Кардинал, захватив мешок с презервативами, тоже покинул дворец, не забыв вытереть ноги об Бернуина. Его Преосвященство спешил к Ее Величеству. Он чувствовал, что ему дорого обойдется история с Д’Арнатьяном. К тому же у него с утра был запор, что также не навевало на него хорошего настроения.
      Теперь вновь вернемся к нашему герою. Со времени последних событий, как уже было написано на обложке книги, прошло двадцать лет с половиною. Наш герой изменился внешне, но не внутренне. Внутри по-прежнему билось его благородное сердце. Его хитрые глаза все так же подло смотрели на мир. Улыбка нечасто появлялась на его лице, но зато когда появлялась, то можно было подумать, что у него умерла теща (причем страшной и мучительной смертью).
      Одевался он все так же экстравагантно: идиотская шляпа с пером, смокинг, сапоги со шпорами, и, конечно же, плащ мушкетера с рекламной надписью “Кока-кола”. Когда у него не было настроения, он одевал поверх плаща свой верный “Шмайсер”, из которого то и дело постреливал по сторонам.
      Жил он теперь в одном пятизвездочном трактире, хозяйка которого мечтала выйти замуж за дворянина, и Д’Арнатьян каждый раз, когда хозяйка, прекрасная Мадлен, приходила требовать плату за месяц, обещал жениться на ней. Справедливости надо сказать, что трактир не разваливался от старости только потому, что его голуби загадили.
      И вот, придя в свой номер-люкс на чердаке двухэтажного дома, принялся вспоминать адреса своих друзей и пересчитывать пистоли, ловким образом заныканные у кардинала.
      - Как-то помню, мне пришло письмо от этой скотины Потроса. Сейчас, по-моему, его фамилия удлинилась: “Дю Баллон де Плафон”. Кажется, он женился и добавил к своей фамилии название замка, - в поисках письма Д’Арнатьян разговаривал сам с собой. Забывшись, он открыл дверь чулана, и тут же на него обрушилось цунами из мусора, высотой до потолка.
      - Черт, - сказал Д’Арнатьян, стоя по колено в консервных банках, старых газетах, куриных косточек, рыбьих скелетиков, пустых бутылок и разорванных коробках из-под презервативов. - А, вот оно, - он развернул помятый листок бумаги, весь в жирных пятнах от масла, сыра и еще бог знает чего. Оно басило (в смысле гласило):

      “Здравству дарагой друк!
      Я жить хорошо, жениться. Охочусь, пью только водку “Зверь” и “Абсолют”. Скоро абсолютно озверею. Недавно заколол двух подлецов. Пришли требовать деньги, сволочи. Жина и теща другу не жилаешь. Такие добрые, тихие. Никогда не кричат на меня. Приезжай, всигда рат.
      Искренне твой дю Баллон де Плафон.
      P.S. Привези пожалуста нимнога яда. Надо двух крыс отравить.”

      Д’Арнатьян тогда не смог приехать и прислал крысиный яд по почте, в баночке из-под “Анкл Бенс”.
      Сейчас Д’Арнатьян не стал внимательно читать письмо, поскольку помнил его содержание и сразу посмотрел на адрес, написанный на конверте большими печатными буквами (Потрос умел писать только такими). Адрес басил (в смысле гласил): “Замок Плафон, Франция”.
      - Проклятая скотина! Он что думает, всем известно, где находится его барак, - выругался с досады гасконец. - Хвастун, чертов.
      Про Отоса Д’Арнатьян знал только лишь, что тот живет в своем имении под именем графа де Ла Фер. Амарис же, стал аббатом и носил имя Д’Эрблю. Лет пять назад он пригласил Д’Арнатьяна быть секундантом на дуэли. Д’Арнатьян тогда ранил своего соперника в спину, а Амарис, спрятавшись в кустах, сделал эффектный выпад, приколов противника лицом к дереву. Пожав руку, Амарис исчез тогда в ночи.
      Выходило, что о пребывании Амариса он знал столько же, сколько о Потросе и Отосе.
