XXXIII

Пешт в очередной раз оглядел гостиную, проверяя, не забыл ли чего. Меньше всего он задумывался над тем, чтобы поразить своего посетителя богатым убранством помещения. Главным объектом в комнате должен быть сам Пешт, и ничто не должно помешать восприятию этого очевидного факта, а, напротив, лишь подчеркивать особую важность его персоны. Постоялый двор предоставил ему люкс из трех комнат, но пока только одну гостиную переоборудовали согласно его требованиям. Низкий столик был заменен своим старшим собратом более внушительных размеров, а традиционные подушки — полудюжиной стульев с прямыми спинками. Пешт не имел ни малейшего представления о том, где хозяину удалось раздобыть подобные предметы, но подозревал, что мебель доставили ему прямо из мастерской столяра, поскольку они еще не успели утратить характерные запахи клея и лака. Усевшись на стул лицом к двери, он приготовился ждать.

В этой позе он просидел минут пятнадцать, пока не раздался осторожный стук в дверь. Пешт быстро встал, открыл дверь и тут же снова закрыл ее, едва посетитель переступил порог комнаты. Затем он задвинул засов, ибо на собственном опыте уже успел убедиться в том, что в местных условиях только так можно обеспечить неприкосновенность своего жилища.

Замки и засовы, по наблюдениям Пешта, считались привилегией домов и офисов семи знатных семей Усугумо, а также шидоши. Замок в городе был единственным способом установить личность его владельца. Именно благодаря сделанному открытию Пешту удалось выйти на пресловутого хозяина железного рудника. Все строения вокруг шахты имели надежные замки, однако двери официального владельца рудника оказались незапертыми. Одним словом, это была загадка для дураков.

Посетитель молча вошел в комнату и занял место, указанное ему хозяином номера. Пешт налил в две маленькие чашечки будошу[5], ожидая, пока гость предъявит свои верительные грамоты. Перед ним находился Субаши Чи — саньо (*6) и верховный жрец Аматуказа, совершивший это путешествие с определенным риском для себя.

Между Усугумо и Аматуказом все еще сохранялось перемирие, подписанное накануне злополучной атаки Воста на позиции Такуды и его союзников тремя днями ранее. Среди многих других вопросов Пешт надеялся выяснить для себя и то, насколько искренним было желание правительств обоих анклавов соблюдать и дальше условия перемирия.

— Надеюсь, что вы без труда нашли мое жилище, — издалека начал разговор Пешт.

Гость утвердительно кивнул и улыбнулся.

— Многое изменилось с той поры, когда я говорил с вашим агентом, — продолжил Пешт. — Помимо вас, мы получили и другие предложения, которые нуждаются в тщательном изучении.

Субаши Чи неподвижно сидел на стуле, устремив твердый взгляд на своего собеседника, словно пытаясь оценить его силу и слабости.

Традиционно владыки Аматуказа находились в перманентном конфликте с двумя другими анклавами. Антипатия между ними существовала с незапамятных времен. Правители Аматуказа всегда считали, что Озио и Усугумо свернули с единственно верного пути и, хотя продолжали оказывать номинальное уважение властелинам теократического государства, оставались в их глазах закоренелыми еретиками.

Правящий класс Озио принял как догму опасное заблуждение, что только представители аристократии могут быть лидерами народа. Крестьяне рассматривались как низшие существа, чье предназначение — потом и кровью оплачивать прихоти хозяев. Аристократия Озио утратила чувство реальности, пренебрегая нуждами народа и возведя грубую силу в государственный абсолют.

Олигархия Усугумо поставила свои личные выгоды выше интересов подавляющего большинства населения. С течением времени она захватила полный контроль над производством и распределением доходов. Однако вопреки тому очевидному факту, что они превратились в презренных мошенников, правители Озио не собирались покончить с их позорным режимом под надуманным предлогом, что подобный шаг мог подорвать благосостояние других анклавов.

