилась на орден «куртуазного маньериста» и почетной подвязки «хот-дог третьей степени» (свежести). – Я хочу знать, где находится мой друг Д”Арнатьян, который должен мне полпистоля и с которым мы, помнится, спасли одну французскую королеву, кстати, не знаете, кто она?
      - И ради этого, Вы оторвали меня от важных государственных дел, - гневно начала королева, пиная Отоса в пах. – Вы сказали Д’Арнатьян? А так Вы тот самый Отос, кстати, у Вас не будет сто пистолей взаймы до завтра, честное королевское отдам, - искра узнавания промелькнула в глазах королевы. – Нет? Арестовать его и посадить вместе с Д’Арнатьяном, - подвела итог королева и еще раз пнула Отоса.
      - Ну зачем же так? – укоризненно спросил Замарини, удерживая королеву, и не давая ей еще раз пнуть Отоса. Обыскав графа, и увеличив свой капитал на пять фальшивых пистолей, Замарини похлопал Отоса по голове дубинкой, которую всегда носил с собой, чтобы можно было почесать спину (слону).
      Позвав стражу, кардинал приказал «немножко посадить этого головореза-оборванца, который носит с собой всего лишь пять фальшивых пистолей, вместе с его друзьями-недоносками, которых как-нибудь надо повесить.
      Так что этот день для королевы и кардинала окончился очень хорошо, тем более что за взятку канцлер Сега был назначен министром сексуальной защиты населения от министра финансов.
      - Ладушки, ладушки, где были – на блядушке, - пели королева с кардиналом, запивая икру шампанским.
      Взглянув на верхние строчки, Д’Арнатьян схватился за голову:
      - В какую книгу я попал! Просто порнография какая-то. Нет, пойду лучше в книжку Дюма.
      Однако, получив от автора полпистоля премии, Д’Арнатьян тут же заткнулся.
      

      Обратим же взгляд пытливых читателей на Д’Арнатьяна и Потроса. Они уже две недели сидели в одной камере, питаясь тем, что им приносили, а приносили им, по мнению Потроса, недостаточно много.
      - Недокладывают! – возмущался Потрос.
      Первые три дня весело прошли в обсуждении тех похабных анекдотов, которые они услышали от гвардейцев кардинала, когда те везли их в тюрьму. Однако с каждым днем гасконцу хотелось поспать все больше и больше. Но заснуть ему никак не удавалось. Ночью Потрос храпел так, что заснуть не мог не только Д’Арнатьян, но и гвардейцы, караулившие их, вкупе с жителями деревни, располагавшейся в двух лье от тюрьмы. Днем же после еды Потрос начинал петь песни, слушать которые, было невозможно, поскольку наш толстый герой умудрялся перевирать каждую ноту и путать слова. Замолкал господин дю Баллон де Плафон де Перрон только, когда рот у него был занят, так что бедные тюремщики были вынуждены на собственные деньги покупать для пленников дополнительную жратву, выпивку, и сигареты (из наших героев никто не курил, но сигареты пленники требовали из принципа). Но промежутки тишины длились недолго. Как только Потрос напивался, как следует, он забывал о своих обещаниях, и своды тюрьмы оглашала песня:
 
Пора! Пора! Пора!
Дуемся на своем веку,
Пока! Пока! Пока!
Чего я перьями на шляпе машу?
Лучше повешу тещу свою на суку,
Узел на шее завяжу покрепче.
Чем больше знал я женщин,
Тем больше меня тянуло к лошадям,
Хэйо, хэйо!
Хава-хавайя, Ойе!
 
      Поначалу гвардейцам, несшим караул, очень нравилась эта песня, но чем больше Потрос пел, тем меньше гвардейцев тянуло не только к женщинам, но и к лошадям. Вскоре местные жители начали штурм тюрьмы, собираясь линчевать Потроса. Стража, обрадованная хоть каким-то разнообразием, принялись рубить и колоть направо и налево, находя в этом хоть какое-то успокоение. Штурм был отбит, зачинщики были повешены, остальных пленных крестьян отпустили с условием бесперебойных (и бесплатных) поставок еды для Потроса.
      Друзья вновь начали скучать, Потрос уже вновь открыл рот, чтобы спеть свою песенку, но тут в камеру втолкнули Отоса.
      - Граф, - радостно сказал Д’Арнатьян, вынимая из ушей затычки, - Вы пришли освободить нас?
      - Нет, я пришел к Вам не по своей воле, - сказал огорченный Отос, обнаруживший, что кардинал Замарини срезал у него серебренные пуговицы с ширинки.