      

      От раздумий Д’Арнатьяна оторвал звук разбитого окна. Какой-то бандит влезал в окно. Спрятавшись за занавеской, бесстрашный гасконец, подождал, пока неизвестный влезет и, приставив к голове того шестизарядный револьвер Смит и Вессон, заорал:
      - Ах, мерзавец, твою мать! - он крутанул барабан револьвера с одним патроном и, вновь приставив дуло ко лбу негодяя, спустил курок. - Я отучу тебя грабить честных людей! - но выстрела не последовало.
      - Господин Д’Арнатьян? - удивленно пробормотал грабитель, трясясь после пережитого испуга. Чтобы успокоить свои нервы он вынул пачку “Беломора” и закурил.
      - Планше! - узнал своего ученика по школе выживания. - Черт, тебе повезло, - с изумлением сказал гасконец, смотря на барабан револьвера. Патрон был прямо напротив курка, произошла осечка. - Тебе на роду написано быть повешенным!
      При этих словах Планше вновь затрясся.
      - Гвардейцы кардинала тоже так и считают и хотят меня повесить! - захныкал Планше.
      - Давно пора! - сказал Д’Арнатьян улыбаясь. Ему вспомнилось, как в школе выживания Планше подшутил над одним из учеников, привязав к стулу динамитные шашки, и поджег фитиль. Тот взорвался как раз в тот момент, когда в класс вошла комиссия из комитета по образованию, рассматривавшая вопрос о продление лицензии школы выживания. К чести Планше, надо добавить, что взрыв был строго направленным (снизу вверх) и не задел больше никого, кроме того злополучного ученика, который лопнул как шарик. Д’Арнатьяну стоило потом больших трудов убедить комиссию, что это была лабораторная работа. - Да! - сказал Д’Арнатьян, которому стало жаль Планше. - Если бы я был на твоем месте, то писал бы завещание.
      - Я отдал бы десять пистолей, чтобы Вы очутились на моем месте, - ответил Планше.
      - А за что тебя хоть повесят? - спросил любознательный Д’Арнатьян.
      - Да ни за что, честное слово! - божился Планше.- Я, значит, сижу на площади, никого не трогаю. Вдруг из-за угла вылетает карета, вокруг караул из гвардейцев. Из кареты высовывается какой-то вонючий господин и кричит, что они везут золото. Я позвал ребят, мы эту карету тормознули, пару - другую гвардейцев прострелили насквозь, а тут им на выручку еще один патруль приперся. Ну, а пока мои ребята погибали смертью храбрых, я, оплакивая их кончину, перелез через забор и побежал. А под шумок, потом, как я слышал, этот подлый вонючий месье тоже смылся. Оказалось, какой-то Рофшор сбежал из Бастилии. Теперь меня, как соучастника в побеге, хотят повесить и объявили награду, - хныкал Планше.
      - Да, - многозначительно протянул Д’Арнатьян, - За это тебя действительно надо повесить. Кстати, а сколько пистолей дают за твою голову?
      - Пять, - приободрился Планше. А у меня есть десять, тому, кто меня не выдаст.
      - Итого пятнадцать, - подвел итог хозяйственный гасконец, - Эй патруль, - крикнул гасконец.
      - Умоляю, - захныкал Планше. - К тому же у меня десять пистолей чеками на банк “Лионнский кредит”, а без моей подписи ими можно подтереться.
      - Ну, ты, конечно, не думаешь, что я собирался тебя выдать, - улыбнулся Д’Арнатьян. К тому же ты мне нужен, чтобы найти моих гребаных друзей, которым служат твои гребаные друзья.
      - Это Вы о ком? - не понял Планше.
      - О Базене, Мушкетоне и Гримо, твоих друзьях по школе выживания, - попытался освежить память своему выпускнику, гасконец, выбив из-под него стул.
      - А, эти гребаные недоноски, - искра узнавания мелькнула в глазах Планше. когда он поднимался с пола. - У них всегда пара другая джокеров в рукаве.
      - Ну, так вот, они служат моим друзьям: Амарису, Потросу и Отосу. - Не знаешь ли ты, где они сейчас? - спросил гасконец.
      - Нет, не знаю, - бесхитростно ответил Планше. Но я знаю, где находится подлая мразь по фамилии Базен, - хитро улыбнулся он.