Чи отдавал себе отчет в том, что разумнее покорить Усугумо, нежели уничтожить его. Саньо Аматуказа планировали эту акцию уже в течение нескольких веков. Сейчас наконец появился человек, способный помочь им осуществить давно задуманное. Силы, которыми располагал этот маленький человек, могли поставить Усугумо на колени, что позволяло избежать такой крайней меры, как поголовное уничтожение всего населения анклава. Но Чи интересовало, что этот человек мог потребовать взамен. Он надеялся, что узнает о его планах уже сегодня.

— Я могу многое сделать для вас, Чи, — напомнил Пешт, так и не дождавшись реакции саньо на свое последнее заявление.

Субаши Чи медленно поднес к губам чашечку с будошу и слегка пригубил напиток.

Пешт ощущал пряный аромат подогретого вина. Он заказал лучший сорт будошу из имевшихся в наличии и надеялся, что саньо должным образом оценит этот знак внимания.

— Вы уже и так много сделали для меня. Будошу выше всяких похвал и не имеет себе равных. Я ваш должник.

Пешт был достаточно умен, чтобы оценить скрытый смысл слов Субаши Чи. Люди в анклавах были, по его мнению, чертовски чувствительны к пустым формальностям.

Помнится, Сираюки едва не свалился на пол, когда услышал о предполагаемом усыновлении Кендала. Тогда ему пришлось слегка ослабить нажим, чтобы шидоша сам понял, что деваться ему некуда. Окончательное согласие от Сираюки было получено не далее как сегодня утром, и Пешт был настроен весьма оптимистично во всем, что касалось его собственного будущего. Саньо не явился бы сюда без намерения сделать ему еще более солидное предложение. Будошу и другое угощение были заказаны задолго до встречи, но вполне вероятно, что именно они помогли саньо принять окончательное решение. Чи не обязательно было знать, что Пешт заказал их, чтобы отпраздновать собственный успех. Пусть старик думает что хочет.

— У нас в Аматуказа, — начал Чи, прочистив горло, — существует строгая система иерархии. Нам потребовались многие годы, чтобы достичь столь совершенного уровня управления. Наш путь был долгим и трудным, и открыт он лишь избранным. Многие мечтали пройти его, но лишь единицы поняли смысл путешествия.

Чи сделал небольшую паузу. «Надо дать понять этому пришельцу со звезд, — решил саньо, как он сам и его товарищи себя называли, — насколько велика привычка к слепому повиновению среди нашего народа».

Одним из основных аргументов, дававших жителям Аматуказа повод ощутить свое превосходство над остальными обитателями планеты, была тщательно продуманная система тренировки.

— Вы должны понять и впитать в себя великую концепцию пяти. Это и пятикратная дорога к просвещению, и пять основ вечной истины.

— Вы собираетесь прочесть мне лекцию по философии? — кисло осведомился Пешт. — Я уже слушал эти сказки от одного из ваших единомышленников, с которым я не так давно разговаривал. Он, как и вы, был до ушей напичкан высокими идеями. Буду откровенен, Чи, мне нет дела до этих ваших хреновин. Я человек дела и хочу знать, что вам нужно от меня и что вы можете предложить мне. Остальное меня не интересует. Я не ищу себе награды в грядущей жизни или даже в ближайшем будущем. Еще меньше меня интересует мой внутренний мир. Если потребуется, я сам займусь этим. Давайте лучше перейдем прямо к делу.

— Но нет ничего важнее душевного покоя. Все соблазны нашего сегодняшнего бытия — ничто по сравнению с тем, что ожидает нас в ином мире. Ради этого младшие члены нашего ордена носят грубые одежды, спят на голом полу и довольствуются горстью риса. Им необходимо познать собственный внутренний мир, дать прорасти росткам познания. Простота есть основа основ.

— Прекрасно. Значит, ради простоты ваши храмы иллюминированы по ночам, а вы носите вышитую одежду и драгоценности, которые стоят целое состояние. Ради нее одной вы изучаете, как распознать качество будошу, которым вас угощают. Оставьте для других эти басни о пользе простоты и бедности! Ваша доморощенная великая идея пяти основ не простирается дальше пяти блюд и бутылок вина во время каждой трапезы и пяти молоденьких простушек под боком, когда вы отправляетесь спать. Хватит мне вешать лапшу на уши!

Пешт остался доволен собой. Переговоры с позиции силы всегда были его любимым коньком.

