Глаза ее слипались, волосы рассыпались по белой медвежьей шкуре.

– Вот бы Ворон оказался здесь, подоткнул бы одеяло, поцеловал и крепко обнял меня. Он такой сильный! Он может поднять меня одной рукой. И удержать одной рукой, чтоб не убежала. Мой Ворон!

А потом она заснула.

Венди встала и нашла загнутый металлический крюк, на котором картина крепилась к стене, хотя раньше не заметила его в этом месте. Но теперь он торчал на виду, поблескивая в свете камина. Она откинула крюк, и картина распахнулась на петлях, словно дверь.

За ней открылся лес стройных серебристых деревьев с узкими белоснежными листьями – лес прекрасный и бледный, словно вишневая роща в цвету, и благоухающий тонкими ароматами. Прохлада и свежесть наполняли воздух, и каждый вдох рождал восхищение. Яркий, как в полдень, свет не давал теней, все представало глазу чистым и нетронутым. Тем не менее звезды над головой сияли яркими алмазными иглами.

Это был лес, неведомый миру.

И все предметы: деревья, трава, россыпи драгоценных камней – казались верхом совершенства, такими, какими они должны быть по-настоящему, будто их земные тени – не более чем отражения, призванные напоминать человеческим глазам о вещах из горних миров. Так портрет в медальоне призван напоминать человеку о его любви, когда возлюбленный далеко, но обещал вернуться.

Венди не успела углубиться в это царство чистой красоты, как ее счастье обернулось ужасом и страхом. Небо потемнело, словно затянутое облаками, и лепестки чистых белых листьев начали сворачиваться и опадать. Будто листва клена осенью, эти белые листья в полете становились красными, как кровь, и вскоре траву покрыла рубиновая россыпь.

Венди откуда-то знала, что эта осень никогда не сменится весной; что в отличие от земных деревьев, которые умирают и возрождаются каждый год, эти деревья вечной весны перейдут в бесконечную ледяную зиму, чтобы никогда не проснуться снова.

Юная женщина расплакалась, и слезы ее текли так же густо, как падавшие листья.

А листья продолжали сворачиваться и падать, и Венди начала различать среди ближайших деревьев изящное создание, то и дело пропадавшее из виду на фоне белоснежных крон. Его очертания становились тем яснее, чем больше листьев стекало кровью с нагих ветвей.

Создание было изящно, словно лань, и сильнее арабского скакуна. Шкура белела, как снег, грива и хвост казались сотканными из лунного света, а чистый лоб венчал единственный рог, подобный закрученному спиралью узкому клинку.

Все больше листьев умирали у нее за спиной, их белизна покидала мир, и ее жуткая красота становилась все видней, ибо постепенно все четче проступала на фоне углов и теней нагих ветвей и сухих сучьев.

Она шагнула ближе, ее раздвоенные копытца вздымали шелестящие облачка сухих листьев, а те немногие, что еще не утратили своей белизны, медленно кружась, опускались на землю вокруг нее, словно ласковый, теплый и ароматный снег. Внезапный порыв ветра пригнул все древесные кроны, и в метели бледных белых листьев пропало все, кроме склонившей голову царственной фигуры, подходившей все ближе.

Единорог коснулась плеча Венди рогом, словно королева, посвящающая своего пажа в рыцари. Печаль тут же улетучилась, и юную женщину наполнило ощущение тихой радости и нерушимой силы. Ей показалось, что создавший это место, кто бы он ни был, воссоздаст его в прежнем блеске, если пожелает, исцелив и очистив от скверны. И эта сила находится так же близко, как единорог, когда листья были в цвету: незаметная для смертных глаз, хотя и прямо на виду.

Единорог положила голову Венди на колени, и та нежно погладила ласкового зверя. Затем юная женщина хихикнула:

– Что бы сказал Ворон! Точно обиделся бы, узнай он, что ты сочла меня девственницей.

Единорог подняла свою благородную голову, и Венди опечалилась, увидев дрожащие в лавандовых глазах две хрустальные слезы.

– Ой… Что такое? Ну что?.. – Она расстроилась еще сильнее, потому что, утешенная дивным созданием, не могла утешить ее в ответ.