      - Ну и где же находится этот недостойный человек? - насмешливо спросил Д’Арнатьян.
      - Он причетник в монастыре Ля Кондом.
      - Ну, гони свои чеки, и не дай бог они непокрытые, - пригрозил Д’Арнатьян. - Я тебя сам найду и повешу.
      - За что? - захныкал Планше.
      - За шею, - невозмутимо ответил лейтенант королевских мушкетеров, собираясь в дорогу. - А сейчас мы едем в Ля Кондом.
      

      Заехав по пути в “Лионнский кредит”, Д’Арнатьян послал своего бывшего ученика обналичить чеки. Сам гасконец нетерпеливо дожидался на улице. Однако к его удивлению, долго ему ждать не пришлось, и Планше сам покинул здание банка, а не был выброшен за шкирку, как ожидал Д’Арнатьян. В руках у Планше была пригоршня казначейских пистолей. Наш герой был так поражен тем, что его ученик сказал правду, что не придал тому обстоятельству, что вслед за Планше выбежали четыре охранника и лысый месье в галстуке, визжавший что-то неразборчиво матерное. Планше вскочил в седло лошади Д’Арнатьяна и, воспользовавшись преимуществом конного пассажира над пешими преследователями, благополучно покинул место “обналичивания”.
      Подъехав к Ля Кондом, Д’Арнатьян и Планше вошли в церковь, отмахнувшись от нищих. В монастыре шел молебен. “Гребаный недоносок” Базен читал молитву. Вдруг его голос затих, но рот Базена еще продолжал открываться и закрываться, словно у рыбы, выброшенной на берег. Опомнившись, Базен закрыл рот и перевернул пластинку. Вскоре звуки патефона вновь зазвучали под сводами церкви.
      Подождав, пока Базен закончил морочить людям голову, Д’Арнатьян и Планше, закрыв двери, схватили его за шкирку и вежливо спросили, не знает ли он, Базен, где находится Амарис.
      - Колись сука! - зарычал Планше.
      - Амарис стал аббатом и расстался с мирской жизнью, я не знаю где он, - солгал, как всегда Базен, страдавший синдромом патологического вранья.
      Д’Арнатьян и Планше переглянулись.
      - Сейчас проверим, действительно ли ты не знаешь, где находится мой друг Амарис, - многозначительно сказал Д’Арнатьян, вытаскивая экзаменационный Смит и Вессон с одним патроном. Крутанув барабан, он приставил дуло ко лбу Базена.
      - Но я уже сдавал экзамены, я окончил школу выживания, - попытался протестовать “грязный недоносок”, трусливо шмыгая носом.
      - Я вижу, что ты трусливо шмыгая носом, не хочешь сдавать вступительные экзамены в аспирантуру, грязный недоносок, - грозно сказал Д’Арнатьян, взводя курок.
      - Стойте, стойте, - завопил Базен, - Я вспомнил! Совершенно случайно, я вспомнил адрес, по которому сейчас можно найти шевалье Д’Эрблю (Амарис сменил имя, чтобы скрыться от преследовавших его кредиторов), - попытался остановить Д’Арнатьяна Базен. - Его можно найти в иезуитском монастыре близ Блево, корпус 7, квартира 39, спросить, не продается ли здесь славянский шкаф. Кстати, вот вам пропуск в монастырь, впишите туда свои имена, - криво улыбнулся Базен.
      - Действует безотказно, - усмехнулся Д’Арнатьян, спуская курок. - Ой, я нечаянно, спустил курок. Да не трясись ты, видишь, все обошлось. Надумаешь учиться в аспирантуре, приходи, вступительный экзамен ты только что сдал, - с этими словами он ударил Базена в глаз. Верный Планше ударом под дых сбросил Базена с алтаря.
      Когда несчастный Базен пришел в себя, то обнаружил, что кто-то свистнул всю церковную выручку и раскокал пластинку с молитвами вдребезги. Вдобавок, кто-то увел с конюшни церковную лошадь.
      

      Д’Арнатьян и Планше продолжали свой нелегкий путь.
      - Гей-гей, вперед мой конь лети, - восторженно напевал Планше, радуясь тому, что не идет пешком.
