17

ПАМЯТЬ

Потом боль прошла. Он превратился в пару перчаток, висящих в темноте, вокруг них полукругом расположились кубы и иконки. Чуть дальше виднелась спираль из точек.

Пока Фаэтон пытался вытащить из шеи кинжал, перчатки, как когтистые лапы, молотили по воздуху. Сверху возник красный восьмиугольник и завис в воздухе – система не могла расшифровать его жесты.

Но вот наконец ум его прояснился, вернулась свобода движений, а вместе с ними и тревога. Он поднял левый указательный палец, что означало запрос о состоянии.

Верхний куб раскрылся, стала видна панель. Фаэтон по-прежнему был Фаэтоном Изначальным (Реликтом в отношении закона) из рода Радамант (аварийный парциал).

Хорошо. Обычно, когда он приходил в себя в таком состоянии, это означало, что он только что умер, а в банке ноуменальных копий пробуждается его дублирующая личность. Ну что ж, вопреки всем ожиданиям он не умер.

Боль была достаточно сильна, чтобы подключилась его аварийная подличность. Спокойная, быстро соображавшая подличность Фаэтона активировалась. Фаэтон сам создавал эту личность на случай аварии в космосе, а значит, навряд ли кто-то знает о том, что она существует, тем более враг.

Потом он взглянул на запястье левой перчатки – запрос о времени. Отсчет времени был ускорен до максимального предела, значит, снаружи время почти не просачивалось. Возможно, тело его манекена еще даже не коснулось земли.

Чисто рефлекторно Фаэтон (или, скорее, его аварийный вариант) переключился с мозга с обычными, замедленными биопроцессами на сверхпроводную нервную систему мозга дублирующего. Поэтому мысли его неслись с невиданной скоростью. Когда чрезвычайная ситуация будет разрешена, все мысли и заключения, к которым он придет в этом ускоренном режиме, будут добавлены в его настоящий мозг.

Его аварийная личность перекрыла все эмоциональные центры в гипоталамусе, а также отключила средний мозг, отвечающий за нормальные физические реакции, сопутствующие шоковому состоянию и потере крови, вызванным тяжелым ранением. Это было очень кстати, он обнаружил, что в командную строку Красной школы были включены сенсорные программы, преувеличивающие боль, страх и страдания, а также инструкции записывать временные страхи и «эмоциональные рубцы» в таламус и средний мозг жертвы. Красные манориалы обожали драматизм.

Фаэтон без труда отключил эти команды.

Он больше не чувствовал ни боли, ни страха, ни удивления, у его аварийной персоны не было возможностей их испытывать.

Приложения действующей системы связи показывали, что через схему средней виртуальности прошла группа незарегистрированных сигналов. Первая группа была простой сенсорной симуляцией, целью которой было создать внешние и внутренние ощущения моментальной насильственной смерти. Особый интерес представлял собой псевдосверхразумный вирус, который проник в главные системы, замаскировался, перепрограммировался и выскользнул через один из контролирующих каналов, соединяющих его с медицинскими аппаратами, поддерживающими жизнедеятельность тела Фаэтона.

Перчатка коснулась верхнего правого края окна, открывая медицинские показатели. Сразу распахнулись десятки окон, словно рассыпавшаяся колода карт. Следы вируса просматривались в буферах безопасности. Буферы располагали программами самозащиты, разработанными много веков тому назад, являя собой исторический раритет, но традиции Серебристо-серой требовали отводить часть мыслительного пространства под нее. Они были установлены в тот год, когда он прошел экзамен на зрелость.

Несколько программ одновременно репродуцировали вирус, пытаясь его уничтожить, так что вирусу не удается замести все следы. Это было похоже на сторожевых собак, которым удалось оторвать куски одежды нарушителя.