— Существуют разные пути, — согласился саньо, опуская глаза к столу. — Они существовали всегда. В нашей власти возвести вас в самый высокий сан нашего ордена. Вы можете стать адептом второго уровня, полным саньо.

— Я не уверен, что мне понравится быть священником, — усмехнулся Пешт. — Я хочу большего. Может быть, даже больше, чем вы способны мне дать. Кто в вашей иерархии выше вас?

— Нет никого, кто стоял бы выше меня. Разве что самые великие философы и мудрецы, заложившие основы нашей религии.

— Тогда я стану одним из них и скажу вам, что и когда надо делать. Это будет и приятно, и справедливо.

— Но это даст вам такую власть, какой еще никто не обладал в этом мире!

— Не совсем так. Вы забыли о парне, который придумал эту приманку для дураков. Право, жаль, что все эти ребята уже отдали концы. Или, может быть, они никогда и не существовали?

— Они не только существовали, но и были исполинами силы и простоты духа. Они были мыслителями.

— Следовательно, пришло время сменить ориентиры. Пришло время человека действия! Действовать я умею, можете мне поверить. Я займусь этим, когда Аматуказ станет единственной силой на этой планете. Боюсь только, что вы, ребята, так долго протирали себе штаны, что вообще разучились что-нибудь делать. Послушайте, Чи. У меня есть возможности, у вас — желание сделать нечто такое, о чем все ваши мудрецы не додумались за пять столетий. Сейчас мое время. Проглотите свой гонор или что там у вас есть и взгляните правде в глаза. Сделайте меня глашатаем вашего Бога. Поверьте, я прошу совсем немного.

— Мне придется подумать об этом, — отвечал саньо, поднимаясь со своего места, — и хорошо подумать. Ставка в игре — будущее Аматуказа. Но мне кажется, что существует возможность прийти к согласию.

Пешт снизошел до того, что лично проводил гостя до двери. Коридор был пуст, и саньо удалился никем не замеченный. Закрыв за посетителем дверь, Пешт довольно ухмыльнулся.

— Ты думаешь, он клюнул на твою удочку? — спросил Сиагровс, появляясь в дверях спальни.

— Полагаю, что ты не пропустил ни единого слова из нашей беседы. Как ты относишься к его идейке быть простым и бедным? Лично я с трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться парню прямо в лицо.

— Мне понравилась мыслишка о том, как нам с тобой стать столпами религии, — заметил Сиагровс после того, как, проглотив то, что осталось от будошу в одной из маленьких чашечек, щедрой рукой наполнил для себя душистым вином более вместительную посудину. — На мой взгляд, ты вполне сгодишься на роль Конфуция или как его там. Хорошо, допустим, тебе удастся залезть на самый верх кучи. Что остается мне?

— А чего ты хочешь? В моих силах сделать тебя кем угодно. Как насчет того, чтобы сидеть справа от меня и быть гласом Божьим?

— По-моему, их религия не предусматривает существования Бога, — произнес Сиагровс с сомнением. — Хотя, конечно, я могу и ошибаться. У них место Бога занимают несколько давно отдавших концы недоумков, успевших в свое время наболтать кучу всякой чепухи.

— Пусть так. Но мы-то с тобой живы. Уж мы сумеем извлечь все выгоды из нашего положения. За себя я спокоен. Если найдутся идиоты, готовые сидеть у моих ног и смотреть мне в рот, не сомневайся, я найду что сказать. И они еще будут прыгать от радости, едва, я открою свою пасть и начну выдавать непререкаемые истины. Хуже будет, если они сами начнут задавать вопросы.

— А как Озио? — прервал его Сиагровс. — Пора бы появиться их представителю.

— Чего ты от них хочешь? Дикари они и есть дикари.

Пешт вылил остатки вина в свою чашку.

«Какой дурак придумал эти наперстки? — подумал он раздраженно. — Даже не успеваешь распробовать, что пьешь. Вот еще одно дельце, которым мне предстоит заняться. Какой смысл пить вообще, если сосуд настолько мал, что тебе сразу же приходится наливать второй».