      - Планше, друг мой, - притворно ласковым голоском произнес Д’Арнатьян, - Сделай одолжение, пожалуйста.
      - Все что угодно, мон хенераль, - воскликнул Планше, и начал напевать военный марш.
      - Заткнись, ублюдок, мать твою! - заорал с плохо сдерживаемым раздражением гасконец. - Мне от твоих песенок выть охота!
      Вот в такой непринужденной атмосфере протекал весь путь до Блево.
      Оказавшись возле монастыря ближе к вечеру, Д’Арнатьян увидел Амариса, бившегося на шпагах с тремя неизвестными. Д’Арнатьян и Планше, не сговариваясь, направили своих лошадей прямо на ничего не подозревавших злодеев. Те с воплями обернулись лицом к новым противникам и тут же поняли, что так делать было нельзя. Амарис в течение полутора секунд сделал три выпада, и острие шпаги трижды выглянуло из груди у всех троих.
      - Ы-ы-ы, - только и сказали они, прежде чем повалились друг на друга.
      - Господи, прими их души, - воскликнул Амарис, размахивая внушительных размеров окровавленной и зазубренной шпагой. Затем, он вытащил из-за пояса клещи и принялся рвать золотые зубы у одного из убитых мерзавцев.
      - Что вы делаете, аббат, - укоризненно заметил Д’Арнатьян, - ведь вы же сын божий, Амарис, мать твою!
      - Это все пойдет на пожертвования для церкви, - отвечал Амарис, взвешивая вырванные зубы на маленьких карманных весах.
      - Слушайте, друг мой, - решил взять быка за яй..., в смысле за рога Д’Арнатьян, - Вы хотите стать богатым и возвыситься? - спросил он напрямую у Амариса, прячущего золотые зубы в сапоге.
      - И сколько это мне будет стоить? - спросил рассудительный Амарис.
      - Пустяки, - отвечал ему гасконец.
      - А, это же Планше, - вдруг воскликнул Амарис. Тебе от Базена сегодня по почте прислали коробку конфет, вот, кстати, и она, - он вытащил из-за пазухи помятую коробку.
      Жадный Планше тут же разорвал коробку и обнаружил маленькую конфетку внутри. Недолго думая, он засунул ее в рот. Спустя несколько секунд он исчез в клубу черного дыма.
      - Ух, ты! - воскликнул Амарис. - А я то хотел ее в унитаз выбросить. В общемонастырский, - добавил он. - А кто из сильных мира сего хочет совершить весьма похвальный поступок, в смысле, облагодетельствовать меня? - спросил он у Д’Арнатьяна, невзирая на громкие крики Планше, лицо которого от копоти походило на грязную негритянскую рожу.
      - Замарини, наместник бога на земле, после Папы Римского, - без обиняков ответил Д’Арнатьян.
      - А, этот, - все оживление Амариса пропало, как оставленный без присмотра кошелек. - Да он скорее удавится из-за двух пистолей, чем кого-нибудь облагодетельствует. И вообще, друг мой, - Амарис, недовольный тем, что его все время называют Амарисом, погрозил пальцем автору. - К сожалению, друг мой, - он вновь обратился к Д’Арнатьяну, - Я отошел сейчас от мирских дел, и не могу участвовать в авантюрах, это меня может скомпрометировать. - И теперь я не такой, как в предыдущей книге, - добавил он.
      Д’Арнатьян в ответ только покачал головой, увидев, как из внутреннего кармана плаща “слуги божьего”, вывалилась надувная резиновая женщина. Так что, если Амарис и изменился, то не очень сильно.
      - Жаль, жаль, - огорченно произнес Д’Арнатьян, озираясь вокруг в поисках насоса. Не найдя вокруг ничего, что могло бы заменить этот хитрый инструмент, наш бравый гасконец помрачнел и вскочил в седло своего коня. Однако чья-то заботливая дружеская рука перерезала подпругу пару-другую минут назад, и Д’Арнатьян свалился в куст репейника. Прощальная улыбка Амариса стала еще шире, отчего аббат Д’Эрблю стал похож на похабного барсука, говорящего по телефону непристойности.