Другая программа-реконструктор заработала по его команде. Обычно ее применяли в тех случаях, когда метеорит повреждал сервомотор или другой удаленный узел, чтобы восстановить поврежденные программные средства. Так же как можно реконструировать костюм нарушителя по куску одежды, программа помогла Фаэтону вывести рабочую модель вируса, попавшего в его систему. Вирус был самоосознающим, даже чуть умнее человека. Он был существом меланхоличным, понимающим, что жизнь его ограничена несколькими секундами существования, его ставил в тупик тот внешний мир, существование которого он смог вывести. Но философские размышления не отвлекали его от исполнения своего долга. Он отмахнулся от системы безопасности Фаэтона, как от назойливого комара, незначительного, когда речь идет о жизни и смерти.

Вирус воевал. В отчаянной попытке примириться со своей краткой и злобной жизнью вирус моментально создал «вирусную цивилизацию». Отдельные фрагментарные записи показывали, что за долю третьей наносекунды существо воспроизвело тысячи себе подобных, развило некое фантастическое искусство, литературу и что-то еще, названия чего Фаэтон не знал. Вирусная цивилизация выстояла в нескольких схватках с системой безопасности, охраняющей интерфейс общественного пункта связи приюта Благотворительных.

У Благотворительной композиции был длительный опыт борьбы с мыслительными вирусами еще в Пятую эру и даже опыт войны за свое утверждение в самом начале Четвертой. Благотворительные были очень старым коллективным разумом, у них сохранились старые, но эффективные приемы.

Вирусная цивилизация, хотя и изрядно побитая, выиграла войну и сумела разрушить большую часть защитного интерфейса, прикрывающего настоящее тело Фаэтона, находящееся снаружи в бессознательном состоянии. Вирус должен был подменить медицинскую программу, контролирующую тело, и заставить сервомоторы остановить его сердце, нервную деятельность и сделать процесс необратимым. Другая часть вирусной цивилизации, образовавшая нечто вроде особого класса крестоносцев или ордена воинов-поэтов, должна была покинуть мозг Фаэтона, как только поступит информация о его смерти, и отслеживать все сигналы в Ноуменальной ментальности, разрушая и стирая вновь появляющиеся версии его личности. Вирусы будут прятаться, размножаться и снова прятаться, они будут жить считанные наносекунды или целые столетия, столько, сколько понадобится, чтобы уничтожить все копии Фаэтона, с тем чтобы ни одна из них не смогла подсоединиться к Ноуменальной ментальности.

Вирусная цивилизация была достаточно сильна, чтобы справиться с защитными действиями и программами Благотворительных. Это и неудивительно: сама природа коллективного разума не предполагала существования конфиденциальности в высших командных структурах. По всей видимости, создатель первоначального вируса изучил технологии Благотворительных, используя общественные каналы.

Сначала Фаэтон не понял, почему в конечном итоге провалилась атака вируса. В этой ипостаси воображение его работало плохо, ведь, в конце концов, действующая в данный момент копия его личности была предназначена не для анализа хода войны разумов, а для быстрого противодействия аварии в космосе.

Затем он решил посмотреть журнал регистрации. Там-то он и нашел то, что искал. С вирусом покончили не защитные действия Благотворительных. Это сделал его костюм, его золотые доспехи. Связь между медицинским контейнером и его телом с контурами его головного мозга проходила через интерфейсы его костюма. Когда команда вируса попыталась покинуть мозг Фаэтона и пробраться в медицинский контейнер, золотые доспехи захлопнулись, отрезая все связи Фаэтона с контейнером, где лежало его тело. Никакие сообщения не могли проникнуть внутрь или выйти наружу, впрочем, как и энергия. Сквозь защитные системы его доспехов не могла пройти никакая форма энергии, даже концентрированный термоядерный взрыв не смог бы его просто поцарапать. Фаэтон не умер по-настоящему только потому, что подкладка его костюма была запрограммирована на защиту и поддержание его жизни. Костюм сам производил те необходимые медицинские манипуляции, которые обычно оказывали Благотворительные в своих общественных контейнерах.

Так что Фаэтон был в безопасности. Он все еще не очень понимал, что же произошло, но мог ничего не бояться.