— Проблема с Озио, — объяснил он, — состоит в том, что у этих парней рабские натуры. Военная система для того и существует, чтобы воспитывать в людях это качество. Они обещали все, что я только захочу. Даже предложили мне стать их королем. Объявили, что установление монархии — давняя сокровенная мечта граждан Озио. Но я пока еще не разговаривал с тем малым, кто сидит наверху кучи. Может быть, он может предложить мне императорский титул. В любом случае спорить он не станет, так что местечко за мной. Кое-кто предлагал мне замочить его. Понятно, что они употребили другое выражение, но смысл от этого не изменился.

Но видишь ли, в этой схеме есть один недостаток. Мочить королей может войти в привычку. Сколько времени им потребуется, чтобы найти нового парня, готового занять мое место? Я уж не говорю о том, что схожая мыслишка может постучаться в голову любого болвана, хотя бы одному из вас. Мне придется заняться ликвидацией кучи народа, прежде чем они додумаются заняться мной. Не думаю, чтобы мне понравилось править таким способом. Да и вы для меня слишком ценны, чтобы ни за что ни про что взять и перерезать вам горло.

Сиагровс с сомнением посмотрел на Пешта.

«Копьеносец» считался слабейшим из трех оставшихся роботов. Какие основания имелись у этого человечка с крысиным лицом претендовать на роль лидера?

— Мне больше нравятся парни из Усугумо, — произнес Сиагровс не совсем уверенно. — Мне кажется, я и в дальнейшем останусь при своем мнении.

— Я подумаю над твоими словами, — улыбнулся Пешт, — прежде чем приму окончательное решение. Не куксись, парень. При любом раскладе ты остаешься главной частью моего плана. Только представь себе, ты станешь почти Богом, если мы решим отправиться в Аматуказ.

XXXIV

Такуду разбудил аромат кофе, проникший сквозь дверь в его подземную спальню. Некоторое время он продолжал лежать в темноте с закрытыми глазами, позволяя знакомому запаху воскресить в его памяти воспоминания о минувших днях и мирах, оставшихся в прошлом. Такуда в первый раз попробовал кофе у одного из своих знакомых, получившего воспитание за пределами Синдиката Драконов, и с тех пор стал его ревностным поклонником. Чай, традиционный напиток жителей Синдиката Драконов, никогда особенно не привлекал его.

С тех пор как Бюсто перешел в группу Арсенольта, Такуда сам варил свой любимый напиток. Он рассматривал эту новую для себя обязанность как одно из преимуществ частной жизни. Сейчас эта привилегия перешла к его денщику из аборигенов. Такуда сел на походной койке и сунул ноги в тяжелые солдатские ботинки.

В соседней комнате священнодействовал титатае, ставший с недавних пор постоянным спутником командира ЭУК. Туземец с благоговением наблюдал за походной печуркой, на которой стоял закипающий кофейник. По личику создания прыгали синие отблески пламени, полыхавшего в чреве печи.

Титатае так добросовестно относился к исполнению своих обязанностей, что даже не заметил появления своего шефа. Такуда не хотел мешать повару. Делать все строго по правилам было одной из наиболее характерных черт лесного народца.

Заметив появление первых пузырьков воздуха на поверхности закипающей воды, Пита издал довольный воркующий звук. Из-за занавески, разделявшей комнату на две половины, ему ответили другие восторженные голоса, и в ту же минуту комната наполнилась целым выводком титатае, радостно пританцовывавших вокруг маленького очага. Впрочем, маленькие танцоры сразу же замерли на месте, заметив присутствие командира ЭУК. Аборигены с писком кинулись к выходу. Пита поднес командиру чашку горячего кофе.

Такуда взял из его рук чашку и присел на один из грубо сколоченных стульев, стоявших вокруг столь же незатейливого стола. Стол и стулья сделали сами титатае для удобства командира. Он не просил их об этой услуге; просто как-то в разговоре с Давудом обмолвился, что недолюбливает складные стулья. Этого замечания оказалось достаточно, чтобы уже на следующий день стол и пара стульев появились в помещении штаба. Скорее всего аборигенам пришлось специально расспрашивать о конструкции этих предметов других членов ЭУК, так как туземцы никогда не пользовались мебелью. Титатае вообще стремились проявить максимум внимания не только к Такуде, но и ко всем остальным членам отряда.