      - Прощай, прощай, мой старый друг, - сказал Д’Эрблю на прощание, и затем, подождав, пока Д’Арнатьян и Планше исчезли из виду, воровато огляделся и вытащил из другого кармана плаща велосипедный качок.
      

      Д’Арнатьян и Планше направились на север, доверившись чутью гасконца. Повсюду они расспрашивали о замке Плафон и толстом господине, некоем дю Баллоне (девичья фамилия Потроса), все, однако начинали плеваться лишь при одном упоминании этого имени. По объему плевков, а также частоте ругательств, гасконец и его спутник все больше убеждался, что они на верном пути, и что совершенно случайно выбирать направление движения присуще не только опытному следопыту. С Д’Арнатьяном по этому поводу был полностью согласен его верный Планше, мастеривший что-то всю дорогу, и бормоча под нос имя Базена.
      Вскоре, однако, верный нюх следопыта начал отказывать Д’Арнатьяну и они в третий раз проехали через один и тот же городок. Им бы долго пришлось блуждать по округе в поисках Потроса, если бы не случайный попутчик - налоговый инспектор, также как и они разыскивавший месье дю Баллона в его новое имение Перрон. В знак старой дружбы Д’Арнатьян отправил вперед Планше, чтобы тот предупредил бедного Потроса о новой для него напасти. Дорога в обществе налоговой крысы, однако не доставила удовольствия гасконцу, постоянно вынужденного клясться в том, что он не брал карманные часы у инспектора, и в том, что он всегда вовремя подает налоговые декларации. Даже когда гасконец выигрывал в карты, а это происходило всю дорогу, он был вынужден обещать “налоговой вши”, что обязательно, непременно, включит сумму выигрыша в свой совокупный годовой доход.
      Вскоре, взору Д’Арнатьяна и налогового инспектора предстал Потрос, посреди голой степи, одетый в лохмотья.
      - Не понимаю, - сказал налоговый прыщ, развернув карту местности, - Здесь должен находиться замок Перрон, купленный недавно господином дю Баллоном де Плафоном.
      - Дю Баллон де Плафон де Перрон, - гордо представился Потрос, дав щелбан лошади, на которой сидел налоговый кровосос. Лошадь, захрипев, повалилась набок, а налоговик плюхнулся лицом в пыль. - Не знаю я ни про какой замок Перрон, - заявил бедный Потрос, - И вообще, у меня одни убытки, - в доказательство Потрос вывернул дырявые карманы, из которых выпорхнула моль.
      - Но у нас совершенно точные сведения, - не сдавался налоговый инспектор, - Вы купили замок и не заплатили НДС, вот ксерокопия договора купли-продажи, - размахивая кипой бумажек, настаивал налоговый инспектор.
      - Не за’мок, а замо’к ! - парировал Потрос. - А согласно акту от тридцатого года от НДС освобождается целый перечень товаров, в число которых входит и замки. - И вообще, - Потрос вытащил двуручную шпагу из ножен, - не надо сюда ездить, тут края глухие, никто не услышит, никто не узнает... - его слова сопровождал свист шпаги, которую он принялся вращать над головой. - Тут убить могут, - он красноречиво выпростал из своих лохмотьев двухстволку восьмого калибра.
      Побледневший сборщик налогов, получив по голове эфесом шпаги от Д’Арнатьяна, бросился бежать, сломя голову.
      - Настало время подавать декларации, - крикнул гасконец.
      - Настало время попрактиковаться в стрельбе, - ухмыльнулся Потрос, насыпая соль в грозное оружие.
      - Бум-бум! - сказала двухстволка.
      - Ай! Уй! - заорал налоговый инспектор, садясь в лужу, чтобы уменьшить боль.
      - Друг мой, - укоризненно сказал Д’Арнатьян, - Зачем же тратить соль, ведь есть же пули, кстати, могу продать. Сам за два пистоля покупал, тебе по дружбе, за один уступлю.
      - Да за один пистоль я куплю в десять раз больше, чем ты предлагаешь, - возмутился Потрос. - К тому же солью больнее. Человек же получает по заслугам, не расставаясь с жизнью.