Его аварийная личность работала с удивительной тщательностью. Когда Фаэтон еще раз пробежался по регистрациям, он натолкнулся на запись, которая сначала показалась ему не имеющей отношения к происходящему. В ту страшную минуту, когда он, почти ослепший от ранения, начал падать, он попытался вызвать помощь. В журнале было записано, что софотек Радамант отозвался и был на линии. Однако вирус заново переписал себя, вероятно, приняв при этом конфигурацию, более подходящую для нечеловеческого разума, и отправил себя по открывшейся линии. В следующую пикосекунду распознающий сигнал Радаманта был искажен. Линия закрылась раньше, чем костюм отключил все, словно Радамант пострадал от нападения.

Аварийная личность не отличалась эмоциональностью, но зато она знала, что недостаток информации, особенно в кризисный момент, опасен, а то и смертелен. Теперь сомнений не было. Аткинс был абсолютно прав. Это был враг, он пытался совершить убийство, и лишь случайность помешала ему. Радамант, как и все, кто пользовался его системами – отец, компаньоны, руководители и подчиненные, случайные пользователи, даже та милая симпатичная девушка, реликт Дафны, что была в него влюблена, – все были в опасности.

Фаэтон обязан был защитить эту девушку. Несмотря на то что аварийная личность Фаэтона была лишена эмоций, строгие инструкции, которым она следовала, в случае аварии предписывали ей в первую очередь спасать женщин и детей, так что и ей не чуждо было некоторое рыцарство.

Аварийная версия ломала голову над прощальными словами Скарамуша: «Вам не скрыть свою вину».

Кто же этот Ксенофонт?

Вероятно, эту загадку он решить не сможет. Катастрофа не была чисто инженерной. Здесь не произошло декомпрессионного взрыва, не рухнуло поле псевдовещества, не произошла утечка антиматерии или что-либо еще, что было бы просто и понятно, и на этот случай у него не было готовых продуманных решений.

Тогда Фаэтон-парциал открыл свой дневник.

«Когда вернется моя обычная личность, я могу этого не вспомнить. На меня навалятся другие проблемы и переживания. Возможно, тогда ты и не вспомнишь, каким простым и ясным все кажется мне сейчас. Я пишу это послание, чтобы напомнить тебе об этом. Все просто. Положение отчаянное. Могут погибнуть люди. Мои личные проблемы сейчас второстепенны. Я обязан открыть шкатулку с памятью и узнать всю информацию, которая привела к катастрофе. Не зная причины, я буду беспомощен и не смогу предотвратить повторения. Я должен поступить именно так, даже если расплата будет слишком тяжела».

Все еще находясь в состоянии аварийной личности, Фаэтон еще раз посмотрел на панель состояний и журнал регистрации. Непосредственная опасность миновала.

Или нет? Он открыл несколько диапазонов своих доспехов и обследовал окружающую обстановку.

Его тело по-прежнему плавало в медицинской жидкости в контейнере приюта, хотя контейнер был поврежден, когда захлопывался щиток шлема. Проводки и отрезанные трубки свисали с воротника. Все остальные схемы контейнера не были затронуты вирусом. С пульта, расположенного в наплечниках, к телефону и к гнездам телепрезентации на стенке контейнера мог присоединиться луч с высокой степенью сжатия.

Он коснулся золотого диска своей пустой перчаткой.

– Радамант, ты не пострадал?

Знакомый голос, Фаэтон про себя называл его пингвиньим, зазвучал в ухе:

– Конечно нет, мой мальчик. С чего бы вдруг?

У Фаэтона отлегло от сердца. С аварией покончено. Свою аварийную версию он снова отправил спать, вернулся в обычное тело с обычной, довольно медленной, скоростью мысли, и тотчас ярость, страх и тревога навалились на него.

– Кто-то пытался меня убить!

– В наше-то время? Это совершенно невозможно!

– Я еду домой.