Надо полагать, они мало разбирались в системе военной иерархии. Ко всем людям они относились одинаково, хотя и продолжали считать их скорее богами, нежели простыми смертными. Их отношение к людям прошло длинный путь эволюции от страха, возникшего при первой встрече, через терпимость к открытому обожанию. После же первого знакомства с «Саранчой» обожание сменилось раболепным преклонением. Тот факт, что Такуда формально являлся вождем людей, не имело для аборигенов особого значения. Он был человеком, и этого факта для них оказалось вполне достаточно.

Раболепное поклонение титатае изрядно раздражало Такуду, который не без оснований полагал, что оно способно нарушить привычные взаимоотношения между командиром и подчиненными, что, в свою очередь, может отразиться на боеспособности отряда. Пока у Такуды не было особых причин для беспокойства, но что их ожидает в будущем? Обстоятельства требовали от него с особым вниманием относиться к исполнению солдатами воинского долга.

У других людей также появились слуги. Вначале аборигены сопровождали новых хозяев только во время исполнения теми служебных обязанностей. Маленьких туземцев особенно интересовали техи, вскрывавшие на их глазах «кожу» гигантских машин и копавшиеся в их внутренностях. Постепенно они превращались в прилежных учеников и аккуратных помощников. В результате ни один человек никуда не мог пойти без сопровождения персонального адъютанта. Со временем титатае взяли на себя всю заботу о людях, выполняя их поручения, обеспечивая всем необходимым и предугадывая желания. Однажды Такуда случайно обронил фразу, что ему понравился цвет и аромат полевых цветов, произраставших неподалеку от бункера. Уже на следующее утро вся территория, примыкающая к лагерю, оказалась покрыта сплошным ковром розовых растений, которые аборигены ухитрились пересадить сюда за одну ночь. С этого дня шо-са тщательно следил за своей речью. Правда, далеко не все члены отряда были всегда столь же деликатны по отношению к своим маленьким союзникам. Хуже всех вел себя Дана Ласт. Как-то, получив задание занять позицию среди огромных камней на опушке леса, он посетовал на то, что одна особенно крупная глыба оказалась непосредственно у него за спиной. Когда адъютант-титатае обнаружил, что в одиночку ему не справиться с крупным камнем, он обратился за помощью к своим собратьям. В течение дня целый отряд аборигенов трудился над перемещением злополучной глыбы. К сожалению, история на этом не закончилась. Едва работа была завершена, Ласт пришел к выводу, что с удалением камня его позиция стала более уязвимой. Пришлось аборигенам организовать новый отряд, дабы водрузить монолит на прежнее место. Работа тем не менее была выполнена настолько тщательно, что не осталось ни малейших следов двухдневного кропотливого труда.

Однако Ласт на этом не успокоился, и пришлось бы туземцам выполнять его новые бессмысленные приказы, если бы на позиции не появился Свелен Хорг. Он уже некоторое время наблюдал за фокусами своего товарища и, когда понял, что Ласт собирается и дальше продолжать дурацкую игру, решил, что ситуация требует немедленного вмешательства.

Он отозвал товарища в сторону и, не повышая голоса, твердо потребовал от него прекратить издевательства над туземцами.

Ласт пытался оправдаться, утверждая, что это была всего лишь невинная шутка, но Хорг был неумолим.

— Если шутка затянется, — предупредил он, — пеняй на себя. Я тоже любитель пошутить и стесняться не стану. Только вот не уверен, хватит ли у тебя самого чувства юмора.

Каждый остался при своем мнении, но инцидент был на этом исчерпан.

Холли Гудъолл, водитель «Саранчи», подкинула Такуде еще одну проблему. Как и у всех других членов ЭУК, у нее был свой паж. Кроме того, будучи водителем почитаемой аборигенами машины, она пользовалась настолько большой популярностью у титатае, что это мешало ей работать.

Как-то около полудня она явилась к Такуде в сопровождении крошечного малыша, не старше года от роду.