      - Какой ты гуманный, - сострил Д’Арнатьян, увидев, как из лужи, в которую присел налоговик вынырнул большой крокодил.
      - Это Гаврюша, - похвастался Потрос, - Он солененькое любит. - Предсмертный крик сборщика налогов подтвердил слова “великого гуманиста всех времен и народов”. - Я его купил на аукционе, там он ухитрился съесть аукциониста, благодаря чему никто его не захотел покупать, и я купил его за бесценок.
      - Слушай, - прервал его Д’Арнатьян, которому уже начала надоедать наглая, бесхитростная ложь Потроса, кичившегося своим знатным происхождением, состоянием и связями, словом всем, чего у него никогда не было. - Ты что, в самом деле, купил замо’к ?
      - Не замо’к, а за’мок!
      - И где же он в таком случае?
      - Тут, ответил месье дю Баллон де Плафон де Перрон, доставая из бумажника надувной резиновый замок. - Планше, Мушкетон, ублюдки чертовы, так вас перетак, живо за работу!
      Из травы показались головы Планше и Мушкетона, играющих в карты. Приказание Потроса прервало их в тот самый момент, когда Планше ругался последними словами по поводу того, что в колоде, оказалось, пять джокеров. Мушкетон, сделав невинное лицо, успокаивал его, утверждая, что произошла ошибка и в колоду попали три лишние джокера. При этом у него из кармана выпало еще два джокера, и ему не миновать бы линчевания со стороны Планше, если бы так некстати не вмешался Потрос. Понукаемые пинками со стороны своих хозяев, они взялись за воздушный насос и принялись надувать замок.
      Через пять минут на месте голой степи появилось четырнадцатиэтажное здание замка, стены вокруг замка, лес, виноградники, десяток другой надувных рабынь и даже небольшой резиновый кегельбан.
      - Да, - протянул гасконец. - Немудрено, что тебя налоговые крысы донимают.
      - Купил на дешевой распродаже, - начал хвастаться Потрос. А еще, под этот замок я уже пять раз ипотечные кредиты получал. И вообще, я богатый человек, у меня пятьдесят тысяч ливров годового дохода. Эх, если бы у меня было бы звание барона, мне бы кредитов больше давали бы, - вздохнул он.
      - Кстати, я как раз могу это устроить, - сказал добрый Д’Арнатьян. - И ничего особенного делать не придется, ну разве что проткнуть кого-нибудь, словом все как раньше.
      - Так мы едем путешествовать? - радостно воскликнул Потрос. - Тогда я замок с собой возьму, ведь ночевать в гостиницах это сплошное разорение просто.
      - О'кей, - сказал Д’Арнатьян, - смачно сплюнув в резиновую траву. - Только Вы, друг мой, сначала езжайте в Париж без меня. А я заеду за Отосом, кстати, не знаете, где он живет?
      - В имении Бражелон, доставшемся ему по наследству от внезапно умершего родственника, - ответил Потрос, закрываясь в одном из резиновых туалетов, расположенных вокруг замка.
      - Внезапно? - переспросил Д’Арнатьян, - Отос, насколько я его помню ничего внезапно не делает, ну если только деньги нужны.
      - Может быть, это не он? - высказал догадку Потрос, и как всегда ошибся.
      - Планше, мы уезжаем, сразу после того, как только я поем. Накорми лошадей, а я пока посплю. С этими словами он пинул Планше и, повалившись как сноп в резиновую траву, захрапел. Планше от злости пнул резиновую собаку, сторожившую резиновый замок Потроса, после чего, как порядочный слуга и скотина, наплевав на приказание, улегся в резиновую траву.
      Однако Потрос, следуя обычаям гостеприимства, позаботился о корме для лошадей, накормив их протухшим гороховым пюре. Д’Арнатьян и Планше на свою беду обнаружили это уже в пути, так что пришлось привязать бесчувственного Планше к седлу, а опытный Д’Арнатьян, привыкший всего ожидать от друзей, надел противогаз, припасенный для таких случаев. В целом же, пейзаж вокруг омрачался только тем, что на всем пути падали замертво звери и птицы, оказавшиеся в пределах досягаемости воздушных последствий горохового пюре. Разозлившись, гасконец написал донос на Потроса в налоговую полицию.