Он открыл дополнительные каналы связи, чтобы подготовиться к телепроекции. Потом перешел из средней виртуальности в глубокую и, мысленно распахнув двери поместья Радамант, ступил на плиты вестибюля, испуганно озираясь.

Радамант, принявший вид располневшего дворецкого, смотрел на него изумленно.

– Что произошло?

Отодвинув его, Фаэтон бросился к двери, ведущей наверх. Радамант плелся за ним, тяжело дыша.

– Что? Да что происходит?

Фаэтон приостановился перед дверями зала Воспоминаний, чтобы перевести дух. Здесь было утро. Сквозь окна, все еще влажные от росы, в комнату проникали косые солнечные лучи, желтые, словно золотые. В раскрытые окна лилась утренняя прохлада. Серебряные и медные шкатулки слева и справа от него поблескивали, словно покрытые коркой льда. Фаэтон мог видеть, как пар шел у него изо рта.

Вон там, на нижней полке у окна, залитая солнечным светом, стояла шкатулка.

Даже отсюда на ней можно было прочитать надпись: «Печаль, глубокая печаль и невиданные деяния покоятся во мне – здесь сокрыта правда».

Радамант тронул его за плечо.

– Фаэтон, пожалуйста, скажи, что случилось.

Фаэтон вступил в комнату, но тут же оглянулся через плечо и посмотрел на Радаманта. Слова, которые, будучи парциалом, он написал сам себе, все еще звучали у него в ушах: «Все просто. Я должен поступить именно так, даже если расплата будет слишком тяжела».

– Ты понял, что на тебя нападал нептунский вирус? – спросил Фаэтон Радаманта.

– Предвидя ваши распоряжения, сэр, я обратился в полицию, они создали новый вид софотека на основе исторических записей. Его зовут Гончая. Так вот, Гончая провел несколько исследований на основе имеющейся информации, но не нашел ни одной ниточки. Я загрузил свою копию, чтобы ее проверил Юго-Западный сверхразум, принадлежащий к Эннеадам. Они также не нашли никакого свидетельства того, что мне пытались нанести ущерб. Вы полагаете, что вы подверглись серьезному нападению, так ведь?

– Ты что, думаешь, мне все это просто померещилось?

– Такое объяснение было бы вполне логичным. Иначе нам придется признать, что либо один из софотеков Разума Земли – предатель, либо, кроме нашей, существует еще одна технически развитая цивилизация, которая знает о нас, находится среди нас, знакома с нашими системами, но при этом они скрываются, и скрываются так хорошо, что мы и не подозреваем об их существовании.

– Все остальные предположения так же невероятны, Радамант. Когда в последний раз ты слышал о преступлении, совершенном в нашем обществе? Если предположить, что кто-то вторгся в мою нервную систему без моего на то согласия, это насилие над разумом, чего наш мир не знал со времен Пятой эры. С другой стороны, если это было сделано с моего согласия, значит, я должен был знать, что я открою шкатулку сейчас. Одним словом, я должен пройти через это. Не один я вспомню, что я сделал. Все шкатулки, созданные по соглашению в Лакшми, тоже откроются. Если я не смогу разобраться со всем этим, кто-то же должен это сделать. И не говори мне о наказании, которое меня постигнет! Возможно, вся Золотая Ойкумена в опасности!

Несколько шагов – и он пересек комнату. Шкатулка уже была у него в руках.

– Дафна хочет поговорить с тобой, она просит тебя остановиться. Молодая леди в ярости.

Фаэтон остановился, лицо засветилось надеждой: «Моя Дафна? Может ли это быть?»

– Нет, Дафна Терциус Освобожденная. Жена-кукла.

Одна из тех, чей мозг был подключен к системе Радаманта. Если система взломана…

Лицо Фаэтона вновь стало безразличным.

– Скажи ей, что я собираюсь спасать людей, причем ее тоже.

Он повернул ключ. Тотчас вспыхнули кроваво-красные буквы. «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: здесь хранятся шаблоны памяти…»

– Софотек Гончая также на линии, он хотел бы провести исследования вашего мозга на предмет постороннего вмешательства, но до вашего разума могут добраться только узкополосные схемы приюта. Снимите доспехи.