— Сэр, — обратилась Гудъолл к командиру, — у меня проблема. Хотите смейтесь, хотите нет, но я стала матерью. Поверьте: я не имею к этому никакого отношения, но титатае почему-то решили, что я должна воспитывать этого подкидыша. Посоветуйте, что мне делать.

Такуда и сам был поставлен в тупик. За долгие годы армейской службы ему еще не приходилось сталкиваться с подобными проблемами. Разумеется, бывали случаи, когда у женщин-военнослужащих рождались дети. В курсе подготовки полевых командиров этому было посвящено несколько специальных занятий. Но ни в каком курсе не содержались рекомендации, как вести себя при усыновлении негуманоидного ребенка.

Синдикат Драконов, да и никакая другая планета Внутренней Сферы не вели переговоров с негуманоидными расами. Колонизация новой планеты сводилась лишь к строительству новых человеческих поселений.

Не зная, как ему поступить, он решил посоветоваться с Дакодо, Докаепи и Тотито.

Все приглашенные собрались в бункере Такуды. Шо-са объяснил ситуацию, постаравшись не упустить ни единого факта странной истории. В самом начале совещания появился Эммердин Нит и доложил, что и в его отделение тоже был доставлен один ребенок титатае. И Гудъолл и Нит пытались проявить максимум такта, но не скрывали своего желания избавиться от дополнительной ответственности. Трое вождей племени обещали собрать своих собратьев и попытаться как-то разрешить ситуацию.

Но и у титатае возникли свои проблемы. Весть о появлении новых людей распространилась по зарослям со скоростью лесного пожара. Одна за другой стали прибывать делегации от соседних племен, желавшие увидеть пришельцев собственными глазами. Поток паломников нарастал день ото дня, и скоро сотни туземцев ежедневно толпились вокруг лагеря. По традиции принимающая сторона должна была обеспечить всех гостей едой и жилищем, но это было уже выше возможностей Тотито и Докаепи.

Когда совет снова собрался для обсуждения проблемы приемных детей, Такуда был приглашен на него в качестве почетного гостя. Хотя люди и титатае проживали на планете бок о бок уже пять столетий, это был первый случай подобного рода.

Такуда явился на совет, готовый ответить на многочисленные вопросы аборигенов. К его крайнему удивлению, вопросов он не услышал, а если быть совершенно точным, ему вообще не пришлось открыть рта. Совет протекал в лучших традициях племени. Поскольку тема была достаточно важной, страсть аборигенов к пространным речам проявилась на этот раз во всем своем блеске.

Открыла дебаты Папае, самый молодой член совета. Она напомнила собравшимся о тысячелетних традициях титатае от зари истории до последних дней, коснулась темы особой важности детей в жизни племени, не забыв упомянуть о пользе просвещения. Ко всему прочему она старалась говорить нарочито медленно, чтобы Дакодо успевал перевести ее слова сидевшему рядом Такуде. К середине речи она добралась до момента первого появления людей на планете и детально проанализировала эволюцию отношений между людьми и титатае, постаравшись не упустить ни одной мелочи.

Такуда нашел историю весьма интересной и поучительной, хотя и слегка затянутой. Но по мере того, как Папае продолжала говорить, шо-са все чаще с тревогой спрашивал себя, когда же она наконец коснется проблемы, ради которой они, собственно, собрались здесь. К концу пятого часа своего выступления оратор действительно упомянула о существовании такой проблемы и, весьма довольная собой, вернулась на свое место.

Сейчас, подумал Такуда, они начнут задавать мне вопросы.

Не тут-то было. Немедленно поднялся следующий оратор и почти дословно начал повторять речь своей предшественницы.

К тому же ради удобства переводчика он говорил еще медленнее, чем Папае.

После первого часа его выступления Такуда перестал вслушиваться в равномерное бормотание Дакодо. После второго он почувствовал, что его глаза начинают слипаться. К концу третьего шо-са едва мог бороться со сном.

Между тем собрание шло своим чередом. Один оратор сменял другого, и все начиналось сначала.

Фактически выступавшие говорили о разных инцидентах, случившихся в разное время у разных племен, но шо-са не мог знать всего этого.