      

      Подъехав к имению Бражелон, Д’Арнатьян в изумлении остановился и, развязав веревку, благодаря которой Планше даже потеряв сознание, прямо сидел в седле (если он сидел не прямо, веревка врезалась ему в шею), столкнул Планше с лошади, чтобы привести его в чувство.
      - Ой, бля! - воскликнул Планше, - то ли выражая неудовольствие по поводу столь болезненного пробуждения, то ли пораженный увиденным.
      Замок Бражелон, а это был именно он (об этом свидетельствовал указатель, лежавший в пыли у дороги), был вовсе не похож на жилище алкоголика, каковым, как ожидал Д’Арнатьян, должен был стать его друг еще лет восемнадцать назад. Нет, скорее замок был похож на дом умалишенных: здание опоясывалось тремя кольцами колючей проволоки под напряжением электричества, пулеметными вышками, миниатюрными минными полями и рвом, заполненным помойными отходами, накопленными, судя по всему, если учитывать глубину рва, за последние две тысячи лет. Запах рва сбивал все самолеты, пролетавшие мимо. Посреди двора виднелись останки орбитальной станции, также, сбитой этим химическим оружием. Словом дом нисколько не соответствовал характеру благородного Отоса, молчуна и выпивохи, рубахи - парня.
      - Неужели он умер? - с надеждой спросил сам у себя Д’Арнатьян, который лет двадцать с половиной назад одолжил у “старины Отоса” полпистоля. - Планше, иди и узнай все, я не решаюсь даже спросить, жив ли мой друг, - понюхав луковицу и вытерев слезы, выступившие на глазах, добавил благородный гасконец.
      Исполнительный Планше деловито осмотрелся вокруг и увидел какого-то паренька, гулявшего с пулеметом наперевес по территории внутри замка.
      - Эй, малый, иди-ка сюда, - не совсем вежливо, закричал Планше. - Промудоблядский загребаный педераст, язвить твою душу за ногу, бля, - сказал он и страшно выругался. - Оглох что ли, - заорал снова, не увидев на лице неизвестного обитателя замка никакой реакции. Прошло около минуты, прежде чем до незнакомца дошел смысл высказываний Планше.
      - Оккупанты, - завизжал вдруг тот, направляя выщербленное от частого употребления дуло пулемета в сторону Планше. - Янки гоу хоум! Смерть джи-ай! Да здравствует Папа Карла Маркс, друг всех рабочих и угнетенных! - провизжал он на самой высокой ноте, на которой только можно визжать от боли в ампутированных по ошибке врачей гениталиях при операции по лечению насморка. После чего, парень, наслушавшийся нео-мао-марксистской помойной бредятины и накурившийся марихуаны под завязку, решил подкрепить свои лозунги реальными делами и открыл шквальный огонь.
      - Трах-тах-тах-тах-тах-тах-тах-тарахтах...- завыл пулемет, удерживаемый трясущимися руками несгибаемого борца за коммунизм. Несмотря на то, что расстояние до Планше и Д’Арнатьяна было всего метров пятьдесят-шестьдесят, неизвестный все-таки умудрился не попасть в них, несмотря на высокую кучность стрельбы. Пули свистели рядом с нашими героями, но не задевали их. Зато лимузин, ехавший по дороге, метрах в двадцати слева от наших героев, оказался нашпигован свинцом, как рождественская елка иголками. Взрыв, разметал обломки лимузина, один из которых ударил незадачливого стрелка по кумполу, и тот с громким душераздирающим криком упал. Через три секунды он поднял голову и прокричал:
      - Папа! Убивают! - после чего вновь уронил голову.
      

      Не прошло и получаса, как на пороге дома, зевая и рыгая, появился человек с благородной осанкой. В руках у него был перочинный ножик, которым он ковырял в зубах. Взглянув на происходящее, он зевая вновь скрылся за дверью, после чего, спустя несколько минут появился на крыльце в черном широкополом плаще, из-под которого выглядывал новехонький с иголочки мундир эсэсовца. На груди у него висел “шмайсер”, а в руках по-прежнему находился перочинный ножик. На глазах красовались черные очки с треснувшими стеклами, отчего незнакомец ужасно походил на кота Базилио. Фуражка с высоким верхом на голове, ужасно напоминала Д’Арнатьяну идиотское кепи Отоса, которое тот всегда носил, когда напивался до бесчувственного состояния.