– Ни за что. Тебя вполне мог захватить вражеский софотек, насколько мне известно.

– Бессмертные не должны принимать поспешных решений. Подумайте век или два, прежде чем принимать подобное решение, молодой хозяин…

Послание Ксенофонта все еще звучало в голове: «Ты знаешь, в чем твоя вина. Умри!» Фаэтон ничего не знал, а потому ничего и не понял: «Все просто. Я должен поступить именно так, даже если расплата будет слишком тяжела».

– Никто не может считать себя бессмертным, если его попытались убить. И времени у нас нет. Нужно действовать, пока не все следы уничтожены. Настоящее тело нептунца не могло уйти далеко от мавзолея Вечерней Звезды.

– Но там нет никаких нептунцев, ничего подобного, нет даже намеков, что кто-то был там.

– Значит, следы уже уничтожены! Как только я вспомню, кто такой Ксенофонт, я пойму, что здесь происходит!

Радамант протянул руку, но замер, не прикоснувшись к напряженной руке Фаэтона, лежавшей на крышке шкатулки.

– Сэр! Дафна просит, чтобы я не исполнял вашего приказания и не открывал память. Она заявляет, что имеет на это право как ваша жена, она считает, что вы не в своем уме. Она настаивает, что, если я остановлю вас силой, вы поймете меня и позднее, когда придете в себя, простите.

Фаэтон посмотрел на него с бесконечным удивлением. Потом решился.

Он не произнес ни слова.

Радамант сделал шаг назад, убрав руку со шкатулки. Он печально улыбался и как будто стал меньше ростом.

– Я просто хотел, чтобы вы знали, сэр.

Фаэтон открыл коробку.

На дне шкатулки лежало нечто загадочное, словно сияющая драгоценность. Оно зашевелилось, потом, как раскрывающийся цветок, огненными лепестками ринулось вперед, увеличилось до размеров вселенной и заполнило собой все вокруг…

Он как будто проснулся.

Реакция его тела была очень болезненной. В животе он почувствовал огонь и тяжесть, он согнулся пополам, во рту появилась горечь.

Лицо заливал пот.

– Что это такое? – спросил Фаэтон, глядя на Радаманта.

– Это внутренние и парасимпатические реакции, сопровождающие ненависть и бессильную злобу.

– Но я не помню… кого я мог ненавидеть так сильно… – Фаэтон посмотрел на свои трясущиеся пальцы. Потом прошептал: – Он был прекрасен. Прекрасен, почти идеален. Они убили его. Кто убил? Почему я не помню?

– Ваш мозг еще не адаптировался, сэр. Это обычные реакции для нейроструктур с многоуровневым сознанием, для таких, как ваша. Ваш мозг пытается восстановить разрушенные ассоциативные связи памяти, сознательные и подсознательные. Поскольку вы принадлежите к Серебристо-серой, ваш мозг пытается перейти к глубокому сну, что является обычным состоянием для традиционных нервных структур в подобных ситуациях.

Фаэтон уперся ладонями в колени и с трудом выпрямился. Он разговаривал сам с собой.

– Инвариантным не приходится переживать шок при адаптации! Чародеи управляются со своими грезами, как возничий с ретивыми конями! Почему только мы должны проходить через такую мучительную боль? Или это плата за право быть человеком?

– Протокол Серебристо-серой запрещает мне ослаблять ваши естественные реакции. Но теперь, когда вы больше не принадлежите к школе, я могу позволить себе…

Фаэтон вытер пот со лба кусочком черной подкладки своего костюма.

– Нет, спасибо, со мной все в порядке. Просто для меня было неожиданностью, что я так их ненавижу… Не очень-то это по-мужски, как думаешь? – Он попытался рассмеяться. – На самом деле, они ведь разорвали мой корабль на кусочки! Изуродовали его! Как каннибалы! Как подонки!