Единорог отступила на шаг, изогнула красивую шею и указала куда-то рогом.

Два дерева, чьи листья уже совсем покраснели, теперь почернели. Стволы их начали разлагаться, пошла ужасная вонь. Между гниющими стволами появился человек, чью фигуру окутывали глубокие сумерки, ибо павшая на лес тень исходила от него. Плечи его укрывал плащ из белого меха зимних лис, а стальной шпиль венчал острие шлема. Под забралом, сделанным из конского черепа, виднелось лицо…

Это был суровый темноглазый человек, которого Венди видела на портрете.

За поясом у него торчал спиральный серебряный рог.

Призрачное сияние окружало рог, словно его сняли с живого существа всего несколько минут назад и он еще не утратил жизненную силу. В одной руке человек держал окровавленный нож. Кровь была темно-красная, почти лиловая, а там, где она капала на землю, даже если капли попадали на сгнившую под следами человека траву, вырастали цветы.

Единорог заговорила, словно ветер зашумел в лесу:

– Почему ты убил моего спутника, единственного в мире, кроме меня, представителя нашего племени? Мы не тронули Адама, когда его изгнали из сада, хотя он заслужил смерти, вкусив предназначенный лишь для нас плод.

Человек ответил:

– Единорогам дано проходить живыми и невредимыми между мирами. Эту способность я намерен даровать человечеству. Я пролил кровь твоего супруга и забрал у него рог, ибо он содержит ключ этой способности.

Единорог наклонила голову. Рог ее сиял, словно звездный свет на снегу.

– Ты хвалишься убийством, но берегись! Престолы, власти и силы небесные сходят на мою защиту. Я уже чувствую, как моя кровь превращается в ихор – мне даровано бессмертие, дабы мой род не угас окончательно, хотя я теперь единственный его представитель. Ты уже лишен своего прежнего имени: птица, что хранит его для тебя, больше никогда не слетит тебе на руку. Я нарекаю тебя заново, и да зовешься ты Азраилом, подобно ангелу смерти.

– Я горжусь этим именем, супруга Белого Оленя! Ибо я стану смертью небесной власти и новым рождением земной жизни!

Но глаза его исполнились глухого ужаса, несмотря на звенящую дерзость его слов.

Единорог отступала, львиный хвост хлестал ее по бокам.

– Если ты посягнешь на скипетр Всевышнего, то получишь его только в виде палки поперек спины. Ибо все твари служат Ему: и те, кто бунтует, и те, кто повинуется.

– На данный момент я удовольствуюсь скипетром, который носите вы, мадам, у себя на лбу.

И он широкими шагами двинулся вперед, обагренный нож дымился, а деревья и цветы чернели, сворачивались и погибали там, куда падала его тень.

Единорог повернулась к нему спиной и оглянулась через плечо.

– Если хочешь сражаться, берегись! Утренняя Звезда, светлейший из князей небесных, что является повелителем ночи, спустился со звездных небес защитить меня.

Между деревьев брызнуло бело-голубое и золотое сияние. Чистые лучи дробились среди ветвей, словно на заре, но становились все ближе, как будто солнце шло по лесу пешком. Грянула музыка. Дальняя сторона леса сделалась слишком яркой для глаз, хотя носитель света еще не показывался.

Он надвигался с грохотом лавины, шелест могучих крыл едва не сбивал с ног. Музыка потонула в реве труб, от которого сотрясались и земля, и небо.

Крик единорога вознесся над всепоглощающим громом, словно набатный колокол:

– Отдай рог, раскайся и спаси себя!

Но Азраил как можно крепче стиснул заткнутый за пояс рог и повернул нож против надвигающегося урагана света.

Единорог обернулась к Венди:

– Садись ко мне на спину, и я верну тебя в надлежащие тебе мир и эпоху, ибо теперешние гораздо раньше твоего времени. Держись крепко! Я быстра и могу обогнать забывчивость, которая в противном случае овладеет тобой. Все это тебе показали неспроста. Готова?

– Ода!

И Венди снилась скорость, скорость, скорость, и она смеялась и визжала от радости.