      - Эта фуражка ужасно напоминает мне идиотское кепи Отоса, которое он всегда носил, когда напивался до бесчувственного состояния, - пробормотал про себя гасконец.
      - Неужели Отос? - с волнением в голосе, хрипло произнес, надеявшийся на обратное Д’Арнатьян. - точно, Отос! - решил для себя Д’Арнатьян, увидев, что незнакомец наступил на собственный плащ, и покатился по ступенькам лестницы. - Граф де Ла Фер, собственной персоной, мать его так! - слезы радости появились на глазах гасконца. Отбросив ненужную больше луковицу, он направился к незнакомцу. - Надеюсь, он уже забыл про полпистоля, которые я у него одолжил лет двадцать с половиной назад, - с надеждой подумал наш герой, приближаясь к своему старому другу.
      - Отос! Старина! Это я Д’Арнатьян! - громко крикнул он, надеясь, что тот не станет сначала стрелять, а потом разбираться.
      - Д’Арнатьян! Мой дорогой друг! - узнал Отос Д’Арнатьяна и выстрелил в цепь подъемного моста. Однако он промахнулся и попал в спящего на часах привратника с большим ружьем. Тот уткнулся носом в кнопку управления мостом и, тем самым, опустил мост, совершив, по мнению Отоса единственно полезный поступок в своей жизни, которая состояла из трех незамысловатых частей - жранья, спанья и посещения туалета.
      Мост, состоявший из кривой доски, со свистом опустился, ударив неосторожного Планше по голове. Д’Арнатьян и Отос бросились навстречу друг другу. Поскользнувшись у начала моста, гасконец начал терять равновесие и врезался головой в живот Отоса. Спустя несколько секунд, друзья поднялись и обнялись.
      - Д’Арнатьян, мой друг, - друзья еще раз обнялись, - надеюсь, Вы привезли мне мои полпистоля, - с надеждой в голосе и со слезами на глазах (после удара головой в живот) промолвил Отос.
      - О, я привез Вам нечто большее, - ответил наш благородный гасконец, приклеивая на спину друга бумажку с надписью “Отос-дурак”. Я предлагаю Вам все, что захотите.
      Отос, поморщившись оттого, что его все время называют Отосом, показал автору кулак и незаметно сплюнул Д’Арнатьяну на сапоги.
      - Пойдемте в дом, друг мой, там все и обсудим, - предложил Отос (он же граф де Ла Фер). Да кстати, это мой приемный сын Рауль, - он показал на сумасшедшего с пулеметом.
      К удивлению Д’Арнатьяна, тот оказался при ближайшем рассмотрении довольно молодым (лет двадцать) парнем. Показав лейтенанту королевских мушкетеров язык, отчего вдруг ужасно стал напоминать Отоса, он спросил у своего, судя по всему, приемного отца:
      - Пап, можно я их убью немножко? - и показал на Д’Арнатьяна с Планше.
      - Хороший мальчик, - криво улыбнулся гасконец, застегивая пуленепробиваемый жилет.
      - И, судя по всему, воспитан как настоящий дворянин, - фальшиво добавил Планше, прячась за спины графа де Ла Фер и Д’Арнатьяна.
      - Заткнись! - одновременно сказали Д’Арнатьян с Отосом, пиная Планше.
      - Вот Рауль, познакомься, это шевалье Д’Арнатьян, о котором я так много рассказывал, - с любовью в голосе, сказал граф де Ла Фер, ткнув длинным указательным пальцем в живот Д’Арнатьяна.
      - Ты тот самый Д’Арнатьян, который должен папе полпистоля? - спросил любознательный Рауль, направляя на Д’Арнатьяна дуло большого пистолета.
      - А у тебя есть права на ношение оружия? - сориентировался находчивый Д’Арнатьян. - Кстати, могу продать, есть даже права на ношение атомной бомбы.