Обняв руками сильную шею единорога, Венди наклонилась вперед и прошептала ей на ухо, пока под ногами проносились звезды и облака:

– Пожалуйста, пожалуйста, не могла бы ты позволить мне вспомнить, как летать?

И зарылась лицом в благоуханную единорожью гриву.

Грива менялась у нее под руками, превращаясь в густую мягкость медвежьей шкуры.

Сияющий рог уменьшился и превратился в крохотную лампу на каминной полке. Венди снова благополучно возлежала на диване, а слабый огонь распространял красноватое тепло по затемненной комнате, но ощущение полета пронизывало все тело.

Венди встала и обнаружила загнутый металлический крюк, которым картина крепилась к стене, хотя раньше уже искала в этом месте. Но вот он здесь, поблескивает в свете камина. Из любопытства она взяла миниатюрную лампу-звездочку и поднесла ее поближе: крюк, казалось, начал терять четкость и ускользать от взора.

Поставив лампу обратно, она откинула крюк, и картина распахнулась на петлях, будто дверь.

Внутри обнаружился небольшой шкафчик. На бархатной подушке покоился закрученный спиралью рог из слоновой кости, на конце его блестела крохотная серебряная точка.

Венди припомнила слова Галена:

– Форма серебряного ключа была придана рогу единорога Уайзкрафтом Каделлином. Он дал нам ключ. Ключ может открывать врата.

Она протянула руку и взяла его. Пальцы слегка покалывало.

– Ладно. Самый могущественный волшебный предмет на свете я добыла. И что мне теперь с ним делать?

В окнах послышался шум. Она обернулась и увидела множество заглядывающих внутрь глаз. Снаружи собралась толпа. Там стояли матросы в шапочках с помпонами, тельняшках и шейных платках, но глаза их были совершенно черные, словно у зверей. У припавших к оконным рамам существ в длинных черных мундирах с начищенными пуговицами и треуголках лица лоснились черным мехом и трепетали длинные кошачьи усы.

Один окликнул ее:

– Эвоэ, красавица. Можно нам войти? – И улыбнулся, показав белые и кровожадно острые зубы.

Венди взвизгнула:

– Нет! Оставайтесь там! – и с такой горячностью задернула портьеры, что ее развернуло лицом к комнате.

На дальней стене суровое темное лицо на портрете повернулось и посмотрело на нее:

– Отдай мне Клаваргент, – произнесли нарисованные губы.

Она наставила на него рог.

– Оставайся на месте! – крикнула она.

Портрет тут же стал неподвижным – просто картина на стене. Но голова у изображенного на нем человека осталась наклоненной под иным углом, нежели в течение предыдущих столетий.

Это зрелище испугало ее. Голос из-за занавесок негромко позвал:

– Ну же, красавица, ты ведь не возражаешь, если мы войдем? Мы покажем тебе замечательные фокусы!

Она схватила серебряную лампу и бросилась вон из комнаты, шлепая босыми ногами по каменному полу.

Венди бежала куда глаза глядят. Она взлетела по лестнице. Широкий балкон выходил в сад: там одетый в плащ из пепла великан с волосами и бородой цвета дыма перешагивал через деревья. На лицо его страшно было смотреть: зубы стиснуты, глаза пылают, глубокие морщины гнева избороздили щеки. Оно дышало такой злобой и гневом, словно никогда не знало покоя. Как только Венди выглянула, гигант вытащил из-за пояса два факела, уставился на них, и его огненный взгляд запалил оба ярким пламенем.

Она побежала по коридору. Здесь висело множество картин с охотничьими сценами. Юная женщина наставила рог единорога на сфинкса, припавшего к земле под сенью миртового дерева.

– Где страна золота, в которой хранятся талисманы? – потребовала она.

Изображение повернулось к ней: завораживающий взгляд, загадочная улыбка.

– Ты знаешь, где она лежит, и тысячу раз видела вход в нее.

– Спасибо! Возвращайся в сон! Венди побежала.

Детский стишок вертелся у нее в голове: «Пять ворон принесут серебра кусочек, шесть ворон принесут золота горшочек… » Она высматривала коридор с воронами.

В окна по правую руку рвался свет факелов. Там закованные в латы рыцари проезжали на гниющих конях через бухту, с мечей у них капали кровь и гной, а долетавший запах напомнил Венди больницу.

Один из рыцарей закричал, призывая ее смирить эгоизм и гордость и не пытаться в одиночку обороняться от них. Она не ответила, но побежала быстрее.

Прямо перед ней оказалось открытое окно, оттуда ухмылялась усатая тюленья морда. Скаля острые зубы, зверь сделал непристойный жест перепончатой лапой.

– Сюда, моя красотка!

Венди взвизгнула и метнулась в другую сторону, зовя Ворона.

И неожиданно выскочила на балкон, выходящий на крышу.

Балкон тянулся вдоль всего южного крыла. Сквозь открытую дверь на другом его конце виднелись гобелены и вороны нужного коридора. Но путь туда лежал по галерее, где от шевелящейся внизу во дворе армии ее не отделяло даже окно – ничего, кроме ряда столбов, поддерживающих край крыши.

Облаченная в сутану титаническая громадина, гораздо больше огненного великана, неоглядная, словно космос, перешагнула через здание во двор. Женское лицо чудовища было выковано из железа. В руках она держала бич, свитый из кандалов и цепей. За ней, вброд по морю, двигалась другая огромная тень в капюшоне, несущая лампу с заключенными в ней маленькими огоньками (похожими на тот, что она видела некогда в руке у Галена) и огромный серп.

Сделав еще шаг, жуткая фигура оказалась уже на другой стороне дома.

Венди спрятала лампу в карман и осторожно, крадучись, двинулась по балкону. Она затаила дыхание и шла на цыпочках, шаг, еще…

– Хой, парни, она там!

Мгновенно поднялся страшный гвалт, крики, вопли и смех. Венди сорвалась на бег, выкрикивая имя Ворона. Она недоумевала, почему никто из чудовищ во дворе не стреляет в нее, хотя у некоторых рыцарей были луки, а тюлени, одетые пиратами, имели при себе кремневые пистолеты и мушкеты.

Она миновала уже половину галереи, когда визг и хохот резко стихли. Венди хотела поднажать, но бежать по холодным каменным плитам в одних носках больно, к тому же она начала выдыхаться.

В наступивший тишине послышалось негромкое жалобное ржание.

Волшебник, облаченный в тело Галена, бесшумно спускался с неба верхом на крылатой лошадке. Он приземлился на крышу, куда выходил балкон, почти прямо между беглянкой и ее целью. В руке вместо посоха он держал черенок от швабры, занавеска цвета королевского пурпура окутывала его плечи. Шею охватывала цепочка с амулетами силы.

Венди резко затормозила, глаза у нее округлились.

Чародей спешился. С сон-лошадкой явно обошлись жестоко: черные вожжи туго охватывали морду, бока покрывали кровоточащие отметины от шпор и хлыста. Лошадка подняла на нее печальные глаза того же лавандового цвета, что и у единорога.

Внезапная ярость и жалость к животному придали Венди мужества.

Она выпрямилась, вытащила из кармана лампу и, держа рог единорога будто меч, пошла на волшебника, хотя ноги у нее дрожали.

Тот же голос, что говорил с портрета, теперь раздался из уст Галена. Его пылающий взгляд излучал такую пронзительную притягательность, что Венди недоумевала, как можно было хоть на миг обмануться и принять его за Галена.

– Юница, то, что ты держишь в руке, – мое. Ты сомневаешься в моем праве?

Подойдя ближе, Венди разглядела, что узурпатор стоит не на самом балконе, а на крыше рядом с ним. Чтобы добраться до двери, придется пройти мимо него, но дорогу он не загораживает.

– У тебя нет никаких прав! – ответила она. – Сгинь!

– Ты хотя бы не возражаешь, если мы обсудим этот вопрос? Ты наверняка хочешь знать, где находится твой молодой муж? – И он шагнул было между столбов.

– Нет! – крикнула она. – Нам нечего обсуждать! Я не хочу с тобой разговаривать!

Он небрежно убрал ногу, но Венди видела, как она у него дернулась, словно он обо что-то стукнулся, и рассмеялась.

И она подошла к нему так близко, что он мог бы протянуть руку и коснуться ее, но не сделал этого. Поначалу она ступала неуверенно, затем ее шаги сделались более твердыми, и она храбро прошла мимо него.

Теперь чародей двинулся вдоль по крыше, на расстоянии вытянутой руки от противницы, приноравливаясь к ее шагам. Он по-прежнему не прикасался к ней, хотя, казалось, ничто ему не мешало.

– Я принес тебе дар…

– Он мне не нужен!

– Ты вошла в мой дом без разрешения…

– Неправда! Он больше не твой!

– Я уйду, юная барышня, если вы извинитесь хотя бы за…

Она повернулась к нему с пылающими глазами и выпалила:

– Птица, которая хранит твое имя, больше не слетит к тебе на руку, когда ты позовешь!

Лицо его исказилось от ужаса и горя, и он отшатнулся, уронив швабру, одну руку прижав к животу, а другой закрывая лицо.

Венди побежала к двери, но сухое рыдание за спиной долетало до ее слуха. У двери она обернулась.

Азраил стоял всего в нескольких футах от нее, снова выпрямившись. Холодная гордость задушила уязвившее его минутное раскаяние. Он крикнул безжалостно и повелительно:

– Все, что я сделал, я сделал для блага человечества! Я бросаю вызов богам и проклинаю их! Их духи и ангелы станут рабами людей, как мы некогда были их рабами!

Венди крикнула в ответ:

– Я знаю таких, как ты! Спорим, ты делал это исключительно ради себя!

– Пари! Я принимаю его. Я заберу выигрыш в то время и таким образом, каким сам выберу, и мир будет свидетелем.

И он шагнул на балкон, протянув одну руку к Венди, а другой касаясь своего ожерелья.

Лошадка у него за спиной произнесла женским голосом:

– Запрети ему переступать порог.

И Венди запрыгнула спиной вперед в открытую дверь.

– Я объявляю балкон находящимся за пределами дома! Ты не можешь переступить этот порог, равно как и войти через любое другое окно, или дверь, или трубу, или отверстие в доме!

– Призови духов мира в свидетели, – подсказала лошадка.

Азраил сгреб ожерелье.

– Эвриаль, повелеваю древними именами, которые связывают тебя, умолкни.

– Духи мира, – произнесла Венди, – будьте свидетелями: тот, кого единорог назвала Азраилом, не может ни войти в этот дом, ни передать что-либо! Ни в какое время, никакими средствами!

– От чьего имени ты говоришь? – потребовал ответа Азраил и шагнул к двери, но не вошел внутрь.

У него за спиной лошадка отчаянно замотала головой.

– Я не обязана отвечать тебе! – крикнула Венди и топнула ногой.

Жестокая улыбка осветила лицо де Грэя.

– Может, и нет. Но у меня имеются слуги из явного мира, люди, не связанные законами магии. И в данный момент они идут на приступ. Слушай.

Где-то далеко внизу слышалось, как обутые в ботинки ноги пинками отворяют дверь, и до них долетали крики:

– Откройте! ФБР! Все арестованы! Рассредоточиться! Оцепить территорию! Преступники вооружены и опасны, поэтому стрелять без предупреждения!

Второй голос, более далекий, но все же отчетливый:

– Следуйте за ними. Добудем вещи, получим деньги. Пусть полицейские идут первыми и полягут. Мы как раз тут, чтобы порезвиться. Убивайте мужчин, насилуйте женщин.

Из другой части дома донесся звон разбитого стекла. Странные голоса, бессвязные и пьяные, затянули песню, и вместе с ними еще один голос закричал:

– Вперед, дети, ибо темный мессия повелевает! Аллилуйя!

Дом полнился эхом криков.

– Я охраню тебя от них. И благополучно разыщу и верну тебе твоего отсутствующего мужа, – произнес Азраил, сверкнув глазами, и протянул руку. – Отдай же мне серебряный ключ.

– Никогда! – крикнула она и помчалась прочь по коридору.